Онтология и определение картины мира как антропоцентрического понятия

Картина мира, довольно популярное понятие в современной науке и философии, приобрело значительное распространение, которое можно объяснить, по крайней мере, тремя причинами: его емкостью, метафоричностью и универсальностью.

К сожалению, приходится констатировать, что все его вышеупомянутые преимущества обусловили ряд важных проблем методологического характера.

Так, под понятием “емкость” можно понимать разнообразнейшие гносеологические явления на разных уровнях знания, от философского до конкретно-ситуативного (наивного) или научного; метафоричность – судьба огромного числа научных терминов – с одного стороны облегчает задачу ученых, позволяя оставить проблему четкого определения КМ как научной категории на будущее – период, длящийся уже как минимум тридцать лет; универсальность же сделала возможным “свертывание” определения КМ к ее отдельнонаучным разновидностям.

Несмотря на это, и здесь достигнуто достаточно впечатляющих успехов. Отметим, что большинство перечисленных нами ниже авторов - лингвисты, так как, по справедливому замечанию О.С. Кубряковой, в первую очередь, язык предоставляет самые очевидные свидетельства миропознания человека [2004]. Довольно широко употребляемые и уже довольно хорошо изученные такие КМ, как научная [Планк 1958; Герц 1973; Степин 1976, 1981, 1994], наивная [Апресян 1997] языковая [Брутян 1973; Серебренников 1983; Арутюнова 1987; Уфимцева 1988; Постовалова 1988; Телия 1988; Вайсгербер 1993; Пищальникова 1998; Барт 1994; Кубрякова 2004] и мн. др., национальная [Тарасов 2002; Попова, Стернин 2003; Корнилов 2003], астрономическая [Степин 1993; Цицин 1996], и дальше, по областям наук, а также образная [Сукаленко 1992; Бєлєхова 2002], поэтическая [Tsur 1992; Gibbs 1994; Freeman 2000; Воробйова 2004], мифо-эпическая [Топорова 1998], политическая, информационная и др.

Вместе с тем, разработанность узкоспециальных картин мира, огромный объем эмпирического материала наблюдений их свойств, к сожалению, пока не привели к качественной метаморфозе этого материала. Первым значительным затруднением является признание того, что такое обобщающее понятие, которым является картина мира, довольно сложно определить через его собственную природу, которая претендует на универсальность и комплексность.

Впервые сформированная как понятие в философии [Виттгенштейн 1994], КМ стала искать место в рамках ее методологии. Однако характерным является факт, что современные философские энциклопедические словари [см., например, ФЭС 1997] не содержат соответствующей статьи, отсылая читателя к определению научной КМ, допуская тем самым, что философская и научная КМ - понятия равнозначные - положение, которые противоречит статусу указанных областей знания.

В связи с тем, что решение этой проблемы лежит далеко за пределами этого исследования, можно попробовать найти решение более узкой, но не менее важной задачи: определить картину мира в видовом плане, т.е. определить, чем является КМ среди продуктов когнитивной деятельности человека подобного порядка.

На первый взгляд, вопрос выглядит немного неуместным. Эту проблему, в отличие от многих других, рассматривают как уже решенную, определение устоялось. Несмотря на незначительные расхождения в его трактовании как картины [Арутюнова 1987; Постовалова 1988; Телия 1988; Серебренников 1988; Яковлева 1994; Кубрякова 1996; Апресян 1997; Болдырев 2001; Уфимцева 2002] или как образа мира [Попова, Стернин 2002], и в данное время активное изучение сущности предмета продолжается. Однако в этой ситуации и заложена причина необходимости пересмотра определения КМ в связи с тем, что в процессе ее изучения раскрываются чем далее, тем все новые и новые черты.

Другой, органической для лингвистики причиной попыток решить эту проблему является определение КМ в пределах методологии постмодернизма. Как отмечалось во вступлении, КМ, один из продуктов миропознания человека, может считаться структурой по типу дискурса, а ее характеристики - изучаться как дискурсивные.

Важным условием для верного определения любого понятия является выделение его свойств и функций. В этом направлении сделаны довольно успешные шаги.

Так, В.И.Постоваловой описаны динамические (эволюционные), субстантивные (структурные) и атрибутивные (имманентные) признаки КМ [Роль...1988], основные функции (интерпретационная и регулятивная) КМ. Позднее были выработаны “идеологические” критерии ориентации КМ - или на объективные, или на антропоцентрические характеристики действительности [Цофнас 1999], что обусловило обобщающую завершенность определения КМ.

Основными видовыми критериями КМ в онтологическом аспекте является наличие:

а) объективной или антропоцентрической ориентации;

б) определенного субъекта, объекта и продукта отображения (собственно КМ, ее структуры, субстрата и атрибутов);

в) эволюционной перспективы КМ (зарождение, развитие, появление внутреннего разногласия, стагнация и распад);

г) определенного механизма отображения действительности.

Указанные критерии, безусловно, не могут считаться исчерпывающими, но они, во всяком случае, позволяют в своей совокупности определить КМ в родовом плане как сумму необходимых структурных и качественных свойств, релевантных для филологической науки.

Именно на этом этапе и возникает сложность формулирования адекватной дефиниции КМ, учитывающей все вышеопределенные аспекты. В ряде случаев такие определения, стремясь к максимальному обобщению, теряют тот или иной важный компонент, который и придает КМ родовые отличия, тем самым сводя задачу дефиниции на нет.

Самое простое и довольно распространенное определение КМ как субъективного образа объективного мира вызывает некоторые сомнения. Оно в первой его части слишком суживает роль научного познания в ее формировании, а во второй - область отражаемого ею. Естественно, что объективность научной истинности ограничивается относительностью человеческого знания. Однако опора на продукт такого субъективного отображения оправдывает себя в разнообразной человеческой практике. Тогда, согласно определению, приведенному выше, события, которые пока что находятся за пределами достоверных объяснений, но также служат людям поведенческим ориентиром в повседневной практике, для КМ практически не существуют. С другой стороны, вопрос о субъективности в познавательном процессе также далеко не однозначен. Объективация человеческого знания, которая происходит в процессе практики, - общее место в науке, что имеет доказательные эмпирические обоснования. Таким образом, отображение окружающего мира не обязательно субъективно.

Вторая часть этого определения затрагивает другой вопрос: всегда ли объективную реальность отображает КМ?

Проблема опосредствованного отображения субъективного, т.е. индивидуального и коллективного сознания в картине мира, в данном случае слишком очевидна и не обсуждается. Здесь имеется в виду немного другое: что “помимо сознания человек является носителем еще и другой, особой, неявной для него самого идеальной реальности. Она столь же глубоко сложна и подвижна, как и противолежащая ей материальная сторона бытия...” [Абрамов 1991: 3], речь идет о снах, которые невольно возникают, видениях, навязчивых мыслях и образах, озарениях, т.е. “вся данность сознания, существующая помимо воли или желания обладающего ею субъекта” [Абрамов 1991: 111]. Кроме того, из второй части определения остается неясным, как в картине мира отображается саморефлексия - важнейший гносеологический процесс.

Одним из ярчайший примеров отображения необъективной реальности в объективных формах является художественный дискурс. В глобальном масштабе он имманентно является изображением созданной в воображении автора, т.е. виртуальной, реальности, с другой стороны, отдельные литературные жанры могут считаться “более субъективными”, чем другие. Здесь речь идет о разнообразных утопиях (Дж. Свифт, Дж. Оруэлл, Г.Замятин), фэнтези (Э. Берджесс, Дж. Толкиен), и фантастика (С. Лем, Р.Бредбери и др.).

Определение “упорядоченная совокупность знаний в действительности, сформировавшаяся в общественном, а также групповом и индивидуальном сознании” [Попова, Стернин 2003: 4] также нельзя считать до конца удовлетворительным, если рассматривать “знание” как “самое общее выражение для обозначения теоретической деятельности ума, имеющей притязание на объективную истину” [Брокгауз, Эфрон, <http://infolio.asf.ru/Sprav/Brokgaus/1/1709.htm>]. В таком случае, любая общая энциклопедия или наука может претендовать на такое определение, лишь с тем замечанием, что она закреплена не в сознании субъекта любого масштаба, а в виде текста, который также не исключает возможности трактовать КМ как дискурс.

С этим определением связана и еще одна, не менее важная гносеологическая проблема, проблема масштаба субъекта КМ и связанного с этим ее соответствия действительности. До недавнего времени утверждалось, что “подлинно адекватный глобальный и целостный образ мира может создать только коллективный субъект в процессе всестороннего постижения внешнего мира, созидая общую картину мира, в которой снимаются все нюансы индивидуального восприятия” [Постовалова 1988: 31] (выделение мое – Е.Б.). Новейший опыт человечества свидетельствует, что коллективно созданный безупречно целостный и логический образ мира не только в принципе может быть, но и бывает неадекватным, ошибочным и потому временами преступным, антигуманным. Регулятивная функция таких картин мира знаменуется, наконец, возникновением резкой дисгармонии индивидуального и социального развития человека, актами терроризма, гуманитарными катастрофами, следствия которых крайне сложно преодолеть.

Наиболее удачным нам представляется определение КМ В.И. Постоваловой как “исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировоззрения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека” [1988: 19-20].

Однако и здесь возникает ряд разногласий. Так, по нашему мнению, КМ является отображением не только сущностных, но и индивидуальных, уникальных, субъективно воспринятых свойств мира, собственно и формирующих концептосферу человека, группы, общества в целом. Во-вторых, не совсем ясно, что следует понимать под всей духовной активностью человека, и почему материальная активность человека в данном случае исключается. Возможно, автор понимает материальное создание как форму духовной активности человека, однако это не очевидно. Человек во всех упомянутых определениях представлен исключительно созерцателем, или наблюдателем; не учтен тот фактор, что человек и сам изменяет действительность в процессе когниции, таким образом, этот процесс является двусторонним. В связи с этим в определениях не учтена важнейшая, регулятивная функцию КМ, которая является не только продуктом познания, но и фактором, который обуславливает его дальнейший ход и вообще любую деятельность человека, в том числе и языковую.

Учитывая все сказанное, рабочее определение КМ может быть представлено как глобальный динамический образ мира во всем многообразии его свойств, который лежит в основе мировоззрения человека, группы или общества и является результатом и регулятором всех видов деятельности ее носителей. Здесь отметим, что для определения КМ как дискурса имеются все необходимые компоненты от когнитивного до вербального уровня, от эвристической до локутивной составляющей.

Следующим, не менее крупным вопросом, который возникает перед исследователем, является типология КМ. Учитывая то, что мы понимаем ее как “дискурс метода”, в первую очередь, метода интерпретации места человека в нем, можно предположить по крайней мере две полярные возможности существования такого дискурса: с человеком как центром мира и вне нее.