Стилистика и синергетика дискурса

Л.С. Пихтовникова

Дискурс является многомерным явлением, которое имеет целый ряд дефиниций [Шевченко, Морозова 2003.]. Рассматривая дискурс с разных точек зрения, обнаруживаем его новые свойства, получаем новые знания, которые пока что не удается свести в единую систему. Это свидетельствует лишь о том, что теория дискурса еще далека от завершения и нужны новые системные идеи для адекватного отображения этого сложного феномена.

Можно ли считать дискурс системой, которая самоорганизуется, и в каком смысле? Какая роль стиля в образовании дискурса? Сейчас мы можем сделать лишь попытку ответить на эти вопросы без претензий на завершенность и истину в конечной инстанции.

Согласно синергетическим представлениям система, которая самоорганизуется, (например, дискурс) должна состоять как минимум из двух иерархических подсистем, способных моделировать состояние друг друга, а также состояние системного окружения. По образно-сравнительному определению Г.Г.Почепцова: «Предложение - обычный для нас элемент структуры. Высказывание объединяет в себе как само предложение, так и социальный контекст его использования. На высшем уровне те же отношения повторяются в тексте и дискурсе» [Почепцов 1996: 75]. В приведенном определении для нас важно то, что здесь ясно прослеживаются составные части дискурса - текст и социальный контекст, их взаимная зависимость. Итак, система дискурса, согласно определению Г.Г.Почепцова, имеет подсистемы (текст и контекст), которые способны отображать (моделировать) друг друга и свое социально-психологическое, когнитивное окружение. Однако это общее утверждение требует уточнений.

Текст имеет хорошо известные и разработанные категории: связность, информативность и др. [Гальперин 1981]. В этом же ряде понятий находится и понятие стиля текста. Отображающая (моделирующая) способность текста неизбежно сводится к отображающим возможностям текстовых категорий.

Что касается контекстного порождения и использования текстов, здесь наблюдается большое разнообразие объяснений того, как это происходит. Для таких объяснений привлекаются понятия экстралингвистических условий, пресуппозиций, интенций коммуникантов, языковой личности, языковой картины мира и др. Все это разнообразие неоднородных понятий можно «привести к общему знаменателю» только в синергетике, одновременно выяснив их отображающий потенциал.

Дискурс возникает под влиянием определенных целей и ограничений. Их набор можно в некотором смысле отождествить с интенциями (замыслами) автора текста, нормами изложения, экстралингвистическими условиями, а также с архетипами коммуникантов. В набор целей и ограничений возможно включение других сущностей, например, языковой картины мира, которая в данной культуре является глобальным ограничителем контекстов.

С точки зрения синергетики все цели дискурса, как бы их ни сформулировали, являются так называемыми аттракторами, т.е. объектами, которые «притягивают» и направляют все процессы организации и отбора в системе. Ограничения можно представить как анти-аттракторы (репеллеры), которые отталкивают при отборе и организации все, что не укладывается в нормы. Синергетическое представление об аттракторах и репеллерах полезно тем, что приводит к пониманию двух следующих закономерностей:

1. Любой процесс отбора, или лексических единиц, или вариантов структуры системы, представляет собой уничтожение неопределенности (энтропии) и является сжатием информации. «Сжатие» равносильно выбору одного из многих вариантов (например, среди денотаций и конотаций) или уточнению информации путем рекурсии. Аттрактор сжимает информацию, выражая ее более коротко, например, образно или реферативно. Собственно, при этом и появляется содержание текста, которое (само)организуется под влиянием аттракторов.

Итак, интенции автора дискурса, экстралингвистические условия, нормы и т.д., которые являются с точки зрения синергетики аттракторами и репеллерами, играют выдающуюся и решающую роль в организации дискурса. Самоорганизацией она является не в том смысле, что дискурс возникает независимо от его автора, а в том, что автор является одновременно и творческим конструктором дискурса, и «орудием» аттракторов и репеллеров, которые возникли до него и независимо от него.

2. Сжатие информации, процессы отбора, выбора конструкций возможны только в неравновесных состояниях системы. Сущность неравновесного состояния языковой системы легко понять из противоположных примеров.

Строго деловая область, патентные формулы, математические теоремы и др. - это тиражирование давно созданных клише. Фактически, здесь дискурс не создается; этому препятствует равновесное состояние системы: однозначно определенные имена и предикаты, строго очерченные и неизменные семантические поля [Пихтовникова 2002: 36]. В отличие от этого, в неравновесных состояниях системы дискурса вступают в действие такие возможности языка, как деривация, валентность языковых единиц, вариантное синтаксическое согласование, а также текстовое сверхфразовое единство.

Невозможно провести четкую границу между самоорганизацией контекста и подсистем текста как составляющих дискурса. Фактически они неразделимы, но в самоорганизации контекста играет роль одна система аттракторов и репеллеров (интенции, нормы и т.п.), а в самоорганизации текстов - другая иерархия аттракторов (см. работы: [Пиотровский 1996; Том 1975; Николис 1989; Эйгер 1992; Москальчук 2003]).

Самоорганизация текста, как указано выше, неизбежно связана с самоорганизацией всех текстовых категорий и стиля текста. Из-за ограниченного объема статьи опишем подробно лишь роль стиля в текстообразовании. В этом описании введем еще несколько ключевых синергетических понятий: параметр порядка, быстрый и медленный режим самоорганизации, точки бифуркации, пространство аттракторов.

Стиль «является совокупностью приемов использования языка ...» и «разновидность языка, которая характеризуется особенностями в отборе, сочетании и организации языковых средств в связи с задачами общения» [Розенталь 1985: 345]. В другой работе говорится, что «стиль как системообразующий и саморазвивающийся фактор представляет собой совокупность разноуровневых языковых средств воплощения социально значащих идей, архетипов, и в ракурсе, специфическом для каждой речевой сферы и каждой речевой социально-исторической среды, выделяется и описывается в виде определенного набора стилевых черт, наиболее адекватных начальному социальному заказу» [Пихтовникова 2000: 10]. Как системообразующий фактор текста, стиль имеет потребность в более глубоком объяснении, в новых выводах и дефинициях.

Для более глубокого понимания сущности стиля необходимо временно выйти за пределы лингвистики, так как стиль является также атрибутом музыки, архитектуры, других видов искусства, природы [Любарский 1992] и таких видов коммуникативной деятельности, которые непосредственно не связаны с искусством (деловой стиль, научный стиль и др.).

Принято считать, что чисто функциональные стили (деловой, информационный и др.) легче поддаются анализу, чем стили искусств. В этом есть доля истины. Главная цель всех стилей искусств - организация восприятия произведения искусства адресатом. Конкретизация этого утверждения неизбежно приводит к выводу о том, что стиль прежде всего организует пространственно-временное восприятие, так как любой объект в искусстве и даже прагматике существует во времени и в пространстве. А точнее, одновременно в нескольких временах и пространствах.

В физическом пространстве объект искусства (картина, текст и др.) может оказаться тривиальным предметом, но может быть и значащим (скульптура). Реальное время и пространство определяют сосуществование объектов и изменение их состояний. Концептуальное пространство-время служит в искусстве для упорядочения идеализированных событий. Это отображение реального пространства-времени на уровне понятий, концептов, имеющих одинаковое значение для всех (или определенной группы) людей. Концептуальное пространство, например, организует знаменитый монтажный принцип С. Эйзенштейна в фильме «Броненосец «Потемкин». Не совсем корректно, но общепринято, этот принцип называют «стилем Эйзенштейна».

Перцептуальное пространство-время в искусстве - это условие существования и изменения человеческих ощущений, переживаний и др. психических проявлений [Мостепаненко 1974]. Данное утверждение коррелирует с общепринятым убеждением, что такие же условия психических проявлений адресата вызываются стилевой экспрессией художественного произведения. Таким образом, стиль действительно во многом является архитектором концептуального и перцептуального мира искусства.

Очевидно, концептуальное и перцептивное пространство художественного произведения находятся в отношении взаимного дополнения. Интуитивное восприятие (например, художественного образа в перцептивном пространстве) дополняется (или отбрасывается) модельным отображением объекта в концептуальном пространстве.

Указанная выше цель стиля обуславливает его главные функции:

1. Узнаваемость объекта искусства по стилю, узнаваемость художественного образа.

2. Возможность копирования, тиражирование объекта искусства по стилю (пародии, эпигонство).

3. Образование класса объектов по стилю (класс готических зданий, текстов народных былин, дум).

Напомним также, что представляет собой стиль с разных точек зрения, отраженных в ряде работ:

• с точки зрения статистики стиль представляет собой фильтр, который служит для отбора соответствующей лексики, фразеологии [Пихтовникова 2002]. Довольно интересным также является проявление в текстах закона Ципфа как измерителя индивидуального стиля;

• с конструктивной точки зрения стиль в тексте имеет структуру стилевых черт и их связей [Ризель 1961, Пихтовникова 1992];

• с психолингвистической точки зрения упроченный стиль переходит в архетип [Пихтовникова 2000].

Приведенные характеристики, функции, атрибуты стиля свидетельствуют о его текстообразующей роли. Роль стиля в образовании содержания текста - это, прежде всего, создание пространств, в которых находятся объекты искусства. Конструктивные аспекты участия стиля в образовании текста отражены в теории стилевых черт и композиционных уровней [Ризель 1961; Пихтовникова 1992].

Композиционные уровни текста, будучи, в свою очередь, его подсистемами, создают иерархию, части которой способны моделировать друг друга. Как именно это происходит - описано в ряде работ, например, в [Пихтовникова 1999]. Предпосылкой взаимного моделирования выступает принцип обратной связи [там же] и принцип информационной архитектоники А.Моля [Моль 1975; Пихтовникова 2004]. В этом прослеживается способность к взаимному моделированию подсистем – основная предпосылка самоорганизации дискурса.

Очень важно для самоорганизации системы то, что всевозможные аттракторы и репеллеры образовывают иерархию, свое собственное пространство. Кроме описанной выше иерархии, которая организует контекст, аттракторы присутствуют и в стилевом пространстве текстовой подсистемы, на всех композиционных уровнях, принимая более привычные для лингвистов имена. Так, например, на формальном уровне это может быть фильтр для отбора корпоративной лексики [Пихтовникова 2002]. Однако в любом случае, конкретные названия аттракторов не меняют их синергетическую роль и сущность: отбор и сжатие информации.

Упомянутые процессы, как утверждалось выше, возможны только «вблизи» неравновесных состояний языковой системы. Используя концептуальную метафору, наглядно можно предоставить выбор «вблизи» определенных точек в пространстве аттракторов. Реально такие точки, называемые точками бифуркации, существуют в геометрических (фазовых) пространствах математической синергетики; а в расплывчатых, нечетких системах (например, в языковой системе) точки бифуркации метафорически привлекаются для наглядности теоретических построений. Однако, роль точек бифуркации не ограничивается наглядностью. В этих точках в процессе самоорганизации в системе начинает действовать наименее стойкий (т.е. наиболее подвижный) параметр, который в синергетике называют параметром порядка. Что может это означать при организации текста?

Определенный объем информации (прагматической, эстетичной) в дискурсе можно передать разными способами. Предположим, система контекстовых аттракторов и репеллеров (нормы, интенции и др.) заставляет автора текста выбрать эпический способ передачи информации как наиболее адекватный. Это означает, что по мере создания подсистемы текста (а потом по мере прочтения его адресатом) в тексте оказывается все больше элементов, которые имеют эпический признак [Васильева 1983: 140]. «Эпичность» является сборным фактором, который, согласно Васильевой, организуется путем взаимной корреляции разных текстовых элементов. Корреляция происходит „под руководством” этого фактора, а точнее, целевого аттрактора, рефлектирующего в голове автора как эпический текст. Эту же мысль иначе можно высказать таким способом: вся система аттракторов и репеллеров с целью создания эпического текста «группируется» в интенциях автора в единый аттрактор. Он содержит в себе нормы и инновации эпичности, и отбор элементов текста происходит путем сравнения с содержанием этого аттрактора.

Конечно, наиболее подвижными текстовыми элементами, которые обеспечивают эпичность, являются соответствующие большие композиционно-речевые формы (КЧФ), составленные из номинативных единиц, прилагательных и др. Очевидно, этот тип КЧФ и является параметром порядка для организации эпического текста.

Логически возможными являются относительно быстрое и относительно медленное действие параметра порядка в системе, т.е. быстрый или медленный режим самоорганизации. Такие возможности реализуются и в действительности, в литературных жанрах модерн и ретро, а на уровне текстов - в виде больших текстов и коротких текстов с кульминацией.

Медленное проявление параметра порядка означает, что структура, стиль, композиция текста устанавливаются относительно медленно. Сжатие информации аттракторами делается, в основном, с помощью рекурсии, которая уточняет и сужает выбор. В результате, как правило, появляются большие тексты с большим количеством объяснений, уточнений. Такие тексты вполне могут иметь художественную ценность. Примерами служат много басен 18 в. с долгими размышлениями, а также тексты некоторых авторов, которые доводят рекурсию до художественного совершенства. Как образец можно привести роман Хемингуэя «По ком звонит колокол».

Быстро выявленный параметр порядка создает в тексте, как правило, ситуацию обострения интриги, неожиданную кульминацию. Примеры – короткие динамические басни 19-20 в., микро-юморески, другие образцы малых жанров. Быстрый параметр порядка характерен для юмористических текстов, детективов и др.

Несмотря на определенную фрагментарность¹, из всего вышеизложенного становится ясной сущность синергетической парадигмы в лингвистике, а также значительные изменения в способах описания объектов и явлений в постнеклассичекой науке современности. На смену стремлению к подбору четких дефиниций для каждого объекта приходит обобщенно-метафорическое описание целой группы разнородных объектов, которые играют единую роль в организации системы [Налимов 1993]. Такими для системы дискурса являются подсистемы текста и контекста, аттракторы и репеллеры, параметр порядка и др., что обеспечивают самоорганизацию дискурса как процесса преодоления неравновесного состояния системы.

Таким образом, можно сделать вывод о чрезвычайной наукоемкости новой синергетической парадигмы и одновременно о начальной стадии ее внедрения в лингвистику (как и в другие дисциплины, кроме физики и химии, где начальная стадия уже пройдена). В математической синергетике и областях ее возможного применения эти понятия имеют четкие дефиниции. В сферах качественного описания (лингвистика - одна из них) эти понятия играют роль плодотворных концептуальных метафор. Их применение в «чужих» областях - условие развития науки [Пихтовникова 1999: 14-15], однако, каждый раз такое применение нуждается в обосновании.

Примечания

¹ Изложенный материал дает некоторое, далеко не полное представление о применении синергетики в лингвистике. Практически вне рассмотрения остались: 1) синергетика самого языка и речи, 2) статистический аспект синергетики, связанный со стилем и прагматикой, 3) синергетическое направление философии языка.

По первому пункту полезна ранняя работа Г.Фуко [Фуко 1994], в которой без упоминания синергетических понятий рассмотрены механизмы саморазвития языка и речи. Второй пункт освещен в работах Г.Г.Москальчук [Москальчук 2003] и В.В.Налимова [Налимов 1979]. Третий пункт описан в таких работах, как [Киященко 2000; Герман 2000].