[История, философия истории]
Цель земной жизни человеческого рода – свободное и сообразное с разумом усвоение всех своих отношений. Такое устроение, совершающееся через свободу, сознаваемую родом и признаваемую им за собственное свободное деяние, предполагает в этом сознании рода такое состояние, в котором еще не было свободы, это не значит, что в эту пору отношения рода вообще не устраиваются сообразно разуму, ибо в этом случае вообще невозможно было бы существование рода, а имеет лишь тот смысл, что подчинение отношений рода разуму совершается на этой ступени не через свободу, а через разум как слепую силу, т.е. как разумный инстинкт. Инстинкт слеп; поэтому противоположная ему свобода должна быть зрячей, т.е. должна быть наукой в разумных законах, сообразно которым род должен устраивать через свободное искусство свои отношения. Но чтобы быть в силах достигнуть науки разума, а после нее искусства разума, род должен еще освободиться от слепого разумного инстинкта. Однако, поскольку этот инстинкт властвует как слепая сила, присущая самому человечеству, род человеческий не может не любить его и не может желать избавления от него. Поэтому этот инстинкт должен из принадлежащего всему человечеству превратиться в навязанный последнему внешним авторитетом и силой чужой инстинкт немногочисленных особей; восставая против этого внешнего авторитета, род непосредственно освобождает себя от него, а косвенно также и от разума в форме инстинкта и, так как на этой ступени еще не известны другие формы разума, – от разума во всех его формах.
Итак, из нашего основного положения мы вывели пять единственно возможных и исчерпывающих всю земную жизнь человеческого рода главных эпох. Эти эпохи таковы: 1) эпоха безусловного господства разума через посредство инстинкта – состояние невинности человеческого рода; 2) эпоха, когда разумный инстинкт превращается во внешний принудительный авторитет; это – время положительных систем мировоззрения и жизнепонимания, систем, которые никогда не доходят до последних оснований и потому не могут убеждать, но зато стремятся к принуждению и требуют слепой веры и безусловного повиновения, – состояние начинающейся греховности; 3) эпоха освобождения: непосредственно – от повелевающего авторитета, косвенно – от господства разумного инстинкта и разума вообще во всякой форме, время безусловного равнодушия ко всякой истине и лишенной какой бы то ни было руководящей нити, совершенной разнузданности – состояние завершенной греховности; 4) эпоха разумной науки, время, когда признается высшим и любимым более всего началом, – состояние начинающегося оправдания; 5) эпоха разумного искусства, когда человечество уверенною и твердою рукой созидает из себя точный отпечаток разума – состояние завершенного оправдания и освящения...
История есть чистая эмпирия, она должна давать только факты, и все ее доказательства могут быть построены только фактически. Восходить от доказываемого факта к первобытной истории или аргументировать о том, что могло бы быть, а затем утверждать, что оно действительно так было, – значит неправильно выходить за пределы истории и создавать априорную историю... (18.122).
Это правило – считать доказанным существование фактов прошлого лишь в той мере, в какой это безусловно необходимо для понимания еще существующего в данный момент факта – должно быть строго соблюдаемо; только рассудку, но отнюдь не фантазии, можно представлять роль в историческом доказательстве (18.123).
Пусть история не задается выяснением возникновения культуры вообще или заселения различных поясов земли. В трудолюбивых гипотезах, нагроможденных, особенно о последнем предмете, во всех описаниях путешествий, на наш взгляд, потеряны энергия и труд. Но как история, так и пресловутая полуфилософия всего более должны избегать совершенно неразумной и всегда безрезультатной затраты труда на попытки выводить разум из неразумия, постепенно уменьшая степень неразумия, и, получив в свое распоряжение достаточное число тысячелетий, от орангутанга производить в конце концов Лейбница или Канта (18.120).
[Человек]
Философия учит нас все отыскивать в Я. Впервые через Я входят порядок и гармония в мертвую и бесформенную массу (17.401).
Единственно через человека распространяется господство правил вокруг него до границ его наблюдения. Через него держатся вместе мировые тела и становятся единым организованным телом, через него вращаются светила по указанным им путям... В Я лежит верное ручательство, что от него будут распространяться в бесконечность порядок и гармония там, где их еще нет, что одновременно с подвигающейся вперед культурой человека будет двигаться и культура Вселенной. Все, что теперь еще бесформенно и беспорядочно, разрешится через человека в прекраснейший порядок... Человек будет вносить порядок в хаос и план в общее разрушение, через него самое тление будет строить, и смерть будет призывать к новой прекрасной жизни (17.401-402). ,
Таков человек; таков каждый, кто может самому себе сказать: Я – человек. Не должен ли он испытывать священного благоговения перед самим собой, трепетать и содрогаться перед собственным своим величием? (17.404).
Там, где он вступает, пробуждается природа; под его взглядом готовится она получить от него новое, более прекрасное создание... В его атмосфере воздух становится легче, климат мягче и природа проясняется в надежде превратиться через него в жилище и хранительницу живых существ (17.402).
Леность – источник всех пороков. Как можно больше наслаждаться, как можно меньше делать – это задача испорченной природы... Нет спасения для человека до тех пор, пока эта естественная косность не будет счастливо побеждена и пока человек не найдет в деятельности, и только в деятельности, своих радостей и своего наслаждения (19.129).
Стоять и жаловаться на человеческое падение, не двинув рукой для его уменьшения, значит поступать по-женски. Карать и злобно издеваться, не сказав людям, как им стать лучше, не по-дружески.
Действовать! Действовать – вот для чего мы существуем. Будем радоваться при виде обширного поля, которое мы должны обработать! Будем радоваться тому, что мы чувствуем в себе силы и что наша задача бесконечна (19.132).
Поскольку очевидно, что человек имеет разум, постольку он является своей собственной целью, то есть он существует не потому, что должно существовать нечто другое, а просто потому, что он должен существовать: его голое бытие есть последняя цель его бытия (19.60–61).
ФРИДРИХ ШЕЛЛИНГ (1775-1854)
Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг – выдающийся представитель немецкой классической философии. Окончил Тюбингенский университет, где учился вместе с Гегелем.
В творчестве Шеллинга обычно выделяют несколько этапов: натурфилософия, трансцендентальный идеализм, философия тождества, философия мифологии, философия откровения. Особое место занимают философия свободы и философия искусства. Шеллинг целостно перенял и развил дуализм Канта и его тенденцию к синтезу материализма и идеализма (поэтому свою философию он называл «трансцендентальный идеализм», а также «универсализм», «философия всеединства», «идеал-реализм»).
Философия природы Шеллинга подрывала господствовавший в естествознании того времени механицизм. Она учитывала и обобщала новейшие открытия в науке и сама немало способствовала развитию европейской науки благодаря тому, что строилась на диалектических принципах единства, развития и всеобщей двойственности природы. Шеллинг развил диалектический метод Фихте и применил его, в отличие от последнего, к изучению всей действительности: развивается как сознание, так и природа, как субъект, так и объект. При этом природа одухотворяется – рассматривается как «интеллигенция» в процессе становления от бессознательного к сознанию, порождение которого является целью природы. Источником развития природы и сознания выступает взаимодействие противоположных сил. Организмы возникают путем развития неорганических форм; жизнь есть единство синтеза и распада веществ.
В «Системе трансцендентального идеализма» Шеллинг рассматривает развитие субъекта познания от теоретических его ступеней (ощущение, созерцание, представление, суждение, разум) к практическим, нравственно-волевым. Основная проблема здесь – соотношение теоретического (бессознательного у Шеллинга) и практического (сознательного). Опираясь на эстетику Шиллера и романтиков (бр. Шлегели, Новалис, Тик, Винкелъман и др.), Шеллинг видит в искусстве разрешение противоречий между ними и поэтому считает искусство высшей формой знания и «органоном философии». Центральным понятием и методом теории познания он считает «интеллектуальную интуицию». Впервые в теорию познания был введен им принцип историзма.
В философии тождества Шеллинг рассматривает сущность бытия (абсолют) как тождество субъективного и объективного, духа и природы, абсолютный разум (бог, или ничто), содержащий в себе возможность всех определений и состояний. Полная осуществленностъ этих возможностей представлена в универсуме.
В философии свободы Шеллинг объясняет рождение мира и всякое творчество как акт бессознательной воли, коренящейся в неразумной, темной основе бога. Самоутверждение свободной воли есть отделение ее от универсального начала (бога) и начало зла. Поэтому смысл истории – воссоединение человечества с богом (универсумом). Эти идеи он развивает в философии мифологии и откровения. Мифология является первой и заключительной формой самосознания народа, формирующей нацию.
Основные сочинения: «Философские письма о догматизме и критицизме», «Идеи к философии природы», «Система трансцендентального идеализма», «Бруно, или О божественном и природном начале вещей», «Философские исследования о сущности человеческой свободы», «Введение в философию мифологии».
[БЫТИЕ, ПРИРОДА]
Поскольку все, о чем можно сказать, что оно есть, по своей природе обусловлено, безусловным может быть только само бытие. Но так как единичное бытие может быть мыслимо в качестве обусловленного только как определенное ограничение продуктивной деятельности (единственного и последнего субстрата всей реальности), то само бытие есть та же продуктивная деятельность, мыслимая в ее неограниченности. Следовательно, для науки о природе природа изначально только продуктивность, и из нее как из своего принципа должна исходить наука (20.192-193).
Поскольку мы знаем целостность объектов только как воплощение бытия, эта целостность для нас только мир, т.е. только продукт. Правда, подняться в науке о природе до понятия более высокого, чем понятие бытия, было бы невозможно, если бы всякое пребывание (которое мыслится в понятии бытия) не было иллюзорным, по существу лишь непрерывным, равномерным и постоянно повторяющимся возникновением.
Поскольку мы полагаем целостность объектов не только как продукт, но одновременно и необходимо как продуктивность, эта целостность возвышается для нас до природы; именно это тождество продукта и продуктивности, и ничто иное, обозначается понятием природы даже в обыденном словоупотреблении.
Природу как продукт (natura naturata)1 мы называем: природа как объект (эмпирия занимается только ею). Природу как продуктивность (natura naturans)2 мы называем: природа как субъект (теория занимается только ею).
Это тождество продуктивности и продукта в изначальном понятии природы находит свое выражение в обычном взгляде на природу как на целое, которое, будучи одновременно причиной и действием самого себя, остается в своей двойственности (проходящей через все явления) тождественным. Далее, с этим понятием совпадает тождество идеального и реального, которое мыслится в понятии каждого продукта природы и исходя из которого природа только и может быть противоположна искусству. Ибо если в искусстве понятие предшествует деянию, осуществлению, то в природе понятие и деяние одновременны и едины, понятие непосредственно переходит в продукт и не может быть отделено от него (20.193).
Только о природе как объекте можно сказать, что она есть, но не о природе как субъекте, ибо она – само бытие или сама продуктивность.
Эта абсолютная продуктивность должна перейти в эмпирическую природу. В понятии абсолютной продуктивности мыслится понятие идеальной бесконечности. Идеальная бесконечность должна стать эмпирической (20.194).
Но эмпирическая бесконечность есть бесконечное становление. Любой бесконечный ряд – не что иное, как отображение интеллектуальной или идеальной бесконечности. Изначально бесконечен тот ряд (идеал всех бесконечных рядов), в котором развертывается наша интеллектуальная бесконечность, время. Деятельность, которая поддерживает этот ряд, та же, которая поддерживает наше сознание, но сознание носит непрерывный характер.
Следовательно, время в качестве эволюции этой деятельности не может быть создано посредством составления. Поскольку все остальные бесконечные ряды суть лишь подражания изначально бесконечному ряду, времени, бесконечный ряд может быть только непрерывным. Тормозящее в изначальной эволюции (без которого она проходила бы с бесконечной скоростью) есть не что иное, как изначальная рефлексия; необходимость рефлектирования нашего действования в каждый данный момент (постоянная двойственность в тождестве) есть тот тайный способ, которым наше наличное бытие обретает длительность, Следовательно, абсолютная непрерывность существует только для созерцания, но не для рефлексии. Созерцание и рефлексия противоположны друг другу. Бесконечный ряд носит непрерывный характер для продуктивного созерцания, для рефлексии он прерывен и составлен. На этом противоречии между созерцанием и рефлексией основаны те софизмы, с помощью которых отрицается возможность всякого движения и которые в каждый данный момент разрешаются продуктивным созерцанием.
ФРИДРИХ ШЕЛЛИНГ (1775-1854)
[ВСЕОБЩЕЕ ТОЖДЕСТВО]
Там, где существуют явления, существуют и противоположные силы. Следовательно, учение о природе предполагает в качестве непосредственного принципа всеобщую двойственность, а для того чтобы понять ее – всеобщее тождество материи. Истинным нельзя считать ни принцип абсолютной неразличенности, ни принцип абсолютного тождества; истина заключается в соединении того и другого.
Противоположным силам присуще необходимое стремление полагать себя в равновесие, т.е. в отношение наименьшего взаимодействия; тем самым, если бы в универсуме силы не были распределены неравно или если бы равновесие непрерывно не нарушалось, в конце концов на всех небесных телах замерло бы всякое частичное движение и сохранялось бы только общее движение до тех пор, пока, быть может, и эти мертвые, безжизненные массы небесных тел не составили бы, обрушившись друг на друга, одну глыбу и весь мир не погрузился бы в инертность (20.101).
Противоположность есть снятие тождества, но природа есть тождество изначально. Следовательно, в этой противоположности вновь должно быть стремление к тождеству. Это стремление <непосредственно> обусловлено противоположностью; если бы не было противоположности, было бы тождество, абсолютный покой и не было бы стремления к тождеству. Если же в самой противоположности не было бы тождества, то и сама противоположность не могла бы длиться (20.214).
Продуктивность не изначально и не произвольно. Сущность и природа интеллигенции конструируется изначальной противоположностью. Однако изначально Я – чистое и абсолютное тождество, вернуться к которому оно постоянно должно стремиться; но возвращение к этому тождеству тесно связано с изначальной двойственностью в качестве никогда полностью не снимаемого условия. Как только дано условие продуцирования – двойственность, – Я должно производить, и столь же несомненно, как оно есть изначальное тождество, оно вынуждено производить. Следовательно, если в заключено постоянное продуцирование, то это возможно лишь потому, что условие всякого продуцирования, вышеназванная изначальная борьба противоположных деятельностей, бесконечно восстанавливается в Я. Однако ведь эта борьба в продуктивном созерцании должна завершиться. Но если она действительно завершится, то интеллигенция целиком и полностью перейдет в объект; тогда есть объект, но нет интеллигенции. Интеллигенция есть интеллигенция, только пока продолжается эта борьба; как только борьба завершится, интеллигенция – уже не интеллигенция, а материя, объект. Следовательно, столь же несомненно, как все знание вообще основано на этой противоположности между интеллигенцией и объектом, эта противоположность не может быть снята ни в одном отдельном объекте. Объяснить, как же все-таки возникает конечный объект, совершенно невозможно, если не признать, что каждый объект лишь кажется нам отдельным и может быть произведен только как часть бесконечного целого. Но что противоположность снимается лишь в бесконечном объекте, мыслимо только в том случае, если она сама бесконечна, так что возможны лишь опосредствующие звенья синтеза, а два крайних фактора этого противоположения перейти друг в друга никогда не смогут (20.354-355).
Подобная предустановленная гармония между объективным (закономерным) и определяющим (свободным) мыслима только посредством чего-то более высокого, стоящего над обоими, что, следовательно, есть не интеллигенция и не свобода, а общий источник разумного и свободного (20.462).
Если это высшее – не что иное, как основание тождества между абсолютно субъективным и абсолютно объективным, между сознательным и бессознательным, которые в свободном действии разделяются только для являемости, то само это высшее не может быть ни субъектом, ни объектом, ни тем и другим одновременно, но лишь абсолютным тождеством, в котором нет никакой двойственности и которое именно потому, что условие всякого сознания есть двойственность, никогда не может быть осознано. Словно извечное солнце, сияющее в царстве духов немеркнущим светом, это извечное бессознательное, никогда не становясь объектом, тем не менее наносит на все свободные действия отпечаток своей тождественности, есть одновременно одно и то же для всех интеллигенции, тот невидимый корень, по отношению к которому все интеллигенции суть только потенции, вечно опосредствующее между самим себя определяющим субъективным в нас и объективным, или созерцающим, одновременно основание закономерности в свободе и свободы в закономерности объективного (20.462–463).
[ПРОТИВОРЕЧИЕ]
Я самосознания – это Я, которое движется по этим противоположным направлениям. Оно состоит только в этой борьбе, или, вернее, оно и есть эта борьба противоположных направлений. С такой же непреложностью, как Я сознает само себя, должна возникать и поддерживаться эта борьба. Спрашивается, как же она поддерживается.
Два противоположных направления снимают друг друга, уничтожают, – следовательно, борьба как будто не может продолжаться. В этом случае возникла бы абсолютная бездеятельность; ибо поскольку учесть не что иное, как стремление быть равным самому себе, то единственным основанием, определяющим Я к деятельности, является сохраняющееся противоречие в нем самом. Между тем каждое противоречие само по себе уничтожает само себя. Оно может быть сохранено только посредством стремления сохранить, или мыслить, его; этим третьим в противоречие привносится своего рода тождество, отношение друг к другу двух противоположных членов.
[СВОБОДА]
...Воля может быть названа свободной в трансцендентальном смысле именно лишь постольку, поскольку она эмпирична или являет себя. Ибо воля, поскольку она абсолютна, возвышается даже над свободой и, ни в коей мере не подчиняясь какому-либо закону, сама есть источник всех законов. Поскольку же абсолютная воля выступает в качестве явления, она, для того чтобы явиться абсолютной, может явиться только посредством произвола. Этот феномен, произвол, поэтому не может быть подробнее объяснен объективно, ибо он не есть что-либо объективное, имеющее реальность в себе, не есть только абсолютно субъективное, созерцание самой абсолютной воли, которая посредством этого созерцания бесконечно становится объектом для самой себя. Однако именно это явление абсолютной воли и есть подлинная свобода или то, что обычно понимают под свободой (20.442).
...В этой игре свободы, ход которой и есть история, господствует слепая необходимость, объективно привносящая в свободу то, чего свобода сама никогда бы достигнуть не могла (20.451).
...Для самой свободы необходима предпосылка, что человек, будучи в своем действовании свободен, в конечном результате своих действий зависит от необходимости, которая стоит над ним и сама направляет игру его свободы (20.458).