ИММАНУИЛ КАНТ (1724-1804)

НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Родился в Кенигсберге. Кант разработал последовательную философскую систему, в которой дал ответы на кардинальные вопросы человеческого бытия: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?», «На что я могу надеяться?».

Ответ на первый вопрос изложен в его основном труде «Критика чистого разума». Лейтмотив этого произведения — критика самого разума, взятого в «чистом» виде, т.е. независимо от опыта. Ибо всякое знание начинается с опыта, но не ограничивается им. Часть знаний порождается самой познавательной способностью человека и носит априорный (доопытный) характер. Эмпирическое знание единично, а потому случайно, априорное — всеобще и необходимо.

Все опытные, эмпирические суждения синтетичны, т.к. они расширяют наши знания. Это, как утверждает Кант, аксиома. Проблема заключается в другом: возможны ли априорные синтетические суждения или они по своему существу аналитичны, т.е. носят поясняющий характер и не дают никакой прибавки к знаниям? Отсюда данная проблема, по Канту, распадается на три части: «Как возможна математика?» «Как возможно естествознание?» «Как возможна метафизика [философия]?».

Кант был убежден, что «чистая» теоретическая математика и теоретическое естествознание существуют. Достоверность знаний этих наук обусловлена наличием в сознании априорных форм чувственного созерцания (пространство и время), априорных форм рассудка (понятий) и априорных форм синтеза чувственного многообразия и понятий рассудка.

Создание новой философии Кант связывал с преодолением ряда трудностей:

1. Поскольку мир разделен на доступные знанию «явления» (феномены) и непознаваемые «вещи в себе» (ноумены), теоретическое знание имеет определенные пределы, которые никогда не преодолеваются. Ибо априорные формы обеспечивают всеобщность знаний мира, но не дают адекватных представлений о нем.

2. Разум неизбежно приходит в противоречие с самим собой, когда он пытается схватить мир в целом, без опоры на чувственное созерцание. т.е. мышление по своей сути противоречиво (антиномично).

Из самого факта существования этих трудностей Кант не приходит к выводу о невозможности философии вообще, — она возможна как критика достоверности познания, установления его пределов, границ.

Согласно Канту новая философия не может ограничиваться критикой теоретического разума; не менее важной задачей является критика практического разума, под которым он понимал моральное сознание, нравственность, поведение.Философ считает, что основу морального сознания (это логически вытекает из его системы) составляет априорный принцип, требующий, чтобы нравственные нормы носили всеобщий и необходимый характер.

При выборе своего поведения человек должен руководствоваться общечеловеческими правилами, являющимися для него категорическим императивом (безусловным повелением). Кант выдвинул три таких максимы:

1. Поступай согласно правилам, которые могут стать всеобщим законом.

2. В своих поступках исходи из того, что человек является высшей ценностью; его никогда нельзя использовать только как средство.

3. Все поступки должны быть ориентированы на общее благо. Кант любил повторять, что нет ничего более ценного, чем звездное небо над нами и нравственный закон в нас.

В работах, посвященных социальной философии, Кант выдвинул идею о вечном мире. Средствами ее достижения он считал активное сотрудничество между народами, федерализм свободных государств, честную политику, основанную на взаимном доверии.

Наилучшим гражданским устройством в каждом государстве объявлялась республика.

Основные труды: «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1788), «Критика способности суждения» (1790).

[ПОЗНАНИЕ]

1. О различии между чистым и эмпирическим познанием. Без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта; в самом деле, чем же пробуждалась бы к деятельности познавательная способность, если не предметами, которые действуют на наши чувства и отчасти сами производят представления, отчасти побуждают наш рассудок сравнивать их, связывать или разделять и таким образом перерабатывать грубый материал чувственных впечатлений в познание предметов, называемое опытом? Следовательно, никакое познание не предшествует во времени опыту, оно всегда начинается с опыта.

Но хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта.

Поэтому возникает по крайней мере вопрос, который требует более тщательного исследования и не может быть решен сразу: существует ли такое независимое от опыта и даже от всех чувственных впечатлений познание? Такие знания называются априорными; их отличают от эмпирических знаний, которые имеют апостериорный источник, а именно в опыте.

Отбрасывайте постепенно от вашего эмпирического понятия тела все, что есть в нем эмпирического: цвет, твердость или мягкость, вес, непроницаемость; тогда все же останется пространство, которое тело (теперь уже совершенно исчезнувшее) занимало и которое вы не можете отбросить.

Именно к области этого рода знаний, которые выходят за пределы чувственно воспринимаемого мира, где опыт не может служить ни руководством, ни средством проверки, относятся исследования нашего разума, которые мы считаем по их важности гораздо более предпочтительными и по их конечной цели гораздо более возвышенными, чем все, чему рассудок может научиться в области явлений. Мы при этом скорее готовы пойти на что угодно, даже с риском заблудиться, чем отказаться от таких важных исследований из-за какого-то сомнения или пренебрежения и равнодушия к ним. Эти неизбежные проблемы самого чистого разума суть Бог, свобода и бессмертие. А наука, конечная цель которой — с помощью всех своих средств добиться лишь решения этих проблем, называется метафизикой; ее метод вначале догматичен, т.е. она уверенно берется за решение [этой проблемы] без предварительной проверки способности или неспособности разума к такому великому начинанию.

IV. О различии между аналитическими и синтетическими суждениями. Во всех суждениях, в которых мыслится отношение субъекта к предикату (я имею в виду только утвердительные суждения, так как вслед за ними применить сказанное к отрицательным суждениям нетрудно), это отношение может быть двояким. Или предикат В принадлежит субъекту А как нечто содержащееся (в скрытом виде) в этом понятии А, или же В целиком находится вне понятия А, хотя и связано с ним. В первом случае я называю суждение аналитическим, а во втором — синтетическим.

V. Общая задача чистого разума

Мы бы немало выиграли, если бы нам удалось подвести множество исследований под формулу одной-единственной задачи. Точно определив эту задачу, мы облегчили бы труд не только себе, но и каждому, кто пожелал бы удостовериться, достигли ли мы своей цели или нет. Истинная же задача чистого разума заключается в следующем вопросе: как возможны априорные синтетические суждения?

VI. Идея и деление особой науки, называемой критикой чистого разумаИз всего сказанного вытекает идея особой науки, которую можно назвать критикой чистого разума. Разум есть способность, дающая нам принципы априорного знания. Поэтому чистым мы называем разум, содержащий принципы безусловно априорного знания. Органоном чистого разума должна быть совокупность тех принципов, на основе которых можно приобрести и действительно осуществить все чистые априорные знания.

ИММАНУИЛ КАНТ (1724-1804)

НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным a priori. Система таких понятий называлась бы трансцендентальной философией.

Для введения или предисловия кажется необходимым указать лишь на то, что существуют два основных ствола человеческого познания, вырастающие, быть может, из одного общего, но неизвестного нам корня, а именно чувственность и рассудок: посредством чувственности предметы нам даются, рассудком же они мыслятся. Если бы чувственность a priori содержала представления, составляющие условия, при которых нам даются предметы, то она бы входила в трансцендентальную философию.

[МОРАЛЬ]

Только разумное существо имеет волю, или способность поступать согласно представлению о законах, т.е. согласно принципам. Так как для выведения поступков из законов требуется разум, то воля есть не что иное, как практический разум (9.IV(1).250).

Практическим императивом, таким образом, будет следующий: поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству (9.IV(1).270).

...каждое разумное существо должно поступать так, как если бы оно благодаря своим максимам всегда было законодательствующим членом во всеобщем царстве целей (9.IV(1).281).

Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства (9.IV(1).347).

Следовательно, в соединении чистого спекулятивного разума с чистым практическим в одно познание чистый практический разум обладает первенством, если предположить, что это соединение не случайное и произвольное, а основанное a priori на самом разуме, стало быть, необходимое (9.IV(1).454).

Отсюда само собой напрашивается вывод, что в ряду целей человек (а с ним и всякое разумное существо) есть цель сама по себе, т.е. никогда никем (даже Богом) не может быть использован только как средство, не будучи при этом вместе с тем и целью, что, следовательно, само человечество в нашем лице должно быть для нас святым, так как человек есть субъект морального закона, стало быть, того, что само по себе свято, ради чего и в согласии с чем нечто вообще может быть названо святым. Ведь этот моральный закон основывается на автономии его воли как свободной воли, которая по своим общим законам необходимо должна также согласоваться с той волей, которой ей следует подчиняться (9.Щ1).465-466).

Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне (9.IV(1).499).

[ОБЩЕСТВО. ГОСУДАРСТВО]

1. «Ни один мирный договор не должен считаться таковым, если при его заключении тайно сохраняется основание для будущей войны» (9.VI.260).

2. «Ни одно самостоятельное государство (большое или малое — это безразлично) не должно быть приобретено другим государством ни по наследству, ни в обмен, ни куплей, ни в виде дара» (9.VI.260).

3. «Постоянные армии (miles perpetuus) должны со временем полностью исчезнуть» (9.VI.261).

4. «Государственные долги не должны использоваться для внешнеполитических дел» (9.VI.262).

5. «Ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в политическое устройство и правление других государств» (9.VI.262).

6. «Ни одно государство во время войны с другим не должно прибегать к таким враждебным действиям, которые сделали бы невозможным взаимное доверие в будущем состоянии мира»... (9.VI.263).

Гражданское устройство в каждом государстве должно быть республиканским.

Устройство, установленное, во-первых, согласно с принципами свободы членов общества (как людей), во-вторых, в соответствии с основоположениями о зависимости всех (как подданных) от единого общего законодательства и, в-третьих, по закону равенства всех (как граждан государства), есть устройство республиканское...¹ (9.VI.267).

Международное право должно быть основано на федерализме свободных государств (9.VI.271).

«Честность — лучшая политика» — содержит в себе теорию, которой практика, к сожалению, очень часто противоречит, однако точно так же теоретическое положение: «Честность лучше всякой политики» — бесконечно выше всяких возражений и есть даже непременное условие политики (9.VI.290).

[ПРОСВЕЩЕНИЕ]

( Просвещение — это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине — это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения.

Леность и трусость — вот причины того, что столь большая часть людей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства (naturaliter maiorennes), все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами... (9.VI.27).

Наставлять юношество трудно, потому что в смысле уразумения приходится, не считаясь с возрастом, забегать вперед и, не дожидаясь зрелости рассудка, сообщать такие знания, которые в естественном порядке могли бы быть усвоены лишь более искушенным и изощренным умом. Отсюда возникают вечные предрассудки в школах, более упорные и часто более нелепые, чем обычно встречающиеся, и скороспелая болтливость юных мыслителей, отличающаяся большей слепотой, чем всякое другое самомнение, и более неисцелимая, чем невежество. ...публичное обучение можно и в этой его части в значительной мере сообразовать с природой, если и не вполне согласовать с ней. В самом деле, естественный прогресс человеческого познания состоит в том, что сначала развивается рассудок — на основе опыта он доходит до ясных суждений и через их посредство до понятий, — затем эти понятия познаются разумом в соотношении с их основаниями и следствиями и, наконец, систематизируются наукой. Поэтому и наставление [юношества] должно идти по тому же самому пути. От преподавателя, стало быть, следует ожидать, чтобы он своего слушателя сделал сначала человеком рассудительным, затем разумным и, наконец, ученым. Такой метод имеет то преимущество, что если бы ученик даже никогда не достиг последней ступени, как это обычно и бывает, то он все же извлек бы пользу из такого обучения если не для школы, то по крайней мере для жизни: он приобрел бы больше опыта и стал бы более здравомыслящим.

ИОГАНН ГОТЛИБ ФИХТЕ (1762-1814)

Фихте – немецкий философ, представитель немецкого классического идеализма. В учении Фихте выделяются два больших периода, границей между которыми служит 1800 год. В первый период своего философского творчества Фихте делает верховным принципом своего учения деятельность, которую рассматривает не как атрибут какой-либо субстанции, и как самостоятельное начало, имеющее онтологически первичный характер. В первом наукоучении единственной субстанцией является субъект, Я, чистая деятельность. Абсолютное Я – последняя реальность, исчерпывающая собой все сущее. Сущность Я есть бесконечное стремление. Нравственный закон – высший принцип деятельности. Важнейшим вопросом морально-этического учения Фихте является вопрос о свободе. В учении позднего Фихте по-прежнему важную роль играет преемственность в развитии его наукоучения. После 1800 года в творчестве Фихте произошел важный сдвиг: раньше для него абсолютное Я было высшей и единственной реальностью, теперь он переходит на новые позиции – к углубленному религиозно-мистическому созерцанию. Принцип деятельности, составляющий краеугольный камень учения раннего Фихте, теряет свое абсолютное значение. Во второй период своего творчества Фихте допускает нечто более высокое – то, что он теперь называет абсолютом. Отныне цель человека не нравственное действие, а достижение единства с абсолютом. Именно в знании, утверждает Фихте, человек достигает полного тождества с абсолютом. Пытаясь снять с себя всякое подозрение в субъективном идеализме, в индивидуализме (в первом наукоучении не только формы познания принадлежат субъекту, но и материал познания создается им же, так что «не-Я» не есть что-либо действительно сущее, а является только созданием человеческого «Я»), Фихте пришел в конце концов к своеобразной версии объективного идеализма, существенно отличавшегося от идеализма Шеллинга и Гегеля. Своим творчеством Фихте дал первый толчок к глубокой и основательной разработке проблемы бессознательного и целого ряда других проблем. В том числе – проблем, связанных с такой областью философского знания как философия культуры.

Основные сочинения: «Опыт критики всяческого откровения» (1791), «О понятии наукоучения или так называемой философии» (1794), «Философия права» (1796), «Философия нравственности» (1798), «Назначение человека» (1800), «Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии» (1801), «Основные черты современной эпохи» (1806), «Наставления к блаженной жизни» (1806), «О назначении ученого» (1811) и др.

[НАУКОУЧЕНИЕ]

1. Философия, или – так как это название могло бы подать повод к спорам – наукоучение, в первую очередь, так же как это требовалось до сих пор от тебя, мой читатель, совершенно отвлекается от того, что мы характеризовали выше как высшие степени сознания, и ограничивается утверждением, которое мы сейчас выставим исключительно о первых и основных определениях сознания, совершенно в том смысле, как мы это выше объяснили и как ты это понял.

2. ...наукоучение есть систематическое выведение чего-то действительного, первой степени сознания; и оно относится к этому действительному сознанию как описанная выше демонстрация часов к действительным часам. Оно, в качестве чистого наукоучения, безусловно не желает в каком бы то ни было из всех возможных отношений хотя бы наряду с этим и т.д. быть чем-либо большим, чем это, и оно не желает совсем существовать, если оно не может быть этим. Каждый, кто выдает его за что-либо иное или за нечто большее, совершенно не знает его.

3. Его объект – это, в первую очередь, основные определения сознания, как таковые, как определения сознания; но отнюдь не как вещи, действительно существующие вне сознания...

4. Восприятие располагает ведь этими основными определениями сознания, подобно тому как наукоучение имеет их своим объектом; или скорее, эти основные определения сознания суть сами восприятия; но только оба имеют своим объектом то же самое разными способами. Подобно тому отношению, в котором выше находилось сознание действительного присутствия твоего друга к процессу представления этого присутствия, действительные часы к демонстрации этих часов, – в таком же отношении находится и действительное сознание к наукоучению. Наша самость погружается при философствовании не в сами эти основные определения сознания, а в копии и знаки этих определений.

5. [Мышление]

6. Созерцание есть голый факт, и ничего больше. Мышление объясняет этот факт и прикрепляет его к другому факту, вовсе не находящемуся в созерцании, а исключительно созданному самим мышлением, из которого и он (этот последний факт) вытекает также и здесь. Я сознаю определенное мышление; только это и дает созерцающее сознание. Я мыслю это определенное мышление: это значит – я вывожу его из некоторой неопределенности, однако определимой... Все, что я знаю, есть мое сознание. Всякое сознание или непосредственно, или опосредованно. Первое – это самосознание. Второе – сознание всего ого, что не есть я сам. Следовательно, то, что я называю своим Я, есть только известная модификация сознания, которая называется Я именно потому, что она есть непосредственное, возвращающееся в себя и не направленное на внешний мир сознание (16.120-121).

7. [Реальность я]

8. Я есть потому, что оно полагает себя, и полагает себя потому, что оно есть. Следовательно, самоположение и бытие суть одно и то же (17.111).

Поэтому первый вопрос был бы таков: как есть Я для самого себя? Первый постулат: помысли себя, построй понятие о самом себе и заметь, как ты это делаешь.

Всякий, кто только сделает это, утверждает философ, найдет, что в мышлении этого понятия его деятельность в качестве интеллигенции обращается на самое себя, делает самое себя своим предметом.

Всмотримся прежде всего в наблюдаемое нами Я; что же такое это обращение Я на самого себя? К какому классу видоизменений сознания оно должно быть отнесено? Оно не есть постижение в понятиях (Begreifen): оно становится таковым впервые через противоположение некоторого не-Я и через определение Я в этой противоположности. Следовательно, оно есть только созерцание. - Поэтому оно и не есть сознание и отнюдь не самосознание; и только потому, что через один только этот акт не возникает никакого сознания, заключают далее к другому акту, через который возникает для нас некоторое не- Я; только через это и становятся возможными успехи философского рассуждения и требуемое выведение системы опыта. Через описанный акт Я вводится в возможность самосознания и вместе с ним - всего остального сознания; но тут еще не возникает никакого действительного сознания.

Я всегда исхожу из реальности в себе и для себя, из абсолютного бытия. Идти дальше этого я не могу и не хочу. Различие, которое ты здесь проводишь между реальностью в себе и реальностью для нас, и построенное тобой отвлечение от первой, которое, как я замечаю, образует основание твоего здания, ты должен мне сперва доказать.

Его объект - это, в первую очередь, основные определения сознания, как таковые, как определения сознания; но отнюдь не как вещи, действительно существующие вне сознания. Дальше мы яснее увидим, что в нем и для него оба суть одно и то же, но что наукоучение может охватить лишь первое воззрение; дальше мы поймем, почему.

ИОГАНН ГОТЛИБ ФИХТЕ (1762-1814)