№ 7. М.С.Горбачев о подготовке нового союзного договора

Весной - в начале лета 1991 г. состоялись переговоры М.С.Горбачева с руководителями девяти союзных республик по вопросу о новом Союзном договоре, проект которого был опубликован в печати. Итогам переговоров было посвящено выступление Президента СССР по телевидению.

* * *

Как вы знаете, в последнее время шла напряженная работа над проектом нового Союзного договора. Сегодня я направил письмо руководителям делегаций, уполномоченных Верховными Советами республик, с предложением открыть договор для подписания 20 августа нынешнего года. [...]

Итак, мы вступаем в решающий этап преобразования нашего многонационального государства в демократическую федерацию равноправных советских суверенных республик. Что означает для жизни страны заключение нового союзного договора? Прежде всего - это реализация воли народа, выраженной на референдуме 17 марта. Договор предполагает преобразование Союза на основе преемственности и обновления.

Сохраняется союзная государственность, в которой воплощен труд многих поколений людей, всех народов нашего Отечества. И вместе с тем создается новое, действительно добровольное объединение суверенных государств, в котором все народы управляют своими делами, свободно развивают свои культуру, язык, традиции. [...]

Конечно, не следует упрощать дело. Договор предусматривает значительную реконструкцию органов власти и управления. Потребуется разработать и принять новую конституцию, обновить избирательный закон, провести выборы, перестроить судебную систему. Пока этот процесс будет разворачиваться, должны активно действовать Съезд народных депутатов, Верховный Совет СССР, правительство, другие союзные органы.

Мы встали на путь реформ, нужных всей стране. И новый Союзный договор поможет быстрее преодолеть кризис, ввести жизнь в нормальную колею. [...]

Из телевизионного выступления М.С.Горбачева 2 августа 1991 г. об итогах работы над проектом нового Союзного договора // Орлов А.С., Георгиев В.А., Георгиева Н.Г., Сивохина Т.А. Хрестоматия по истории России с древнейших времен до наших дней. М., 1999. С.548-549.

№ 8. М.С.Горбачев о перестройке и ее результатах

[...] Мы были за реформирование союзного государства, но за его сохранение - за сохранение Союза. Мы понимали, что объект реформирования, Советский Союз, является сложным, очень сложным. Как и его экономика, перекошенная тяжелыми отраслями и самая милитаризованная в мире. При господстве одной формы собственности и при определенном менталитете народа, страна может реформироваться и преобразоваться только эволюционно. И, следовательно, необходимо постепенно накапливать потенциал преобразований и р еформ. [...]

[...] Вы помните наш первый лозунг, ставший знаменем перестройки: “больше демократии, больше социализма!” Соединить демократию и социализм. Вечный разговор всех большевиков, от Ленина до нас, до Горбачева и до нынешних лидеров. Соединить. Мы тогда понимали, что тоталитарный режим отрицал, ограничивал до предела и подавлял демократию, отвергал плюрализм мнений, инакомыслие, свободу слова, свободный выбор и так далее.

Для нас этот момент и мотив был ведущим, главным. Мы особенно отчетливо осознали это, когда включились силы торможения и мы поняли, что нас ждет судьба Хрущева. Это мы почувствовали уже осенью 1986 года. И тогда последовали январский пленум о кадровой политике и демократизации, июльский пленум 1987 года о радикальной реформе, экономической реформе.[...]

Я мог бы продолжить аргументацию и показать, что такое “новое мышление”, явившееся краеугольным камнем внешней политики перестроечного периода, которое привело к огромным изменениям в мире. [...]

Так вот, мы развили свою концепцию. С чего мы начали, я сказал. Но очень скоро мы пришли к пониманию необходимости того, чтобы демократия была представлена в определенных институтах - гласность, свободы и демократические выборы. Это был уже новый этап. [...]

Да, мы менялись в ходе перестройки. Менялись наши взгляды, подходы. Мы об этом открыто говорили людям и получали поддержку. в том числе и на съездах, и на Верховных советах, которые мы имели после свободных выборов.

Концепция перестройки была. Но если от нас требовали “меню”, “расписания поездов”, то это совсем другое дело. Отнюдь не хочу представить все в розовом цвете. Мы допустили и большие просчеты. Среди них, думаю, один из главных состоит в том, что мы потеряли слишком много времени на осмысление реальных процессов, развернувшихся в сфере национальных отношений. На первом этапе мы еще реагировали по-старому, и тот, кто упрекает Горбачева в нерешительности, пусть знает, что я сожалею о нерешительности, которую проявил во время казахских событий в 1986 году. Когда мы, прямо скажем, навязали русского первого секретаря, что вызвало негативную реакцию со стороны местного населения. Как я действовал - это вы прочтете в моих мемуарах. А действовал так, что за 40 минут все казахи, бедняги, разбежались по домам. Но уже потом я понял, что это не тот путь, и мы не можем жить по двойному стандарту. [...]

Итак, концепция была. Она развивалась, обогащалась, и мы постепенно пришли к другому пониманию, к новому прочтению социализма. Вы обратили, наверное, внимание, что все больше и больше в то время у Горбачева звучит: не “социализм”, а “социалистический выбор”, не “социализм”, а “социалистическая идея”. Да, я и сейчас считаю себя приверженцем социалистической идеи так же, как кто-то из вас считает себя приверженцем либеральной идеи, другие - консервативной идеи. Ну что ж, на здоровье. Это и есть реальный плюрализм, свободное общество, где каждый присягает своей партии, выбирает партию, религию и т.д. Это и есть демократическое общество.

Думается, мы многое сделали для того, чтобы наш выбор и наша политика смогли иметь большой успех. Ведь мы довели дело вплотную до подписания нового Союзного договора, до принятия антикризисной экономической программы, поддержанной всеми республиками. До новой программы КПСС, которая должна была реформировать на демократической основе и партию. Но именно в этот момент удержать ситуацию нам не удалось. Помешал августовский путч 1991 года. Значит, видимо, в кадровых вопросах я переоценил себя и свои возможности. Считал, что каких-то угроз подписанию нового Союзного договора, на базе которого произойдет реформирование, уже не существовало. Думал, что эта проблема решена и в тяжелейшей схватке мы выиграли. Точно так же, как и с антикризисной программой, и реформированием партии.

Думаю, я допустил два больших просчета. Первый - кадровый. Надо было убрать тех людей, которые - это уже видно было - никогда не смогут примириться с реформами. Июньская сессия Верховного Совета СССР давала для этого достаточно оснований, но я считал, что этот инцидент исчерпан, что впереди подписание Договора и уже никто не сможет остановить это. И второй. Мне думается, мы недооценили того, что разыгралось затем в России. Сначала всплески национальных конфликтов шли как бы по периферии и разбивались об эту глыбу, о четкую ясную позицию России - в пользу реформ и за сохранение Союза. Но это было лишь до тех пор, пока у власти не оказались люди, которые решили использовать положение России и ее роль с целью получения большей, неограниченной власти.

К тому времени мы упустили многое с малым бизнесом, с аграрным сектором, с реформированием системы ценообразования, не смогли урегулировать рынок. Это вызвало нарастание недовольства, ибо реформы не приносили ощутимых результатов. Ситуацию использовали политики определенного направления, которые возглавили в тот момент российские высшие структуры власти. В этом мы тоже проиграли.

Кстати, надо сказать, что не разобрались тогда и многие коммунисты. Они даже в какой-то мере блокировались с этими структурами власти, хотели они этого или нет. Говоря точнее - политического и организационного блока не было. Но совпадение шагов - было, когда образовавшаяся российская компартия в самый критический момент начала атаковать союзный центр, партийный центр и предать его анафеме. Эти два потока как бы сомкнулись. И создалась очень сложная ситуация, которая не дала нам возможности нормально выйти из путча и все-таки прийти к новому Союзному договору уже после путча.

Решающую роль тут, конечно, сыграла позиция России, российского руководства. Но и в этой ситуации я надеялся на Верховный Совет РСФСР. И опять переоценил его, ибо демократический, свободно избранный Верховный Совет, связанный итогами референдума 17 марта, все-таки проголосовал за развал Союза, за то, чтобы придать легитимность Беловежским соглашениям. Когда мне говорят “вы несете ответственность за развал Союза”, я отвечаю: в определенной мере - да, я же во главе страны стоял. [...]

Перестройка. Десять лет спустя. М., 1995. С.16-21.