442 Коммунистические режимы Азии: от «перевоспитэния» к кровавой резне

умного мака (разумеется, не афишируя этого), который до 1945 года приносил в казну от 26 до 40% дохода³⁵.

Как это часто бывало при коммунистических режимах, активные проводники политики «на местах» стали жертвами подозрений, не прошедших для них бесследно; они умели доходчиво объясняться с крестьянами, и, самое главное, они были частью крестьянского общества, проросли в него многими корнями, и эти корни не были еще перерублены. С некоторыми активистами счета были сведены спустя десятилетия... Наибольшие подозрения почти всегда вызывали те руководители, которые работали в своих родных деревнях, районах, уездах. Оппоненты, сильнее зависящие от центрального аппарата, обвиняли их в «местничестве» — они и в самом деле действовали иногда более осторожно, рискуя даже уклоняться от выполнения директив. За одним конфликтом скрывался другой: члены партии, работавшие в сельских районах, часто были выходцами из зажиточного крестьянства, из семей землевладельцев (наиболее образованного слоя), примкнувшими к коммунистической идее из радикальных националистических убеждений. Партийные работники центральных органов пришли из маргинальных и деклассированных слоев. Это были бандиты, бродяги, нищие, бывшие наемные солдаты, проститутки. В 1926 году Мао предвидел их важную роль в революции: «Эти люди могут очень храбро сражаться и — если мы направим их туда, куда нам нужно, — смогут стать революционной ударной силой»³⁶. Не стал ли он сам похож на тех, о ком писал? Недаром много позже, в 1965 году, он показался американскому журналисту Эдгару Сноу «опирающимся на дырявый зонтик монахом, одиноко бредущим при свете звезд»³⁷. Остальное население (кроме твердого оппозиционного меньшинства — нередко тоже представителей элиты), включая бедное и среднее крестьянство, составляли, по словам коммунистических лидеров, классовую опору революции в деревне. (Тем не менее коммунистами было сказано об этих людях: «От них веет пассивностью и холодом».) Деклассированные личности стали самыми активными кадрами революции. Их приобщение к партии, обретение социального статуса, подсознательная жажда реванша, а также уважительное отношение опирающегося на них Центра³⁸ толкали их на радикальные действия и — как только представится случай — на расправу с провинциальными коммунистами. Такое противостояние объясняет начавшуюся после 1946 года кровавую истерию аграрной реформы³⁹.

Первая большая «чистка» смела в 1930—1931 годах революционный район Донгу на севере провинции Цзянси. Напряженность обострилась здесь в результате активной деятельности политического полицейского формирования Гоминьдана — корпуса АБ («антибольшевистского»), умело подогревавшего подозрения в измене среди членов КПК. В партию в большом количестве вступали члены тайных обществ. Она значительно окрепла после того, как в 1927 году туда пришел руководитель «Общества трех принципов». Подозрения сделали свое дело, началась «чистка». Сразу же были ликвидированы кадры на местах, затем «чистке» подверглась Красная армия. Были расстреляны две тысячи военных. Части заключенных в тюрьму местных руководителей удалось бежать, и они попытались поднять бунт против Мао Цзэдуна, «партийного императора», который пригласил их приехать к нему на переговоры, арестовал и собирался расстрелять. После того как одно из подразделений Второй армии восстало, армию расформировали, а весь ее офицерский состав ликвидирова-

 

Kumaй: великий поход в ночь                                               443

ли. В течение года был уничтожен каждый десятый среди военных и членов партии; счет жертв шел на тысячи. Из девятнадцати высших партийных руководителей революционного округа Второй армии, основоположников этой революционной базы, двенадцать были расстреляны как «контрреволюционеры», пятеро расстреляны гоминьдановцами, один умер от болезни и один скрылся, навсегда сойдя с революционной стези⁴⁰.

По этой же схеме, после того как Мао обосновался в Яньани, был ликвидирован основатель опорной революционной базы, легендарный партизан Лю Чжидань. В центральном аппарате партии было немало сотрудников, талантливых по части вероломства и макиавеллизма. Операцией руководил «большевик» Ван Мин, «рука Москвы», жаждавший выслужиться и подчинить себе войска Лю. Тот, ничего не подозревая, не сопротивлялся аресту и после пыток не признался в «измене»; его видные сторонники были тогда похоронены заживо. Соперник Ван Мина Чжоу Эньлай освободил Лю Чжиданя, продолжавшего настаивать на праве самостоятельно командовать армией, за что получил клеймо «крайне правого» и был отправлен на фронт, где его убили, возможно, выстрелом в спину...⁴¹

Наиболее известная «чистка», предшествовавшая 1949 году, началась в июне 1942 года с удара коммунистов по самой блестящей интеллигенции Янь-аня. Через пятнадцать лет «чистка» повторилась уже в масштабе всей страны. В 1942 году Мао начал с объявления двухмесячной кампании свободы критики. Затем активные участники кампании были «приглашены открыто побороться» на многочисленных митингах с Дин Лин, заявившей, что объявленное коммунистами равноправие мужчин и женщин — это демагогия, и с Ван Шивэем, осмелившимся требовать свободы творчества и предостерегавшим творческих работников от искушений власти. Дин признала критику правильной, покаялась и напала на строптивого Вана. Последний был исключен из партии и расстрелян в суматохе временной эвакуации из Яньани в 1947 году. Догма о том, что интеллигент должен подчинить творческие интересы политическим, изложенная председателем партии в феврале 1942 года в Беседах о литературе и искусстве, возымела силу закона. Повсеместно велось шэн фен («обучение новому стилю работы») вплоть до полного подчинения интеллигенции. В начале июля 1943 года кампания вспыхивает с новой силой, борьба идет не на жизнь, а на смерть. Дьявольской душой этой «спасительной кампании», призванной защитить борцов революции от слабостей и тайных сомнений, становится член Политбюро КПК Кан Шэн, поставленный Мао Цзэдуном в июне 1942 года во главе нового комитета по воспитанию, призванного руководить «исправлением». Кан Шэн — «затянутая в черную кожу черная тень» на черном коне, всегда в сопровождении дикого черного пса» — был креатурой советского НКВД, организатором в коммунистическом Китае первой подлинно «массовой кампании» повальной критики и самокритики. Он проводил выборочные аресты, а затем, выбивая признания, расширял круг обвиняемых и соответственно — арестованных. Никто не мог так искусно организовать публичное шельмование жертвы и ее экзекуцию. Он продвигал вперед "светлые и безупречно правильные идеи Мао — вершины теоретической мысли". Обращаясь на митинге к присутствующим, он заявлял: «Вы все агенты Гоминьдана... мы еще долго будем перевоспитывать вас»⁴². Аресты, пытки, смерти (более шестидесяти только в ЦК, в их числе и самоубийства) настолько распространились, что вызывали беспокойство руководства партии, хотя Мао предупреждал: «Шпионов столько,