242 Элиас Канетти

чем одно тело, а тот факт, что новое тело, о чьем пропитании она заботится, отделено от ее собственного, только придает процессу в целом ясность и наглядность. Власть матери над ребенком на ранних стадиях его развития абсолютна, и не только потому, что от нее целиком зависит его жизнь, но и потому, что она испытывает сильнейшее желание беспрерывно пользоваться этой властью. Концентрация стремления гос­подствовать на таком крохотном создании дает ей ощущение сверхвласти, которое невозможно ни в каком ином из нор­мальных межчеловеческих отношений.

Беспрерывность этого господства, реализуемого день и ночь, гигантское множество частностей и мелочей, из которых оно складывается, — все это придает ему полноту и завершенность, невозможные ни в какой другой форме господства. Его преде­лы не ограничены отдачей приказов, которые сначала не мо­гут быть даже поняты. Оно позволяет одному человеку дер­жать другого в своей власти, хотя в этом случае действитель­но для его собственной пользы. Оно позволяет одному чело­веку — даже не понимающему, что он делает, — внушать другому то, что он сам усвоил под давлением десятки лет назад и что осталось сидеть в нем неизвлеченным жалом. Оно позволяет человеку заставлять другого расти, что даже влас­тителям удается только путем создания искусственных чи­новничьих иерархий. Для матери ребенок соединяет в себе свойства растения и животного. Он дает ей возможность поль­зоваться правами, которыми человек никогда больше не в состоянии пользоваться одновременно: правом контроля ро­ста, в чем сказывается власть человека над растениями, и правом держать взаперти и контролировать движения, в чем сказывается власть человека над животными. Ребенок про­растает как зерно под руками матери, как домашнее живот­ное он исполняет то, что она велит; он снимает с нее часть тяжкой ноши старых приказов, которая давит всякого воспи­танного в морали человека, и кроме всего этого он становит­ся человеком, новым цельным человеком, за взращивание которого группа, в которой ему придется жить, всегда обяза­на ей благодарностью. Не существует более интенсивной фор­мы власти. Если роль матери обычно оценивается не так, то тому есть две причины. Каждый лучше помнит времена ос­лабления этой власти, и всем кажется гораздо важнее бросаю-

243

Внутренности власти

щаяся в глаза, но не столь существенная власть отца.

Твердой и стабильной семья оказывается в том случае, когда другие исключены из ее трапез; естественным поводом для исключения других выступает необходимость заботиться о своих близких. Неосновательность этой причины ясна, когда видишь семьи, не имеющие детей, и при этом отказывающи­еся делиться пищей с другими; семья из двоих членов — са­мое жалкое произведение человечества. Но даже когда дети имеются, они часто лишь ширма, прикрывающая самый бес­совестный эгоизм. Экономят "для своих детей", оставляя дру­гих голодать. В действительности же сохраняют, пока живут, для самих себя.

Современный человек любит есть в ресторане, за отдель­ным столиком, в своей компании, за которую и платит. По- , скольку другие в ресторане делают то же самое, человек впа­дает в иллюзию, что еды достаточно всем вообще. Но даже самые тонкие натуры не питают эту иллюзию слишко долго: сытый спокойно перешагивает через голодного.

Тот, кто ест, прибавляет в весе, чувствует себя тяжелее. В этом есть что-то от похвальбы: он не в состоянии больше расти, но прибавить он может прямо здесь, на глазах у всех. Это одна из причин, почему он ест вместе с другими: своего рода соревнование в самонаполнении. Удовлетворение от наполненности, когда больше есть невозможно, — это выс­ший уровень, к которому стремятся. Первоначально никто этого не стыдился: большую добычу следовало немедленно съесть, ели, сколько могли, запас уносили в себе.

Кто ест в одиночестве, отказывается от той доли уваже­ния, которую принесла бы ему трапеза с другими. Обнаже­ние зубов, когда никого нет, никого и не впечатлит. Вместе видно, как каждый открывает рот и, сам действуя зубами, видит, как это проделывают другие. Отсутствие зубов произ­водит жалкое впечатление; не показывать имеющиеся зубы — что-то вроде проявления аскетизма* Совместные трапезы — это естественная возможность их продемонстрировать. Со­временные манеры требуют есть с закрытым ртом. Даже легчайшая угроза, которая возникает при наивно открытом рте, тем самым сводится к минимуму. Однако наша безвред­ность не заходит слишком далеко. Мы едим ножом и вилкой, которые легко могут послужить для нападения. Часть, кото-