Раздел I. Россия в XVII веке. Начало нового периода русской истории

I.1.Россия в конце XVI в. Назревание «Смуты».

По определению русского историка, академика Ю.В.Готье, Смутное время – это «промежуток в пятнадцать лет между смертью последнего царя Рюриковича в 1598 г. и избранием на престол первого царя из дома Романовых – Михаила Федоровича, в 1613 г. Это было время глубоких потрясений Русской земли, время, когда Московское государство опустошалось гражданской войной, было почти покорено иноземцами, в корень разорялось и своими и чужими. За эти пятнадцать лет Россия видела несколько политических переворотов, попытки поднять одни части населения на другие, борьбу партий со свойственным такой борьбе ожесточением, примеры ужасающей жестокости, беспощадной мести и в то же время проявления высоких доблестей гражданских и военных».

Итак, уже в начале XX столетия (книга Ю.В. Готье «Смутное время: очерк истории революционных движений начала XVII столетия», откуда взята эта цитата, вышла в свет в 1921 г.) российские историки определяли Смуту (Смутное время), как первую в России гражданскую войну.

Позже, в советской историографии, определение «гражданская война» для Смутного времени было вытеснено определением «крестьянская война», но на исходе советского периода в российской истории оно вновь вернулось в исторические труды: «В начале XVII в. в России произошла первая гражданская война, которую современники метко назвали «Смутой» (Р.Г.Скрынников).

Но всякая гражданская война есть следствие революции – такого социального потрясения, результатом которого является смена общественных ориентиров и установок. Иными словами – смена социально-экономического и политического устройства данного общества. Являлась ли русская Смута начала XVII в. революцией? Если исходить из социально-исторического определения понятия «революция» и итогов Смуты – едва ли. Ведь что такое революция? «Революция (от лат. revolutio - поворот, изменение) - способ перехода от одного общественно-политического строя к другому, более прогрессивному, посредством активных действий самих граждан. Главный вопрос революции - вопрос о государственной власти, хотя чаще всего революция - это социальный сдвиг и качественный переворот во всей социально-экономичекой структуре общества». Или: «Революция - - процесс социально-политических, экономических и идеологических изменений, в котором задействованы массовые социальные движения и партии, связанный с использованием насилия для свержения существующего политического режима с последующим формированием нового правительства. Революция отличается от заговора тем, что она носит массовый характер и приводит к значительным переменам в политической системе».

С точки зрения «переворота во всей социально-экономической структуре общества» или «значительных перемен в политической системе» Смута закончилась ничем. Хотя в течение 15-ти «смутных» лет определенные «революционные» тенденции проследить можно. Это введение ограниченной монархии (правление Василия Шуйского), коллегиальное (олигархическое) правление (Семибоярщина).

Но революции не вспыхивают сами по себе, «на пустом месте». Они зреют исподволь, готовятся всем ходом предшествующего общественного развития. Соответственно и корни русской смуты начала XVII в. уходят в XVI век, в эпоху царствования Ивана IV Грозного, первого российского царя.

Кто бы из отечественных историков ни касался вопроса о причинах и предпосылках Смутного времени, все единодушны в одном: главная и основная причина Смуты – всеобщая «неустроенность» российского общества, прежде всего, в вопросе землевладения.

Образование Русского централизованного государства выдвинуло на повестку дня перед московскими государями проблему №1 –сохранение и упрочение собственной самодержавной власти. Проблему, которую именно Иван IV и попытался решить (и решил) путем организации военно-служилого сословия – дворянства. Причем, создание этого сословия диктовалось не столько заботой царя об окружении себя прочным заслоном из лично преданных ему людей, не составляющих ему конкуренции во власти – это было бы слишком прямолинейно и грубо – сколько необходимостью обороны от внешних врагов границ государства, неимоверно расширившихся во второй половине XVI века. Для их защиты, в первую очередь от татар и литовцев, требовалось многократное увеличение боевых сил государства. За счет воинских контингентов бояр-вотчинников эту проблему решить было невозможно, хотя бы уже потому, что, по мере расширения границ Московского государства на юг и восток, крупные вотчины бояр – потомков удельных князей – оставались далеко в тылу, и оборонять внешние рубежи бояре-вотчинники отнюдь не спешили.

И не потому, что бояре все поголовно были изменниками (хотя нежелание выставлять свои дружины на защиту границ явилось для Ивана IV прекрасным поводом для обвинения бояр в измене и репрессий против них), а в силу устойчивых традиций именно удельного мышления. Потомки удельных князей, в той или иной степени родственники царю Ивану IV, бояре резонно (опять-таки с точки зрения удельных князей) считали, что вновь обретенные территории – царский удел – царь и должен охранять сам.

Для обороны страны нужны были деньги и люди. В казне денег было очень мало. Ю.В.Готье приводит взятую из иностранных источников сумму совокупного денежного дохода Московского государства при царе Федоре Иоанновиче. Она равнялась 1 430 000 рублей, что в переводе на номинальную стоимость российского рубля начала XX в. соответствовало 3-4 миллиардам руб. Поступали эти деньги из карманов налогоплательщиков – податных или «тягловых» людей – размеры обложения которых в течение XVI в. неуклонно росли.

Вдоль новых границ строились крепости: в 1558 г. недалеко от руин золотоордынского города Хаджи-Тархан строится новая русская крепость Астрахань, в 1574 г. воевода Иван Нагой строит Уфимский острог, в 1586 г. – Самара, в 1589 – Царицын, в 1590 г. – Саратов. В 1558 г. русский промышленник Аникей Строганов получает право на владение Пермскими вотчинами и на добычу соли в Прикамье с условием организации защиты своих владений. Крепости укомплектовывались гарнизонами из стрельцов, детей боярских, пушкарей, городовых (находящихся на государевой службе) казаков. Первоначально это были добровольцы – «охочие люди» - среди которых хватало и всякого рода маргиналов: беглых холопов, «разбойных» или вольных казаков, татар, отбившихся от своих родов. Всех их принимали на государеву службу и наделяли землей (поместьем), поскольку иной формы оплаты воинской службы у казны просто не было.

Получив землю, новые поместные владельцы всеми правдами и неправдами старались переманить к себе крестьян, без которых само поместье превращалось в мертвый груз. Дело в том, что служилый человек, получая участок земли («поместье»), должен был содержать себя сам именно за счет того продукта, который он с этой земли получал. Но для обработки земли своими руками у служилого человека-«помещика» просто-напросто не было времени: он должен был служить не только сам, но и дети его, начиная с 15 лет. И служить до полного «износа», увечья или гибели. В противном случае его поместье отбиралось и передавалось другому лицу. То есть, фактически помещик – это тот же крепостной у государства, только крепостной военный.

Поэтому давая служилому человеку землю, государство давало ему и право на использование крестьянского труда. Если на данной земле уже «сидели» крестьяне, они автоматически переходили во владение нового помещика. Если земля была пустой, служилый человек получал право призывать крестьян в свое поместье.

Знаменитый русский ученый историк, академик М.К.Любавский так характеризовал эту ситуацию: «Поместная система создавала удобные условия для экономического и юридического закрепощения крестьян: деваться им после татарского погрома было некуда, на пустых землях нельзя было осаживаться без хозяйственного инвентаря; зато можно было садиться на земли, заселенные помещиками и вотчинниками, которые, получив поместья, всякими льготами, ссудами на хозяйственное обзаведение старались заманить к себе крестьян-земледельцев. Им самим были необходимы рабочие руки, так как с пустых земель они не могли содержать себя и своих вооруженных слуг. Крестьяне шли на земли помещиков, должали им, заживались подолгу и превращались в старинных засидевшихся крестьян, которые, по общему правилу, не могли уходить от своих владельцев».

Отток крестьян с «черных» (государственных) и дворцовых (государевых) земель наносил ущерб казне, поскольку все крестьяне являлись «тяглецами», т.е. платили подати. Осознав эту угрозу, правительство устанавливает общим правилом прикрепление всех крестьян черных и дворцовых волостей к своему тяглу.

Но этого же, т.е. прикрепления к тяглу, стали требовать и для своих крестьян бояре-вотчинники и монастыри и правительство, коль скоро оно «держалось того же правила в отношении своих черных волостей, оно не могло не признать его и за землями монастырей и частных владельцев» (М.К.Любавский).

Реакцией крестьян на личное закрепощение явилось массовое переселение, а затем и бегство. Бежали, главным образом, на юг и восток, где земли были потучнее. На первых порах правительство поощряло такую миграцию, поскольку объективно это способствовало закреплению новых земель. Но в итоге это привело к запустению центральных уездов, что вызвало и снижение боеспособности государства. Обратимся опять к цифрам. Ю.В.Готье приводит данные, взятые им из донесения английского посланника при дворе царя Федора Иоанновича Джайльса Флетчера королеве Елизавете: на сравнительно небольшом расстоянии по дороге из Москвы на Ярославль и Волгоду Флетчер увидел 50 покинутых жителями деревень. В Звенигородском уезде под Москвой из 56 деревень, принадлежавших Троице_сергиеву монастырю, заселенными осталось только 12. В 1578 г. в городе Коломне 95,5% всех городских дворов стояли пустыми; в городе Можайске из 557 дворов жилыми оставались только 83; в Вышнем Волочке из 230 дворов населенными было 87 и т.д.

Дело осложнялось ещё и тем, что с уходом крестьян мелкий служилый человек оказывался полностью «на бобах» и терял возможность к службе. По этой же причине обострились отношения между служилым людом и боярами-вотчинниками, которые имели возможность переманивать к себе или принимать у себя крестьян-сходцев. Со «сходцами» боролись двумя мерами: 1-крестьян не выпускали без окончательной расплаты с владельцем; 2-вводились т.н. «поручныя записи», выдаваемые несколькими поручителями по крестьянине, чтобы ему жить в определенном месте, пахать землю, строить двор и никуда не бегать. В случае побега поручители отвечали условленной суммой (до 1100 рублей). Подобная мера, удобная для властей и достаточно эффективная, больно ударяла по нравственному миру внутри крестьянской общины, порождая взаимное недоверие и фискальство.

Раздача земель служилому люду производилась с таким соображением, чтобы поместить их поближе к наиболее вероятному театру военных действий, то есть на юге и на западе. Скученность на южных и западных «украинах» Московского государства многочисленного служилого сословия приводила к тому, что резерв «черных» (государственных) и «государевых» (дворцовых) земель быстро иссякал. Откуда его пополнять? За счет вотчинных и церковных владений, которые государь специально берет на себя. Наглядный и наиболее яркий пример ­ опричнина, в ходе которой, как известно, подвергшиеся опале боярские роды уничтожались едва ли не поголовно, а их имение-вотчины «отписывались» на государя, а затем шли в раздачу мелким служилым людям.

В самом конце XVI в. крестьяне-сходцы прочно попадают в экономическую кабалу, оформленную теперь уже и юридически. Судебник 1550 г. разрешал крестьянам продаваться в холопы. Этим правом широко пользовались также бобыли и крестьянские дети, не имевшие перспектив на ведение собственного хозяйства. Давая им приют на своем подворье, землевладельцы вымогали у них кабалу (кабальную запись), по которой крестьянин превращался в кабального холопа – по сути раба.

Причем было абсолютно не обязательно, что кабального холопа сразу же сажали на землю. Их использовали в качестве дворовых слуг, батраков, а знакомых с военным делом – в качестве боевых холопов, т.е. комплектовали из них собственные воинские контингенты. Причем зачастую холопство в крупной боярской вотчине для безземельного крестьянина, мелкого ремесленника или бежавшего с государевой службы служилого человека оказывалось более предпочтительным, чем вольная, но зачастую голодная и хлопотная жизнь. За спиной (как тогда говорили, «за хребтом») боярина-вотчинника или монастыря холопы были накормлены, освобождены от тягла (их никто не учитывал, а потому никто и не знал, где они и что они) и обеспечены, по крайней мере, крышей над головой. С.Ф.Платонов: «… службу «во дворе» могли предпочитать крестьянству и сами работники: маломочному бобылю и бродячему мастеровому человеку, портному или сапожнику в чужом дворе могло быть лучше, чем на своем нищем хозяйстве и бедном бродячем ремесле». Естественно, что в случае экстремальных ситуаций крестьяне служилого помещика, экономически маломощного, при первой же возможности уходило в «холопи» к боярину-вотчиннику. Что, естественно, не прибавляло симпатии поместного служилого люда к старому родовитому боярству.

Но сама по себе служба у нового хозяина могла и не быть кабальной. При отсутствии жесткого контроля за количеством холопов (большинство из которых составляли дворню) владельцы держали у себя людей вовсе без каких-либо записей. Государство это не одобряло, поскольку, во-первых, такие «вольные или добровольные холопы» своим господам были не крепки и могли свободно их покинуть, во-вторых, для государства они были бесполезны, поскольку не несли никакого тягла, а в-третьих, среди таких «вольных холопов» скрывалось немало людей, ушедших с государевой службы и тягла и «заложившихся» за частное лицо. Тем более, что среди них хватало людей, знакомых с военным делом (боевые холопы), которые составляли личные дружины крупных бояр-вотчинников и монастырей.

С целью ограничения «вольного холопства» в 1597 г. принимается указ о «вольных холопях», предписывавший всем владельцам брать на своих холопов крепости даже без их воли. То есть, «добровольное» рабство закрепляется юридически, «вольное холопство» ликвидируется как социальное явление, а государство получает возможность контролировать количество холопов в каждой вотчине и, соответственно, облагать её владельца дополнительными податями за каждую учтенную холопскую душу. Вряд ли стоит сомневаться в том, что вотчинное боярство было отнюдь не в восторге от подобного указа. Равно как и сами холопы, окончательно потерявшие свою волю.

Борьба с соседями на окраинах и защита рубежей требовали, как уже было сказано выше, увеличения боевых сил государства. На границах строились крепости, гарнизоны которых комплектовались из низших слоев населения, главным образом, из мелкого люда, извлеченного из внутренних уездов и поверстанного в государеву службу. Таким образом, значительная часть трудоспособного населения изымалась из внутренних районов страны. Но правительство не могло (и не хотело) оставить внутренние уезды государства без воинского контингента. И вот здесь как раз и уместно вспомнить противостояние Ивана Грозного – самодержца и бояр – приверженцев старых удельных традиций. На место убывших служилых людей в города водворялись новые служилые люди, которые ничего не производили, никакого тягла не несли, но должны были нести военную службу. Численность их в течение XVI в. неуклонно росла, а вместе с ней росла и площадь служилого землевладения. Расселяясь в городах («слободах») служилый люд получал лучшие места под усадьбы, вытесняя коренных горожан с их усадеб, огородов и рынков. С.Ф.Платонов: «Следует отметить те последствия, какими сопровождалось для коренного городского населения водворение в города и посады служилого люда. Военные слободы и осадные дворы губительно действовали на посадские миры. Служилый люд отнимал у горожан их усадьбы и огороды, их рынок и промыслы. Он выживал посадских людей из их посада и посад пустел и падал. Из центра народнохозяйственной жизни город превращался в центр административно-военный, а старое городское население разбредалось или же, оставаясь на месте, разными способами выходило из государева тягла».

Так к концу 16 в. в стране складывается социальная ситуация всеобщего недовольства, когда все были недовольны всеми. Появившиеся на южных и западных «украинах» привилегированные служилые землевладельцы пользовались покровительством правительства и льготами в ущерб тягловым классам. В городах слободки служилых людей уничтожали посады, а в уездах поместья и вотчины служилого сословия растаскивали на куски русский крестьянский мир.

Недовольное крестьянство уходило на юг, но там оно сталкивалось с подобной же ситуацией, а потому шло еще дальше на юг, за рубеж, в казачьи городки и становища. Там, на Дону и его притоках, скапливается элемент, не довольный той властью, которая лишала крестьян земли и отдавала предпочтение служилому человеку за счет интересов человека тяглового.

Взаимная ненависть разделяла русских бояр-вотчинников и служилое дворянство. Боярство, прежде всего – московское, более всех пострадавшее от опричнины, переживало тяжелый моральный и материальный кризис. Над ним висела гроза опалы, страх за свои семейства, страх за свои хозяйства, раздражение к главному сопернику по землевладению – монастырю и ненависть к среднему и мелкому служилому дворянству – главной движущей силе опричнине – все это объективно вело боярство к выступлению против самодержавной власти.

Мелкое служилое дворянство, сидевшее в опустевших поместьях, откуда бежали крестьяне, вообще впадало в нищету. Военные повинности не давали им ни малейшей передышки, а последние средства для отбытия этих повинностей иссякали, благодаря крестьянским выходам, перевозам да и постоянному передвижению с места на место самих служилых людей.

Тягловое население государства также натерпелось за годы правления Грозного, но его судьба была различной: если в центральных и южных уездах Московского государства городские посады и крестьянские общины разорялись и разваливались, то на севере они продолжали сохраняться в своей самостоятельности и экономической силе.

Завершить данную тему лучше всего ещё одной цитатой из М.К.Любавского, в которой в емкой форме обобщается все сказанное выше: «Вот к каким результатам привело построение громадного государства в северо-восточной Руси: создано было огромное государство (комм.: только за время правления Ивана IV Грозного площадь Русского государства увеличилась в … раза и продолжала расти за счет захвата и освоения сибирских территорий), но с разбросанным, неорганизованным помещичьим землевладельческим классом, неспособным к организованной политической самодеятельности в большом масштабе уже потому, что само земледелие носило подвижный, неустойчивый характер (комм.: поместья давались сословию служилых людей, как правило, вдоль российского пограничья, вокруг вновь построенных крепостей, образуя своеобразные «гнёзда» с обширными пустыми пространствами между ними, зачастую занятыми инородческим населением, как, например, в Башкирии или Казанском крае. Что касается «подвижного земледелия», то здесь М.К.Любавский имеет в виду как самоё условность поместного землевладения – владеет, пока служит – так и текучесть собственно крестьянского контингента). Прежняя крупная политическая организация была разрушена, а новая еще не народилась, общество переживало еще удельную рознь и могло держаться в порядке лишь силой центральной власти». Здесь следует дать более пространный комментарий. В период собирания русских земель вокруг Москвы московские князья представляли собой притягательную силу для удельного боярства, охотно переходившего на службу в Москву к более сильному владыке. Так вокруг московских князей складывается круг родовитых бояр, многие из которых сами были потомками удельных князей. В старых традициях удельного княжения вплоть до царствования Ивана IV Грозного и московские («старые»), и пришлые бояре принимали самое активное участие в обсуждении важных государственных дел и принятии соответствующих решений (Боярская Дума). Но уже при Иване III – первом «государе всея Руси» - в системе государственной власти начинают появляться люди, не обличенные знатностью, но отличающиеся умом и деловитостью. А главное – лично преданные государю и готовые беспрекословно исполнять его волю. В этом своем качестве они неизмеримо больше устраивали стремящегося к самодержавной власти московского государя, нежели родовитые, но своенравные «старые» бояре, никак не могущие расстаться с памятью о своей удельной значимости. Итак, старая удельная система власти (князь + боярская дума) была сломана стараниями Ивана Грозного и руками его опричников, а новая (царь-самодержец + ведомства-приказы) ещё только создавалась. Но пока был жив царь Иван Грозный бояре в страхе молчали. Но вот его не стало…

М.К.Любавский: «Вследствие этих ненормальных условий в Московском государстве накопилось много недовольных элементов из среды тех, которые подверглись юридическому и экономическому закрепощению. Все благополучие государства зависело только от силы центральной власти, а она была неспособна для этой роли, хотя и достигла тогда удивительных размеров. Поэтому в начале XVII века и начинается в Московском государстве «великая разруха» или «смута».