- •Глава 1
- •Глава 2
- •Глава 3
- •Глава 1. Археография как научная дисциплина
- •Глава 2. Основы археографической теории
- •Глава 3. Феноменология документальных публикаций
- •Глава 4. Модель документальной публикации, ее подготовка и калибровка
- •Глава 1. Археография как научная дисциплина
- •Глава 2. Основы археографической теории
- •Глава 3. Феноменология документальных публикаций
- •Глава 4. Модель документальной публикации, ее подготовка и калибровка
В.П.Козлов
Основы
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ И ПРИКЛАДНОЙ АРХЕОГРАФИИ
2-е издание, переработанное и дополненное
Москва РОССПЭН 2008
\ 1к 930 ВБК 6 1.) К 59
Ко 1 ЮМ КИ.
I. 11 (>. НОВЫ Гворетической и прикладной археографии/ В.П. Коз-ц»н М Рои и некая политическая энциклопедия (РОССПЭН), 200К. 224 с.: ил.
1.ЧНМ Ч7К-5-8243-0893-8
В К.....е рассматриваются основные теоретические проблемы, свя-
181......е с объектом и предметом археографии как сферы научного по-
знания. Предложена новая типология документальных публикаций, рассмотрена трансформация документа в исторический источник, мо-новому представлены принципы выявления, отбора, систематизации документов в документальной публикации.
Введен ряд новых археографических понятий, таких как «модель документальной публикации», «конвой документа в документальной публикации», «неопознанные пробелы документа», «разрывные разности текста документа» и др.
Книга насыщена примерами из прикладной археографии последнего десятилетия, в первую очередь — из публикаций этого времени по истории XX в.
Для профессиональных историков.
УДК 930 ББК 63.3
I8ВN 978-5-8243-0893-8
6 © Козлов В. П., 2008
..._ © «Российская политическая
энциклопедия», 2008
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга посвящена одной из тех исторических дисциплин, которые в последнее пятнадцатилетие резко обозначила свою обще-стенную значимость, — археографии. Пятнадцать последних лет н России характеризуются прорывом в «практической археографии», связанным с массовым изданием разных видов исторических источников, целых документальных комплексов различных исторических нюх, и в первую очередь по истории XX века. По существу, общественности становятся известными и секретные в советскую эпоху документы, и ранее неизвестные и недоступные документные системы.
Если вспомнить, что каждая такая система представлена не просто различными документальными комплексами, а их множеством, сопоставимым, например, с множеством разнообразных растений в каком-нибудь лесу или городском парке, станет понятно, насколько многообразен мир документов, используя которые современное человечество пытается узнать свое прошлое.
Археография не претендует на всестороннюю и полную упорядоченность всех создаваемых человечеством документов. Этим занимается целый комплекс исторических дисциплин (архивоведение, источниковедение, дипломатика и др.). Но историография приводит В систему то множество, которое представляет их публичную совокупность в виде документальных публикаций.
Предлагаемое исследование содержит некоторые наблюдения относительно места археографии в системе науки научных дисциплин, занимающихся познанием прошлого. Разумеется, речь идет, прежде всего, о прошлом нашей страны. В нем излагаются и некоторые теоретические положения, основанные на анализе документальных публикаций по истории Отечества.
Принято ассоциировать сделанное в последнее время в области публикации архивных документов, прежде всего по истории XX столетия, с реформированием архивного дела в России. Такая связь, безусловно, есть, и она определяется, с одной стороны, расширением доступа к ранее закрытым документальным комплексам, а с другой — отказом от жесткой системы планирования работы архивов, которым позволено увеличить бюджет рабочего времени па подготовку и издание архивных документов. Справедливости ради следует напомнить, что еще в июне 1987г. Ю.Н. Афанасьев — тогда ректор Московского государственного историко-архивного институ-та — в записке на имя члена Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлева наметил конкретную программу издания исторических источников и выдвинул идею создания межведомственного научно-издательского совета для ее реализации. В то время предложение не было реализовано, но проделанное в последние годы в этой области подтвердило справедливость высказанных предложений.
Реформирование архивного дела России существенным образом отразилось на публикации документов по истории XX столетия. Передача в ведение Росархива архивов КПСС, расширение возможностей доступа к историческим архивам силовых ведомств, массовое рассекречивание архивных документов, оперативная подготовка серии справочников о составе и содержании документов Архивного фонда России, в частности ранее недоступных, своеобразная «раскрутка» архивно-исторической проблематики в средствах массовой информации создали тот минимально необходимый фон, благодаря которому развернулись работы по подготовке документальных изданий.
Несколько важных явлений характерны для развития публикаторской работы в последнее пятнадцатилетие. Во-первых, в это время в истории нашей страны, возможно, впервые за многие годы произошел прорыв в свободном, не отягощенном моноидеологией и цензурой осмыслении прошлого на основе использования широчайшего круга исторических источников. Это относится, прежде всего, к истории России и других стран XX века. Во-вторых, мы стали свидетелями освоения разнообразных систем и подсистем документации, что ставит задачу обобщения накопленного опыта такого освоения и в рамках документальных изданий. В-третьих, несмотря на кризисное состояние нашего общества, произошел настоящий взрыв публикаций не только собственно исторических, но и историко-документальных, в том числе и по истории XX века, итоги которого следует рассмотреть. В-четвертых, современная публикаторская практика демонстрирует разнообразие типов, видов, форм таких изданий, что также требует обсуждения. Все это заставляет нас посмотреть как бы со стороны на те явления и процессы, которые уже произошли, обозначились и происходят сегодня в деле публикации документов по истории XX столетия.
Вспомним ситуацию в начале 90-х годов XX века. До этого в России в среднем в год выходило 15—20 сборников архивных документов, а с учетом публикаций центральных государственных архивов СССР — 25—30. К началу 90-х годов в результате коммерциализации издательской деятельности, сокращения бюджетного финансирования архивы, научные и учебные заведения фактически лишились издательских лимитов, вследствие чего издание архивных документов в целом по стране сократилось наполовину, подготовка многих из них была законсервирована.
В этих условиях Росархив, Отделение истории РАН провели большую работу по анализу публикаторской деятельности, наметив приоритетные направления подготовки и издания архивных документов. Км I разработан сводный план выпуска документальных публикаций и I правочно-информационных изданий на 1992-1997 гг. Он содержал 12 тематических разделов и 157 названий документальных из-л.пшй, в том числе по истории XX столетия. Сегодня, глядя на этот План, нельзя не заметить и элементов его политизации, и определенной односторонности. Но тогда волновало одно — возможность его реализации.
За шесть последующих лет план был реализован почти полно-' 11.ю: из 90 включенных в него документальных изданий по истории КХв. увидели свет 88. Многие публикации как бы вышли за рамки плана. Изданы четыре выпуска «Хроники рабочего движения» (предполагалось издать два), три тома «Меньшевики в 1917г.» (ПО плану — два), два тома «Партия социалистов-революционеров» (предполагалось издать один) и т. д. О зрелости, фундаментальности I |убп икаторской деятельности свидетельствует и тот факт, что многие п I изданий оформились в серии, в частности «Политические партии I России», «Культура и власть».
Археографический бум не ограничился столицей, захватив многие регионы. За архивными учреждениями субъектов Российской Федерации были изданы 135 документальных публикаций, среди них I УЛАГ в Карелии», «Ленинград в осаде», «Москва военная».
Всего архивные учреждения России за 1992—1998 гг. выпустили 16Н сборников архивных документов по истории XX столетия. При ном наблюдалась явная тенденция роста числа публикаций. Если I 1992г. их количество составило 19, то в 1998 г. — 52. Подавляю-N1,1)1 часть изданий подготовлена и издана либо за счет российских фондов, в первую очередь Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), либо зарубежных, либо в рамках совместных про-■ Iюн с зарубежными учеными и научными организациями. И это трпос новое явление в публикации документов по истории XX в. Ар-Кинисты и историки научились самостоятельно находить финансо-ИЫС возможности, чтобы обеспечить одно из важных направлений I воей деятельности.
\ нас, к сожалению, отсутствует полная статистика «ведомственной принадлежности» участников подготовки названных докумен-IIIл 1,ных изданий. Но подавляющая часть подготовлена на федеральном уровне преимущественно архивистами совместно с учеными || и (омических организаций, а на региональном уровне — архивис-Iам11 имеете с работниками вузов. И это вторая, очень важная черта,
Ч" Г»уI.....аи закрепления и развития. Совместными усилиями легче
реши 11) п научные, и ор| анизационно-финансовые проблемы.Еще одним из самых заметных явлений в издании документов по истории XX века, ставшим знаковым и для истории России последнего десятилетия, оказалась публикация документов ведомственных архивов или их привлечение к документальным изданиям государственных архивов и научных организаций. Речь идет об изданиях, основанных на материалах архивов Федеральной службы безопасности, Службы внешней разведки, Министерства иностранных дел, Министерства атомной энергии, Архива Президента Российской Федерации (или включивших эти материалы частично). В результате исследователи получили возможность ознакомиться с системами и подсистемами документации, существовавшими в этих организациях, подтвердить ранее предполагавшиеся факты или получить новые свидетельства. С их помощью можно полностью проследить цепочки связей документации, включающие инициацию, выработку, принятие и реализацию решений, что чрезвычайно важно для изучения прошлого, осуществить системные подборки документов.
Едва ли не самым важным в этом смысле среди проектов вовлечения «ведомственных» массивов документов в общий процесс документального освещения истории нашей страны стал проект «"Совершенно секретно": Лубянка — Сталину о положении в стране (1922—1934 гг.)»!. Издание впервые представляет пользователю элементы целой, ранее недоступной системы документации — ежедневные и ежемесячные сводки положения в стране, которые создавались специальным информационным подразделением ОГПУ в 1922-1934гг. Нельзя не согласиться с мнением председателя Редакционного совета этого издания академиком Г. Н. Севостьяновым, назвавшим эту публикацию «летописью» жизни Советской страны и едва ли не энциклопедией ее истории.
Ниже мы не раз будем говорить об этом издании. Сейчас же важно заметить, что даже сами его создатели, потрясенные оказавшейся в их распоряжении информацией, доверительно допущенные к ней, отмечают ее особое значение. Академик Севостьянов написал: «Этот исторический источник дает широкую панораму повседневных и бесконечных забот трудового народа... Отличительной его чертой является необычайное разнообразие материала, отражающего жизнь общества...»2.
Действительно, данный вид документов, по существу представлявший собой нелегальную ежедневную и ежемесячную газету для высшего круга советского руководства, открыл целый пласт информации, ранее недоступной исследователям.
Новые черты можно обнаружить и в рамках развития так называемой журнальной археографии. Укрепился не сломленный трудностями, воссозданный для публикации архивных документов журнал
и. юрпческий архив», где есть несколько разделов, посвященных II - шкациям документов по истории XX века. Страницы академи-,, . . их журналов также стали более насыщенными документальны-
.....мН1 иканиями по истории XX столетия. Так, журнал «Новая и но-
Ш шиш история» систематически предлагает читателю специальный г 111' и, н котором публикуются документы из отечественных и зару-I пых архивов. Появился и популярный журнал, полностью пред-II | ишчснный для публикации документов, — «Источник». С инте-
.....Iмми документами по новейшей истории можно познакомиться
И < (течественных архивах». Масса более мелких форм документальных и щаний существует в субъектах Российской Федерации. Иначе Говори, архивные документы как предмет издания прочно заняли и к) па страницах отечественных журналов.
Прошедшие годы обозначили новый этап в развитии форм до-I \ ментальных изданий. Появились публикации в виде микрофильмом, микрофиш и в электронной форме. Три-четыре такие публикации уже нельзя назвать случайными, если учесть, что в настоящее ирсмя реализован проект оцифрования отдельных документальных Комплексов Архива Коминтерна. В российские архивы регулярно Поступают и другие предложения с проектами публикаций архивных документов в технотронной форме. Но если подобные проек-п,| выглядят уже не случайными, то не случайна и их ориентация п.! зарубежного потребителя из-за низкой платежеспособности отечественных научных и вузовских центров. В связи с этим приятно констатировать, что в последние годы произошел перелом в отношении публикации документов из российских архивов первоначально голько на иностранных языках: параллельное издание на русском )| |ыке становится непременным правилом. К сожалению, в методическом отношении мы оказались пока не готовы к публикации документов в технотронной форме. Поэтому задача такой проработки, хотя бы на уровне изучения и обобщения зарубежного опыта, остается актуальной.
Сокращение объемов издательской продукции коснулось в нача-нс 90-х годов не только государственных архивов, но и в целом всей федеральной целевой программы книгоиздания России. И если сегодня целевая программа все же существует, государственные архивы и пей представлены достаточно скромно. Приятно констатировать, что удалось найти хотя бы частичное решение проблемы издания документальных публикаций благодаря тесному взаимодействию п взаимопониманию архивных учреждений и таких издательств, как «РОССПЭН» или «Сибирский хронограф».
Публикаторы архивных документов по истории XX столетия в условиях расширения возможностей доступа к историческим источникам оказались в худшем положении, нежели их коллеги, занимаю-щиеся изданием документов ранних эпох. Отсутствие минимально необходимых справочных пособий — биографических, палеографических, по истории государственных учреждений — серьезно осложнило подготовку ряда публикаций в части идентификации текстов, текстологических комментариев, комментариев по содержанию. По этой причине издания, увидевшие свет в последние два десятилетия, весьма существенно отличаются друг от друга глубиной постижения публикуемых текстов документов3.
Пытаясь обобщить наиболее заметные явления в развитии археографических сюжетов публикации документов по истории XXв., невольно приходишь к выводу, сформулированному несколько лет назад академиком Н.Н. Покровским. Суть его проста: несмотря на своеобычность методов публикации таких документов, все же приемы их издания вполне укладываются в русло правил, выработанных отечественной археографией в отношении документов более ранних эпох4. Принципиально важный вывод. С одной стороны, он подчеркивает необходимость обязательного использования этих правил. С другой стороны, подтверждая универсализм этих правил, позволяет предположить, что существуют некие закономерности введения исторических источников в общественный оборот. Это лишний раз доказывает легитимность работы с историческими источниками в той ее части, которая давно в России обозначается термином «археография».
***
Автор выражает благодарность за помощь в подготовке этой книги директорам Российского государственного архива социально-политической истории К. М. Андерсону, Российского государственного архива литературы и искусства Т. М. Горяевой, Российского государственного архива новейшей истории Н. Г. Томилиной, Российского государственного архива экономики Е. А. Тюриной, а также начальнику Департамента по обеспечению деятельности Архива Президента Российской Федерации А. С. Степанову, заместителю начальника Отдела обеспечения сохранности, государственного учета и автоматизированных технологий Росархива И. Н. Киселеву.
ВВЕДЕНИЕ
1а м>и последних столетия своей истории человечество созда-Ш | <>иш тысяч, даже миллионы документальных публикаций. Они П1 I линяют археографические фонды различных государств, непре-I ц! 1111о пополняющиеся и сегодня. Документальные публикации ста-
■ II инлением человеческой истории последних столетий. В чем суть мню явления? Каковы его причины? Какие мотивы определили И виределяют в разные мгновения прошлой и современной истории Подготовку той или иной публикации? Для чего человечеству вдруг
■ гил необходим документ прошлого и настоящего, а не только труд И1 горика, имеющего большие возможности донести и объяснить прошлое с позиции современного знания исторической ретроспек-
■ 11111.1 ? Какое воздействие на современность оказывает документаль-мля публикация? Как в принципах, приемах и правилах ее подготов-I п отражается не только время, которое она пытается представить, по и время, в которое она создается?
Десятки, сотни вопросов, ответы на которые в конечном счете мо| ли бы дать не самые главные, но интересные, а иногда и важные Объяснения многим историческим проблемам. Решение этих и попонных вопросов является важным еще по одной причине. Она свя-1.Ш.1 с характеристикой той сферы знаний, которая определяет «пра-1ИЛЬность» подготовки документальной публикации и которая имеет многовековую историю. Необходим поиск строгого и ответственного I ли судеб не только археографии, но и исторического познания отпета на вопрос: кто она, эта археография, сегодня — «служанка времени», старательно, а иногда и торопливо откликающаяся на злобу ПНЯ, или некая совокупность знаний, неотвратимо и объективно вы-Иляющих, фиксирующих и анализирующих взаимодействие документа и личности, общества, государства?
Ответ на данный вопрос очевиден. Подобно ботанике, имеющей ледо с многообразием растительного мира, археография имеет дело П1кжс с великим множеством документальных публикаций, множеством документов. Эти множества в отличие от растений имеют шачительно большие граничные пределы, которые не уменьшают-1 и, а увеличиваются. Их описание, анализ, систематика, имеющие не меньшее, чем, например, в ботанике, познавательное значение, СТОЛЬ же увлекательны и по-своему не менее практически значимы лля постижения истории.Готовя второе издание этой книги и, естественно, перечитывая очень внимательно ее первое издание с учетом вялых по форме и блеклых по содержанию откликов на него, автор книги вдруг поймал себя на мысли о том, что рассуждая об археографии, на самом деле рассуждал о том, как писать и как пишется определенного рода история. И, поймав себя на этом неожиданном открытии, он еще раз должен был признать всю степень своей персональной ответственности за то, о чем рассуждает — ответственности как чиновника архивного дела страны, наделенного немалыми полномочиями, но в еще большей степени как человека, как гражданина и как ученого-историка, изучающего или пытающегося обеспечить изучение истории своей страны1. Политизация прошлого, его мифологизация и откровенная фальсификация были, есть и будут всегда. Мистифицированное прошлое, если только оно помогает людям, конечно же, будет и должно существовать. Но рядом с ним, противореча ему, споря с ним и его разоблачая, должна быть история документа, отразившего это прошлое. Археограф призван донести этот документ до всех, ученый-ис-точниковед должен показать его истинность и как подлинный документ, и как правдивый или недостоверный.Делоис-торика этот документ изучить и доказательно о нем рассказать.
Первое, и, в особенности, второе издание этой книги представляют собой попытку автора обозначить его понимание методов не написания, а создания возможностей для постижения истории. Истории не мифологизированной, а документальной, истории не философской, а реальной, истории, не обернутой паутиной наукообразных «мыслей» ее интерпретаторов, истории, исключительно документальной, пишущейся на основе документа, представляемого через документальную публикацию, и истории времени подготовки этой документальной публикации. И с этой точки зрения, конечно же, важно представлять себе, как правильно готовить документальную публикацию и в чем и почему она иногда оказывается «неправильной».
И здесь, во введении, и далее в тексте мы не случайно сравниваем археографию с ботаникой. Современное представление об археографии очень близко к ботаническому периоду бытования науки о растениях. К. А. Тимирязев как-то заметил, что «не в накоплении бесчисленных цифр метеорологических дневников, а в раскрытии основных законов математического мышления, не в изучении местных фаун и флор, а в раскрытии основных законов и сторон развития организмов, не в описании ископаемых богатств страны, а в раскрытии основных законов химических явлений»2 состоит задача науки. Есть ли такие законы и закономерности в той сфере человеческой, интеллектуальной жизнедеятельности, которую изучает археография, — ответ на этот вопрос прежде всего волновал автора при подготовке этой книги.
((ченидно, далеко не всем данное издание покажется бесспорным
......рминологическом, и в концептуально-содержательном планах.
ч ■, >..I • , озпательно избрал не только определенную импровизацию, || 1.1 ас некоторый эпатаж в изложении своих мыслей. Уверенный
н оригинальности, но не уверенный в их правильности, автор на-н н ч по крайней мере на то, что его соображения вызовут споры. \| пиры невозможны без размышлений. И если они возникнут, автор ц I доволен в высшей степени. Ведь любая свежая доказательная
......., какой бы спорной она ни была, является благом. Археогра-
|и I о I этого может только выиграть.
Непосредственным поводом для написания книги послужила т. I уесия, состоявшаяся 16 ноября 1999 г. на заседании Президиума г \| I но докладу академика А. Н.Яковлева «Новейшая история России Ч \ иска в документах: опыт историографического (так! — В. К.) ис-
ц нтания». В простых вопросах, задаваемых докладчику членами Ире шдиума РАН, в основном представителями естественных и технических наук, наконец, в элементарных, на взгляд историка-архи-п1 и и, советах и соображениях автору увиделось много значимого I |м понимания археографии3. Жаль, что это выдающееся для судеб отечественной археографии событие было осрамлено примитивно ноши изированным окриком, оставшимся без ответа в бесцензурной Печати4.
( вое понимание значимости археографии как одной из сфер че-ювеческого духа автор попытался представить в настоящей книге.
1оворя об археографии как научной дисциплине, следует иметь и виду, что, подобно математике, представленной арифметикой, соб-| гвенно математикой и высшей математикой, она также имеет свои уровни познания.
Первый из них — оперативная археография, обеспечивающая публичность документа на стадии его оперативного бытования. Опера-шиная археография в своей основе ориентирована исключительно на практический интерес общественного сознания, на его потребности в получении публичной информации о существовании документа, регулирующего ту или иную сферу общественного бытия. Примером оперативных документальных публикаций являются публикации на страницах «Российской газеты» документов Президен-1л Российской Федерации, Правительства Российской Федерации, л также документов министерств и ведомств, зарегистрированных Министерством юстиции РФ.
Второй уровень археографии — просветительская археография, способствующая с той или иной степенью коммуникативности доведению до общественного сознания документа или исторического источника. Если оперативная археография, как правило, имеет дело с докумен-гальной публикацией одинарной системы, то объектом просветитель-. I он прхсографии становятся документальные публикации двойной и тройной систем. Например, публикации документов, зарегистри ронинные Министерством юстиции РФ, но опубликованные с офи Ш1.1 и.ними или неофициальными комментариями (всегда авторски ми) и каком-либо тематическом сборнике и призванные облегчить понимание и толкование этих документов.
ГретиЙ уровень археографии — научная археография, призванная С ныешей степенью коммуникативности обеспечить взаимодействие до кумента и общественного сознания. Объект научной археографии -исключительно документальная публикация тройной системы, в которой соблюдены все общепризнанные принципы и правила ее подготовки.
Из сказанного видно, что каждому уровню археографии присущи свои закономерности подготовки и бытования их «конечных продуктов» — документальных публикаций, являющихся результатом прикладной археографии, т.е. практической работы по подготовке документальной публикации. Разные методы достижения разных целей, существующие в оперативной, просветительской и научной археографии, определяют и разные организационные формы прикладной археографии, в том числе и институциональные. Однако важно подчеркнуть, что все три уровня археографии имеют два фундаментальных общих основания: все они имеют дело с документом как с носителем информации, во-первых, и все они нацелены на то, чтобы сделать документ публичным, во-вторых. Наличие этих двух общих оснований для всех уровней археографии и есть ее главная, фундаментальная закономерность.
Приведенные выше соображения, как кажется, помогают избавиться от существовавших в археографической литературе противоречий в толкованиях некоторых понятий и связанных с этим недоговоренностей относительно «археографических», «неархеографических» документальных публикаций, публикаций «документов», «исторических источников», а также иных примеров терминотворчества, без какого-либо содержательного и тем более научного значения. Все оказывается проще и сложнее, как только мы встанем на почву единого, общего для всех проблем археографии подхода, основанного на признании ее главной, фундаментальной закономерности.
Вполне возможно, что читатель во множестве впервые вводимых в книге терминов и понятий увидит некое излишество, не имеющее под собой каких-либо оснований5. Однако автор полагает, что дело не в словах-терминах, а в явлениях, процессах и предметах, которые они обозначают. В этом смысле термины могут быть и иные. В конце концов термин «очарованный кварк» моги не существовать в физике, тем не менее важно, что он романтично обозначил некое физическое явление в мире микрочастиц. Так и в случае с археографией: важен
и |>и...... важны скрывающиеся за ним явление, процесс, предмет.
и | и. I к* I и терминов, понятий. И если читатель согласится с опи-.П1111чм в книге явлениями, процессами, предметами, он неизбеж-
.11 гн будет пожалеть, что язык археографии, ее терминосистема ■ . I пи ь, к сожалению, столь бедными, что приходится заимство-ш и рмины из совершенно других областей человеческого знания.
\.....|| полагает, что он это смог сделать более или менее удачно. Вре-
. | н правый смысл читателей рассудят, так ли это на самом деле.
\ м- при публикации тезисов настоящей работы автору доста-ип ь много критики за пренебрежение и даже игнорирование тру-
.......решиественников6. Уважение к мыслям коллег, давно ушедших
. шр иной или ныне, слава Богу, здравствующих, — одно из условий I. того исследования и непременное правило этики ученого. Автор чини ()ы воздать должное всем тем, кто когда-то, как Г.Ф. Миллер, II II 1>интыш-Каменский, А.Ф. Малиновский, К.Ф. Калайдович, 11 М Строев, еще два-три десятка таких же влюбленных в этот зага-
.......ый, непостижимый мир документа людей, много сделал для раз-
I■ и ■< и ки теоретических основ археографии и их практической реали-11П1111, и попроситьуних прощения и вдохновения.
История археографической мысли отражена не водной сотне работ. Их можно разбить на несколько групп. Первая группа представлена т. к-дованиями, посвященными истории разработки и реализации | рупных проектов документальных публикаций, например изданию «Древней российской вивлиофики» Н. И. Новикова. Во второй группе! рудов обобщен опыт археографической деятельности конкретных ормнизаций. Третья группа исследований связана с историей подго-говки документальных публикаций и развитием археографической мысли за определенный хронологический период. В четвертой группе работ рассматриваются отдельные теоретические, методические, организационные аспекты подготовки документальных публикаций вообще и конкретных документальных публикаций, в частности. Пятая группа исследований представляет собой попытки обобщить основные проблемы археографии в теоретическом и методическом планах. Особую, шестую, группу трудов составляют проекты правил и собственно правила подготовки документальных публикаций вообще или конкретных видов документов.
Уже эта весьма условная классификация историографии археографии говорит о том, что рассмотрение развития даже собственно археографической мысли является вполне самостоятельным предметом изучения и поэтому выходит за рамки нашей работы. Однако ряд таких исследований заслуживает особого внимания: они стали заметным событием, и в них затронуты многие соприкасающиеся, пересекающиеся, совпадающие проблемы и вопросы, поставленные и в настоящей работе.
13I СЛИ писать картину историографии российской археографии «большими мазками», начинать ее следует с «Опыта русской исто риографии» В. С. Иконникова7. Держа в руках четыре увесистые кни ш этого документального сочинения, невозможно не подивиться, не восхититься не только замыслу автора (аналогичных ему в России и XIX в. было более чем достаточно), но и его удивительно и необъяснимо успешной реализации.
Труд Иконникова примечателен по крайней мере двумя особен ностями. Во-первых, он представляет собой не формализованным в алфавитном порядке, а систематизированный в определенной ло гической последовательности, с определенной методологической за-данностью рассказ об археографической деятельности в России от ее начала до порубежья XIX—XX вв. — здесь можно найти не просто все, что связано с документальными публикациями по российской истории, но и много неожиданного, касающегося документа вообще. Во-вторых, этот выдающийся труд расширил «археографию» в ее «широком» понимании (как собирание, описание и издание исторических источников) еще более: фактически Иконников впервые масштабно заговорил об институтах и носителях исторической памяти вообще — документе, книге, музейном предмете, архиве, библиотеке, музее и потому реальную историческую память, зафиксированную в этих свидетельствах о прошлом, вопреки традиции назвал «историографией», т.е. не историей развития исторической мысли, а историей простой фиксации фактов, событий, явлений, процессов прошлого и их сохранения.
И все же, рассуждая о документе, книге, музейном предмете, Иконников, как и подавляющее большинство позднейших археографов вплоть до нашего времени, оставался исключительно историком: носитель и свидетель исторической памяти для него виделся только в некоторой исторической ретроспективе — все, что создавалось «сегодня», для автора становилось интересным лишь «потом», «завтра». Как увидим ниже, в такой позиции есть своя логика, и связана она с тем пониманием археографии, которое сформировалось в новейшее время.
Следующим рубежом в осмыслении археографии, на наш взгляд, можно было бы считать книгу С. Н. Валка «Советская археография»8. Выход в свет этой книги в 1948г. кажется нам событием необычным, объяснимым лишь только тем, что Валк разработал проект и реали-ювал практически издание одного из лучших собраний сочинений В, И. Ленина. Заслуженный авторитет идеолога и, вероятно, одного из организаторов этого издания позволял ему, очевидно, быть относительно свободным, а потому и строгим в отношении критической опенки многих советских документальных публикаций. Выдающийся историк и археограф воспользовался этим если не в полной мере,
.....точно основательно. Здесь нет необходимости останавли-
........1 проведенном Валком критическом и очень строгом анализе
.и юкументальных публикаций советского времени. Для темы
...... I мши важно отметить другое. Традиционно поклонившись
принципу партийности в археографии», по существу в книге Валк и ми рассуждениями, своей критикой той или иной документаль-
.....\ ипнкации, своей, сегодня в ряде случаев, конечно же, устарев-
ц |'\1Ипологией блестяще отстаивал научные принципы издания мешок. В условиях советской действительности это, бесспорно, 1.1 .....одвигом.
I) I ноей монографии-рецензии Валк почти поднялся над при-
........м археографией и готов был рассуждать о теории археографии,
|щ время неумолимо диктовало ему свои ограничивающие рамки. Он
......м -1, например, о «полноте розыска» документов для документаль-
1П111 публикации и, конечно, не может развить это принципиально
Н.....(с теоретическое положение: какова может быть «полнота розы-
| I юкументов, например, для публикации по истории Гражданской
......мы, если все белогвардейские и белоэмигрантские архивы и доку-
.......1 находятся в спецхране. Подобно Дарвину Валк сумел система-
М1 шровать основные археографические проблемы, и именно поэто-|\ его книга определила во многом дальнейшее развитие советской прикладной и в некоторой степени теоретической археографии.
11ссомненно, самым заметным событием в археографии уже в но-п. Ишее время стали серия работ, а затем защита докторской диссер-Гйции Е.М. Добрушкина «Теоретические проблемы отечественной .идеографии»9.
Для работы Добрушкина характерно желание разобраться в том, ЧТО же такое археография и что является собственно теоретическим (Нанием в археографии с точки зрения «чистой науки». Ему удалось ма основе широкого анализа существовавшей к тому времени литера-Гуры по археографии, показать, что процесс развития археографиче-. кою знания шел от технологий, т.е. выработки и реализации техники публикации конкретных документов, через нормотворчество, обеспечивавшее методическое обобщение и закрепление практических навыков публикации документов, к теории как учению о принципах м методах археографии. Между этими тремя составляющими процесса археографического познания, по Добрушкину, нет и не может быть противопоставления, накапливаемое знание циркулирует как бы н двух направлениях: сверху вниз и наоборот. Однако на определенном этапе необходимость теоретического осмысления фактического археографического опыта становится обязательным условием разработки методов подготовки документальных публикаций и их практического воплощения. Определяющий стимул развитию теории археографии, по мнению Добрушкина, дает историческая наука.
15Последнее соображение — ключевое в построении Добрушкина По его мнению, археография — научная дисциплина, обеспечиваю щая исключительно потребности исторической науки в источники вой базе. Соответственно этому объектом археографии Добрушким делает «исторический документ», т.е., как увидим ниже в нанки трактовке, — документ, утративший свои оперативные функции Из двух приведенных выше идей Добрушкина логично вытека ла и третья — о публикации исторических документом как предмете археографии.
Все это позволило автору создать свою собственную модель архео графии, которая во многом, в том числе и в трех обозначенных идея \, противоречит позиции автора настоящей книги. Важно подчеркну и, ее последовательность, логичность, концептуальную продуманность. Бесспорно, в отечественной литературе была впервые предложена за вершенная в деталях теоретическая концепция археографии с деталь ным историографическим разбором.
Представляют интерес и частные выводы Добрушкина. Во-пер вых, его исследование убедительно оставило вне научного пред ставления об археографии ее так называемую «широкую трактовку» как собирание, описание и издание исторических источников. Во-вторых, он сумел всесторонне обосновать свое понимание «публи кации» не как обеспечение пользователя (т.е., по Добрушкину, только и исключительно историка) ретроспективной информацией, а какпредоставление ему документа, максимально приближенного к оригиналу со всеми вытекающими из этого методическими и практическими действиями археографа в отношении передачи текста документа, его комментирования и т.д.
Автор настоящей книги, являясь официальным оппонентом докторской диссертации Добрушкина, в девятистраничном отзыве отметил свои принципиальные несогласия с теоретической моделью археографии, предложенной диссертантом, но с удовлетворением рекомендовал Ученому совету присвоить соискателю ученую степень доктора исторических наук. Что и произошло. Однако, как это ни странно, идеи Добрушкина в последующей литературе так и остались малоизвестными. Не были они востребованы и моими оппонентами при публикации их критических отзывов на тезисы настоящей книги. Обо всем этом сегодня можно лишь сожалеть.
Правда, совсем недавно ряд идей Добрушкина и прежде всего тезис об обслуживающем характере археографии исторической науки, а следовательно, и о понимании документальной публикации как исключительно публикации исторического источника попытался дополнительно обосновать А.Д. Степанский в своей книге, содержащей, в частности, добротный обзор документальных публикаций в России в XX — начале XXI в.10 Степанский пишет о двух
1 тчорпях» документальных публикаций — «ретроспективной
.....ни .шип источников» и «синхронной» документальной публи-
| ......., естественно, не считая последнюю принадлежностью архео-
1||>к|.....". «Ретроспективную публикацию источников» Степанский
иг к инет по трем признакам, которые мы и постараемся рассмот-г и Во-первых, пишет он, такая публикация осуществляется «в Ш 1и\ познания прошлого». Следуя этой логике, сегодня из числа ПН \ ментальных публикаций мы должны немедленно исключить
Полное собрание законов Российской империи» или «Свод зако-
.....I Российской империи», многие тома которых при их подготовке
и XIX в. имели не столько познавательное, но сугубо практическое шеи ние. И советские, и современные историки, включая и самого 1 генанского, широко пользуются этими изданиями как публикациями исторических источников. Следовательно, первый аргумент 1 генанского не выглядит убедительным, поскольку рано или поздно, но любая документальная публикация становится публикацией ИС горического источника или источников, если, по большому счету, не о времени, которому она посвящена, то уж стопроцентно о времени, в котором она была создана. Во-вторых, пишет Степанский,
ретроспективная публикация источников» характеризуется тем, ЧТО «публикуемый источник взят из архива или библиотеки, храня-шей оперативные издания (но не из текущего делопроизводства)». Думается, что это достаточно неопределенный и спорный признак. И «текущем делопроизводстве» может находиться сколь угодно много документов, утративших свое первоначальное целевое назначение. Например, в делах по реабилитации — оригиналы и копии следственных документов на реабилитированных. Их публикация из таких следственных дел — редкое, но имеющее место быть дело (см. публикацию по Катыни). С другой стороны, мы встретим не один пример того, как документы, не утратившие своего оперативного назначения, публикуются не из «текущего делопроизводства», а после их передачи в архив. В-третьих, Степанский в качестве еще одного признака «ретроспективной публикации источника» называет то, что такую «публикацию осуществляет археограф, а не создатель документа (причем источник, как правило, не только воспроизводится, но и обогащается дополнительной информацией)». Эта не очень понятная мысль требует пояснения. Вероятно, Степанский имеет в виду то обстоятельство, что «археограф» при подготовке к публикации документа обязательно постарается разыскать все его списки и уж тем более — его варианты. Как увидим ниже, это очень важное и необходимое требование при подготовке документальной публикации. Но при подготовке «ретроспективной документальной пуб-» ликации» эта норма соблюдается далеко не всегда, хотя бы потому, I что таких вариантов, к сожалению, просто не бывает по самым раз-
Iным причинам. Что же касается «обогащения» документа при его «синхронной» публикации, то комментарии, например к действуй! щему Налоговому кодексу Российской Федерации, или воспрои ч ведение текста этого документа вряд ли зависят оттого, кто готово и его текст — «археограф» или его «создатель». Степень ответствен ности и у того, и у другого высочайшая, хотя первый рискует всего лишь отрицательной рецензией, а второй — служебной карьерой.
При всем желании Степанского противопоставить (или отделить) «ретроспективную» и «синхронную» документальные публикации это у него не получилось. Говоря его же словами, все «рассыпается». Между тем ключевым моментом в его построении является поня тие «[исторический]» источник. И если читатель согласится с нашей трактовкой трансформации документа в исторический источник (см. ниже, гл. 1), в которой его публикация, его публичность, общедоступ ность и равнодоступность являются основополагающими признаками исторического источника, все встанет на свои места. «Россыпь» становится единым организмом, называемым археографией
Кн ига С. М. Каштанова «Актовая археография»12 посвящена классической археографии средневековых актов в сопоставлении теории, методики и практики публикации средневековых латинских и древнерусских актов. Сам по себе замысел такого сопоставления для осмысления археографии как научной дисциплины нам представляется блестящим. При всей спорности отдельных положений этой книги (о чем будем говорить ниже) для нас наиболее впечатляющим результатом проведенного Каштановым исследования является вывод о существовании закономерного единства принципов, методов и правил подготовки документальных публикаций латинских и древнерусских актов. Среди многих других оригинальных и интересных его наблюдений представляется очень важной постановка вопроса об этических вопросах археографии. И хотя эта постановка имеет в большей степени историко-историографический аспект, лишь пересекающийся с проблемой этики публикации документов по истории XX столетия, не столько с точки зрения организации таких публикаций (о чем и пишет Каштанов), сколько с точки зрения моральных и иных последствий публикации документов по истории XX столетия для всех тех, кто был причастен к их созданию, реализации, бытованию, важно отметить саму новизну постановки такой проблемы.
Серия работ историка русского Средневековья Н. Н. Покровского по проблемам подготовки документальных публикаций по истории XXв. поражает читателей экспрессией, необычными для многих занимавшихся подготовкой документальных публикаций по истории XX столетия педантизмом и острыми обобщениями в трактовке классических проблем археографии13. Далее мы постараемся их прокомментировать. Здесь же важно подчеркнуть, что Покровский сумел
и, нииу показать, что нет никаких принципиальных различий меж-ц)\со1 рафией русских документов Средневековья и археографией .и» и кой документации. Тем самым, как и в книге Каштанова, была
II......мопстрирована закономерность единства принципов и мето-
10111 к пиотовки документальных публикаций независимо от времени
• 11.1 пня входящих в их состав документов. Только в данном случае ,11 и копомерность была доказана не в географическом, а вхроноло-11ГН1 ком плане.
Доказательно и вполне естественно, если следовать логике раз-цитии носителей и способов фиксации информации, появление И последние годы работ, специально посвященных вопросам публи-I шип, так называемых технотронных документов — фотографий, 1И1 \ ментального кино, фонодокументов. Безусловным авторитетом г.! (работки этого направления в археографии является В. М. Магидов, обобщивший свои изыскания в недавно вышедшей книге14. Небеспо-н ню отметить несколько общих соображений, возникающих после | г чтения. Несмотря на то, что она основана на эмпирической базе шкументальных публикаций технотронных документов, вышедших и гнет до начала 90-х гг. XXв., и практически игнорирует аналогичные публикации последних 15 лет, в том числе и электронные, автор фактически установил (нигде этого, правда, прямо не формулируя) г пп 1ство принципов подготовки документальных публикаций письменных и технотронных документов. Три соображения Магидо-м.| особенно важны. Во-первых, он ставит вопрос о необходимости Не иллюстративного, а обоснованного определенными критериями отбора технотронных документов для публикации, предлагая неко-юрые из них. Во-вторых, он призывает к строгому соблюдению определенных принципов пояснения, комментирования технотронных юкументов при их публикации. И, наконец, в-третьих, автор требует обязательного установления взаимосвязей между помещенными н документальную публикацию (в основном Магидов подразумевает под документальной публикацией историческое сочинение) письменных и технотронных документов, или, если это публикация исключи-гельно технотронных документов, — взаимосвязей между ними.
Соображения Магидова вместе с наблюдениями Покровского И Каштанова для нас важны своей, может быть, каждым из этих авторов не осознанной, методологической составляющей: не существует археографии древней, средневековой, нового и новейшего времени, летописей, актов, мемуаров, переписки, фото-, кино-, фонодокументов, художественных произведений, плакатов — существует единая научная дисциплина, призванная сделать публичным документ любого времени, любого вида и любой формы в понятном и общепринятом виде. Разумеется, были, есть и будут в каждой из таких групп документов свои нюансы их опубликования, свои особенно-
19сти их публичного бытования, но в целом и в общем их публикация, их обнародование подчиняются неким общим закономерностям. По казать их и попытался автор в этой книге.
Возможно, работа Каштанова для тех, кто занимался русским Средневековьем, не была откровением с точки зрения классической методологии археографии. Но статьи и выступления Покровского об археографии документов XX столетия должны были оказаться замеченными. Так и случилось. Федеральная архивная служба России подготовила и провела специальную конференцию по проблемам публикации документов по истории XX века. Сегодня, когда ее материалы изданы15, остро чувствуется неудовлетворенность результатами данного мероприятия. Во-первых, в главном докладе, с которым выступил автор настоящей книги, основное внимание было уделено организационным аспектам подготовки документальных публикаций по истории XX столетия, и лишь бегло — актуальным теоретико-методическим проблемам археографии. Во-вторых, конференцию блистательно проигнорировали составители тех публикаций, которые Покровский дипломатично назвал «торопливыми», «далекими от академической строгости». В-третьих, доклады и сообщения участников конференции, очень интересные и поучительные для прикладной археографии, все же в своем подавляющем большинстве не затронули основные теоретические постулаты этой научной дисциплины.
Доклад академика РАН А. Н. Яковлева об издании фондом «Демократия», им возглавляемым, серии сборников документов по истории России — СССР и его обсуждение на Президиуме РАН, вне всякого сомнения, можно считать эпохальными в истории отечественной археографии. Однако не в докладе, а скорее, в вопросах к нему и выступлениях как раз и были поставлены те самые кардинальные проблемы подготовки документальных публикаций, о которых страстно писал и которые пытался решать Покровский. Политизированная заданность доклада, равно как и высказываний многих из принявших участие в его обсуждении, не позволили рассмотреть реальные современные проблемы археографии. Иначе говоря, научное знание правил публикации документов свели к обсуждению правил их интерпретации. Поэтому не случайно и сам докладчик, и те, кто подготовил отчет о заседании Президиума РАН по докладу Яковлева, попросту перепутали «археографию» с «историографией».
Этот печальный факт, собственно говоря, и подвиг автора настоящего исследования на его написание. Автор доволен тем, что тезисы настоящей работы опубликованы в ряде стран16, а в России вызвали пусть вяловатую, но все же полемику17.
Глава 1
Археография как научная дисциплина
Основные археографические понятия
Термин археография (от греческого агсЬаюк — древний и §гарпо — пишу) в русском языке был впервые употреблен в 1807 г. профессором Московского университета Н.Ф. Кошанским. В его переводе книги французского историка А. Милленя «Руководство к познанию древностей» этим термином было обозначено любое «объяснение памятников», под которыми понимались все «древности», исключая нравы и обряды прошлого1. Выпускник Московского университета, слуша-н 'и, лекций Кошанского, будущий известный историк и археограф II. М. Строев в 1823г. в своем знаменитом выступлении в Обществе истории и древностей российских (ОИДР), содержавшем программу собирания, описания и издания письменных исторических источников по российской истории, употребил этот термин уже только в свя-1И с описанием письменных памятников2.
Так в самом начале использования в русском языке термина •■археография» за ним закрепились два его понимания: «широкое» И «узкое», с некоторыми впоследствии принципиальными модификациями. Строевское «узкое» понимание термина сначала было вытеснено и, применительно к описанию письменных памятников, заменено термином «библиография» (поскольку эта наука развивалась более интенсивно), а затем это «узкое» понимание трансформировалось в научную дисциплину, занимающуюся вопросами публикации письменных исторических источников. «Широкое» же милленевское понимание термина «археография» со временем также было вытеснено: термин стал обозначать разработку вопросов собирания, описания и издания письменных памятников. Однако развитие в России архивоведения и архивного дела, органично включивших в себя вопросы собирания (комплектования) и описания (научно-технической обработки) письменных памятников, уже в наше время не оставило шансов на «широкое» понимание этого термина.
Вероятно, в этой главе не стоило бы более подробно останавливаться на нашей трактовке понятия «археография», если бы именно эта трактовка не стала едва ли не самой главной темой обсуждения
Статья И. В. Поздеевой3, одна из последних по времени опублико вания, вероятно, по причине более длительного обдумывания явля ется и наиболее хитроумной в части оценки моих тезисов. Она завер шается справедливой мыслью о том, что «на рубеже III тысячелетия остро необходим не "передел сфер влияния", а осмысление места и роли, задач и методов многих научных и научно-практических дисциплин». И автор не стремится к какому-либо «переделу», а всего лишь пытается отстоять за понятием «археография» обозначение той сферы научной деятельности, которая связана с поиском, описани ем и изданием «множества письменных памятников» (надо полагать, рукописных и старопечатных книг прежде всего). Во имя этого По-здеева, отмечая спорность многих моих мыслей, все же склонна считать, что они вполне справедливы в отношении «эдиционного архивоведения» — публикации «сотен тысяч единиц архивов».
В основе «развода», по мнению Поздеевой, понятий «археография» и «эдиционное архивоведение» лежит тезис об объективном расхождении их задач и методов. Это «расхождение», как можно понять, автор видит в том, что признаваемая им «археография», во-первых, имеет дело с «памятниками», выполняющими «креативную, интеграционную и т.п. функции в духовной сфере человеческой жизнедеятельности», во-вторых, эти памятники представляют собой «единство типичности и неповторимости», и, в-третьих, для них характерно отсутствие «абсолютно одинаковых списков рукописного текста».
Рассмотрим в отдельности каждый из признаков своеобычности археографии в толковании Поздеевой.
Первое. Любой документ, в том числе документальный памятник — от грамоты Ивана Калиты, «Сказания о Мамаевом побоище» до письма Л. Н. Толстого и приказа руководителя учреждения — разумеется, выполняет многообразные, включая креативные и интеграционные, функции. Тем более любой документ, будь то рукописная или старопечатная книга, фотография, киносюжет и т.д., является продуктом «духовной сферы человеческой жизнедеятельности».
Второе. Любая эпоха оставляет нам документы, в которых имеется «единство типичности и неповторимости». Современные, столетней или двухсотлетней давности судебные дела, например о кражах имущества, раскрывают типичное, старое как мир явление. Но по обстоятельствам и технике совершения подобного рода действий каждое из них неповторимо.
Третье. Возможно, электронный документ обеспечивает абсолютную аутентичность текстов одного и того же документа. Но вот даже позитивные изображения одного и того же фотодокумента такой аутентичности не имеют. Не говорю о письменных документах ново-
22
........шспшего времени: их в разных редакциях и разных вариантах
Имеем I оолее чем достаточно, чтобы продемонстрировать «отсутст-|н. и н о потно одинаковых списков рукописного текста».
1.1М1М образом, аргументы Поздеевой об особом статусе трактуе-.....| ею археографии оказываются несостоятельными в части свое-нор.! |пя объекта. Если под «памятниками» (как можно догадывать-|Ц рукописными и старопечатными книгами) Поздеева понимает рукописные и старопечатные книги (хотя в тексте автор упоминает НО го лишь «рукописный текст»), то обозначение сферы их познании панно известно и общепризнанно. Это книговедение. Однако щтор, отстаивая свое понимание археографии, говорит о ее «трехчленном» содержании: собирании, описании, издании «памятни-I пи.. Но в чем отличие такой археографии от архивоведения, раз-||.юлтывающего принципы комплектования архивов, в том числе (Окументами личных архивов, принципы описания документальных комплексов? Только лишь в конкретных методиках, часть которых I I ому же совпадает.
Для придания авторитетности своей позиции автор цитирует слона Каштанова: «Несмотря на наше стремление ограничить предмет науки археографии, нельзя не признать, что все три функции традиционной археографии обладают известным единством целей, и если поисковая археография составляет первый этап работы над введением письменного памятника в научный оборот, то описательная археография является вторым ее этапом, часто находящим выражение в печатных описях, каталогах, перечнях, обзорах. Третий этап этого движения источника из неизвестности в известность состоит в его издании, что и служит предметом теории и практики... археографии... в узком смысле этого слова». Поздеева напрасно с сочувствием процитировала эти слова Каштанова, ибо несколькими строками выше тот же автор пишет: «Современная археография не ограничивает свой объект "древними" письменными памятниками, распространяясь на все письменные источники вообще. Кроме того, по традиции, идущей от Строева, еще и теперь поиск рукописей и старопечатных книг иногда определяется как "археография". Сравнительно недавно возникло понятие "полевая археография" (поиск документов в "поле", т.е. у населения определенной территории). Его антитезой служит реже употребляемый термин "камерная археография" (поиск документов в государственных архивохранилищах). Может быть, поиск письменных источников было бы лучше определить терминами "эвристика", "камерная эвристика". Что же касается научного описания письменных источников, то эта сфера деятельности относится, скорее, к архивоведению, чем к археографии»4. Как видим, позиция Каштанова далеко не однозначна и уж во всяком случае не совпадает с позицией Поздеевой. Кстати говоря, ссылки на публикации по ар-
Как и Поздеева, В. А. Черных5 также отстаивает толкование по нятия «археография» в смысле специальной историко-филологиче ской дисциплины, занимающейся собиранием, изучением, описани ем и изданием «документальных памятников истории и культуры», под которыми, как можно понять, он подразумевает «авторские ру копией», «рукописные и редкие книги», включая «отдельные доку менты в качестве самоценных памятников материальной и духовной культуры». Однако в отличие от Поздеевой, Черных склонен при знать, что «археография в узком смысле» этого слова также закрепила за собой право обозначать специальную дисциплину, занимающуюся «вопросами публикации (издания) исторических источников (преимущественно письменных)». Простим автору явную небрежность в этой дефиниции, связанную с тем, что «документальные памятники» есть также не что иное, как «исторические источники». Но важнее другое: Черных полагает, что «археография в узком смысле» этого слова должна обозначать, если мы правильно поняли, издание в первую очередь делопроизводственных документов. Во всяком случае, так можно понять его слова: «Вместе с тем с точки зрения "широкого" понимания археографии собственно археографическими публикациями следовало бы, наверное, назвать научные издания отдельных уникальных письменных памятников (летописей, юридических актов, рукописей научного, литературного, мемуарного, публицистического содержания), но не сборники архивных документов, которыми преимущественно занимается "археография в узком понимании"».
В основе такого толкования лежит исходный методологический тезис Черныха о различии «предмета и масштаба рассмотрения объекта» у архивоведения и археографии в ее широком понимании. Это различие он видит в том, что «архивоведение и архивное дело занимаются не отдельными самоценными документами как памятниками истории и культуры, а преимущественно крупными комплексами документов — делами, фондами, архивами, архивным фондом страны в целом».
Если следовать логике В. А. Черныха, нам немедленно следует внести изменения вдефиниции целого ряда архивных терминов. Но нужно ли это? В отличие от своих оппонентов, рассуждающих категориями «мне это понятие нравится», «мне это понятие не нравится», предпочитаем разобрать, проанализировать то или иное понятие.
Первое. Разве рукописная книга, включившая в свой состав различные произведения, не представляет собой все то же «дело», которое может быть описано и «подокументно» (по произведениям),
24
ц просто как «сборник»? И, наоборот, разве «дело» не может быть пр. п гаилено всего лишь одним документом, тянущим на фолиант? ' 1|,мпн)ведческой точки зрения, и в том, и в другом случаях мы ре-■ ц.по имеем дело с «единицей хранения».
Второе. Разве Музейное собрание Российской государственной "ничиотеки, территориальные и личные коллекции рукописных I щи, коллекция грамот Коллегии экономии и проч. и проч. не явля-|Щ| II всё теми же «крупными комплексами», фактически коллекциями фондами, которыми занимается «археография в широком смыс-|. н ого слова в понимании В. А. Черныха?
Третье. Разве Археографическая комиссия РАН, готовя Сводный | налог славяно-русских рукописей, не стремится включить в него Не только отдельные совокупности, но и целую часть Архивного фонда нашей страны, а то и более?
Как видим, дело не в разности «масштаба рассмотрения» архивоведением и «археографией в широком смысле» своих объектов и предметов. Тогда в чем же? Да ни в чем! Просто нам много лет навя-и.шали надуманную и путаную конструкцию, описывающую особенности одного булыжника в булыжной мостовой. А мы по лености ума своего об этом не задумывались.
Умная и аргументированная критика «широкого» и «узкого» понимания археографии, в интерпретации Черныха и Поздеевой, с несколько иных позиций содержится в статье Г. И. Королева6.
И. И. Глебова, подключившаяся с небольшим опозданием к дискуссии вокруг опубликованных тезисов настоящей книги, справедливо и, на мой взгляд, не без сарказма заметила, что оппоненты в ее центр «неожиданно» поставили «совсем не те проблемы, которые (на наш взгляд) были определяющими в авторском замысле». «Выяснение того, что есть "факт археографии" и каково его значение в современном мире (а это и было целью В. П. Козлова), — продолжает она, — свелось к разрешению старой "внутренней" проблемы: что важнее — археография в ее широком или узком понимании (интерпретации)». По ее мнению, острота дискуссии вокруг этого вопроса выглядит со стороны оппонентов «нарочитой», а их активность — вынужденной, объясняемой «историографической уязвимостью их позиций» в связи с тем, что «широкое» толкование термина археография «не нашло столь же широкого теоретического обоснования — это особенно очевидно сравнительно с теоретической проработанностью эдиционной археографии». Не вызывает у Глебовой энтузиазма и призыв Поздеевой «размежеваться», т.е. «признать факт существования двух специальных дисциплин, "волею судеб" получивших одинаковое название». Здесь автор вполне солидарен с нами, отмечая, что такое «размежевание» «нарушает целостность дисциплины "археография", вносит терминологическую сумятицу»7.
Появление единомышленника, пусть не во всем нежданного и неожиданного, вдохновляет и позволяете еще большим воодушевлением поразмышлять об археографии.
С учетом вышесказанного сегодня под археографией мы вправе понимать научную дисциплину, занимающуюся изучением документальных публикаций как одного из проявлений человеческого духа, разработкой принципов, методов, способов их подготовки (теоретическая археография), а также их реализацией (прикладная археография).
Археография имеет дело с документом. Документ является одним из величайших изобретений человечества, сравнимым, например, с изобретением колеса. Появление документа явилось прямым следствием возникновения письменности, которая в свою очередь представляла собой новый и в определенном смысле более совершенный, после речевого, способ коммуникации людей.
Тем не менее, несмотря на то, что документ стал одним из древнейших изобретений человечества, до сих пор не существует его общепринятого толкования с учетом всего того многообразия типов, видов и форм документов, которые человечество выработало со времени его изобретения. Различные определения документа, которые существуют сегодня в законодательстве, нормативной, методической, научной литературе и обыденном сознании8, можно свести к нескольким толкованиям.
Первое. Документ — это все то, что создано и создается человеком как сознательное (механизмы, объекты недвижимости, собственно документы и проч.) или бессознательное (например, отпечаток ступни человека в застывшей лаве вулкана) отражение его жизнедеятельности.
Второе. Документ — это информация, закрепленная различными способами (письмом, фотоаппаратом, видеозаписью, звукозаписью, рисунком, графическим изображением и т.д.) на различных носителях (камне, бересте, папирусе, коже, бумаге и др.), при этом под информацией понимаются не все сознательные или бессознательные следы человеческой жизнедеятельности, а некие структурированные создателем документа сообщения.
Третье. Документ — эта информация, закрепленная различными п.» обами на различных носителях, с реквизитами, позволяющими ц идеи I пфицировать, т.е. некое структурированное создателем доку-
......1 сообщение, обязательно снабженное одним или несколькими
.......(принятыми элементами персонификации информации — за-
........жом, автором, адресатом, бланком, печатью, подписью и т.д.,
Придающим ему, т.е. документу, определенную знаковую, юридиче-. | ую, административную значимость.
Четвертое. Документ — это информация, зафиксированная на шобом носителе посредством любой системы письма или иным * пособом (клинопись, пиктография, иероглифы и т.д.).
Для темы нашей книги важно проанализировать каждое из таких Толкований. Первое из них фактически размывает понимание документа и, приравнивая его к памятникам материальной культуры че-миечества и даже памятникам культуры вообще, фактически лишает документ специфических, присущих только ему, функциональных особенностей, о которых мы скажем ниже.
Второе толкование справедливо ограничивает первое, вводя важный специфический признак документа — присущее ему свойство наличия информации как структурированного сообщения. Тем не менее в качестве определяющих признаков документа оно указывает информацию и способ ее фиксации и лишь третьим — носитель этой информации. В принципе с позиций археографии это определение могло бы считаться вполне приемлемым.
Третье толкование ограничивает второе, видя в документе не просто информацию как структурированное сообщение, но структурированное сообщение, имеющее определенную воспринимаемую и признаваемую знаковую составляющую.
Второе и третье понимания документов вполне приемлемы с позиций археографии. Однако они в архивоведческом отношении имеют один общий недостаток. В качестве первичного и определяющего признака документа они видят его информацию. Признак носителя документа, определяющего документ как физический объект, физическую реальность, для них является вторичным. Между тем, с точки зрения учета документа, организации его перемещения, хранения, нередко самоценности носителя, этот признак является равнозначным с информацией. Он имеет значение и в археографическом отношении, поскольку через него устанавливается и определяется стратиграфия документа среди других документов. Кроме того, третье толкование игнорирует возможность существования документа, информация которого еще не идентифицирована, либо принципиально не может быть идентифицирована, например, в отношении автора документа, времени его создания и даже содержания.
27Четвертое толкование документа необоснованно сужает его пони мание, исключая из состава документов аудиовизуальные докумеи ты, представляющие собой все те же структурированные сообщения, зафиксированные с помощью особых технических средств.
Таким образом, все приведенные выше определения документ страдают несовершенством, потому что имеют либо чрезмерно рас ширительный (как первое толкование), либо утилитарно-прагмати ческий характер. Однако нельзя не заметить трех общих элементов каждого из таких определений. Первое состоит в том, что документ представляет собой материальный объект, второе видит в нем инфор мацию и третье признает, что эта информация должна быть структурированным сообщением.
Исходя из этих предварительных замечаний, мы можем определить документ как материальный объект, выступающий в качестве носителя информации в виде определенного структурированного сообщения. Последнее задается целевыми установками автора документа, традициями, техническими возможностями, правилами и нормами места, времени и обстоятельства создания документа, материальным предметом, на котором зафиксирована различными способами информация как продукт исключительно интеллектуальной, мыслительной деятельности человека. И с археографических, и с архивоведческих позиций такое определение документа важно по нескольким причинам. Во-первых, признание документа как материального объекта означает необходимость и возможность его учета, классификации, поиска, представления пользователю, а также признание самостоятельной значимости и ценности такого объекта. Во-вторых, информация документа как структурированного сообщения, согласно этому определению, подчиняется достижению некоей цели, которую преследует при его создании автор.
Цель, ради достижения которой создается документ, определяет выполняемую им функцию. Функциональная заданность документа является его фундаментальным признаком, носящим всеобщий характер для всех документов.
Подобно тому, как в живой природе приспособляемость к окружающим условиям является всеобщим признаком любых проявлений живой материи, функция регулирования фактов, событий, явлений, процессов действительности является всеобщим признаком для всех документов. Она имеет более частные проявления.
Функция связи, общения, информирования была и останется важнейшей функцией документа. Благодаря этой функции осуществляется обмен информацией во времени и пространстве между людьми, их сообществами и организационными структурами таких сообществ, оперативное доведение необходимой информации до заинтересованных корреспондентов с ее возможной последую-
2Х
1111 " фамсформацией в виде различных форм агрегирования в дру-'п юкумснтах.
Другой древнейшей функцией документа является функция н ||.|'п.пости — сохранения и передачи знаний и представлений .....ре и человеке.
Еще одна функция документа — организационно-распоряди-■ иная, т.е. организующая, упорядочивающая текущую жизнедея-И и.носи, личности, общества, государства на основе определенных Привил и норм и реализуемая в таких документах, как законы, указы, щи кшовления, приказы и т.д.
Как правило, организационно-распорядительная функция до-I \ мента носит властный характер, порождая диффузный пучок документов, — комплекс новых документов разного уровня происхождения, 1ч 1>.окающих их исполнительно-распорядительную функцию.
В человеческой жизнедеятельности важное значение имеет опи-|.цельная функция документа, обеспечивающая фиксацию состояния факта, события, явления, объекта, процесса в определенный момент их бытования.
По мере развития человечества для него все более важным становилось предвидение своего будущего состояния, в результате чего появились документы с прогностической функциональной задан-ностью. Это же развитие привело к возникновению документов, выполняющих особые, специфические функции, связанные с человеческой жизнедеятельностью. Функцию проектирования и конструирования объектов и механизмов выполняют научно-технические документы, функцию образного восприятия мира и человека и передачи их видения — документы личного происхождения.
Функциональная, т.е. целевая заданность документа определяет его тип, вид и форму. Под типом документа мы понимаем его принадлежность к одному из двух наиболее общих классов документов: класс документов, регулирующих жизнедеятельность личности, общества, государства и отражающих результаты такого регулирования, и класс документов, отражающих духовную жизнь общества. В первом случае речь идет о документах официального происхождения, во втором — о документах личного происхождения.
XX век демократизировал процесс фиксации настоящего прежде всего за счет документов личного происхождения, среди которых важное место заняли дневники и мемуары «рядовых людей». Дневники Анны Франк, Тани Савичевой, Нины Луговской, Георгия Эфрона потрясают своим воспроизведением современности, ставшей для нас историей. Характеризуя этот ранее крайне редко возникавший вид исторического источника, автор одного из предисловий к публикации дневника Луговской, Л.Улицкая блестяще обозначает его особенность. «Большая история, — пишет она, — рассматривается че-
Замеченное Улицкой — есть не что иное, как «история повес дневности», история не судьбоносных решений коммунистическом партии, советского государства и их воплощения в жизнь, а сама конкретная жизнь в ее обычных проявлениях. Архивист и археограф в таких случаях должны быть всегда начеку — в таких документах «пахнет человечиной», по образному выражению М. Блока, и этоп запах должен быть сохранен, потому что он не просто естественен. Он истинен, а значит, должен стать известным.
Под видом документа понимается совокупность документов, объединенных общими признаками структурирования их информации в зависимости от целевой заданности, эмпирически закрепленных в процессе человеческого развития различными названиями, с присущими для каждого из таких названий формулярами, структурирующими сообщения — приказ, протокол, письмо, отчет и т.д.
Под формой документа подразумевается способ передачи документом структурированного сообщения. Это может быть письменный документ, в котором информация графическим способом закреплена на камне, пергаменте, бумаге, ткани, бересте и другом носителе. Это может быть аудиовизуальный документ, в котором информация закреплена на особых носителях с помощью особых технических средств (фото-, кино, видео-, фонозаписей). Наконец, следует указать электронный документ, способный благодаря высочайшей технологичности существовать сам по себе в сверхтехнологичной среде бытования и одновременно благодаря этой среде трансформироваться на иные носители либо трансформировать в свою форму бытования любой другой названный выше вид документов.
Свою функциональную заданность в процессе своего бытования документ реализует в одной из двух степеней.
Закрытая, непубличная степень бытования документа в качестве регулятора или фиксатора действительности, означает ограничение известности, доступности его информации, а следовательно, и реализуемой им функции, по соображениям сохранения государственной или иной охраняемой законом тайны, или иным ограничениям, которые вправе установить автор, владелец, собственник или распорядитель документа.
Публичная степень бытования документа в процессе реализации возложенной на него функции означает его бытование в рамках открытой документационной системы, существующих норм и правил, не предусматривающих каких-либо ограничений на знакомство
| ним Публичная степень бытования документа связана с его об-|| фодованием либо в качестве объективно присущего ему свойства |й11 ь и шестым всем и каждому, например, закон, либо по каким-то
.....1м соображениям, вызывающим необходимость обнародования
им \ мента или обеспечения иной формы доступа к нему.
Являясь продуктом мыслительной деятельности человека, до-I \мсп1, независимо от его типа, вида, формы, степени бытования, ртражает все особенности такой деятельности вообще и его кон-| рстного автора, в частности. Не существует идеального документа ВПределенного типа и вида. Каждый документ в процессе создания Отражает не только правила, стандарты, традиции, но и индивидуальна. 11, его автора.
( учетом сказанного выше следует подчеркнуть несколько важных моментов понимания документа с позиций археографии и архивоведения.
Первое. Для археографии и архивоведения в равной мере имеет течение документ как материальный объект — носитель информации и документ как информация, закрепленная на определенном рбъекте-носителе. В первом случае возникает необходимость разрешения вопроса о хранении, учете и определении стратиграфии тако-ю объекта, недопущении его разрушения, создании возможностей его реставрации и указании на реализацию такой возможности при публикации. Во втором случае встает вопрос об оценке такой информации с точки зрения ее полезности и значимости после утраты документом своего первоначального целевого назначения, организации ее поиска и использования.
Второе. Структурирование информации в документе в соответствии с возложенной на него функцией, его закрытая или публичная степень бытования в качестве оперативного регулятора фактов, событий, явлений, процессов современности делают документ особым объектом познания, лишь пересекающимся с другими формами, типами и видами фиксации информации, например, с книгой.
Любой документ в качестве материализованного продукта мыслительной деятельности человека может быть включен в одну из двух самых общих ячеек классификации: относящейся к сфере регулирования жизнедеятельности личности, общества, государства или отражающей духовную жизнь общества. Между этими двумя классами нет принципиальной разницы. Важно, что их объединяют общие закономерности создания.
Жизнь любого документа имеет три фазы: создание, бытование и покой.
Фаза создания документа, как правило, проходит три этапа: возникновение замысла документа с целью реализации возложенной на него функции, реализация этого замысла, сопровождаемая возникновени-
31ем вариантов текста документа, и оформление одного из таких вари антов на основе определенных юридически зафиксированных норм когда речь идет об официальном документе (бланк, подпись, печать, регистрационный номер и др.), либо с помощью традиционно общепринятых физическими и юридическими лицами знаковых элементов (например, подписи, условного символа и др. в частной переписке).
С позиций археографии, архивоведения и источниковедения фаза создания документа имеет очень большое значение. Возникшие в этой фазе варианты текста документа не всегда, но очень часто име ют принципиально важный интерес, т. к. дают скрытое в окончатель но оформленном документе знание — знание о процессе его подго товки, о трансформации целей и задач созданного в конце концов документа, трансформации идей, интерпретации фактов, событий, явлений, процессов, которым посвящен документ. Архивоведение-призвано обеспечить сохранение такого знания, археография и источниковедение делают его известным и доступным для сопоставле ния и объяснения.
После фазы создания документа начинается фаза его бытования Она состоит из двух этапов. Этап собственно оперативного бытова ния документа отражает его функционирование в качестве регулятора фактов, событий, явлений, процессов действительности. В этой фазе документ прямо и непосредственно выполняет свое предназначение — те самые целевые функции, ради реализации которых он был создан. Такое бытование может быть как одномоментным, например личное письмо информационного характера, так и многомоментным. например законодательный акт, организационно-распорядительный документ, литературное произведение. Уже на этом этапе документ может бытовать как в опубликованном, так и в неопубликованном видах, а также сохранять приданную ему в момент создания степень публичности или принципиальной непубличности.
Для этапа собственно оперативного бытования документа присущи некоторые особенности, важные и для археографии, и для архивоведения. Во-первых, этот этап, как правило, сопровождается движением документа в запрограммированном и ^запрограммированном направлениях, в процессе которого возникают его различные, в том числе информационные взаимосвязи с другими документами. Такое обязательное движение документа в конце концов определяет его стратиграфию среди других документов. Во-вторых, это движение, как правило, приводит к нарушению неприкосновенности документа через реакцию на него со стороны его адресатов. Это нарушение неприкосновенности отражается в резолюциях, пометах, иных общепринятых или неожиданных вмешательствах, например в сознательном уничтожении части текста, его вымарывании и т.д. Иначе говоря, нарушения неприкосновенности доку-
32
Мента на этапе его собственно оперативного бытования приводят Iш><> к приобретению им дополнительной информации, либо к ее час I пчпой утрате, что является чрезвычайно важным для его бытования уже в качестве исторического источника в археографии, архивоведении и источниковедении.
Практическое документоведение, архивоведение, археография, исючниковедение очень давно уловили значимость нарушения неприкосновенности документа на данном этапе его бытования для постижения фактов, событий, явлений, процессов прошлого и настоящего (например, покрытые специальным раствором резолюции российских императоров на представленных им для рассмотрения документах означали судьбоносную значимость этих резолюций, неразрывно связанных с самими документами). Одним из критериев печного сохранения документа издавна считается критерий наличия на нем свидетельств его оперативного бытования. Он же является обязательным при фильтрации списков документа для документальной публикации — в нее обязательно войдет тот список, который имеет резолюции, пометы, другие следы нарушения его неприкосновенности. Он также необходим при источниковедческом анализе документа, демонстрируя воздействие нарушения его неприкосновенности на реальные факты, явления, события, процессы.
Однако рано или поздно этап собственно оперативного бытования документа неизбежно переходит в этап, характеризующий его оперативное бытование в качестве уже архивного документа, т.е. документа, хранящегося в архиве. Архивный этап оперативного бытования документа характерен, например, для правовых актов (законы, книги записи актов гражданского состояния, договоры и т.д.). В этом случае архивирование документа, т.е. определение его стратиграфии среди других документов — в деле, комплексе дел, фонде, его идентификация, т.е. описание, являются не чем иным, как обеспечением оперативного бытования документа в иной, нежели до этого, информационной среде.
Важнейшей характеристикой архивного этапа оперативного бытования документа является его большая, в сравнении с доархивной, степень упорядоченности. На этом этапе документ обретает физические, логические и иные связи с другими документами, во-первых, и, во-вторых, в случае возникновения необходимости продолжения реализации тех задач, ради которых документ создавался, получает свойство эффективного адресного поиска. В этой ситуации нарушение неприкосновенности документа как реальная основа фиксации его оперативного бытования превращается в свою противоположность. Иначе говоря архивный этап оперативного бытования документа предполагает, хотя и не может гарантировать, обеспечение его неприкосновенности.
33 ООО мТретья фаза бытования документа связана с обретением им со стояния покоя. Фаза состояния покоя документа определяется как не востребованность документа для решения тех оперативных задач, ради которых он задумывался и создавался (для вариантов текста докумет а состояние покоя наступает после того, как один из таких вариантов начал реализовывать возложенную на него функцию).
Фаза состояния покоя документа определяет новые особенности его состояния.
Прежде всего, в фазе покоя документа определяется его даль нейшая судьба. Невостребованность документа создает естествен ную угрозу его ликвидации, уничтожения. Экспертиза ценности документа является не чем иным, как механизмом, инструментом, призванным нейтрализовать, предотвратить эту угрозу. В ее осно ве лежит идея не освобождения от ненужного хлама, а наоборот, выбор всего того, что рано или поздно — личности, обществу, государству, человечеству через столетия и тысячелетия — обязательно потребуется или неизбежно пригодится для решения тех задач, о которых современный человек может и не догадываться. Это: трагический момент в бытовании документа, к сожалению, подчас решается субъективно, иногда даже волей одного человека. Его трагизм заключается в том, что любой документ представляет собой фиксацию субъективно отраженного мгновения действительности. Это мгновение даровано человеку, обществу, государству Природой или Богом, как кому хочется считать, и потому должно быть бессмертно, как и жизнь во всех ее великих и малозаметных проявлениях. Но те же Природа или Бог ограничили человеческие возможности. По этой причине сохранение всех документов сегодня немыслимо.
Итак, экспертиза ценности документа есть не что иное, как трагическое, но оправданное вмешательство в его судьбу. Вновь, как в фазе его собственно оперативного бытования, неприкосновенность документа подвергается угрозе реального физического уничтожения. С большей частью документов так и происходит. Но благодаря экспертизе ценности остается малая толика документов, обреченных на вечное сохранение. Человечество экспертизой ценности документов в каждое мгновение своего бытия обеспечивает природное или божественное предназначение на свое бессмертие — через скромную запись в книге актов гражданского состояния, благодаря письмам, мемуарам, дневникам, разветвленной и сложной системе организационно-распорядительной документации и т.д.
Документ, отнесенный к категории документов вечного хранения, в фазе покоя своего бытования вновь обретает свойство неприкосновенности, за исключением необходимости реставрационного вмешательства.
34
Фиш покоя документа означает понимание необходимости веч-
1М его бытования, неприкосновенности, а также изменение его
..... та шачения уже не как регулятора действительности, а каксвиде-
1ы I ва о действительности — субъективное, возможно, недостовер-|ци > фальсифицированное, но реально сохраненное и подлежащее н ранению. Память о произошедшем, зафиксированная в докумен-П I мповится теперь его главным функциональным предназначени-| II »той фазе документ становится гарантом своей аутентичности. || и| я он может вновь восстановить одно из свойств своей оператив-||| фазы бытования — свойство движения, это движение совершается | и архивно-информационной среде: из хранилища — в читальный 'м и реставрационную лабораторию, в лабораторию микрофиль-1ирования. При этом существующие системы правил и норм такого пин сипя обеспечивают предотвращение и недопущение какого-ли-
.....1мешательства в его неприкосновенность, а создание копии доку-
.....а для фонда пользования — гарантию почти абсолютного покоя.
Н определенных ситуациях архивный документ остается «вещью п I сие». Он может быть не описан и не зафиксирован в научно-спра-I"сиюм аппарате архива и, следовательно, неизвестен пользователю, I с конкретному физическому или юридическому лицу, а также их со-Юкупности — обществу, или находиться на особом режиме хранения (секретном, с ограниченным или доверительным доступом). Иначе говоря, пользователь далеко не всегда знает о существовании того ИЛИ иного архивного документа либо, зная или догадываясь, что он В1 п., не имеет возможности в силу ограничений ознакомиться с ним.
Описание архивного документа, снятие различных ограничений па доступ к нему — превращение архивного документа в публичный архивный документ — означают его переход в четвертую стадию своею бытования — стадию исторического источника. Документ, трансформированный в исторический источник, обладает по меньшей мере одним из четырех признаков:
— информация о его существовании является публичной или доступной любому пользователю;
— доступ к нему — свободный и равный для всех пользователей;
— стратиграфия — его место в системе других документов и документальных комплексов (архивов, архивных фондов, дел, архивных коллекций) — строго и достоверно зафиксировано архивным шифром: указаниями на место хранения (архив), номер и название фонда, номер описи, номер дела, номер страницы (страниц);
— существует его документальная публикация — воспроизведение и тиражирование с максимально возможным сохранением всех особенностей содержания и внешних признаков и конвоем — информационным сопровождением в виде системы пояснительных элементов к документу (предисловие, комментарии, примечания, заголовок,
Более или менее систематическая подготовка документальных публикаций в России связана с именем Петра Великого. Именно при нем началось обнародование документов публичного характера: царских и императорских указов, распоряжений высших и местных правительственных учреждений. Тогда же появились и первые документальные публикации исторических источников: летописных записей, актового материала и др. Прикладная археография этого времени во многом определялась политическими интересами российского государства.
Личность Петра Великого и его преобразовательская деятельность почти сразу после его смерти и на протяжении всего XVIII в. стали темами документальных публикаций. Параллельно появлялись всё новые повидовые, тематические документальные публикации исторических источников более ранних эпох. Во второй половине XVIII в. были разработаны и частично реализованы проекты серийных документальных публикаций (летописей, актового материала, родословных книг и записей). Возникли первые государственные организации и общественные объединения, ставившие перед собой задачу подготовки и издания документальных публикаций исторических источников — Российская академия, кружок А. И. Мусина-Пушкина и др. Все чаще документальные публикации можно было увидеть на страницах периодических изданий. В конце XVIII в. появилось и первое периодическое издание, специализировавшееся на документальных публикациях, — «Древняя российская вивлиофика» Н.И. Новикова.
Накопленный опыт работы по подготовке документальных публикаций в это время послужил основой первых размышлений теоретико-методического характера. Прежде всего закрепилось понимание общественной значимости документальных публикаций вообще и исторических источников, в частности. Постепенно начал пополняться понятийный аппарат прикладной археографии: появились такие термины, как «список» документа, «текст» документа, «разности» (варианты) текста документа, «подлинник» документа.
И рамках получавшей в России все большую известность герменев-..,, и приступили к обсуждению проблем «очищения» исторических и. и.чинков и их «критического», «восстановленного» от поздней-
.......аппаетований издания. Таким образом, к концу XVIII в. в Рос-
п11 обозначились первые ростки самоидентификации археографии | н некоего особого комплекса занятий, связанных с подготовкой пи \ ментальных публикаций11.
II первой половине Х1Хв. в России наметившиеся тенденции Проявили себя уже как явление, оформившись во вполне самостоя-н щ.цую сферу практических действий и научных упражнений. Круг 11и ударственных организаций и общественных объединений, зани-ч 1ШНИХСЯ подготовкой документальных публикаций, резко расши-вился. Более разветвленным становится понятийный аппарат ар-м .и рафии, приобретая элементы системности. Появляются первые работы, специально посвященные методам подготовки документальных публикаций. Ряд специальных вопросов археографии перехо-1М1 в ранг дискуссий. Уже не исключением, а правилом оказывается и прстико-методическое обоснование выбиравшихся археографами принципов и методов документальных публикаций.
Во второй половине XIX — начале XXв. археография окончательно оформилась в качестве научной дисциплины. В это время возникают и успешно реализуются грандиозные серийные проекты документальных публикаций, разрабатываются первые правила издания не только конкретных документов, но и их определенных видов, начинают читаться первые курсы археографии.
На протяжении XX столетия в России шел достаточно интенсивный процесс осмысления археографии как специальной историко-филологической дисциплины. Несмотря на то, что это осмысление происходило только в рамках марксистской методологии, важно подчеркнуть тенденцию к установлению определенных закономерностей, единых принципов подготовки документальных публикаций документов разных эпох и разных видов, что также является одним из признаков самоидентификации археографии как научной дисциплины, поскольку демонстрирует универсализм таких принципов в отношении большого разнообразия документов. Наиболее ярко это отразилось в подготовке правил издания исторических источников, представлявших собой попытку универсального подхода к подготовке документальных публикаций12.
***
В XVIII—XIX вв. отечественная археография развивалась обособленно от зарубежной, хотя воздействие зарубежной археографии на российскую в сфере теоретических изысканий, методических
37
В XX в. произошли существенные изменения в таком взаимо действии. Решающую роль сыграли здесь два фактора: во-первых, сложившаяся в мире практика трансграничных документальных публикации — публикаций, основанных на архивных документах двух и более стран (например, межмидовские документальные публикации), и, во-вторых, демократические преобразования в России начала 90-х годов прошлого века.
Трансграничные документальные публикации, несмотря на элементы политизации, готовились и готовятся в рамках совместно вырабатываемых правил. Это означает признание универсальности, всеобщности принципов подготовки документальных публикаций, что, в свою очередь, лишний раз свидетельствует о самоопределении археографии как специальной научной дисциплины. Примером трансграничной документальной публикации является книга «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года»13, в которой помимо 200 документов российских архивов опубликовано около 40 документов венгерского происхождения, в том числе стенограммы заседаний руководящих органов Венгерской партии труда, протоколы заседаний венгерского правительства и т.д. Эти документы позволяют увидеть события в Венгрии 1956 года глазами не только советской стороны, но и венгерской, понять, насколько последняя шла в русле советских рекомендаций и действий. Другой пример того же рода — публикация «Советско-израильские отношения»14, посвященная событиям 1941 —1953 гг. и включившая почти с равной массой документов документы из архивов России и Израиля. По некоторым темам свойство трансграничности документальных публикаций должно быть обязательным. Это касается в первую очередь фактов, событий, явлений, процессов, так или иначе в прошлом затронувших две или более стран. С этой точки зрения следует признать, что составители таких документальных публикаций, как «СССР и германский вопрос. 22 июня 1941 г. — 8 мая 1945 г.», «Три визита А. Я. Вышинского в Бухарест. 1944—1946», существенно обеднили свои издания, отказавшись от помещения в них документов зарубежного происхождения15.
С сожалением следует признать, что трансграничные документальные публикации даже в нашу эпоху глобализации, в эпоху постижения мира и человека на основе принципов компаративистики, в том числе при рассмотрении общих для нескольких государств и народов проблем их прошлой и современной истории, являются, скорее, исключением, чем правилом. Разные сообщества людей упорно
38
|. шют совместно и беспристрастно посмотреть на свое прошлое
...... тоящее через их отражение в документах разных сторон, либо
1)!н 1)ы обсуждать такую возможность. Говоря так, мы имеем в виду
.....1С стратегически важные, концептуально противоположные
ижументы, отразившие кардинально различные подходы к разре-|Ш нмю проблем человеческого существования. Есть более частные и простые пути разрешения проблемы трансграничных докумен-I I п.пых публикаций. Один из них — это публикация версий бесед и переговоров по различным вопросам межгосударственных взаи-моошошений каждой из сторон. Для не ангажированного историка . п е.! публикация может стать благодатной и доказательной основой понижения прошлого, проникновения в него через сопоставление Гскстов, повествующих об одном и том же событии, зафиксировавших одни и те же высказывания, подчас по-разному воспринимавшиеся его участниками.
Впрочем, когда речь идет не о политически острых проблемах прошлого, а о вполне спокойных, хотя и не без элемента трагизма вопросах, удаются великолепные прорывы в создании трансграничных документальных публикаций. Исследование-публикация ..Скифский роман»16, посвященное творческому наследию Ростовцева, разбросанному по десяткам архивохранилищ и библиотек мира, демонстрирует нам блестящий образец нейтрализации объективно существующих разломов документальных комплексов, преодоления государственных границ, здравого применения национального законодательства о доступе и использовании архивных документов, устранения многих субъективных факторов, препятствовавших созданию этой трансграничной документальной публикации-исследования.
Удачным примером трансграничной документальной публикации можно считать также издание «Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг.»17. Сама тема этой публикации обрекла ее на транс-граничность. Трагический эпизод в российско-польских отношениях начала XX в. получил в 1990-е годы необычайно острые политические интерпретации в исторической литературе России и Польши. Речь шла в первую очередь о судьбе советских военнопленных в польском плену и, в частности, о количестве погибших там. Разрешить на документальной основе эту проблему можно было только на архивных материалах России, Польши, Белоруссии и Украины — сторон, непосредственно участвовавших в советско-польской войне. Масштаб привлеченных к подготовке этой документальной публикации документальных отложений оказался значительным. Документы выявлялись в России — по фондам Архива внешней политики МИД России, Российского государственного архива социально-политической истории, Российского государственного военного архива, Государст-
Археографический взрыв 1990-х годов, и, прежде всего, в отноше нии подготовки документальных публикаций по истории XXв., был вызван новым состоянием российского общества. Стали более доступны российские архивы, что обеспечило их активное использова ние российскими историками и архивистами. Вместе с тем освоение архивов России происходило на фоне жесточайшего экономического кризиса, поразившего архивное дело, как и все сферы жизнедеятельности страны.
Эти две противоречивые тенденции усиливали взаимодействие российской и зарубежной археографии. Оно проявило себя в нескольких направлениях. Во-первых, совершенствовался его организационный механизм. Подготовка документальных публикаций обеспечивалась финансированием; их концепции и реализация разрабатывались, рассматривались и контролировались специально создаваемыми координирующими органами, сформированными из представителей разных стран: комиссиями, советами, редколлегиями. Так, в главный редакционный совет документальной серии «Трагедия советской деревни»18 вошли представители не только России, но и США, Канады, Италии. Во-вторых, обеспечивалось участие зарубежных археографов в подготовке документальных публикаций и включение в их состав документов зарубежных архивов. Например, совместно с польскими архивистами велась подготовка документальной публикации «Катынь»19. В-третьих, все более расширялась практика использования современных технологий подготовки документальных публикаций в микрофильмах, микрофишах, на компакт-дисках, активно используемых в настоящее время в зарубежной археографии.
***
Рассмотрим подробно объект и предмет археографии как специальной научной дисциплины. В своей основе теоретическая археография, решая специфические проблемы публикации документов,
11ходит на уровень проблем гносеологии. В этом смысле ей должны выть близки, а порой просто необходимы приемы и способы познании прошлого, существующие в источниковедении, исторической циуке, вспомогательных исторических дисциплинах. Поэтому важно I ..ждатировать несколько аспектов пересечения, совпадения и соприкосновения объекта археографии — документальной публикации и предмета археографии — документа с объектами и предметами других близких к археографии научных дисциплин.
Объектом архивоведения является документ, а его предметом — |рхивный документ. Таким образом, архивоведение и археография пересекаются друг с другом: первая научная дисциплина своим объемом, вторая — своим предметом. Для текстологии документ представляет интерес с точки зрения истории организации его текста, пня археографии он важен своей информационной значимостью, в целях повышения которой она использует текстологию.
Объект источниковедения составляет исторический источник, а предмет — отраженный в нем исторический факт. Источниковедение и археография лишь соприкасаются друг с другом, причем даже Не на уровне объектов и предметов, а в более неопределенных сферах. Для археографии в принципе безразлично, является ли подлинным или достоверным ставший историческим источником опубликованный документ, тогда как для источниковедения установление его подлинности или достоверности — принципиально важная задача. Археография обеспечивает выработку принципов и приемов подготовки документальной публикации, т.е. занимается реализацией одной из возможностей трансформации документа в исторический источник. Источниковедение имеет дело с реализованной возможностью, с действительно состоявшейся трансформацией документа в исторический источник. Если для археографии документальная публикация оказывается своего рода конечным продуктом, то для источниковедения этот продукт хотя и важен и значим, но все же остается всего лишь одним из элементов в системе других потребляемых им продуктов.
Наглядно пересечение, совпадение, соприкосновение объектов и предметов археографии, архивоведения, текстологии, источниковедения представлены в таблице 1.
Таким образом, мы убедились, что, несмотря на пересечение, соприкосновение объектов и предметов археографии, архивоведения, текстологии, источниковедения, каждая из этих научных дисциплин имеет свою природу, свои не совпадающие никогда объекты и предметы, а значит, специфические задачи, методы, принципы. К их рассмотрению мы и приступим.
В обозначенной системе координат своеобразной «царицей», разумеется, является архивоведение: оно «царствует» над документом
41Таблица I
Дисциплина |
Объект дисциплины |
Предмет дисциплины |
Археография |
Документальная публикация |
Документ |
Архивоведение |
Документ |
Архивный документ |
Текстология |
Документ |
Текст документа |
Источниковедение |
Исторический источник |
Исторический факт |
во всех его ипостасях. Археография выступает в этой таблице старшей сестрой архивоведения, родной с ней, почти равной с источниковедением, но очень хорошо, что последняя дисциплина остается падчерицей, обреченной на совершенно самостоятельное, особое бытование, связанное с намерением установления главного — точности существовавшего в прошлом исторического факта. Благодарный и не ангажированный историк потом использует этот факт в своей реконструкции и интерпретации прошлого. Архивоведение и археография обеспечивают возможности такой интерпретации, источниковедение превращает эту возможность вдействительное установление факта, тогда как историк его должен интерпретировать, объяснить, включить в систему других известных ему фактов, чтобы на их основе сделать некие выводы.