Глава 2. Анализ духовного кризиса техногенной цивилизации и пути его преодлоления

2.1. Тенденции развития духовного кризиса техногенной цивилизации

Религиозный кризис. Вера в сверхъестественное, в «высшие силы» сопровождало человеческое общество, наверное, с момента оформления культур, выражаясь разнообразнейшими формами проявления. Вера эта постепенно дала ростки в виде религий различных цивилизаций. Но на определенном этапе развития произошло не разрушение религии, а замена «религии веры» на «религию науки». А консервативная структура Церкви не всегда успевала находить адекватные ответы на вызовы современности, расплачиваясь за некоторые ошибки прошлого, оказавшиеся стратегического характера.

Начиная с середины 80-х гг. мы наблюдаем явление, которое в зависимости от отношения к нему называют либо «возрождением духовности», либо «модой на религию» или даже «новым средневековьем». Речь идет о процессе приобщения широких масс населения к религиозности. Обычно утверждают, что народ возвращается к своим истокам, к корням своей культуры, которые неразрывно связаны с религией. Мнение это, впрочем, довольно спорно. Получила широкую популярность мысль, согласно которой религия — это, в первую очередь, фундамент культуры народа. Религиозное стало однозначно отождествляется с нравственным и духовным, и как следствие этого возникла «мода на церковное», причем не только в обывательских, но и в научных кругах. При этом церковь, в свою очередь, отождествляется с религией, и потому наибольшее значение придается обрядам, формальностям и церковной атрибутике, а не идейному содержанию той или иной религии. Не случайно многие уже задумываются о том, возможно ли в обществе, проникнутом такими настроениями, обеспечить реальную свободу совести, что является одним из важнейших элементов духовно развитого общества, к которому все мы стремимся [12].

Идет процесс активного оттеснения религии на периферию духовного мира человека, даже верующего, занимает всё меньше места в его повседневной жизни. Самым ярким примером упадка веры является Апостольское послание Папы Бенедикта XVI «Porta fidei», в форме «Motu proprio» (то есть по личной инициативе Св. Отца), – которым провозглашается Год Веры. Он будет торжественно открыт 11 октября 2012 года, в пятидесятилетний юбилей начала Второго Ватиканского собора, и завершится 24 ноября 2013 года, в торжество Господа Иисуса Христа – Царя Вселенной. В своем послании Папа подчеркивает, что провозглашение Года Веры – это призыв к подлинному и обновленному обращению к Господу, единому Спасителю мира. Но несмотря на все попытки реформ при Бенедикте перевес имеет партия интегристов. Так что резких изменений не предвидится. А время для действия уходит. Фактически, паства Папы сейчас это нищая Африка и развивающаяся Южная Америка, а развитые страны Западной Европы в массе своей отринули религию как инструмент влияния на общественную жизнь.

С завершением Второго Ватиканского собора борьба между обновленцами и интегристами переместилась из Рима в национальные епископаты. Сторонники реформ, опираясь на соборные решения, стремились вытеснить с руководящих постов интегристов, которые в свою очередь не жалели черной краски, чтобы опорочить обновленцев, обвиняя их в сползании ко всевозможным ересям и предрекая гибель католицизма, если решения собора будут осуществлены. Особенно острый характер эти конфликты носили в странах Латинской Америки, где после победы кубинской революции все более широкие массы трудящихся, студенчества, средних слоев вливались в антиимпериалистическое и антиолигархическое движение. В церковных кругах заговорили о «теологии революции», о «теологии освобождения» и даже о «теологии партизанской борьбы». В странах Латинской Америки стали появляться священники-революционеры, призывавшие бороться с реакцией и империализмом не только листовками, но и оружием [3].

Фридрих Ницше в своей работе «Веселая наука» впервые употребил слова «Бог мёртв». Слова «Бог мёртв» означают: сверхчувственный мир лишился сво­ей действенной силы. Он не подает уже жизнь. Коль скоро Бог как сверхчувственная основа, как цель всего дей­ствительного мёртв, а сверхчувственный мир идей утратил свою обязательность и прежде всего лишился силы будить и созидать, не остается вовсе ничего, чего бы держался, на что мог бы опе­реться и чем мог бы направляться человек. Особый интерес представляет отрывок 125 из книги Веселая наука: Безумец. Данный отрывок содержит фразу: «И не блуждаем ли мы в бесконечном Ничто?» В сочетании с идеей смерти Бога можно сделать вывод, что «Ничто» означает здесь отсутствие сверхчувственного, обязательного мира – нигилизм [10].

Религия, таким образом, утратила функцию формирования мировоззрения широких масс людей. И беда в том, что церковь лишена достаточных внутренних сил для возвращения приемлемых позиций, разлагается и деградирует большая часть «носителей» религиозного культа – прежде всего руководители среднего звена и высший клир. А так называемое «возрождение духовности» на деле оказывается всего лишь симптомом неблагополучия нашего общества.

Культурно-нравственный кризис. Сакраментальный вопрос наших дней звучит достаточно печально: «Осталось ли хоть что-нибудь святое в обыденной жизни среднестатистического человека?» А печалиться есть от чего: куда ни бросишь взгляд – везде мерзостная картина развала, разорения и краха. Грязные, развратные фильмы, газеты и журналы породили глухих к зову нравственности людей. Зычный глас средств массовой информации, денно и нощно раздувающий порочную страсть к деньгам и сытой жизни нуворишей.

И вместе с этим возникают следующие вопросы: почему небывалые успехи научно-технического прогресса, помимо общеизвестных благ, принесли человеку столько драм и страданий? Почему человек – существо созидающее, но забывает культурные традиции и мораль своего народа, разрушает творения предков, создает оружие для самоуничтожения и уничтожения себе подобных, истощает ресурсы?

В современной цивилизации материальные ценности полностью заменили и вытеснили духовные.

Лозунги, которые провозгласила культура XX века, – благоденствие, могущество, справедливость, – с точки зрения Хейзинга, ничем не отличаются от идеалов пещерного человека и поэтому не могут быть признаны целью высокоразвитой культуры. Хейзинга называет большое число и других проявлений культурного кризиса XX века: кризис мышления и знания, всеобщее ослабление способности суждения, снижение активного и возрастание пассивного элементов в культуре, отказ культуры от идеала познания, упадок в обществе моральных норм и кризис искусства. Культурное развитие XX века в целом Хейзинга называет процессом «варваризации» [15]. 

Основные черты культуры техногенной цивилизации:

Техницизм. Цивилизация XX века имеет не природную, а машинную основу; с эрой цивилизации машина прочно вошла в человеческую жизнь. Поэтому, как справедливо заметил Н.Бердяев, в эпоху цивилизации жизнь начинает утрачивать связь с миром природы: «Между человеком и природой становится искусственная среда орудий, которыми он пытается подчинить себе природу». Машины создают развитое индустриальное общество, в рамках и по законам которого и начинает функционировать культура.

Демократизм. В XX веке культурой охватываются огромные (по сравнению с предшествующими эпохами) слои населения. Демократизму европейской культуры способствовала политика всеобщей грамотности; принцип гласности, а также развитие СМИ (особенно радио и телевидения).

Урбанистичность. Развитие цивилизации привело к тому, что культурная жизнь в XX веке сосредоточилась преимущественно в крупных городах – промышленных центрах. Причем, город – центр культурного развития – приобрел черты «города вообще», «мирового города» со стандартным, стертым лицом. С урбанистичностью связан космополитизм культуры XX века – процесс утраты культурой национального начала.

Иррелигиозность. До XX века европейская культура в своем развитии была прочно соединена с религией; Н.Бердяев заметил, что связь с культом проявляется в самом слове «культура»: «Культура связана с культом, она из религиозного культа развивается, она есть результат дифференциации культа, разворачивания его содержания в разные стороны». Иррелигиозность культуры XX века выражается в разрыве связей культуры и религии.

Черты, которые приобрела культура эпохи цивилизации, оцениваются большинством культурологов негативно. Техницизм культуры, как считают западные социологи, прямо ведет к подавлению личности; «отчуждению» ее от процессов и результата труда; созданию условий, когда человек превращается в средство своего индивидуального существования и расценивается как «человек-товар» – существо, духовно и физически обесчеловеченное [17].

С точки зрения Й.Хейзинга, техницизм опасен тем, что способствует снижению активного и возрастанию пассивного элемента в культуре: раньше люди сами пели, плясали и развлекались – в XX же веке они предпочитают, чтобы это делали за них другие. Технические средства, особенно кино и телевидение, рассеивают внимание, не учат человека сосредотачивать дух, поэтому у личности в XX веке, по сравнению с предшествующими эпохами, снижена способность суждения.

Общество не успевает «пропитаться» культурой и традициями, выдвинув на передний план серую массу – потребляющую и не созидающую. С дальнейшим демократизмом культуры XX века культурологи связывают появление «человека-массы» – типа, который ведет себя по отношению к культуре «как избалованный ребенок»: «Он не хочет ни за что платить; он требует все больших благ, как будто бы они были его правами от рождения». Подчинение культуры «человеку-массе», как считает Ортега-и-Гассет, будет иметь самые печальные последствия для культуры. Человек-масса не признает авторитетов; он инертен и вульгарен; он неспособен к дискуссии, а, следовательно, и к гражданскому сосуществованию; он обладает узким, ограниченным мышлением, а потому беспомощен перед дальнейшим развитием техники; он лишен морали, ибо в основе морали лежит подчинение жизни принципам долга. В общем, человек-масса как порождение эпохи цивилизации, по мнению Ортеги-и-Гассета, не сильно отличается от типа первобытного человека, «в особенности по отношению к цивилизации, которая его породила» [11].

Сегодня культура превращена в товар и рассчитана на потребителя. Это так называемая массовая культура. Поскольку главные функции массовой культуры – это релаксация и развлечение, то ее особенностями являются «простота», граничащая с примитивностью, и так называемая «выработка счастливого сознания». Часто произведения массовой культуры эксплуатируют такие сферы психики, как подсознание или инстинкты. Цель художественного произведения в массовой культуре – не самовыражение художника, а удовлетворение потребности потребителя. Поэтому у произведения массовой культуры, как правило, нет автора, а есть коллектив авторов.

Экологический кризис. Экологический кризис проявляет себя в процессах глобальной деградации окружающей среды, охватившей в XX веке практически всю планету. И в центре этих процессов находится сам человек с его потребительским отношением к природе и с его ущербной психологией покорителя и властелина Вселенной.

Психология , как было уже отмечено, сформировалась не вчера, и первой вехой на пути к самоотделению человека от природы стал переход от простого присвоения ее плодов первобытным собирателем и охотником к производству сельскохозяйственной продукции, сработанной его руками (неолитическая революция). Но тем самым в этих руках оказалась в известной степени и его собственная судьба.

На фоне этой относительной независимости от природных сил теряет былую актуальность и ощущавшееся прежде родство человека с окружавшим его растительным и животным миром. Почувствовав себя особенным, выделенным посреди всех других существом, он не замедлил отправить в отставку и своих зооморфных богов, налагавших немало запретов на уничтожение живой природы. А на их место пришли божества, слепленные уже по человеческому образу и подобию, причем сама природа из объекта поклонения становится для человека, прежде всего ресурсным источником.

И такое рационально-потребительское отношение к своему природному окружению характерно уже для ранних цивилизаций древности. Примечателен повторяющийся при этом эволюционный сценарий первых цивилизаций – например, Месопотамии и Средиземноморья, – отмеченный В.Красиловым: «Рост населения – истощение ресурсов – экспансия – милитаризация, тоталитаризм – сверхнагрузка на ресурсы (италийские леса пошли на строительство римского флота) – деградация среды обитания – духовная деградация – утрата внутренней энергии, развал государственной системы» [7, с.82].

XX век стал временем наивысшего торжества рационализма, а чеховский вишневый сад, вырубленный под доходные дачи, – его своеобразным символом.

Окончательно убедившись в своем могуществе, человек утвердился в мысли, что посредством разумной организации и совершенных технологий ему под силу решать любые встающие перед ним проблемы. И «уверовав в науку как в новую религию, решил установить свое господство и направлять по своему усмотрению развитие природы и общества на Земле». Да и как было не уверовать?

Нетрудно заметить, что за всем этим стоят, как правило, краткосрочные, в лучшем случае – среднесрочные интерессы. В сущности, все это как бы «ничейная земля», территория, не имеющая своего по-настоящему озабоченного хозяина. И на этой «территории» развертывается сегодня самая, может быть, грандиозная за всю историю жизни на Земле драма.

Она проявляется в том, что вырубаются невосстановимые тропические леса и распахиваются целинные степи. Что в результате жизнедеятельности цивилизации подрывается атмосферный баланс, загрязняются реки и озера. Присваивая или разрушая около 40% чистой первичной продукции растительной биоты, человек в прямом смысле слова объедает огромное количество видов животных, вытесняя их с поверхности Земли и обрекая на голод и вымирание.

А между тем за почти 4 млрд. лет своего существования в условиях многократно менявшейся окружающей среды биосфера всегда находила способы выживания, перестраивая генетические программы и обрезая пути развития тех видов, которые дестабилизировали окружающую среду на планете. 

Но сейчас такого рода «защитные» механизмы задействованы, по-видимому, против самого человека – гораздо более мощного возмутителя окружающей среды, чем мезозойские ящеры. Это выражается, в частности, в подрыве тех генетических механизмов, которые обеспечивали до недавнего времени стабильность человеческого генома.

Однако не менее серьезную угрозу представляет вызванное людьми изменение окружающей их вирусной, бактериальной и грибковой флоры, провоцирующее здесь межвидовые войны. И переход на человека некоторых вирусных инфекций от вытесняемых им животных («куриный грипп», атипичная пневмония, геморрагическая лихорадка Эбола) – лучшее тому подтверждение.

Таким образом, налицо уже действующие отрицательные обратные связи, направленные на подавление человека как источника возмущения биосферы, то есть на разрушение ее разрушителя. Правда, последний способен еще противостоять этой губительной тенденции, опираясь на всю свою технологическую и энергетическую мощь, но нельзя не признать, что цивилизованный мир в наши дни все больше напоминает осажденную крепость, едва успевающую отражать наносимые ей со всех сторон удары [18].

А завершить этот раздел хотелось бы всего четырьмя словами: больная биосфера – больное общество. Но в этой паре понятий нет равенства. Ведь цивилизация является подсистемой биосферы, а не наоборот. И поскольку именно в ней, как мы попытались показать, кроется основной источник «болезни», нетрудно предугадать, что механизмы целого будут работать против его части. А это значит, что включившиеся жесткие обратные связи будут, очевидно, действовать против цивилизации и действовать до тех пор, пока не будет устранена сама эта «болезнь». Если, конечно, очнувшийся однажды человек не положит конец своей безумной войне с природой.

Кризис индивида, личности. Чувство единства со всей вселенной. Образы и видения отдаленных мест и времен. Ощущения вибрирующих потоков энергии в теле, сопровождающиеся спазмами и сильной дрожью. Видения богов, полубогов и демонов. Ослепительные вспышки яркого света всех цветов радуги. Страх надвигающегося безумия и даже смерти...

Любого, кто переживает подобные экстремальные психические и умственные феномены, большинство современных цивилизованных людей немедленно объявит психотиком. Вместе с тем все большее число людей, судя по всему, проходит через необычные переживания, подобные описанным выше, и вместо необратимого погружения в безумие нередко возвращаются из этих экстраординарных состояний ума с возросшим чувством благополучия и более высоким уровнем функционирования в повседневной жизни. Во многих случаях в ходе этого процесса излечиваются застарелые эмоциональные, умственные и физические проблемы и болезни.

Мы находим много параллелей подобным ситуациям в жизнеописаниях святых, йогов, мистиков и шаманов. Фактически духовная литература и духовные традиции во всем мире придают огромное значение трансформирующей силе подобных переживаний для тех, кто через них прошел. Почему же тогда людей, которые испытывают такие переживания, в сегодняшнем мире почти неизменно рассматривают как душевнобольных?!

Мировоззрение, созданное традиционной западной наукой и доминирующее сегодня в нашей культуре, строго говоря, вообще несовместимо ни с каким понятием о духовности. В мире, где реально только осязаемое, материальное и доступное измерению, все формы религиозной и мистической активности рассматриваются как отражение предрассудков, неведения, иррациональности или же эмоциональной незрелости. Поэтому непосредственные переживания духовных реальностей интерпретируются как психотические – как проявления умственного расстройства [2].

Огромный вклад в разработку данной проблематики внес К.Г. Юнг. Основополагающим тезисом его учения является теория о коллективных аспектах бессознательного.

Основные формы духовного кризиса личности:

1. Шаманский кризис.

2. Пробуждение Кундалини.

3. Эпизоды сознания единства («пиковые переживания»).

4. Психологическое обновление через возвращение к центру.

5. Кризис парапсихического раскрытия.

6. Переживание «прошлых жизней».

7. Общение с духами-проводниками и «контактерство».

8. Околосмертные переживания.

9. Состояния одержимости [6].