2. Отличия от иудейских апокалипсисов.

Книга Откровения, при всех сходствах, тем не менее, отличается от традиционных иудейских апокалипсисов. Формальных, литературных отличий два:

Во-первых, Откровение св. Иоанна отличается чрезвычайным обилием видений и образности. В прочих апокалипсисах видения – лишь одна из форм откровения. Большое место в них уделяется и другим формам: длинным беседам визионера с Богом или ангелами или пророчествам. В Откровении Иоанна их очень мало, и пропорция визуального символизма в этой книге значительно больше, чем во всех других апокалипсисах. Кроме того, обычно эти символы разъяснялись ангелами-толкователями. В Откровении же такие толкования редки (7:13-14; 17:6-18). Чаще всего символы не толкуются. В них всегда удерживается некий остаток смысла, и всякий их пересказ в литературных терминах рискует уменьшить их глубину и значение.

Далее, символические видения обычно были довольно короткими, образы вводились в конкретном видении и в других частях апокалипсиса не повторялись. Откровение Иоанна очень большое, и образность в нем едина на протяжении всей книги от 1:10 до 22:6. Время от времени вводятся новые образы и, введенные однажды, они могут далее повторяться. Таким образом, Откровение Иоанна творит некий единый символический космос, в котором его читатели могут пребывать, пока они читают (или слушают) книгу. Это изобилие, единство и постоянство видений и их образов – особенность, отличающая Книгу Откровения. Сила, изобилие и постоянство символов преследует литературно-богословскую цель. Всё это создаёт символический мир, в который читатель погружается так полно, что изменяется его восприятие окружающего мира. Это очень важный аспект книги.

Во-вторых, формальное отличие Откровения от прочих апокалипсисов в том, что Откровение – не псевдоэпиграфичная книга. Иудейские апокалипсисы не открывают имён писателей, но скрывают их за именами древних знаменитых персонажей библейской традиции: Еноха, Авраама, Ездры. Это происходило не из желания сознательного обмана, но из желания воспользоваться авторитетом древнего предания, в котором апокалиптик себя сознавал. Важным для него был не его независимый авторитет, но авторитет предания. Псевдоэпиграфичность имела важные литературные следствия. Авторы должны были ставить себя в ситуацию давно прошедшего. Однако писали они для своих современников и с позиции современной им ситуации. Но как это было сделать? Только представив «визионера» как предсказателя отдаленного будущего.

Иоанн же пишет от своего имени, хотя и сознаёт себя в традиции Ветхого Завета. Он стоит на вершине этой традиции, на краю эсхатологического исполнения, на которое указывали все пророчества. Поэтому его авторитет выше авторитета Еноха, Ездры и прочих предшественников. Конечно, авторитет не в нем самом, но в откровении Иисуса Христа, свидетелем-пророком Которого он является (1:1-2). Во всяком случае, ему не требуется псевдонимность (1:1.4.9; 22:8).

Важно сравнить Откр 22:10 с концом книги Даниила, аллюзией на который является указанное место. Ангел говорит Даниилу: «Сокрой слова сии и запечатай книгу сию до последнего времени.… Иди, Даниил, ибо сокрыты и запечатаны слова сии до последнего времени» (Дан 12:4.9). Итак, Даниил живет во времени, отдаленном от эсхатона. Его пророчество – тайная, запечатанная книга, которую люди поймут только в конце века сего. Иоанну ангел даёт прямо противоположное повеление: «Не запечатывай слов пророчества книги сей, ибо время близко» (22:10). То есть пророчество имеет непосредственное отношение к современникам. Оно относится не столько к отдаленному будущему, сколько к настоящей ситуации семи церквей в Азии. Об этой ситуации св. Иоанн говорит в 1:9: «Я, Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа…». Поэтому он обращается (не только в главах 2-3, но во всей книге) к своим современникам в Асии (1:4.11). Это их ситуация эсхатологична. Непосредственно за нею наступает конец истории. А это означает, что св. Иоанн может обращаться не только более открыто, но и более конкретно, чем это было возможно для псевдонимных апокалиптиков. И эта современность и конкретность приводит нас к третьему жанру Откровения – посланию.