Тайное общество, 27 ноября

Утро. Александр Бестужев: «Пришел Якубович с подтверждением бо­лезни Александра, но мы никак не ожидали, чтобы болезнь так скоро сразила императора. Якубович вышел и через пять минут вбежал опять, говоря: «Государь умер, во дворце присягают Константину Павловичу - впрочем, это еще не верно, говорят, Николаю Павловичу по завещанию следует», - и выбежал».

Рылеева: «...Якубович... вбежал в комнату, в которой я лежал больной, и в сильном волнении с упреком сказал мне: «Царъ умер! Это вы вырвали его у меня!» - Вскочив с постели, я спросил Якубовича: «Кто сказал тебе?» Он назвал мне не помню кого-то, прибавил: «Мне некогда; прощай!» - и ушел». Известие, по словам Александ­ра Бестужева, «поразило нас, как громом, я надел мундир - и встретился в дверях с братом Николаем. «Что делать?» - «Я поеду узнать в какой-нибудь полк, кому присягают, далее, право, не знаю». Я и поехал в Измайловский, спра­шиваю, один говорит - Константину, другой - Николаю, третий - Елисавете (вдове Александра)».

Николаю Бестужеву было еще и чрезвычайно важ­но показать бессилие и растерянность тайного общества 27 ноября, чтобы оттенить тот подвиг, который совершили за­говорщики.Утром 27 ноября на квартире Рылеева действительно со­шлись и братья Бестужевы, и Торсон, и Батенков. Это точка отсчета. Отсюда - от организационного ну­ля - началось их восхождение на вершину восстания.

Зимний дворец, 27 ноября

После двух часов пополудни собрался Государственный совет. Но не все члены совета были склонны знакомить­ся с завещанием мертвого императора, которое могло при­вести их к столкновению с живым. Министр юстиции князь Лобанов-Ростовский и адмирал Шишков предложили пакет не распечатывать, а идти присягать Константину. Большинство рассудило иначе. Милорадович: «Я имею честь донести Государственному совету, что его императорское высочество великий князь Николай Павлович изволил учинять присягу на подданство старшему брату своему императору Константину Павлови­чу. Я, военный генерал-губернатор, и войско уже присягнули его величеству, а потому советую господам членам Госу­дарственного совета прежде всего тоже присягнуть, а потом уж делать что угодно!» Факт, что гвардия присягнула первой, ставил прави­тельственные учреждения - Государственный совет и Се­нат - в положение весьма двусмысленное, лишая их права выбора между двумя претендентами. Выполняя волю покой­ного императора, они как бы противопоставляли себя воле генералитета и гвардии. Давление Милорадовича. Речь Николая совету, о том, что он присягнул Константину и для спокойствия государства, немедленно, по примеру его и войска, просит принять присягу на верное подданст­во государю императору Константину Павловичу. Страх Николая и всей августейшей семьей перед гвардией, над которой стоит Милорадович. Присяга Государственного совета и Сената.

Константин и николай: за и против

С Константином были связаны надежды на светлое будущее, на основании того, что он, якобы, хочет отменить крепостное право. Гвардия знала, что жалование в Польше выше столичного, кормят там лучше. Надежды на то, что греческие дела примут благоприятный оборот, упразднят военные поселения. Пушкин, узнав о присяге Константину, писал: «В нем очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. - К то­му ж он умен, а с умными людьми все как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего».

Николая считали скупым, подчеркивали в его характере - холодную жестокость, аб­сурдный педантизм, бессмысленную злопамятность, поясь грядущей эпохи.