26) Развитие общества как естественноисторический процесс.

Ответ:

Карл Поппер: Историческая закономерность не существует. Историцизм- это представление о существовании исторической необходимости. Развитие общества как естественноисторический процесс. Естественный процесс - это процесс под¬чинения объективным законам. Исторический процесс- процесс, когда предпо¬сылка снимает сама себя в своём ином, сохраняет себя в нём как необходимое ус¬ловие дальнейшего развития. Развитие общества - это изменение его структуры во времени. Его структура : производственные, экономические, политические, социальные отношения, духов¬ная сфера жизни общества. Основой общественного развития является материальное производство, его харак¬тер в значительной степени определяет структуру общества, и его существование обязательно. Общество конфликтно, разнородно (длительное существование идеи о единстве всех людей в обществе). Развитие общества происходит благодаря его конфликтности, внутренней проти¬воречивости - это не обязательно прогресс, может быть и регресс. При существующей организации общественной жизни многие проблемы (эколо¬гические, демографические) не могут быть разрешены и могут быть только усу¬гублены, для их решения нужен новый порядок, организация общественной жиз¬ни. Смена таких порядков и есть общественное развитие. Общество (от лат. Societas - социум, социальность, социальное)- в широкм смысле: совокупность всех способов взаимодействия и форм объединения людей, в кот. Выражается их всесторонняя зависимость друг от друга; в узком смысле : генетически и\или структурно определённый тип - род, вид, подвид и т. п. Обще¬ния, предстающий как исторически определённая целостность либо как относи¬тельно самостоятельный элемент подобной целостности. Лит-ра: новая философская энциклопедия статья Общество.

27) Специфика философского знания. Основной вопрос философии.

Ответ:

Уже древнегреческие мыслители указывали на два источника философского знания. Важно подчеркнуть, что они отнюдь не исключают, а дополняют друг друга. Один из них назвал Аристотель, другой — Сократ.

Все наше знание, считал Аристотель, а философское знание в особенности, обязано своим происхождением счастливой способности человека удивляться. Чем богаче, сложней духовный мир личности, тем сильней развита у нее эта способность искренне, естественно переживать радостное волнение от встречи с еще не познанным, не разгаданным. Аристотель выразил оптимистический, рационалистический «дух Афин» — убежденность, глубокую веру человека в собственные силы, в разумность мира и в возможность его познания.

Способность удивляться (любознательность) — драгоценное свойство человека, наполняющее его жизнь высоким смыслом, ожиданием все больших и больших радостей от свободной игры ума, сближающее мыслящего человека с Богом. (Бог, но Аристотелю, есть абсолютный, все знающий философ.)

Так же, как здоровому, физически развитому человеку приятна игра мускулов, так и человеку умственно, нравственно развитому приятна и даже жизненно необходима постоянная, непрерывная работа мысли. «Мыслю, следовательно, существую», — писал великий философ и ученый Р. Декарт (XVII в.). Об интеллектуальном наслаждении как высшем благе, не сравнимом ни с какими другими благами мира, говорили по-своему Б. Спиноза и Г. Гегель, К. Маркс и А. Эйнштейн. Маркс добавлял: духовно богатый человек — всегда нуждающийся человек, ибо он всегда жаждет эти богатства умножить. А. Эйнштейн считал, что самой большой и удивительной загадкой мира является то, что он постижим разумом, познаваем.

Но человек не только познает мир. Он живет в нем. Человеческое отношение к миру (и к себе самому) есть переживание, а самым глубоким и сильным из них является переживание времени, т. е. конечности собственного бытия, переживание неизбежности смерти. Именно смерть называет Сократ (V в. до н.э.) вдохновляющим гением философии. Только человек (даже когда он молод и здоров) знает о неизбежности собственной смерти, и это знание заставляет его думать о смысле жизни, и это и есть философствование.

Все это придает философскому сознанию трагическую и возвышенную тональность. Это особенно ярко выражено в восточной философии. Но и оптимистическая философия рассчитана на мужественное принятие истины, на полный отказ от иллюзий. Вот почему чисто рационалистический, просветительский взгляд на философию как на удовлетворение частной человеческой любознательности явно недостаточен. Он должен быть дополнен: философия — это «ответ» человека на вызов судьбы, поставившей его — смертное, но единственное в мире мыслящее существо — в положение *один на один» с бесконечной, безразличной по отношению к нему Вселенной.

Чисто интеллектуальный источник философской мудрости не просто дополняется, но вдохновляется смысложизненным, ценностным нравственным побуждением. По мнению Канта, в соотношении теоретического и практического разума первенство принадлежит последнему.

Говоря о специфике и характере философского знания, нельзя обойти понятия социального и духовного опыта, потому что все наше знание (не только знание философское) имеет в конечном счете один универсальный источник — человеческий опыт. Но опыт, на который опирается философия, особого рода. Он отнюдь не есть ни непосредственная действительность, которая составляет материал для повседневной работы наших чувств, ни наблюдение, ни эксперимент ученого (естествоиспытателя). Никакая эмпирия, никакой эксперимент не могут 01М1 по себе служить основой для всеохватывающих, предельно широких обобщений, что нередко истолковывается (скептицизмом, позитивизмом) как аргумент против самой возможности объективного, достоверного философского знания, которое низводится тем самым на уровень только субъективных, не общезначимых мнений и предложений.

Не спасает положение и другой (тоже позитивистский) взгляд на философское знание как на простое «обобщение» опытной науки. Во-первых, такой взгляд неверен по чисто историческим соображениям, так как философия намного старше науки (античная и средневековая философия не могла обобщать науку, которой тогда еще не было). Во-вторых, если бы философия могла только что-то обобщать, она не несла бы в себе нового знания. Ценность ее в культуре, в жизненном мире людей была бы минимальной. В действительности же философия не отстает от науки, а опережает ее. Как это возможно?

Ответить на этот вопрос — значит ответить и на вопрос, как возможно знание о всеобщем. Эмпирический опыт такое знание дать не может: сбор, и накопление фактов всегда оставит процесс неполным, незавершенным. Но есть и другой путь — диалектический. Он возможен потому, что в мире есть история, развитие — движение от простого к сложному, от низшего к высшему. Познавая высшие, развившиеся формы (структурные образования), диалектический разум познает тем самым общую логику, общие законы движения, присущие не только самой этой форме, но и формам, ей предшествовавшим. Высшее есть в то же время и общее. Законы, действующие на самом высоком уровне эволюции, являются общими для всей эволюции и всего охваченного ею мира в целом.

Самая высшая в мире реальность — это человек и мир человека: социальный и духовный. В нем диалектика жизни достигла самого глубокого и полного выражения. Законы этого мира — ключ ко всей диалектике действительности. Это и дает философии как человекознанию право быть категориальным, всеобщим методологическим орудием познания, освоения, постижения всей бесконечной Вселенной, всех ее возможных форм и перевоплощений. Категории философии — это «узелки на память», оставляемые в наследство новым поколениям их предшественниками. В них сжат и сконцентрирован весь исторический опыт человечества, зашифрован социогенетический код культуры. Только на этой основе возникает, работает человеческая мысль, в том числе и мысль философская.

Основной вопрос философии:

Марксистская интерпретация фундаментальной проблематики, фундирующей философское знание, а именно – проблемы соотношения бытия и сознания. Конституирование категориальных средств философии как рациональное осмысление и экспликация содержания универсалий культуры объектного, субъектного и субъект-объектного рядов (см. Универсалии, Философия) задает мировоззренческую размерность философской проблематике: проблема места человека в мире артикулируется в философии как проблема соотношения бытия и сознания. Именно в проблемном контексте О.В.Ф. был впервые эксплицитно сформулирован в рамках французского Просвещения; в философии Гегеля осмыслен как «разрешение противоположности между бытием и сознанием». В целом немецкая философия конца 18 – середины 19 вв. рассматривала фокусируемую О.В.Ф. проблему как фундаментальную для философской традиции: «вся история философии вращается вокруг вопроса... об отношении духовного к материальному» (Фейербах). Однако важно, что означенная постановка О.В.Ф. в домарксистской философии не лишает его логического статуса проблемы, т.е. не деформирует специфику философского мышления как мышления по определению проблемного, организующего себя в качестве интеллектуального движения в пространстве непреходяще значимых (и в этом смысле – «вечных»), культурно аранжированных, т.е. по-новому ставящихся каждой исторической эпохой (и в этом смысле – «нерешаемых») проблем. В рамках марксизма О.В.Ф. приобрел принципиальный смысл и аксиологическую нагруженность. В его содержании было выделено два аспекта («две стороны О.В.Ф.»): генетический аспект соотношения материи и сознания (так называемый вопрос о первичности) и функциональный (вопрос о познаваемости мира). Аксиологическая акцентировка марксизмом материализма – в генетическом, а также гносеологического оптимизма – в функциональном планах О.В.Ф. имплицитно задают артикуляцию последнего именно как вопроса, т.е. такой логической формы, которая – в отличие от проблемы – предполагает возможность не только исчерпывающе финального, но и правильного ответа (см. соответствующее придание инвективной семантики самим понятиям идеализма и скептицизма в марксизме). Такой подход к философии инспирирует ее редукцию к доктринальному учению, продуцируя такие модусы ее существования, как программно-концептуальные кодексы и вопросно-ответная катехитика: от первых ее моделей у Энгельса до классического варианта в посвященном философии разделе «Краткого курса истории Вкп (б)" у Сталина. (См. также «Скандал в философии».) В проблемной же своей постановке О.В.Ф. сохраняет свое конститутивное значение: в ответ на сформулированную К.Глюксман оценку его позиции на конференции в Клюни (1970) как «недооценивающей, чтобы не сказать отменяющей борьбу материализма и идеализма», Деррида возражает в том плане, что «значение этого невозможно переоценить». Наряду с этим постмодернизм существенно трансформирует содержание О.В.Ф. в русле характерного для постмодернистской парадигмы отказа от референциальной концепции знака и ориентации на «игровой принцип» аргументации (Деррида) и «игры истины» (Фуко). Так, по формулировке Фуко, «основной вопрос философии, понимаемый как вопрос о духовности, заключается в следующем: что представляют собой преобразования, совершаемые в бытии субъекта, необходимые для достижения истины?» При условии, что философия как таковая трактуется как «форма мысли, которая... задается вопросом, что позволяет субъекту постигать истину» (Фуко). Однако в целом в философии постмодернизма с ее презумпцией отказа от линейного типа детерминизма центральным объектом аналитики становится отдельное «событие» (Фуко), «сингулярность» (Делез), «интенсивность» (Вирилио) и т.п. Принципиально единичные и уникальные события обладают особым статусом бытия, не предполагающим их артикуляции ни в качестве материальных, ни в качестве идеальных, – статусом «эффекта» (Фуко): «событие всегда производит эффект и является эффектом». В этом отношении «философия события», с точки зрения Фуко, «должна была бы двигаться в парадоксальном направлении – в направлении материализма бестелесности». В этом контексте радикального постмодернистского отказа от метафизики и универсальной номадологической ориентации происходит смещение в акцентуации содержания О.В.Ф. В русле установок постмодернистски истолкованной генеалогии Фуко определяет в качестве «вопроса философии» вопрос «о настоящем» – по определению Фуко, «вопросом философии долгое время было: «В этом мире, где все гибнет, – что есть непреходящего? Что мы суть – мы, которые должны умереть, – в отношении к тому, что не проходит?» Мне кажется, что начиная с Xix века философия непрестанно приближается к вопросу: «Что происходит теперь, и что такое мы – мы, которые, быть может, суть не что иное и не более, чем то, что происходит теперь?» Вопрос философии – это вопрос об этом настоящем, которое и есть мы сами».