Социальная идентичность личности. B.C. Агеев (Агеев в.С. Межгрупповое взаимодействие: Социально-психологические проблемы. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1990. С. 201-211)

Как интегрируются в одном и том же человеке совершенно различные по своей природе паттерны личностного и безличного поведения? Почему в одних случаях человек действует, чувствует и мыслит как уникальная неповторимая личность, а в других – тот же человек как унифицированная, тождественная другим, безличная частица некоторого целого? Как осуществляется выбор поведения, сдвиг от поведения межгруппового к межличностному и наоборот?

Один из вариантов решения этой проблемы предложен в уже неоднократно упоминавшейся нами теории социальной идентичности. Для решения этой проблемы наибольший интерес представляют самые поздние ее версии и, в частности, дискуссия о противоречивости, антагонизме межгрупповых и межличностных начал в человеке. Напомним те положения концепции, которые релевантны поставленной проблеме. Авторы определяют межгрупповое поведение как «...любое поведение, демонстрируемое одним или большим числом действующих лиц в отношении одного или большего числа других на основе идентификации действующих лиц (себя и других) как принадлежащих к различным социальным группам, или категориям». Такое определение помогает преодолеть ограниченность бихевиористско-индивидуалистических подходов, сводящих все формы поведения к межличностному. По мнению Тэджфела (1979), межличностные и межгрупповые формы взаимодействия представляют собой два полюса единого биполярного континуума, на котором можно расположить все возможные варианты социального поведения. Один полюс – взаимодействие, определяемое полностью межличностными отношениями и индивидуальными характеристиками участников и на которое не оказывает влияние принадлежность к разным социальным категориям. На другом полюсе – взаимодействие между людьми, полностью детерминированное их групповым членством и на которое не влияют их индивидуальные отношения и характеристики, В жизни крайние ситуации, приближающиеся к полюсам континуума, достаточно редки; в качестве примеров приближения к полюсам могут служить интимная беседа влюбленных, с одной стороны, и конфликт между полицейскими и пикетом забастовщиков – с другой. Типичным является поведение, находящееся где-то между указанными полюсами, с большим или меньшим приближением к одному из них (и соответственно удалением от другого).

В дальнейшем была предложена гипотеза для объяснения вариантов поведения, располагающихся на этом континууме. «Я-концепция» личности может быть представлена как когнитивная система, выполняющая роль регуляции поведения в соответствующих условиях. Она включает в себя две большие подсистемы: личностную идентичность и социальную идентичность. Первая относится к самоопределению в терминах физических, интеллектуальных и нравственных личностных черт. Вторая подсистема – социальная идентичность – складывается из отдельных идентификаций и определяется принадлежностью человека к различным социальным категориям: расе, национальности, классу, полу и т.д. Наряду с личностной идентичностью социальная идентичность оказывается важным регулятором самосознания и социального поведения. Важнейшие положения теории социальной идентичности формулируются в виде следующих постулатов.

Социальная идентичность складывается из тех аспектов образа «Я», которые вытекают из восприятия индивидом себя как члена определенных социальных групп (или категорий, как предпочитают обозначать их Тэджфел и Тэрнер). Так, например, в «Я-образ» может входить осознание себя как мужчины, европейца, англичанина, студента, представителя средних слоев общества, члена спортивной команды, молодежной организации и т.д.

Индивиды стремятся к сохранению или повышению своей самооценки, т.е. стремятся к положительному образу себя.

Социальные группы (или категории) и членство в них связаны с сопутствующей им положительной или отрицательной оценкой, существующей в обществе, следовательно, социальная идентичность может быть положительной или отрицательной. Например, на протяжении столетий принадлежность к мужскому полу ценилась выше, чем к женскому, аристократические слои общества – выше плебейских и т.д. В условиях современной Англии, где деление на классы в школе осуществляется по успехам в учебе и «способностям», восприятие себя учеником слабо успевающего класса создает предпосылки для формирования негативной социальной идентичности.

Оценка собственной группы индивидом определяется взаимоотношениями с некоторыми другими группами через социальное сравнение ценностно значимых качеств и характеристик. Сравнение, результатом которого становится положительное отличие своей группы от чужой, порождает высокий престиж, отрицательное – низкий. Из этих постулатов выводится ряд взаимосвязанных следствий.

Индивиды стремятся к достижению или сохранению позитивной социальной идентичности.

Позитивная социальная идентичность в большой степени основана на благоприятных сравнениях ингруппы и несколькими релевантными аутгруппами: ингруппа должна восприниматься как позитивно отличная от релевантных групп. Так, школьнику, воспринимающему себя членом своего класса (ингруппы), для формирования позитивной социальной идентичности необходимо осознавать, что его класс по каким-то параметрам (успеваемости, спортивным достижениям, дружеским отношениям и т.д.) лучше других классов (аутгрупп).

При этом сравнение он будет делать не по вертикали (свой пятый класс с первым или десятым), а по горизонтали (свой пятый с другими пятыми), так как именно эти возрастные группы релевантны его ингруппе.

Так как позитивная оценка своей группы возможна лишь как результат ее сравнения с другими группами, а для такого сравнения нужны отличительные черты, то члены группы стремятся дифференцировать, отделить свою группу от любых других групп. Особенно важна такая дифференциация для тех групп, которые не определены формально (как это бывает в случае школьного класса), но тем не менее реально существуют. Так, стремление некоторых групп молодежи отличаться от поколения «консервативных» взрослых зачастую приводит к нетрадиционным формам одежды, прически, образованию молодежного сленга и т.п.

Существуют по меньшей мере три класса переменных, которые оказывают влияние на межгрупповую дифференциацию в конкретных социальных ситуациях:

1. индивиды должны осознавать принадлежность к группе как один из аспектов своей личности, субъективно идентифицировать себя с релевантной им группой. И если половая идентичность осознается, как правило, автоматически, уже в раннем детстве, то принадлежность, например, к социальному классу может не входить в «Я-образ» на протяжении всей жизни. В таком случае дифференциации и сравнения по классовому признаку (а также других форм поведения, связанных с классовой идентификацией) не происходит;

2. социальная ситуация должна быть такой, чтобы имели место межгрупповые сравнения, которые дают возможность выбора и оценивания релевантных качеств. Не все межгрупповые различия имеют одинаковую значимость. Например, для больших групп в одной социальной ситуации наиболее значимым признаком является цвет кожи, в другой – язык, в третьей – исповедуемая вера, в четвертой – классовая принадлежность и т.д.;

3. ингруппы не сравнивают себя с каждой мысленно доступной аутгруппой; аутгруппа должна восприниматься как релевантная для сравнения. Сходство групп, их близость и ситуационные особенности – вот некоторые из переменных, которые определяют сопоставимость с аут-группой. Например, для жителей Латинской Америки маловероятно сравнение своей группы с народами Азии. Однако ситуация резко меняется, когда иммигранты из этих частей света сталкиваются друг с другом в Англии. Одинаковые судьбы, чисто территориальная близость и постоянная конкуренция – все это увеличивает вероятность сопоставления, сравнения друг с другом в поиске положительных отличий и, как следствие, стремление к ингрупповой обособленности.

Цель дифференциации – сохранить или достигнуть превосходства над аутгруппой по некоторым параметрам. Следовательно, любой акт дифференциации будет в значительной мере актом соперничества, которое требует сравнения и дифференциации по значимым признакам. В этих условиях можно предсказать возникновение межгруппового соперничества, которое может и не зависеть от «объективных» конкурентных взаимоотношений между группами. Так, в школах среди детских групп можно наблюдать непреходящее выяснение вопроса: чей класс лучше?

Одни считают себя самыми дружными, другие – самыми сильными, третьи – самыми активными и т.д., хотя такое «соперничество» не дает никакой реальной выгоды и не имеет под собой никакой реальной основы, т.е. его цель – поиск позитивных отличий.

Когда социальная идентичность не удовлетворяет членов группы, они стремятся либо покинуть группу, к которой в данный момент принадлежат, и присоединиться к более высоко оцениваемой ими группе, либо сделать так, чтобы их настоящая группа стала позитивно отличной от других. О том, какими средствами достигается эта цель, будет рассказано ниже.

Таковы основные характеристики социальной идентичности, которая вместе с личностной идентичностью (осознаваемыми индивидуальными особенностями) образует единую когнитивную систему – «Я-концепцию». В целях приспособления к различным ситуациям «Я-концепция» регулирует поведение человека, делая более выраженным осознание либо социальной, либо личностной идентичности. Большая выраженность в самосознании социальной идентичности влечет за собой переход от межличностного поведения к межгрупповому. Основной чертой последнего является то, что оно контролируется восприятием себя и других с позиций принадлежности к социальным категориям. Как только на первый план в «Я-концепции» выходит социальная идентификация, личность начинает воспринимать себя и других членов своей группы как имеющих общие, типичные характеристики, которые и определяют группу как целое. Это ведет к акцентуации воспринимаемого сходства внутри группы и воспринимаемого различия между теми, кто относится к разным группам.

Для доказательства основных положений концепции социальной идентичности Г. Тэджфелом, Дж. Тэрнером, их сотрудниками и последователями было проведено большое количество экспериментальных исследований. Так, например, одно из положений сводится к следующему: ситуация, которая делает более выраженной социальную идентичность, то есть чувство принадлежности к определенной группе, должна сдвигать поведение участников к межгрупповому полюсу континуума, к той точке, где практически исчезает разница между собой и другими членами ингруппы. Доказательством правильности такого предположения служат, например, эксперименты Тэрнера (1978), в которых испытуемые, разделенные по условиям эксперимента на две группы, сами могли распределять денежное вознаграждение по окончании эксперимента между собой и другими испытуемыми. Оказалось, что когда условия взаимодействия, предшествовавшего распределению денег, сглаживали, затушевывали принадлежность участников к различным группам, то испытуемые старались извлечь из распределения вознаграждения максимальную выгоду для себя вне зависимости от того, кто выступал в качестве партнера по распределению награды – представитель ингруппы или аутгруппы, то есть наблюдался высокий уровень самопредпочтения. Если же групповое членство во взаимодействии было явно выраженным, акцентированным, самопредпочтение снижалось, когда потом надо было разделить вознаграждение между собой и членом ингруппы, и повышалось, когда партнером по дележу оказывался член другой группы. В условиях максимальной выраженности группового членства награда между собой и членами ингруппы делилась практически поровну.

Столкновение между межличностными и межгрупповыми установками может оканчиваться победой как тех, так и других. Например, в исследовании Брауна и Тэрнера (1979) от испытуемых требовалось оценить результат выполнения задания членами аутгруппы. Когда испытуемые не общались с другой группой, наблюдалось стремление обесценить, «забраковать» продукт члена аутгруппы. Однако введение в экспериментальную ситуацию непосредственного межгруппового контакта резко снижало уровень межгрупповой дискриминации. С другой стороны, межличностные отношения не являются единственной детерминантой поведения человека, и в определенных условиях межгрупповые установки берут верх даже над такими значимыми характеристиками межличностных отношений, как сходство или совпадение взглядов на действительность, а также личная привлекательность. Ал-лен и Уилдер (1975) манипулировали параметрами «сходство» и «различия» между взглядами испытуемого и членов ингруппы и аутгруппы (и в ту и в другую входили люди как с совпадающими, так и с отличающимися взглядами). Групповое членство оказалось в их эксперименте более важной детерминантой поведения, чем совпадение взглядов, и испытуемые отдавали предпочтение даже тем членам ингруппы, с которыми сами были не согласны. Подобные результаты были получены в эксперименте Хогга и Тэрнера (1985), где группы формировались с учетом личных симпатий и антипатий.

Развивая концепцию социальной идентичности, Дж. Стефенсон (1984) высказал точку зрения о сосуществовании одновременно в ситуации межличностных и межгрупповых отношений и необходимости изучения поведения с обеих позиций, так как развитие теории межгруппового поведения может быть чревато опасностью чрезмерно снизить роль межличностных параметров, как несколько раньше индивидуалистическая ориентация игнорировала роль групповых факторов. Он пришел к выводу о возможной независимости межгрупповых и межличностных отношений и попытался изменить биполярный континуум Тэджфела–Тэрнера на континуум с четырьмя полюсами: межгрупповые установки могут варьировать от низкой выраженности до высокой и в любой своей точке соотноситься с низкой или высокой выраженностью межличностных установок. Выраженное межгрупповое поведение может в одной и той же ситуации соседствовать с выраженными межличностными отношениями. Например, как было продемонстрировано в исследовании Морли, Стефенсона (1977), в переговорах между предпринимателями и руководителями профсоюзов крайне выражено межгрупповое поведение, но в зависимости от ситуации оно может сопровождаться высоким уровнем межличностных отношений (при непосредственном контакте) или низким (при обсуждении вопросов по телефону).

Однако это предположение находится в противоречии с наиболее поздней версией концепции Дж. Тэрнера (1985), существенным моментом которой является признание обратной связи между личностными и социальными уровнями самокатегоризации: актуализация групповой идентичности должна неизбежно «тормозить» установки и поведение, порождаемые личностной идентичностью, и, наоборот, актуализация личностной идентичности подавляет «работу» и «эффекты» идентичности социальной.

Эта версия является развитием идеи межгруппового-межличностного континуума и включает в себя как основополагающую идею самокатегоризации, то есть когнитивного группирования себя с некоторым классом идентичных объектов (похожих, эквивалентных, взаимозаменяемых) в противовес некоторому другому классу объектов. Категории «Я-концепции» базируются, подобно любой категоризации, на восприятии внутригруппового сходства и межгруппового различия1. Они организованы в иерархически классифицированную систему и существуют на разных уровнях абстрагирования: чем больший объем значений охватывает категория, тем выше уровень абстрагирования, и каждая категория включена в какую-то другую (высшую) категорию, если она не является самой высшей. Для социальной «Я-концепции» важны, по крайней мере, три уровня самокатегоризации:

• высший уровень – категоризация себя как человеческого существа, обладающего общими чертами со всеми представителями человеческого вида, в отличие от других форм жизни и не-жизни;

• промежуточный уровень – ингрупповая-аутгрупповая категоризация, основанная на сходстве или различии между людьми, определяемыми как члены именно этих социальных групп, а не каких-то других;

• низший уровень – личностная самокатегоризация, основанная на отличии себя как уникального индивида от других членов ингруппы.

Эти три уровня определяют человеческую, социальную и личностную идентичность и основаны соответственно на межвидовом, межгрупповом и межличностном сравнении себя с другими. Так как природа объекта выводится из его принадлежности к некоторому классу на данном уровне категоризации, то существует перцептивное «неприятие» сходства между классами, которое имеется на более высоком уровне, и различий внутри класса, которые имеются на более низком уровне. Иначе говоря, с позиции личностной категоризации (низший уровень) человек отказывается воспринимать сходство между группами (более высокий уровень категоризации) и соответственно сходство между собой и членами как «своей», так и «чужой» группы. Здесь господствует восприятие себя как уникальной личности. Однако с позиции социальной групповой идентичности (высокий уровень категоризации) не воспринимаются различия, имеющиеся на более низком – личностном – уровне, поэтому члены другой группы представляются сходными, неиндивидуализированными, а восприятие себя максимально сближается с восприятием членов своей группы. Таким образом, между выраженностью одного уровня самокатегоризации и другими уровнями существует функциональный антагонизм.

В этом и состоит противоречие концепции Тэрнера предположению Стефенсона, который допускает рядоположенность межгруппового и межличностного уровней отношений. По мнению Тэрнера (1985), между выраженностью личностного и социального уровней самокатегоризации существует обратная связь. Социальное самовосприятие имеет тенденцию варьировать в континууме от восприятия себя как уникальной личности (максимум разницы между собой и членами ингруппы) до восприятия себя как ингрупповой категории (максимум идентичности с членами своей группы и отличия от аутгрупповых членов). В средней точке континуума, где самовосприятие и локализуется в большинстве случаев, индивид воспринимает себя как умеренно отличающегося от членов ингруппы, которая в свою очередь умеренно отличается от всех других групп. Любые факторы, которые усиливают выраженность ингрупповой-аутгрупповой самокатегоризации, ведут к увеличению воспринимаемой идентичности между собой и членами ингруппы и, таким образом, деперсонализируют индивидуальное самовосприятие (поэтому Дж. Тэрнер и называет свой вариант теории «концепцией деперсонализации»). Деперсонализация относится к процессу «самостерео-типизации», посредством которого люди больше воспринимают себя как взаимозаменяемые экземпляры социальной категории, чем как уникальные личности. Это, однако, не потеря индивидуальной идентичности и не растворение себя в группе в отличие от деиндивидуализации, а скорее изменение от личностной к социальной идентичности, функционирование самовосприятия на более высоком уровне абстракции.

Развивающаяся в постоянной борьбе с бихевиористско-индиви-дуалистическими теориями традиция изучения межгрупповых отношений в когнитивной психологии настойчиво протестует против оценивания группового поведения как более примитивного, иррационального, против приписывания какой-то ущербности личности, выступающей в качестве члена группы, по сравнению с личностью самоактуализирующейся, имеющей возможность якобы ни от кого и ни от чего не зависеть.

Пафос концепции Тэджфела–Тэрнера и состоит в признании необходимости и важности межгрупповых отношений наравне с межличностными, а возможно, и на более высоком уровне приспособления людей к социальной деятельности. По мнению Тэрнера, как член группы индивид ничуть не хуже (выражаясь обыденным языком), а в некоторых ситуациях и лучше, чем как яркая, самобытная и ни на кого не похожая личность.

В споре между Дж. Стефенсоном и Дж. Тэрнером мы полностью согласны с позицией последнего, полагая, что личностные и групповые начала действительно находятся в обратных и даже реципрокных отношениях друг к другу. Более того, мы полагаем также, что в отношениях реципрокности находятся не только личностные и групповые идентичности человека, но и различные виды групповой же идентичности между собой.

ЭКСПЕРИМЕНТ ШЕРИФА

Первый эксперимент поставил в 1954 г. М. Шериф — американский психолог, турок по происхождению. В 1919 г. он был свидетелем погрома, который греки устроили в турецком селении, и воспоминания об этом страшном событии послужили источником для разработки исследования.

Эксперимент проводился в летнем лагере для подростков в штате Калифорния с участием 11-летних мальчиков, нормальных, хорошо приспособленных к жизни, выходцев из протестантских семей среднего класса. Сначала их объединили в одну большую группу, а затем, когда они привыкли друг к другу и многие подружились, их разделили на два отряда («орлы» и «гремучие змеи»). Причем друзья оказывались в разных отрядах. Первый эксперимент состоял в том, что отряды состязались в соревнованиях, где мог быть только один победитель. По прошествии некоторого времени отрядам был предложен второй эксперимент: ремонт водопровода, починить который силами одного отряда было невозможно, — а вода нужна была всем. Этот выдающийся эксперимент заслуживает того, чтобы дать его подробное описание.

«... После того как была проведена первая "экспериментальная обработка", дружественные чувства улетучились весьма быстро. Члены каждой группы начали именовать своих соперников "фискалами" и "завиралами". Они отказывались иметь какие-либо дела с представителями противной стороны. Мальчики проявляли враждебность по отношению к приятелям, которых еще недавно считали "лучшими друзьями". Большая часть ребят из каждой группы негативно оценивала всех представителей другой группы. Соперничающие стороны изготовляли угрожающие плакаты и планировали нападения на своих противников, тайно запасая "боеприпасы" — зеленые яблоки. После поражения в одном из спортивных соревнований "орлы" сожгли флаг, оставленный "гремучими змеями", а на следующее утро "гремучие змеи" явились на спортплощадку и захватили флаг "орлов". Начиная с этого времени взаимные оскорбления, потасовки и нападения стали в лагере самым обычным явлением... При построении перед столовой враждующие стороны оттесняли друг друга, и та группа, которая в конце концов была вынуждена уступить и пропустить противника вперед, кричала им вслед: "Пусть пройдут сначала леди!" За столами мальчики швырялись бумагой, хлебом, наделяли друг друга оскорбительными прозвищами...После второй "экспериментальной обработки" члены обеих групп стали более дружелюбно относиться друг к другу. Например, один из представителей "гремучих змей", которого "орлы" невзлюбили за острый язык и считали виновником своих поражений, неожиданно сделался "отличным парнем". Мальчики перестали толкать друг друга при входе в столовую. Они прекратили взаимные оскорбления и охотно вместе садились за один стол. Между представителями обеих групп завязывались новые дружеские контакты... В результате обе группы начали активный поиск возможностей для тесного взаимного общения и совместных развлечений. В конце своего пребывания они приняли решение провести общий лагерный костер... При отъезде члены обеих групп изъявили желание возвратиться домой в одном автобусе, отказавшись от двух отдельных автобусов, в которых они приехали в лагерь».

Эксперимент Шерифа продемонстрировал несколько важнейших процессов в межгрупповом конфликте. Когда была создана конкурентная ситуация (с нулевым суммарным результатом), резко возросла эмоциональная неприязнь между членами разных групп, и стал формироваться отрицательный образ группы-оппонента. Ей стали приписываться некрасивые замыслы, все неясные ситуации истолковывались в «свою» пользу и в ущерб достоинству «чужих». Прошлый индивидуальный опыт доброго отношения с человеком, оказавшимся в стане «чужих», отметался. Торжествовала солидарность в общей враждебности к соперничающей группе. В условиях ограниченного ресурса конкуренция обостряла негативные процессы в оценке, восприятии противника и во взаимодействии с ним. Опыт же сотрудничества во имя общих целей снижал накал враждебности и располагал участников к сочувствию и взаимопониманию.

Но до такого доброго финала можно было и не дойти. В конце 1960-х гг. Л. Дьяб попытался повторить опыт Шерифа с 11-летними ливанцами, учениками бейрутских школ. Агрессивность конфликтующих сторон оказалась столь велика, что эксперимент пришлось прекратить.

Тревожный намек содержали результаты эксперимента, в котором была создана не только конкурирующая среда, но и неравные условия.

В начале 1960-х гг. Г. Лемэн организовал в летнем детском лагере соревнования, в которых двум командам давались задания разной сложности, оказывалась разная помощь и состав по квалификации был неравный. Все три преимущества были даны одной группе. В группе «обездоленных» появился лишь один позитивный феномен: ее члены быстрее, чем соперники, поняли, что они поставлены в невыгодное положение. В остальном дела складывались у них хуже: было больше бестолковости, недовольства, пассивности. Но, что самое главное, в г-руппе фаворитов господствовал более демократичный дух. Там не было закрытости от посторонних наблюдателей и не складывались отношения неравенства. В группе же обездоленных выделялись авторитарные лидеры и стали формироваться отношения «эксплуатации».

ЭКСПЕРИМЕНТ ЗИМБАРДО

В 1970 г. был проведен знаменитый эксперимент Ф. Зимбардо, который считается одним из самых масштабных среди социально-психологических исследований.

С помощью тестов были отобраны 24 студента (только мужчины) Стэндфордского университета. Они не имели никаких выраженных черт агрессивности, не были склонны к противоправному и жестокому поведению, а интеллект имели не ниже среднего. По жребию группу разделили на две равные части. Половина должна была составить группу «заключенных», а вторая— их «надзирателей». «Тюрьму» оборудовали в подвале университета. Предполагалось, что эксперимент продлится около двух недель. Со всеми участниками был заключен контракт в соответствии с юридическими нормами штата и конституцией страны. Гарантировалась неприкосновенность личности. Замысел Зимбардо состоял в том, чтобы дать общие «условия игры» в тюрьму, которые бы никак не толкали участников к жесто-костям и противоборству. «Заключенные» определенно были лишены только одного права: покидать помещение «тюрьмы». «Надзиратели» же были обязаны отвечать только за то, чтобы «заключенные» не сбежали. По усмотрению «тюремной администрации» «заключенный» мог получить право читать, вести переписку и встречаться с родственниками, выходить на прогулку и т. п. Теоретически возможно было представить, что «заключенные» и «надзиратели» устроят двухнедельную студенческую пирушку. Зачем тратить силы и удерживать того, кто никуда не собирается бежать? Результаты, однако, превзошли самые мрачные ожидания. Зимбардо признался, что у него зародилось разочарование в природе человеческой. Вот как разворачивался сюжет:

«В первый день опыта атмосфера была сравнительно веселая и дружеская, люди только входили в свои роли и не принимали их всерьез. Но уже на второй день обстановка изменилась. "Заключенные" предприняли попытку бунта: сорвав свои тюремные колпаки, они забаррикадировали двери и стали оскорблять охрану. "Тюремщики" в ответ на это применили силу, а зачинщиков бросили в карцер. Это разобщило "заключенных" и сплотило "тюремщиков". Игра пошла всерьез. "Заключенные" почувствовали себя одинокими, униженными, подавленными. Некоторые "тюремщики" начали не только наслаждаться властью, но и злоупотреблять ею. Их обращение с "заключенными" стало грубым и вызывающим.

Один из "тюремщиков" до начала эксперимента писал в своем дневнике: "Будучи пацифистом и неагрессивным человеком, не могу себе представить, чтобы я мог кого-то стеречь или плохо обращаться с другим живым существом". В первый день "службы" ему казалось, что "заключенные" смеются над его внешностью, поэтому он старался держаться особенно неприступно. Это сделало его отношения с "заключенными" напряженными. На второй день он грубо отказал "заключенному" в сигарете, а на третий — раздражал "заключенных" тем, что то и дело вмешивался в их разговор с посетителями. На четвертый день Зимбардо вынужден был сделать ему замечание, что не нужно зря надевать "заключенному" наручники. На пятый день он швырнул тарелку с сосисками в лицо "заключенному", отказавшемуся есть. "Я ненавидел себя за то, что заставляю его есть, но еще больше я ненавидел его за то, что он не ест", — сказал он позднее. На шестые сутки эксперимент был прекращен. Все были травмированы, и даже Зимбардо почувствовал, что начинает принимать интересы своей "тюрьмы" слишком всерьез. Так мало понадобилось времени и усилий, чтобы вполне благополучные юноши превратились во взаправдашних тюремщиков»..

Парадоксальность эксперимента состояла в том, что не было задано реального дефицита ресурсов. Конфликтующим сторонам собственно нечего было делить. «Надзиратели» создали обширный свод ограничений для «заключенных», которые не были предусмотрены основными условиями «игры» по букве договора и часто противоречили его духу. Например, «заключенные» стали срывать шапочки и забаррикадировались в камере. Но нигде не было сказано, что «заключенные» должны их носить: их просто надели на «заключенных» в начале эксперимента — и только! Если «заключенные» забаррикадировались — то тем лучше: еще меньше будет шансов, что они сбегут. Но «надзиратели» вломились в камеру и водрузили-таки на поверженных затворников эти унылые, серые шапочки, которые делали их лица стандартными. Самоутверждение одной из враждующих сторон осуществлялось через унижение второй. Причем шансы были неравны: у «надзирателей» существовал более широкий репертуар агрессивного поведения. В привычном сознании «надзиратель» и «заключенный» — это, конечно, антагонистические социальные роли. И такие неявные установки участников эксперимента могли оказать свое влияние на разыгрывание амплуа. Но столь легкий переход от игры к серьезной схватке заставляет задуматься.

Организаторы исследования, конечно, создали скрытые предпосылки конфликта. «Заключенные» и «надзиратели» были одеты в своеобразную униформу. Облачение «надзирателей» смахивало на мундир. «Заключенные» же были вынуждены носить что-то похожее на рясу, да еще с пришитым к ней номером. Никто не обязывал обращаться к ним: «Номер пятый!», но желание возникло. Никто не вынуждал их обзывать «бабами», но одежда-то «намекала».

В таких условиях бацилла конфликта размножалась как в питательной среде. Этим «естественным» предпосылкам ведения конфликта могли бы противостоять традиции большого мира: культура, этика, опыт выхода из затяжных схваток. Но в рамках малой группы конфликт завершился катастрофой. Особенно зловещим было то, что самые агрессивные и непримиримые «надзиратели» задавали эталон «достойного» для их группы поведения. Более умеренные и уравновешенные рисковали получить клеймо неполноценных службистов.

ЭКСПЕРИМЕНТ ТЭШФЕЛА

Тэшфел создал экспериментальную группу из учеников одной школы, знавших друг друга. Сперва школьникам предлагали пройти тестирование, на основе которого их якобы разделили на две партии. Ни характер тестирования, ни принципы отбора участникам не были ясны. Мало того, ни один из них не знал, кто принадлежит к «его» группе. Но каждому школьнику предлагали распределить возможную награду за участие в эксперименте между двумя другими школьниками, один из которых «принадлежал» к группе распределяющего, а другой — ко второй группе. Причем имена награждаемых не назывались — только условные номера. Чтобы определить вознаграждение, школьник должен был пользоваться специальной таблицей парных цифр. Она была так сконструирована, что при увеличении размера приза «противник» получал больше, чем «сторонник» распределяющего. Испытуемый предпочитал дать «своему» меньше по абсолютной величине из возможных наград, но так, чтобы «чужой» получил меньше «своего». Парадокс ситуации состоял в том, что распределяющий не знал ни кто этот «свой», ни за что награждают, ни по каким критериям. Но при всем том предпочитал «своего», определяя награду не наибольшую по абсолютной величине, но превосходящую награду «чужому». «Своего» награждали не как абстрактного ближнего, которому нужно дать по возможности больше, а как члена «своей» группы, которого следует наградить так, чтобы «своя» группа получала суммарный выигрыш больший, чем «чужая».

Этот феномен стал именоваться групповым фаворитизмом: предпочтением своей группы и ее членов только по факту осознанной принадлежности к этой группе.

Эффект группового фаворитизма действует даже тогда, когда реальной группы и не существует, но человек полагает, что он к ней принадлежит. Реальная же группа через систему наград и наказаний способна групповой фаворитизм существенно усилить

ЭКСПЕРИМЕНТ АГЕЕВА

Работа велась со студентами одного московского технического вуза (12 студенческих групп общей численностью более трехсот человек). Студентам было объявлено, что будет проводиться сравнение знаний двух групп, причем более подготовленная группа получит зачет в полном составе, а студенты второй группы будут потом сдавать зачет в индивидуальном порядке. После проведения проверки, но до объявления ее результатов студенты заполняли анкету, в которой оценивали членов своей и конкурирующей группы, ход состязания, его возможный исход и другие моменты пережитой ими ситуации.

Преподаватель по ходу соревнования объявлял, какая группа идет впереди, не обосновывая свое решение и не объявляя критериев оценки. В одних случаях выделялась одна группа-победительница, которая все время шла впереди. В других — группы «вырывались вперед» попеременно.

Основные результаты исследования сводятся к следующему. Во всех случаях проявился групповой фаворитизм: участники в большинстве предпочитали свою группу и сулили ей победу. Успех своей группы приписывался «внутренним» причинам: хорошей подготовке группы, ее старанию, активности. Неуспех объяснялся «внешними» факторами: мешали соперники, экзаменатор был необъективен, не хватало времени на подготовку. Группы-аутсайдеры («неудачники») демонстрировали большую активность и поддержку своих членов, а также больший групповой фаворитизм. Так как это была игра с нулевой суммой, да еще с использованием неясных критериев победы, то конфликт между группами усиливался. В результате значительно снижалась адекватность межгруппового восприятия. Стабильная неудача порождала в группе рост отчужденности и конфликтности. В группах-«неудачниках» студенты точнее понимали межличностные отношения, чем в группах-лидерах, но это было связано с поиском ответственных за неуспех. Была установлена и связь между типом лидерства в группе и характером межгруппового соревнования:

«Чем более жестким (авторитарным) является стиль формального и неформального лидерства, тем ярче выражены отношения межгруппового соперничества»

ВЫВОДЫ

Осознание человеком своей принадлежности к группе вызывает групповой фаворитизм (предпочтение своей группы даже в тех случаях, когда на то нет достаточных оснований).

Ситуация ограниченного ресурса («на всех не хватит») порождает:

• обострение негативных эмоций (неприязни, ненависти, злобы);

• усиление враждебных действий между группами;

• распад прежних дружеских связей между людьми, ставшими членами конкурирующих групп;

• рост неадекватности восприятия как конкурирующей группы в целом, так и ее отдельных членов;

• объяснение своих побед «внутренними» причинами (талантом, старанием, взаимопомощью), а поражений— «внешними» (происками соперников, необъективностью судей, неудачными обстоятельствами);

• со стороны «проигравших» — третирование союзников, которые иногда оцениваются даже хуже, чем «победители».

• в группе-аутсайдере — ухудшение личных отношений, рост напряженности, сдвиг в сторону эксплуатации одних членов другими и формирование авторитарной структуры руководства, которое стремилось ограничить «выход» членов своей группы на невраждебный контакт с соперниками.

Снижение межгрупповой конфликтности наблюдалось, когда:

• враждующие группы включались в совместную полезную деятельность;

• контакты взаимодействия не ограничивались узкой зоной состязательности;

• критерии состязания были приняты членами всех групп или вырабатывались ими;

• взаимодействие групп и людей осознавалось на фоне более широкой групповой принадлежности (мы студенты, члены одной религиозной общины, жители одного города, биологи, европейцы, цивилизованные люди и т. п.).

Наиболее важным результатом является то, что сосредоточенность схватки на узком поле ограниченного ресурса вызывает сужение диапазона интересов человека до тонкой полоски межгрупповой тяжбы, плата за которую может быть чрезмерно высокой.

Кроме того, межгрупповой конфликт влияет на протекание внутригрупповых процессов. Поле поражения слишком часто покрывается сорняками деспотизма и предрассудков.

Когнити́вный диссона́нс (от англ. слов: cognitive — «познавательный» и dissonance — «отсутствие гармонии») — состояние индивида, характеризующееся столкновением в его сознании противоречивых знаний, убеждений, поведенческих установок относительно некоторого объекта или явления, при котором из существования одного элемента вытекает отрицание другого, и связанное с этим несоответствием ощущение психологического дискомфорта.

Дословно это означает: «отсутствие гармонии при познании, или в нормальном переводе — несоответствие полученного ожидаемому».

Понятие «когнитивный диссонанс» впервые введено Леоном Фестингером в 1957 году.

Содержание   [показать]

[править]Теория когнитивного диссонанса

Теория когнитивного диссонанса была предложена Леоном Фестингером в 1957 г. Она объясняет конфликтные ситуации, которые нередко возникают «в когнитивной структуре одного человека»^[1]. Теория ставит своей целью объяснить и исследовать состояние когнитивного диссонанса, возникающее у человека как реакция на некую ситуацию, действия индивидов или целого коллектива, то есть его внутреннее состояние и переживания.

[править]Главные гипотезы теории

Леон Фестингер формулирует две основные гипотезы своей теории:

1. В случае возникновения диссонанса индивид будет всеми силами стремиться снизить степень несоответствия между двумя своими установками, пытаясь достичьконсонанса (соответствия). Это происходит вследствие того, что диссонанс рождает «психологический дискомфорт»^[2].

2. Вторая гипотеза, подчеркивая первую, говорит о том, что, стремясь снизить возникший дискомфорт, индивид будет стараться обходить стороной такие ситуации, в которых дискомфорт может усилиться.

[править]Возникновение диссонанса

Диссонанс может появиться по различным причинам^[2]:

• из-за логического несоответствия;

• «по причине культурных обычаев»;

• в том случае, если индивидуальное мнение входит в состав более широкого мнения;

• из-за несоответствия прошлого опыта c настоящей ситуацией.

Когнитивный диссонанс возникает из-за несоответствия двух «когниций» (или «знаний») индивида. Индивид, располагая информацией по какому-либо вопросу, бывает вынужден пренебречь ею при принятии некоторого решения. Как следствие, возникает несоответствие («диссонанс») между установками человека и его реальными поступками.

В результате такого поведения происходит смена определенных (на которые ситуация так или иначе влияет) установок человека, а оправдать это изменение можно исходя из того, что человеку жизненно необходимо поддерживать согласованность своих знаний^[3].

Поэтому люди готовы оправдать свои заблуждения: человек, совершивший проступок или ошибку, склонен оправдывать себя в мыслях, постепенно сдвигая свои убеждения относительно случившегося в сторону того, что происшедшее на самом деле не так страшно. Таким образом индивид «регулирует» свое мышление, чтобы уменьшить конфликт внутри себя^[3].

[править]Степень диссонанса

В различных ситуациях, которые возникают в повседневной жизни, диссонанс может усиливаться или ослабевать, — все зависит от проблемы, которая встает перед человеком.

Так, степень диссонанса будет минимальной в случае, если человек, к примеру, подаст на улице деньги нищему, который (как видно) не сильно нуждается в подаянии. Наоборот, степень диссонанса во много раз увеличится, в случае, если человеку предстоит серьёзный экзамен, а он не пытается к нему подготовиться^[2].

Диссонанс может возникнуть (и возникает) в любой ситуации, когда человеку предстоит сделать выбор. Причем степень диссонанса будет расти в зависимости от того, насколько важен этот выбор для индивида.

[править]Ослабление диссонанса

Понятно, что существование диссонанса, независимо от степени его силы, принуждает человека избавиться от него полностью, а если по каким-то причинам это сделать пока невозможно, то значительно уменьшить его. Чтобы уменьшить диссонанс, человек может прибегнуть к четырём способам:

1. изменить свое поведение;

2. изменить «когницию», то есть убедить себя в обратном;

3. фильтровать поступающую информацию относительно данного вопроса или проблемы.

4. развитие первого способа: применить критерий истины к поступившей информации, признать свои ошибки и поступить в соответствии с новым, более полным и ясным пониманием проблемы.

Поясним это на конкретном примере. Например, человек — заядлый курильщик. Он получает информацию о вреде курения — от врача, знакомого, из газеты или из другого источника. В соответствии с полученной информацией, он либо изменит свое поведение — то есть бросит курить, потому что убедится, что это слишком вредно для его здоровья. Либо он может отрицать, что курение наносит вред его организму, попытаться, например, найти какую-нибудь информацию о том, что курение может быть в некоторой степени «полезно» (например, пока он курит, он не набирает лишний вес, как это бывает, когда человек бросает курить), и тем самым снизить важность отрицательной информации. Это уменьшает диссонанс между его знаниями и поступками. В третьем же случае, он будет стараться избегать всякой информации, подчеркивающей вред курения^[1][2].

[править]Предотвращение появления диссонанса и его избегание

В некоторых случаях, индивид может предотвратить появление диссонанса и, как следствие, внутреннего дискомфорта тем, что попытается избежать любой негативной информации относительно своей проблемы. Если же диссонанс уже возник, то индивид может избежать его усиления, путем добавления одного или нескольких когнитивных элементов «в когнитивную схему»^[2] вместо существующего негативного элемента (который и порождает диссонанс). Таким образом, индивид будет заинтересован в поиске такой информации, которая бы одобрила его выбор (его решение) и, в конце концов, ослабила бы или полностью устранила диссонанс, избегая при этом источников информации, которые будут его увеличивать. Однако частое такое поведение индивида может привести к негативным последствиям: у человека может возникнуть страх перед диссонансом или предубеждение, что является опасным фактором, влияющим на мировоззрение индивида^[2].

Между двумя (или более) когнитивными элементами могут существовать отношения несоответствия (диссонанса). При возникновении диссонанса индивид стремится к тому, чтобы снизить его степень, избежать или избавиться от него полностью. Это стремление оправдывается тем, что человек ставит своей целью изменение своего поведения, поиск новой информации, касающейся ситуации или объекта, «породившего диссонанс»^[2].

Вполне объяснимо, что для человека намного проще согласиться с существующим положением дел, подкорректировав свои внутренние установки согласно сложившейся ситуации, вместо того, чтобы продолжать мучиться вопросом, правильно ли он поступил. Часто диссонанс возникает как следствие принятия важных решений. Выбор из двух в одинаковой мере заманчивых альтернатив дается человеку нелегко, однако, сделав наконец этот выбор, человек часто начинает ощущать «диссонирующие когниции»^[3], то есть положительные стороны того варианта, от которого он отказался, и не очень положительные черты того, с чем он согласился. Чтобы подавить (ослабить) диссонанс, человек старается всеми силами преувеличить существенность принятого им решения, одновременно приуменьшая важность отвергнутого. Вследствие этого, другая альтернатива теряет всякую привлекательность в его глазах^[3].

Фрейд, будучи врагом утопий и иллюзий, отказался считать конфликты в человеческой душе лишь печальным следствием несовершенства мира. Он мужественно признал внутренний конфликт личности как необходимое проявление подвижности, динамичности душевной жизни.

Фрейдистский подход предполагает, что источники конфликтности находятся в самой структуре личности. Согласно 3.Фрейду, человек конфликтен по своей природе. В нем от рождения борются два противоположных инстинкта, определяющих его поведение. Такими инстинктами являются: эрос (сексуальный инстинкт, инстинкт жизни и самосохранения) и танатос (инстинкт смерти, агрессии, деструкции и разрушения). Внутриличностный конфликт и является следствием извечной борьбы между эросом и танатосом. Емельянов С.М. Практикум по конфликтологии / С.М.Емельянов. - СПб.: Питер, 2004. - С.184-188. Эта борьба, по 3.Фрейду, проявляется в амбивалентности человеческих чувств, в их противоречивости. Амбивалентность чувств усиливается противоречивостью социального бытия и доходит до состояния конфликта, который проявляется в неврозе.

Наиболее полно и конкретно конфликтная природа человека представлена 3.Фрейдом в его взглядах на структуру личности. Схема личности, предложенная Фрейдом, проста и красива: он утверждал, что личность многослойна (Сверх-Я - Я - Оно), и признавал внутренний конфликт как естественное следствие динамичной психической жизни. Такой конфликт способствует развитию личности. Там же. - С.184-188.

Все они руководствуются различными принципами: Лигинчук Г.Г. Конфликтология: Учебный курс / Г.Г.Лигинчук. - М.: МИЭМП, 2009. - С.121.

Оно -- принципом удовольствия. «Оно» сотворено примитивными биологическими желаниями и стремится к немедленному их удовлетворению, неспособно предвидеть последствия.

Я -- принципом реальности. «Я» появляется в результате контакта личности с внешним миром. Оно уже разделяет желаемое и реальное и может планировать удовлетворение потребностей.

Сверх-Я -- принципом долженствования. «Сверх-Я» появляется в процессе социализации. Оно содержит в себе нормы, правила, нравственные ценности.

Конфликт чаще всего возникает при столкновении «хочу» (Оно), «могу» (Я) и «надо» (Сверх-Я). Такой конфликт порождает внутреннее напряжение, которое возможно снять при помощи защитных механизмов: вытеснения, фантазий, замещения, рационализации, сублимации.

В основе поведения лежат потребности, которые нельзя устранить, а только признать и найти им соответствующую форму удовлетворения.

На основе теории Фрейда можно проанализировать внутриличностные конфликты как конфликты между мотивами, ценностями и самооценкой.

Принятие ценностно-мотивационной сферы личности за основание для построения единой типологии внутриличностного конфликта позволяет выделить основные структуры внутреннего мира личности, вступающие в конфликт (А.Шипилов). Анцупов А.Я. Конфликтология в схемах и комментариях: Учебное пособие / А.Я.Анцупов, С.В.Баклановский. - СПб.: Питер, 2009. - С.156.

Мотивы, отражающие стремления личности различного уровня (потребности, интересы, желания, влечения и т. п.). Могут быть выражены понятием «хочу» («Я хочу»).

Ценности, как принятые личностью, так и навязанные обществом, воплощающие в себе общественные нормы и выступающие как эталоны должного. Обозначаются как «надо» («Я должен»).

Самооценка, определяемая как самоценность себя для себя, оценка личностью своих возможностей, качеств и места среди других людей. Выражается как «могу» или «не могу» («Я есть»).

Исходя из такого понимания внутреннего мира человека, выделяются следующие виды внутриличностных конфликтов (рис.1): Там же. - С.157.

Рисунок 1 - Типология внутриличностных конфликтов

Некоторые ситуации внутреннего конфликта, пережитые и неблагополучно разрешенные в глубоком детстве (например, эдипов комплекс), влияют на поведение взрослого человека.

Определение внутриличностного конфликта возможно через анализ поведения, в котором неосознанно проявляются скрытые потребности. Это нарушение чувства меры в соотношении мотива и сил, затраченных на его реализацию. Это поведение, прямо противоречащее провозглашаемой цели, некритичность по отношению к нелогичности своего поведения.

Система З.Фрейда разрабатывалась в то время, когда набирали силу широкие социальные движения, когда вспыхнули две мировые войны, социологи заинтересовались феноменом толпы, психологи ужаснулись жестокости людей в конфликтах. Человек как бы терял в них разум.

Зигмунд Фрейд дал первое объяснение феномену бессознательного. Оно возникло как неизбежное следствие действия защитных механизмов личности.

Для практической работы целесообразно классифицировать конфликты по различным основаниям: Э. По сферам существования: деловые, семейные, имущественные, бытовые и т.д. 2. По своему эффекту и функциональным последствиям: конструктивные, деструктивные (обычно две эти стороны в конкретной ситуации сосуществуют, но одна из них преобладает). Конструктивные последствия могут проявиться: в создании общности людей, причастных к решению проблемы; в расширении сферы сотрудничества; в процессе самоосознания, прояснения собственных интересов и интересов партнера. Деструктивная сторона проявляется, когда один из оппонентов прибегает к нравственно осуждаемым методам борьбы, дискредитируя и унижая себя в глазах окружающих. Обычно это вызывает сопротивление со стороны другой стороны, диалог сопровождается совместными оскорблениями, проблемы не разрешаются. При деструктивном конфликте наблюдается: поляризация оценочных суждений партнеров; стремление к расхождению исходных позиций; стремление принудить партнера к невыгодному для него решению; обострение конфликта; желание уйти от исходной проблемы, болезненные формы разрешения конфликтной ситуации. 3. По критерию реальности и истинности — ложности: подлинный конфликт, который существует объективно и воспринимается адекватно; случайный или условный конфликт, зависящий от легко изменяемых обстоятельств, что не всегда осознается сторонами; смещенный конфликт, когда имеется в виду явный конфликт, за которым скрывается другой, невидимый конфликт; неверно приписанный конфликт — между сторонами, ошибочно понявшими друг друга и неверно истолковывающими проблемы; латентный конфликт, который должен был произойти, но которого нет, поскольку по тем или иным причинам он не осознается сторонами; ложный конфликт — отсутствуют объективные основания конфликта и последний существует только в силу ошибок восприятия и понимания. 4. По количеству участников и участвующих сторон: между личностью и группой, межгрупповые, международные, межэтнические и т.д. Абрахам Маслоу, автор теории самоактуализации, дал описание наиболее полного раскрытия творческих сил у нормально развивающейся личности. Она способна объективно и непредвзято воспринимать себя и свое окружение; готова без сверхкритичности принять людей и природу; обладает простотой и естественностью поведения; стремится работать на высокопрофессиональном уровне; независима в суждениях, уверена в себе и имеет потребность как в общении, так и в уединении; сохраняет свежесть чувств и восприятия; способна на переживания самого высокого уровня; открыта к людям, к миру в целом, способна к состраданию и симпатии; поддерживает глубокие отношения с окружающими; демократична в поведении; обладает устойчивым нравственным кодексом и различает цели и средства; склонна к доброжелательному юмору; способна к творчеству.

«Самоактуализация — не миг, когда нас озаряет высшее блаженство. Не стоит ожидать, что во вторник в четыре часа пополудни зазвучат фанфары и вы войдете в сонм богоподобных. Самоактуализация — это напряженный процесс постепенного роста, кропотливый труд накопления маленьких достижений... Люди, которых я считаю самоактуализировавшимися, шли к этому шаг за шагом: они прислушивались к своему внутреннему голосу, они были ответственны и честны перед собой и другими, они много работали. Они познали свою сущность, поняли, кто они есть и что из себя представляют, и не только в высоком смысле своего жизненного предназначения, но и в более простом и житейском» .

Если Маслоу интересовался прежде всего здоровой, расцветающей личностью, то его последователь Э. Шостром противопоставил системе самоактуализации ее негативную проекцию — систему манипуляции.

«Манипуляция — это действия, направленные на "прибирание к рукам" другого человека, помыкание им, производимые настолько искусно, что у того создается впечатление, будто он самостоятельно управляет своим поведением» . Умелый манипулятор незаметно для своего партнера побуждает его к решениям и действиям, которые не соответствуют его (партнера) намерениям и интересам, но являются желательными для самого манипулятора.

Э. Шостром разработал концепцию человека-манипулятора в противовес человеку-актуализатору. Актуализатору свойственны честность, искренность; осознанность жизни; свобода, открытость, спонтанность; доверие, наличие веры, убеждений. В противоположность этому для манипулятора характерны: ложь себе и другим; неосознанность жизни, автоматизированность, ведущая к апатии и скуке; контроль, закрытость, намеренность; цинизм и безверие.

Навязчивой идеей манипулятора является контроль над другими. Но чем больше он управляет другими, тем больше испытывает потребность подчиняться сам. Манипулятор относится к другим как к вещам, инструментам для достижения личных целей, а это оборачивается тем, что он и самого себя превращает в орудие своей корыстной игры. В результате он лишается способности переживать естественные, искренние чувства, утрачивает и свободу, и счастье. Возникающие при этом внутри-личностные конфликты манипулятор с безнадежным упорством стремится вывести вовне, вовлечь окружающих в драму своих страстей.

Вступать в конфликты с окружающими людьми случается и манипуляторам, и актуализаторам. Но, несомненно, конфликты у тех и других разные. Актуализатор рискует собой, открывая свои чувства и интересы, но зато получает шанс их действительно удовлетворить. Конфликты актуализаторов конструктивны, они подобны грозе, возникающей естественно и служащей действительному разрешению назревшей проблемы и эмоциональному облегчению. Манипуляторы же устраивают конфликты или избегают их преднамеренно. Конфликты манипуляторов спроектированы, инициированы специально и служат инструментом достижения определенной выгоды, материальной или моральной. Такие конфликты нередко носят деструктивный характер, так как не облегчают, а отягчают ситуацию.

Если манипуляторы, преследуя какие-то свои интересы, искусственно избегают открытого конфликта, всячески оттягивают решение спорного вопроса или выяснение отношений, то это тоже часто приводит к неприятным последствиям. Возникает и растет напряжение, которое нагнетается иногда до такой степени, что ситуация выходит из-под контроля.

Например, исследования преступников, совершивших особо жестокие действия, показали, что среди них можно выделить два типа. Преступники первого типа не контролируют себя, не испытывают сожалений и считают правомерными свои действия по отношению к жертвам их преступлений. Преступники второго типа, напротив, характеризуются гипертрофированным самоконтролем. Парадоксально, но наиболее жестокие преступления были совершены чрезмерно контролирующими себя субъектами, которые прежде всегда вели себя необыкновенно мягко, терпеливо и неагрессивно. Долго копившееся раздражение, недовольство переходило у них в бешенство и разряжалось с необыкновенной жестокостью. Совершив преступление, они после этого испытывали жестокие муки совести... до следующего раза, когда их «доведут» до потери контроля . Это — два из многочисленных типов манипуляторов.

Целую галерею портретов манипуляторов различного сорта можно найти в художественной литературе. Наглядный образец манипулятивного поведения — способ, каким в известной басне Крылова Лиса выманивает у Вороны кусок сыра. Ловко манипулируют людьми «великий комбинатор» Остап Бендер в романах И. Ильфа и Е. Петрова, пират Джон Сильвер в «Острове сокровищ» Р. Стивенсона, чиновники-взяточники в пьесах А. В. Сухово-Кобылина. Манипуляторами являются Сальери у Пушкина и Молчалин у Грибоедова. Мрачные фигуры манипуляторов представлены Достоевским в образах Николая Ставрогина («Бесы»), Великого инквизитора («Братья Карамазовы»).

жизнедеятельности человека является концепция Томаса — Килмена, в которой выделяется пять основных стратегий (иногда называе­мых "конфликтными привычками"), или стилей поведения в конфликтах.

 Рассмотрим типовые стратегии и соответствующие им стили поведе­ния в конфликтах.

•     Конкуренция, соперничество или противоборство участников, сопровождающиеся открытой борьбой за свои интересы. Такая стратегия обязательно предполагает выигравшего и проигравшего.

Человек, использующий эту стратегию, — весьма активен и предпо­читает идти к разрешению конфликта собственным путем. Такой участ­ник конфликта не заинтересован в сотрудничестве с другими, способен на волевые решения.

Люди, использующие эту стратегию, удовлетворяют собственные ин­тересы в ущерб интересам других, вынуждая их принимать именно свое решение.

Тот, кто прибегает к этой стратегии, для достижения цели использует свои волевые качества, и если его воля достаточно хорошо развита, то ему это удается.

Соперничество может быть эффективным, если использующий его обладает определенной властью. В ситуации, когда человек не обладает достаточной властью и соответствующим статусом для ее внедрения, стиль соперничества, используемый в конфликтах, обращается в явную "конфликтную привычку", вызывает отчуждение и нежелание продол­жать общение и даже деловые взаимоотношения. При конкурентном или соревновательном стиле союзники завоевываются только тогда, когда ис­пользуемый ими стиль поведения приносит желаемый положительный результат — победу.

• Избегание, уклонение или уход, заключающиеся в стремлении выйти из конфликтной ситуации, не решая ее, не уступая своего, но и не настаивая на нем. Эта стратегия и соответствующий ей стиль поведения в конфликтах реализуется тогда, когда человек не отстаивает свои права, не сотрудничает ни с кем для выработки решения проблемы или же просто уклоняется от разрешения кон­фликта.

Избегая конфликта или уходя из него (физически или эмоционально), возможно, человек опасается конфронтации. Уходя от реального разре­шения конфликта, он лишает себя возможности принять участие в даль­нейшем развитии ситуации. Избегание или уход от конфликта может привести к росту проблемы.

При этом выделяют наиболее типичные формы ухода:

•     молчание;

•   демонстративное удаление;

•       обиженный уход; затаенный гнев;

•       депрессия;

•       игнорирование обидчика;

•       едкие замечания по "их" поводу за "их" спиной;

•       переход на чисто деловые отношения;

•       индифферентное отношение;

•       полный отказ от дружеских или деловых отношений с провини­вшейся стороной.

Часто стиль избегания считается "бегством" от проблем и от ответ­ственности, а не эффективным выходом из конфликта.

•       Приспособление — стратегия сглаживания противоречий, в ос­новном поступаясь своими интересами. Человек не пытается от­стаивать свои собственные интересы и соглашается делать то, чего хочет другой участник.

•       Компромисс — стратегия урегулирования разногласий, конфрон­тации через взаимные уступки. Компромисс предполагает, что одна сторона может "раздуть" свою позицию, чтобы потом пока­заться великодушной, или же "сдать" свои позиции намного рань­ше другой. В таких случаях ни одна из сторон не будет придержи­ваться решения, которое ее не удовлетворяет. Кроме того, если компромисс был достигнут без тщательного анализа других воз­можных вариантов решения, он может быть далеко не оптималь­ным выходом из конфликта.

•       Сотрудничество — наиболее продуктивная стратегия и стиль по­ведения в конфликтах, приводящие чаще всего к разрешению и продуктивному выходу из конфликта со взаимным удовлетворе­нием интересов участников. Однако стиль сотрудничества сложен для реализации, требует много времени и специальной подготов­ки использующих его людей.

Основанием для выделения рассмотренных стратегий и стилей пове­дения является динамика соотношения между степенью настойчивости в удовлетворении своих интересов и степенью готовности пойти на­встречу другому участнику в удовлетворении его интересов.

Ни одну из выделенных стратегий нельзя назвать однозначно "хоро­шей" или "плохой". Каждая из них может быть оптимальной и обеспечить наилучший эффект в зависимости от конкретных условий возник­новения и развития конфликта. В то же время именно сотрудничество в наибольшей степени соответствует современным представлени­ям о конструктивном долгосрочном взаимодействии между людьми.

При стратегии сотрудничества удовлетворение интересов всех участ­ников конфликта или конфликтной ситуации приводит к исчезновению предмета конфликта и, соответственно, риск возникновения его послед­ствий сводится к минимуму. Вместе с тем сотрудничество относится к стратегии и стилю поведения, требующим, как уже отмечалось, соответ­ствующей подготовки, сформированных умений и навыков в его исполь­зовании.

Многие специалисты выделяют также стратегию подавления, пред­полагающую тенденцию подавить конфликт с целью поддержания отно­шений любой ценой. В одних ситуациях, когда конфронтация по поводу незначительных разногласий приводит к чрезмерному стрессу во взаи­моотношениях и может разрушить деловые отношения, мир в семье и др., когда оппонент еще не готов выслушать и понять,— стратегия по­давления конфликта является разумной стратегией и, соответственно, стилем поведения в конфликтах. Конфликты иногда сами разрешаются, "перегорают" только за счет того, что продолжают поддерживаться дру­жеские либо деловые отношения.

Подавление серьезных и значимых конфликтов, требующих обсуждения и разрешения, означает, что не затрагиваются главные спорные вопросы. Если человек делает вид, будто ничего не произошло и все в порядке, мирится с происходящим, чтобы не нарушать покой, ругает себя за несдержанность и раздражительность, подавляет все негативные эмоции, молчит, но вынашивает планы мести, — он применяет различные формы подавления, авторитарности и, как следствие, манипулирования для достижения нужного результата.

Выбор собственных, продуктивных для каждого человека индиви­дуальных стратегии и стиля поведения в конфликтах, а также при­менение в соответствии с выбранным стилем поведения набора тактик воздействия зависит:

•  от личностных свойств конфликтующей стороны и свойственно­го ей стиля поведения;

•      стиля поведения участников, вовлеченных в конфликт;

•      природы самого конфликта, его вида;

•      значимости конфликта для его участников.

Важнейшим в выборе эффективной стратегии и стиля поведения в конфликте является фактор ориентированности его участников на свои и чужие интересы. От того, заинтересованы ли участники кон­фликта лишь в собственной выгоде, либо учитывают и интересы другой стороны, зависит тип предпочтительной стратегии.

Достаточно популярны такие стратегии и свойственные им стили по­ведения в конфликте:

•       проблемно-решающая;

•       соперничающая;

•       уступающая;

•       бездействия.

В выборе стратегии поведения важен также фактор оценки участни­ками конфликта успешности применения стратегии для достижения собственных целей и ее "цены". Оценка применимости стратегии по­зволяет осуществить ее адекватный выбор.

Так, выбор в пользу проблемно-решающей стратегии целесообразен, если:

•      существует уверенность в способности находить взаимоприемле­мые решения;

•      имеются предыдущие успехи по достижению согласия в данном конфликте;

•      присутствует посредник;

•      оценка готовности другой стороны к проблемно-решающему по­ведению позитивна;

•      есть доверие к оппоненту, т. е. уверенность в том, что оппонент беспокоится об интересах другой стороны.

Выбор в пользу соперничающей стратегии можно сделать, если:

•      одна из сторон очень заинтересована в результатах, однако враж­дебна по отношению к другой;

•      запросы высоки и не снижаются;

•      готовность другой стороны к уступкам оценивается как высокая;

•      отсутствует удовлетворяющее обе стороны решение;

•      цена использования соперничающей стратегии считается прием­лемой.

Выбор в пользу стратегии бездействия целесообразен, если у уча­стников конфликта имеется достаточно времени.

В тех же ситуациях, когда выгода от продолжения конфликта стано­вится ниже установленного уровня, происходит уход из ситуации кон­фликта.

Одним из наиболее острых в психологии конфликта является вопрос об эффективности стратегий и стиля поведения в конфликте.

На первый взгляд, проблемно-решающая стратегия и близкая ей сотрудничающая стратегии кажутся наиболее эффективными, однако в действительности ситуация сложнее, поскольку успешность примене­ния любой стратегии зависит от множества факторов, и не все они бла­гоприятствуют кооперативному и партнерскому поведению.

Важно то, какую стратегию использует оппонент. В том случае, если обе стороны применяют соперничающую стратегию, переговоры заходят в тупик. Если одна сторона использует соперничающую стратегию, а другая — сотрудничающую, это довольно часто приводит к взаимо­приемлемому соглашению, однако более чем в 50 % случаев участник соперничающей стратегии добивается победы.

1.1 Эволюция научных воззрений на конфликт

Конфликты играют решающую роль в жизни отдельного человека, семьи, организации. По итогам ХХ века Россия является бесспорным и недосягаемым лидером не только по людским потерям конфликтов, но и по моральным и материальным последствиям. Знание конфликтологических законов обязательно для людей, чьи профессии связаны с взаимодействием "человек-человек". Конфликтология является обязательной дисциплиной уже 10 лет. Конфликт изучают с разных сторон 11 научных дисциплин: психология, правоведение, социология, педагогика, математика, философия, социобиология, искусствоведение, история, политология, военная наука.

1.2 Проблема насилия в мировых религиях

Христианство неоднозначно определяет свое отношение к войнам и насилию. Противоречивость оценок свойственна многим религиозным учениям. Анализируя терминологию Библии, исследователи пришли к выводу, что понятий и категорий, отражающих проблему насилия несколько больше, чем проблем согласия и мира. В более позднем варианте Христианство сформировано и демонстрировало свое отрицательное отношение к войне.

Самой агрессивной религией является Ислам. Правоверным необходимо опираться на мудрость Аллаха, не вступать в дружеские отношения ни с иудеями, ни с христианами, так как "все иноверцы - зло". Мир делится на Дар-аль ислам (обитель ислама) и на Дар-аль харб (обитель зла, мир неверных). Каждый правоверный обязан вести войну с неверными 9 месяцев в году. Не исключаются военные конфликты и внутри исламского мира (наиболее частые - между суннитами и шиитами).

Самой бесконфликтной религией, категорически осуждающей и неприемлющей конфликт, является Буддизм. Они считают, что борьба людей друг с другом бессмысленна, так как все силы человека должны тратиться на достойное перенесение тягот вселенских катастроф и служение Богу. В Буддизме нет абсолютного воплощения зла и резкого противопоставления добра и зла, поэтому зло злом победить нельзя, лучше его и не производить. Если всегда следовать добру и стремиться к нему, можно сформировать положительную карму общества, семьи, страны, человека.

Конфликтология - наука о закономерностях возникновения, развития, завершения конфликтов, а также принципах, способах и приемах их конструктивного регулирования.

1.3 Периодизация отечественной конфликтологии

В советское время термин "конфликт" был ругательным, так как была поставлена задача на построение бесконфликтного общества. Тем не менее появлялись отдельные работы, анализирующие конфликтные взаимодействия в трудовых коллективах, в педагогических коллективах.

Отечественную конфликтологию делят на 3 периода.

до 1924 года - зарождаются и развиваются практические знания, правила, принципы и приемы поведения людей в реальных конфликтах, находит отражение в искусстве.

1924-1990 г.г. - зарождение, становление и развитие отраслей конфликтологии. Данный период включает в себя 4 этапа:

1924-1934 г.г. - "волна" публикаций по проблеме конфликта в правоведении, в социологии, психологии, математике, социобиологии.

1935-1948 г.г. - полное отсутствие публикаций.

1949-1972 г.г. - ежегодная публикация работ по проблемам конфликта,

защищены 25 кандидатских диссертаций; начаты самостоятельные исследования в философии, истории, педагогике и политических науках.

1973-1989 г.г. - ежегодные публикации (не менее 35 работ); защита докторских диссертаций и исследование конфликта в искусствоведении, математике, военной науке.

1990-2004 г.г. - первые междисциплинарные исследования, выделение конфликтологии в самостоятельную науку, практика преподавания, создание центров и специальных групп по разрешению и регулированию конфликтов.

2. Конфликтология как научная дисциплина. Направления в разработке теории конфликта

Социальные науки всегда отражают (адекватно или не совсем) состояние общества, его потребности. Конфликтный характер современного общества и связанное с этим стремление людей к сотрудничеству, согласию, потребность в цивилизованных формах разрешения возникающих напряженностей и противоречий вызвали к жизни такую новую отрасль знания, каковой является конфликтология.

Конфликтология как отдельная дисциплина сложилась в пятидесятых-шестидесятых годах нынешнего столетия в недрах западной социологии и политологии. Ее предметом стало объяснение процессов жизни, функционирования и развития общественных систем и подсистем посредством категории конфликта, обозначающей столкновение, противоборство субъектов, преследующих противоположные интересы и цели.

Конфликтология -- теоретико-прикладная дисциплина. Это означает, что ее содержание слагается из следующих уровней знания: теоретического объяснения конфликта как социального феномена, анализа его природы, динамики, взаимосвязи со всеми общественными отношениями, его места и функций в системе общественных действий и взаимодействий; изучения конкретных видов конфликтов, возникающих в различных формах социальной жизни (семья, коллектив, фирма и т.д.), технологии их регулирования и разрешения. На этой основе конфликтология разрабатывает необходимые ориентиры, которыми можно воспользоваться в процессе управления социумом.

Существенной особенностью конфликтологии является ее комплексный характер. Поскольку конфликты имеют место во всех сферах общественной жизни и на всех уровнях ее организации и развития, то ими интересуются представители различных социальных дисциплин. Социологи, политологи, психологи, экономисты, юристы, специалисты в области организации и управления и даже ученые, занимающиеся точными науками, изучают различные аспекты общественных конфликтов, их развития и преодоления. Общая для всех смежных наук цель -- выявление и объяснение механизмов, управляющих общественными процессами, связанными с конфликтами, их динамикой, обоснование возможности предвидения тех или иных актов поведения субъектов в конфликтных ситуациях.

· Из сказанного вытекает, что теоретические источники конфликтологии многогранны. Каждая из наук, обращающаяся к проблемам общественного конфликта, вносит свой вклад в теоретический и методологический базис конфликтологии.

Общие, философско-социологические основы теории конфликта были заложены марксизмом, что признается основоположниками современной конфликтологии. Так, Л.Козер пишет: «Карл Маркс является классическим теоретиком конфликта». Как известно, в центре внимания марксизма оставалась крайняя форма социального конфликта -- классовая борьба, социальная революция, словом, классовый антагонизм. В основе его лежит противоречие между производительными силами и производственными отношениями.

С точки зрения марксизма, социальный классовый антагонизм и связанные с ним конфликты объективны и закономерны; их социальная природа -- система отношений эксплуатации человека человеком. Социальный антагонизм порождается частной собственностью. На его базе утверждается политическая власть (государство) как машина подавления. Согласно марксизму, экономический и социально-политический антагонизм исчезает только при коммунизме, тогда как социальные противоречия остаются. Классовая борьба и революция -- движущие силы истории. Марксизм исходил в своем понимании общественного процесса из признания приоритетности экономики. Вместе с тем его методология строилась на использовании диалектического закона противоречия, разработанного в «Логике» Гегеля.

«Между классом пролетариев и классом буржуазии развертывается борьба, которая, прежде чем обе стороны ее почувствовали, заметили, оценили... и открыто провозгласили, проявляется на первых порах лишь в частичных и кратковременных конфликтах».

Прав Запрудский Ю., когда пишет: «Марксистская теория ... не только не прошла мимо проблематики социального конфликта, но можно считать, что социальное состояние конфликта составляет классическую сферу ее интересов».

Однако парадоксальный факт состоит в том, что, как отмечает Дмитриев А., «теория общественного развития, рассматривающая в качестве главного источника прогресса крайнюю форму проявления социального конфликта -- классовую борьбу, демонстрирует в лице своих сторонников бессилие дать разумное теоретическое объяснение вспышке разнообразнейших конфликтов, а тем более оценить их в качестве современного источника общественного прогресса». А некоторые из бывших «хранителей» святости марксизма свое бессилие прикрывают извращением тех фундаментальных положений марксизма, которые в общем-то подтверждены современной наукой и практикой. Так, академик-историк Яковлев А. в своей книге «Предисловие. Обвал. Послесловие» характеризует марксизм как «помешательство на идее классовой борьбы». «По Марксу, -- утверждает автор, -- класс существует в силу антагонизма с другим классом». Классы эксплуатирующие и эксплуатируемые «определяются противоположностью или конфликтом интересов». В этом тезисе как раз проявляется основная некорректность. «Существует гармония противоположностей. Сотрудничество классов, солидарность классов. И только благодаря этому общество живет и развивается».

В действительности, по Марксу, антагонизм классов -- не причина, а следствие экономической структуры общества. Как писал Маркс, способ производства определяет социальный, политический и духовный процессы жизни общества. Каждому, кто знаком с марксизмом, известен этот основополагающий его тезис. Не все с ним согласны. Что касается «сотрудничества классов», благодаря чему общество якобы «только живет и развивается», то как раз в этом и таится некорректность. Сотрудничество классов, безусловно, имеет место в любом обществе, но в рамках социального господства меньшинства. Достаточно вспомнить историю российского общества со времени установления крепостного права и до его отмены (а это более двух веков), чтобы понять ложность тезиса отнюдь не Маркса, а академика Яковлева А. Какое же сотрудничество было между помещиками-крепостниками и рабами-крестьянами? Ведь крепостные крестьяне не считались за людей, с ними поступали как с рабочей скотиной. Периодически вспыхивавшие крестьянские бунты, восстания не изменяли их социального положения, но все же приближали время освобождения.

Один из самых крупных французских социологов Р.Арон -- критик марксизма -- в своем капитальном труде «Этапы развития социологической мысли» (1967г.) писал: «Социология Маркса -- это социология классовой борьбы. Некоторые ее положения имеют фундаментальное значение. Нынешнее общество антагонистическое». «Маркс исходил из идеи основного противоречия интересов между наемными работниками и капиталистами ... Но вместе с тем, наблюдая за исторической реальностью, он отмечал -- наличие множества общественных групп. Капиталисты и рабочие, -- продолжал Р.Арон, - это две большие группы с поистине противоположными представлениями о том, каким должно быть общество».

Из контекста марксистской теории выпала вообще проблема социальной гармонии, социального единства как основного условия бытия любой социальной системы. Обратившись к этой проблеме после революции марксисты-ленинцы, догматизируя теорию своего учителя, впали в другую крайность -- отрицание социальных противоречий и конфликтов в постреволюционном обществе. И только в 60-х годах стала пробиваться мысль о противоречивом характере социального единства советского общества. Автор этих строк в 1966 г., анализируя диалектику данного общества, писал: «Социальная общность (единство) ... в действительности есть процесс. Она не исключает различий, переходящих в противоположности и противоречия, а предполагает их ... социальное единство как диалектическое единство ... живое, развивающееся явление». Только раскрытие существующих в нем различий и противоположностей, когда «... речь идет о существенных различиях, и «заострение» их до существенных противоположностей и противоречий», дает возможность понять социальное единство. Отмечалось также: «Напряженность противоречий, если таковая возникает, ведет к конфликтам между носителями противоречивых сил, тенденций. Когда борьба выходит за рамки единства коренных интересов... происходит качественное изменение противоречия. Товарищеская борьба превращается во враждебную, неантагонистическое противоречие -- в антагонистическое». Тем не менее автор здесь же отрицал классовый социальный конфликт «в условиях окончательно победившего социализма».

Нельзя сказать, что высказывание о противоречивости социального единства разделялось многими исследователями. Понятия «социальное противоречие», а тем более, «социальный конфликт», если и фигурировали в литературе, то лишь в абстрактно-философском контексте. Парадоксальный факт: составители предметных указателей ко второму изданию сочинений Маркса и Энгельса и к полному собранию сочинений Ленина вообще опустили термин «конфликт», хотя он в этих произведениях встречается множество раз. Видимо, составители посчитали, что данный термин не имеет научной нагрузки, и он всецело заменим термином «борьба» (классовая, политическая, экономическая, идейная, за существование), обозначенным в предметных указателях.

Ошибка, а скорее односторонность, марксистской концепции социального конфликта состояла и в том, что в качестве его основы признавались только объективные причины -- социально-экономические противоречия. Правда, в работе Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» представлен многоплановый анализ социального конфликта, связанного с бонапартизмом. И все же абсолютизация объективных отношений проявилась и здесь, не говоря уже о «Капитале».

Было бы неправильно утверждать, что последователи Маркса не стремились внести некоторые коррективы в учение классика. Известные положения Ленина о революционной ситуации, где в качестве элементов последней признавался субъективный фактор (нежелание масс жить по-старому и неспособность власть предержащих управлять прежними методами, высокий уровень активности народа и т.п.), положения о главенстве политики над экономикой, о роли революционной идеологии в революционные эпохи и др. -- расширяли толкование природы социальных конфликтов. И все же основная парадигма оставалась незыблемой. Достаточно вспомнить определение классов, принадлежащее Ленину, которое сводилось только к перечислению экономических признаков. А ведь это определение в советской литературе признавалось за аксиому социальной науки.

Марксистское представление о социальном классовом конфликте исходило из признания лишь одного субъекта конфликта -- большой социальной группы (класса). За пределами анализа оставались иные социальные группы, слои, а тем более личность. Это обстоятельство явилось одной из главных причин неспособности марксистов понять и проанализировать многообразие социальных конфликтов.

Несмотря на односторонность, марксистская концепция оказала определенное влияние на формирование взглядов западных политологов и социологов по проблеме конфликтов. Такое влияние прослеживается как в работах западных ученых начала 20-го века, так и основателей современной конфликтологии (Р.Дарендорф, А.Турен и др.). Важнейшая идея современной теории конфликта -- связь конфликта с объективными социальными противоречиями, рассмотрение конфликта в контексте, общественных отношений -- это традиция марксизма.

В западной социологии и политологии учение об общественном конфликте восходит к. трудам Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля, Л. Гумпловича, М.Вебера, В. Парето, Г. Моска. Впервые термин «концепция конфликта» в научную литературу введен Г. Зиммелем. Он анализировал конфликты процесса порождения и смены форм культуры, между содержанием и формой культуры, «объективной» и субъективной культурами, подчеркивал постоянный характер конфликтов. Р. Зиммель отмечал, что в осознании неизбывности этих конфликтов состоит «трагедия культуры». Г. Зиммель рассматривал конфликт как одну из форм социализации, считая его психологически обусловленным явлением.

Другие ученые анализировали конфликты как в контексте социального дарвинизма (видели их причину в борьбе за существование), так и социального детерминизма. Например, В. Парето, противопоставляя свои взгляды марксовым, считал одним из главных факторов, детерминирующих общественный процесс, соперничество элит и борьбу масс с элитой. Вместе с тем он не отрицал правоту Маркса в том, что классовая борьба есть фундаментальная «величина» в истории. Однако В. Парето отвергал тезис, что классовая борьба определяется исключительно противоречиями в экономике, конфликтами, вытекающими из собственности на средства производства. По мнению В.Парето, первопричиной противоречия между массой и элитой может быть обладание государственной властью и военной силой. Этот итальянский социолог и политолог утверждал, что устранение конфликта между трудом и капиталом не ведет к исчезновению классовой борьбы. Классовая борьба -- лишь форма борьбы за жизнь, а то, что именуют «конфликтом между трудом и капиталом» -- лишь форма классовой борьбы. Религиозные конфликты -- тоже форма классовой борьбы. Исчезая, они заменяются социальными конфликтами. Но если даже утвердится коллективизм, не будет «капитала», конфликты не исчезнут, классовая борьба тоже. Одну форму классовой борьбы заменит другая. «Возникнут конфликты между разными слоями трудящихся социалистического государства, между «интеллектуалами» и «неинтеллектуалами», между разными типами политиков, между ними и подчиненными, между новаторами и консерваторами».

В. Парето своеобразно понимал классовую борьбу. Тем не менее его прогноз относительно постоянства конфликтов полностью подтвердился.

Г. Моска, также итальянский социолог и политолог, развивал ту же мысль о постоянном характере конфликтов в обществе, связывая их существование с разделением общества на господствующий «политический или правящий класс» и управляемый класс -- большинство народа. История общества постоянно остается борьбой этих классов, насилие и конфликты здесь играют важную роль в происходящих переменах и установлении стабильности. Крупнейший немецкий социолог М. Вебер считал, что любое общество раздирают коренные противоречия, в частности, между местом, занимаемым членом общества, и его заслугами, между эгоизмом индивида и необходимостью подчинения, преданности общественным интересам. Внутри общества имеют место различные конфликты между группами, партиями, отдельными личностями. Власть неотделима от господства. Ее существование свидетельствует о неравенстве, заключающемся в том, что один из индивидов может навязывать свою волю другому. Тот факт, что в социальной науке второй половины 19 и первых десятилетий 20 века так или иначе рассматривались классовый и другие общественные конфликты, не означал создания особого направления в науке вплоть до 50-х годов, когда такое направление выделилось из социологии и политологии.

Новая отрасль знания теории конфликта возникла в США в противовес господству структурного функционализма (Т. Парсонс). Начало конфликтологии как отдельной дисциплины было заложено в работах Л.Козера «Функции социального конфликта», К. Болдинга -- «Общая теория конфликта», Р. Дарендорфа -- «Классы и классовые конфликты в индустриальном обществе» и др.

Сотрудничать — значит действовать вместе, принимать участие в общем деле. Если в ситуации конфликта удается повести разговор в сотрудническом стиле, то это означает, что конфликтующие стороны начинают совместно работать над общим делом — решением тех проблем, которые оказались в их зоне разногласий. Уже сам этот факт создает условия, делающие возможным достичь согласия и успешно разрешить конфликт.

Однако сделать так, чтобы люди, находящиеся в конфликтных отношениях, стали в процессе переговоров сотрудничать в поиске способов решения спорных вопросов, — задача непростая. Она облегчается, если строить переговоры в духе сотрудничества стремятся обе стороны, и значительно затрудняется, когда этого желает лишь одна сторона, а другая противится. Тем не менее, как в первом, так и во втором случае сторона, избравшая сотруднический стиль переговоров, может, в принципе, склонить к этому стилю и другую сторону. Существует специальная методика, помогающая достичь этого, — метод принципиальных переговоров, разработанный группой гарвардских ученых под руководством Фишера и Юри. Метод принципиальных переговоров, по словам его разработчиков, «состоит в том, чтобы решать проблемы на основе их качественных свойств, т. е. исходя из сути дела, а не торговаться по поводу того, на что может пойти или нет каждая из сторон. Этот метод предполагает, что вы стремитесь найти взаимную выгоду там, где только возможно, а там, где ваши интересы не совпадают, следует настаивать на таком результате, который был бы обоснован какими-то справедливыми нормами независимо от воли каждой из сторон. Метод принципиальных переговоров означает жесткий подход к рассмотрению существа дела, но предусматривает мягкий подход к отношениям между участниками переговоров. Он не прибегает к трюкам и не использует фактор положения. Принципиальные переговоры показывают, как достичь того, что вам полагается по праву, и остаться при этом в рамках приличий. Этот метод дает вам возможность быть справедливым, одновременно предохраняя от тех, кто мог бы воспользоваться вашей честностью» .