4 Взаимодействие коммуникативных регистров

Понятие регистрового варианта. Наглядно-примерный, потенциально-обобщенный, генеритивно-волюнтивный варианты.

Помимо пяти основных коммуникативных регистров,представленных в изложенной системе, в текстах наблюдаются композиционно-синтаксические фрагменты с регулярными характеристиками, в которых можно видеть совмещение, взаимодействие дифференциальных признаков признаков уже известных нам регистров. Лингвистика не обошла вниманием некоторые из этих признаков, но, будучи замкнутой на своих традиционных объектах, трактовала их в рамках слова или предложения. Между тем плодотворенн рассматривать их как явления текстовой структуры. Для терминологического удобства назовем их регистровыми вариантами:

1. Наглядно-примерный вариант.

Термин заимствован из аспектологии, где замеченное явление пытались квалифицировать как видовое значение или употребление глагола. Приведем несколько примеров из текстов разных жанров и убедимся, что дело не только в глагольном виде.

Употребление наглядно-примерной разновидности речи связано с субъективным (в воображении персонажа или рассказчика) переключением временного плана, смещающим сюжетную временную перспективу.

См. текст, где из событийного хронотопа персонажи мысленно переносятся в воображаемое будущее время, представленное в информативном регистре, в беглом перечне действий, названных перфектными глаголами наст. и буд. времени:

Геннисон съел обед и продолжал говорить с Джен о том, что они сделают, когда получат деньги.

В течение десяти минут Джен побывала в лучших магазинах, купила много вещей, переехала из комнаты в квартиру. А Геннисон, между супом и котлетой, съездил в Европу, отдохнул и задумал новые работы, после которых придет слава и богатство. После взволнованного разговора с женой скульптор устало огляделся. Это была все та же тесная комната с бедной мебелью. Надо ждать, ждать... (А.Грин, Победитель).

В других примерах в информативный текст включаются фрагменты типа репродуктивного, рисующие картины воспоминаний, фантазий, предполагаемых ситуаций:

И вся моя молодость прошла с ним. И то он рождал во мне те или иные чувства, то я неизменно сопровождал рождавшиеся во мне чувства его стихами... Вот я радостно просыпаюсь в морозный день, и как же мне не повторить его стихов, когда в них как раз то, что я вижу: "Мороз и солнце, день чудесный..." Вот я собираюсь на охоту - "и встречаю слугу... вопросами "Утихла ли метель?" <...> Вот я в постели, и горит "близ ложа моего печальная свеча"... (Бунин, Думая о Пушкине); Даже в дни его самых тяжелых страданий часто никто не подозревал о них. - Тебе нездоровится, Антоша? - спросит его мать или сестра, видя, что он сидит в кресле с закрытыми глазами. - Мне? - спокойно ответил он, открывая глаза, такие ясные и кроткие без пенсне. - Нет, ничего. Голова болит немного (Бунин, Чехов); ...Конечно, она его любит, иначе она не стала бы так ему улыбаться. И за что, спрашивается?.. Он художник, известный художник. Почему я не художник? Вот подхожу к ней, слегка наклоняю голову и щурюсь, глядя на ее рисунок. Я говорю... <...> А в петлице у меня горит алая ленточка. Она слушает меня и сияет <...> Так легко представить себе все это при желании. Все выходит очень красиво и совсем просто... (Ю.Слезкин, Девушка из Trocaredo); Сквозь замерзшие стекла лился белый свет. Никита читал Купера; потом, насупившись, подолгу, без начала и конца, представлял себе зеленые, шумящие под ветром травяными волнами широкие прерии <...> В лесной чащобе, корнях гигантского дерева, на камне сидит он сам - Никита, подперев кулаком щеку. У ног дымится костер <...> Когда мороз и матушка позволяли высовывать ном из дому, Никита уходил бродить по двору один... (А.Н.Толстой, Детство Никиты); Я представлял себе тигра лежащим в зарослях винограда. Вот он встал, встряхнулся и зевнул (Арсеньев, Фальшивый зверь); -Как ты думаешь - вот я стою у перехода, а он проезжает окатывает меня водой из лужи - это дорога виновата или сам водитель?(Запись разговора, 1993); Нас беспокоят проблемы культуры. Наркомания, порнография, эпатаж - это пена. Вышли вы к морю - видите пену. А что в глубине океана - вы ведь не знаете...(Телевидение, ноябрь 1992); В беспамятстве дедовских кресел Глаза я закрою - и вот Из рыжей Бразилии крейсер В кисейную гавань плывет. А гавань созвездия множит, А тучи летучей грядой... Но век не вмешаться не может, А норов у века крутой! (А.Галич). Отмеченные фрагменты текстов выделяются прежде всего выходом в иной временной план и глагольных и безглагольных предложений. Сигналами переключения служат часто, но не обязательно частица вот (в особом, именно наглядно-примерном значении), преимущественно презенсные предикаты, реже в прошедшем или будущем совершенном, создающие иллюзию наблюдаемого процесса, иногда - прямые метатекстовые указатели. Индивидуализирующие приметы изображаемого дополняют впечатление близости с репродуктивным регистром. Но, в отличие от репродуктивного, здесь нет сообщения об объективно наблюдаемом, в хронотопе говорящего. Это вторичные образы, вызванные в сознании говорящего (и вызываемые им в сознании читателя-слушателя) воспоминанием или воображением и не исключающие повторяемость их в таком качестве. Перцептивная линия текста создает эти образы как бы независимо от событийной; если говорящий воображает себя субъектом этих картин, то и он - иной, из другого времени, нет тождества субъектных сфер. Подобная имитация репродуктивных фрагментов в контексте и выполняет композиционную функцию наглядного примера, иллюстрирующего информативный ход мысли.

В художественных текстах, особенно в поэзии, где зыбка, трудно уловима грань между изображением актуально наблюдаемого, обычно наблюдавшегося и просто воображаемого, так же как грань между говорящим и "лирическим героем" (ср. формулы "расщепленность референции" [Р.Якобсон 1990], "двойная шифровка" [Ю.Лотман 1973], "способность к множественной референции, представление единичного как всеобщего" [О.Ревзина 1990]), наглядно-примерное включение в композицию определенно можно констатировать лишь при авторской фиксации соотношения временных планов. Так в стихотворении И.Сурикова "Детство" картинки зимних игр с деревенскими мальчишками, сказок седой бабушки на печи в избе презенсными формами глаголов переносятся как бы в авторское настоящее (у форм прошедшего - функция последовательной связи событий, у форм будущего 2 л. - функция обобщения):

Вот моя деревня; Весь ты перезябнешь,

Вот мой дом родной; Руки не согнешь...

Вот качусь я в санках ....................

По горе крутой; Заберешься на печь

Вот свернулись санки, К бабушке седой.

И я на бок - хлоп! ... ....................

.................... Слушаю я сказку, -

Сердце так и мрет...;

изложение детского сна, со своей системой глагольных форм, представляет как бы вторичное включение в воспоминания:

И во сне мне снятся Вот я к ней подкрался

Чудные края. И за клетку - хвать! ...

И Иван-царевич - ....................

Это будто я. Руки мне скрутили

.............. И ведут меня...

Золотая клетка ...................

На сучке висит; И дрожа от страха,

В этой клетке птица Просыпаюсь я.

Точно жар горит;

Заключительное четверостишие, резюмирующее воспоминания, восстанавливает временную дистанцию, возвращая прошлое - в прошедшее время:

Весело текли вы,

Детские года!

Вас не омрачали

Горе и беда.

Наглядно-примерную функцию в композиции выполняет и II строфа 5-ой главы "Евгения Онегина":

Зима! Крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь;

............................

Вот бегает дворовый мальчик,

В салазки жучку посадив.

...........................

А мать грозит ему в окно...

Множественность референции здесь еще явственнее. Картины зимы, переключающие в план событийного настоящего времени то ли воображение поэта, то ли восприятие Татьяны, увидевшей их в окно, а вернее, соединяющие то и другое, позволяют прочитать восклицание Зима! либо как несобственно-прямое радостное именование Татьяной долгожданного события, и тогда имена лиц могут быть референтно поняты как какой-то крестьянин, какой-то мальчик и т.д., либо как авторский "именительный представления", за которым следуют иллюстрирующие его типичные действия крестьянина вообще, мальчика вообще и т.д.

Очевидно, что ни в том, ни в другом примере нет детерминированной связи композиционной функции текстового фрагмента с видом глагола.

Термин "наглядно-примерное" использован за рамками аспектологии и А.Д.Шмелевым в работах [А.Шмелев 1984; 1988, 74]. Исходя из наблюдений над двойственностью референциальных характеристик дистрибутивных "именных групп", А.Д.Шмелев называет наглядно-примерным описанием "такой способ соотнесения языковых выражений с внеязыковой действительностью", при котором ИГ с общеродовой референцией в последующих предложениях предстает как обозначение конкретного лица, не утрачивая обобщенного значения. Опыт А.Д.Шмелева, ставящего перед собой иные задачи, тем не менее объективно подтверждает, что характеристика "наглядно-примерное" принадлежит не морфологической категории вида, не видовой оппозиции, а типологии текста, и именно разновидности текста, обнаруживающей взаимодействие признаков разных речевых регистров. Еще ближе нашему пониманию высказывание Т.В.Булыгиной о "контексте" наглядно-примерного "описания (когда высказывание касается некоторой конкретной ситуации, но взятой "для примера" в качестве характерной)" [Булыгина 1990, 121].

Наглядно-примерный регистровый вариант вызывает ассоциацию с так называемым настоящим историческим временем. Их сближает то, что оба они - тактические приемы, создающие иллюзию настоящего времени. Но "настоящее историческое" означает передвижение позиции наблюдателя для актуализации происходящего или при смене субъекта восприятия; при этом нет нарушения событийной линии, сюжетной последовательности. Наглядно-примерный же фрагмент связан с отстранением от событийной линии, с субъективным прорывом в другой временной (или модально-ирреальный) план.