32.Жанровое своеобразие романа Ильфа и Петрова «12 стульев», «Золотой теленок»

Сатирические фигуры раскрываются в действии, авторы отказываются от манеры саморазоблачительных монологов, душеспасительных бесед и скоропалительных обличений и избирают принцип комического самораскрытия образа. Иными становятся и средства сатиры, разнообразятся приёмы поэтики комического. На смену буффонаде и стилистическому гротеску (у Булгакова) приходит комизм характеров. Обилие разнообразных персонажей создаёт многокрасочный, пёстрый фон (др. герои раскрыты средствами графического шаржа). Они первыми в советской сатирической прозе создали художественный образ, который стал нарицательным, продолжив галерею известных типов классической сатиры. Определяющую роль в романах играют социально-классовые симпатии и антипатии. Остап Бендер «качается» между 2 полюсами, противостоя каждому из них, что придаёт его образу особый интерес. Остап Бендер умён, даже остроумен. Но предметом сатиры является отнюдь не ум, а глупость, следовательно, на лицо противоречие. Однако «снижение» героя ведётся планомерно. Начинается оно с того, что рядом с бендеровским умом соседствует не мудрость, а хитрость, а рядом с остроумием – изворотливость, и нет ни грамма великодушия. Принцип стяжания достоен всякого осуждения. Не делая героя подлецом, авторы тем не самым усиливают нападки на весь институт частной собственности.Советская сатира 20-х годов запечатлела процесс разрушения «содружества» тёмных личностей, тёмных сил в новом обществе.

Сатира Ильфа и Петрова обладает рядом особенностей.

Во-первых, это пародия, которой насыщены все сатирико-юмористические произведения Ильфа и Петрова. Пародировались сюжеты, характеры, имена собственные. Создавались пародии на типические факты, явления (знаменитая контора по заготовке рогов и копыт, «Сухаревская конвенция» Шуры Балаганова, описанные в «Золотом телёнке»).

Если в «Двенадцати стульях» можно говорить только о преобладании сатирических картин, то «Золотой теленок» задуман и построен как произведение целиком сатирическое.

Пародия придала авторскому тексту насмешливый оттенок. Например: «Все регулируется, течет по расчищенным руслам, совершает свой кругооборот в полном соответствии с законом и под его защитой. И один лишь рынок особой категории жуликов, именующих себя детьми лейтенанта Шмидта, находился в хаотическом состоянии. Анархия раздирала корпорацию детей лейтенанта».

Пародировались и известные формулы политического и военного жаргона («навалился класс-гегемон на миллионера-одиночку»; «Пиво отпускается только членам профсоюза»; «Командовать парадом буду я!»).

Пародия окрашивала реплики и рассказы Остапа Бендера, знатока штампов, официальных формул и общепринятых выражений («Широкие массы миллиардеров знакомятся с бытом новой советской деревни»; «Какой же я партиец? Я беспартийный монархист. Слуга царю, отец солдатам. В общем, взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать»), концентрировалась в речевых характеристиках персонажей (знаменитый лексикон людоедки Эллочки, нудные ямбические словоизлияния Васисуалия Лоханкина).

Второй особенностью произведений Ильфа и Петрова является сдержанность. Острые словесные находки давались Ильфу и Петрову не слишком легко. Слово заносилось и записную книжку, кочевало из произведения в произведение. Так, прежде чем мелькнуть в «Золотом теленке», Спасо-Кооперативпая площадь была «испробована» в «Необыкновенных историях из жизни города Колоколамска». Самые веселые пародийные имена Ильф и Петров давали, как правило, второстепенным или даже третьестепенным персонажам.

Ещё одной отличительной чертой романов является размеренный ритм: «По аллее, в тени августейших лип, склоняясь немного на бок, двигался немолодой уже гражданин. Твердая соломенная шляпа с рубчатыми краями боком сидела па его голове».

Авторы используют многочисленные художественные средства, такие, как аллегория, образы-маски, гротеск и шарж.

В основе комического повествования Ильфа и Петрова лежит ирония, т.е. особый талант обостренного видения противоречий действительности. Художественную речь Ильфа и Петрова отличают афористичность, блеск юмора и оригинальность.

Роман «Двенадцать стульев» привлек внимание читателей, но критики его не заметили. О. Мандельштам с возмущением писал в 1929 о том, что этот «брызжущий весельем памфлет» оказался не нужен рецензентам. Рецензия А. Тарасенкова в «Литературной газете» была озаглавлена «Книга, о которой не пишут». Российская ассоциация пролетарских писателей назвала роман «серенькой посредственностью» и отметила, что в нем нет «зарядки глубокой ненависти к классовому врагу».

Ильф и Петров начали работать над продолжением романа. Для этого им пришлось «воскресить» Остапа Бендера, зарезанного в финале «Двенадцати стульев» Кисой Воробьяниновым. Новый роман «Золотой теленок» был опубликован в 1931 в журнале «30 дней», в 1933 вышел отдельной книгой в издательстве «Федерация». После выхода «Золотого теленка» дилогия стала необыкновенно популярной не только в СССР, но и за границей. Западные критики сравнивали ее с «Приключениями бравого солдата Швейка» Я. Гашека. Л. Фейхтвангер писал, что никогда не видел, чтобы «содружество переросло в такое творческое единство». Даже В. Набоков, презрительно отзывавшийся о советской литературе, отметил поразительную одаренность Ильфа и Петрова и назвал их произведения «совершенно первоклассными».

В обоих романах Ильф и Петров пародировали советскую действительность – например, ее идеологические клише («Пиво отпускается только членам профсоюза»). Предметом пародии стали и спектакли Мейерхольда («Женитьба» в театре Колумба), и опубликованная в 1920-е годы переписка Ф. М. Достоевского с женой (письма отца Федора), и искания постреволюционной интеллигенции («сермяжная правда» Васисуалия Лоханкина). Это дало основания некоторым представителям первой русской эмиграции назвать романы Ильфа и Петрова «пасквилем на русскую интеллигенцию».

В 1948 году секретариат Союза писателей постановил считать «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» пасквилянтскими и клеветническими книгами, переиздание которых «может вызвать только возмущение со стороны советских читателей». Запрет на переиздание был закреплен и специальным постановлением ЦК ВКП (б), действовавшим до 1956 года.

"Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" были опять востребованы хрущевской пропагандой - именно в качестве "лучших образцов советской сатиры".

Тем не менее "канонизация" Ильфа и Петрова в качестве классиков потребовала от тогдашних либералов немалых усилий. Следы полемики можно обнаружить, например, в предисловии, которое написал К. М. Симонов к переизданию дилогии в 1956 году. Во втором абзаце он оговаривает, что "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" созданы "людьми, глубоко верившими в победу светлого и разумного мира социализма над уродливым и дряхлым миром капитализма".

Подобного рода оговорки использовались и в 1960-е годы. Отечественные исследователи постоянно объясняли читателям, что Ильф и Петров не были противниками политического режима СССР, не были "внутренними эмигрантами". Например, в предисловии к пятитомному собранию сочинений, вышедшему в 1961 году, Б. Галанов настаивал, "что веселый смех Ильфа и Петрова в своей основе глубоко серьезен. Он служит задачам революционной борьбы со всем старым, отжившим, борьбы за новый строй, новую, социалистическую мораль". Таким же образом защищала Ильфа и Петрова Л. Яновская, автор вышедшей в 1963 году монографии "Почему вы пишете смешно?". По ее словам, "жадный интерес к советскому сатирическому роману за рубежом не имел ничего общего со злопыхательским интересом к недостаткам или неудачам Советской России. Неизвестно ни одного случая, когда сатира Ильфа и Петрова была бы использована нашими противниками против нас".