2.2. Свобода как антропологическая проблема

Исключительный интерес к проблеме человеческой свободы красной нитью проходит через всю возрожденческую философию, выражая стремление пересмотреть христианскую концепцию предопределения человеческой судьбы богом. В этой связи наряду с традиционным понятием свободы воли вводится античный термин «фортуна», концептуальная разработка которого во многом обусловила решение вопроса о предпосылках и границах свободы человека светскими мыслителями.

2.2.1. Светская концепция свободы, ее идейные источники и гуманистический смыс

Фатум, фортуна и свобода воли.

Первая философская работа Возрождения, посвященная проблеме свободы, принадлежит перу Калюччо Салютати (1331-1406), и называется она «О фатуме, фортуне и случае». Исходя из анализа понятийного содержания приведенных в названии античных терминов, автор сформулировал идеи, определившие последующее формирование детерминистских представлений как в естествознании, так и в обществознании. Прежде всего, он расширяет христианское понимание фатума, включая в него наряду с богом природу, настаивая на равноправном их участии в предопределении судьбы человека. Такая трактовка предопределения уже сама по себе содержала возможность поглощения бога природной необходимостью. Реализация этой возможности осуществлена в работах последователей Салютати, которые все большую роль в предопределении судьбы отводят природе и все меньшую богу. В конце концов, один из них, Пьетро Помпонацци (1462-1525), доводит натурализацию фатума до логического завершения, по существу отождествив фатум с природной необходимостью и полностью подчинив ее действию самого бога, а тем самым и уровняв его в этом отношении с человеком. Хотя эволюция понятия фатума осуществлялась в русле идеи однозначного предопределения и для концепции свободы оказалась непродуктивной, тем не менее, она оказала бесспорное влияние на формирование идеи естественнонаучного закона. Фундаментальное значение для обоснования возрожденческого понимания свободы имела идея социальной необходимости, введенная Салютати для раскрытия содержания понятия фортуны. Принципиальное отличие социальной необходимости от необходимости природной он усматривал в том, что первая действует вероятностным образом, только частично предопределяя судьбу человека, в то время как действие второй имеет однозначный характер. Фортуна как социальная необходимость допускала некоторый спектр возможностей, в границах которых человек оказывался хозяином своей судьбы: свобода воли обретала реальный смысл, питая его предпринимательский и социальный оптимизм

Ни один крупный мыслитель Возрождения не обошел вопроса о фортуне, справедливо усматривая в его решении ключ к пониманию принципов устройства общества. Важное место занимает эта тема у Макиавелли, выполняя роль подготовительных исследований к его социологическим построениям. Заслуга Макиавелли заключается во введении количественной характеристики вероятностного действия социальной необходимости, что придало большую определенность рассуждениям о границах человеческой свободы. По мнению философа, судьба распоряжается лишь половиной наших дел, вторую же половину она милостиво предоставляет в наше распоряжение. Таким образом половина жизненного успеха зависит от самого человека, что и определяет предпочтительность смелой активности по сравнению с созерцательной осторожностью.

Свобода воли и мораль

Тесно связанная с вопросом о свободе воли моральная проблематика неизбежно вставала перед мыслителями Возрождения. Рассуждая о нравственных основаниях свободного выбора, они вынуждены были определиться с собственным пониманием блага, более гуманным и привлекательным по сравнению с христианским. Эта задача с разной степенью убедительности решалась на протяжении всей ренессансной эпохи, образуя смысловой стержень мировоззренческих исканий.

Отправной точкой для развития светских этических учений стала критика догматов о бессмертии души и загробном воздаянии, на которых строилось все здание христианской морали. Первым из итальянских гуманистов, занявших в этом вопросе радикально атеистические позиции, был Помпонацци, заявивший, что для существования человеческой морали совершенно не обязательна вера в бессмертие души. Скорее наоборот, эта вера извращает само существо нравственности, делая основным мотивом добродетельного поведения страх возмездия, который привносит в душу нечто рабское и унизительное. Кроме того, положительный смысл потустороннего воздаяния также совершенно не ясен и чаще всего понимается по аналогии с земным существованием, которое только и имеет значение для человека. Добродетель, по мнению Помпонацци, имеет исключительно земное содержание, поскольку ее основанием является врожденная человеку нравственная потребность, служащая источником эмоциональных переживаний, возвышающих его над сферой обыденности и утилитарности. Постулируя врожденный характер нравственности, Помпонацци предпринимает попытку найти земные истоки человеческой духовности, актуализация которых позволила бы направить освобожденную активность в русло созидания совершенной жизни.

В том же направлении движется мысль и у Эразма Роттердамского, утверждающего неразрывную связь свободы и морали: чем шире границы свободы, тем больше возможностей всестороннего обнаружения нравственных качеств человека в ситуациях жизненных испытаний. В понимании Эразма нравственность имеет не врожденный, а приобретенный характер, и подлинно добродетельным человеком он считает того, кто овладел искусством балансировать на тонкой грани между противоположностями красоты и безобразия, изобилия и бедности, позором и славой, ученостью и невежеством, не скатываясь ни в одну из крайностей. Эразмова этика умеренности, не предлагающая развитого положительного идеала, носит скорее ограничительный и предупредительный характер, напоминая о широком спектре последствий свободного выбора и тем самым выводя проблему ответственности в надиндивидуальную плоскость.

Еще более широкое звучание нравственной проблематике придает Джордано Бруно (1548-1600), который подлинно нравственную жизненную позицию связывал с преодолением человеком своей ограниченности и обретением космического масштаба мышления и поведения. Достижение такой позиции возможно на путях преодоления человеком страха смерти. Стремление к самосохранению превращает человека в раба жизни, ограничивает его свободу и возможности самореализации в качестве универсального существа. Источник морального оптимизма, способного освободить человека от страха смерти и раздвинуть его жизненные горизонты, Бруно черпает в пантеистической идее принципиальной неуничтожимости жизни и разума в космическом масштабе. Осознание своей сопричастности к вечной и бесконечной разумной жизни способно раздвинуть жизненные горизонты человека, наполнить его душу героическим энтузиазмом и бесстрашием перед неотвратимостью его индивидуальной смерти.