Мир гендерного порядка
Некорректно говорить о маскулинностях, как о чем-то, что вначале появляется, а затем входит в контакт с феминностями. Они появляются вместе, в процессе конституирования гендерного порядка. Следовательно, чтобы понять маскулинности в мировом масштабе, мы вначале должны создать концепцию глобализации Гендера.
Это один из самых сложных вопросов в современном гендерном анализе, поскольку в каком-то смысле он идет вразрез нашей интуиции. Мы настолько привыкли к размышлениям о Гендере как об атрибуте индивидуального, даже как о некоем необычайно интимном атрибуте, что это требует от нас известного насилия над собой — думать о Гендере в таких обширных масштабах глобального сообщества. Большая часть дискуссий на эту тему, таких, какие, например, разворачивалась в сфере исследований темы “женщины и развитие”, производилась небрежно, “спустя рукава”. Они имели дело с объектами, которые обрели интернациональное значение (рынки, корпорации, межгосударственные программы и т. д.) как с чем-то в принципе негендерным, хотя они и влияли достаточно по-разному, даже несправедливо, на различных субъектов Гендера, таких, как, например, получатели социальной помощи, вследствие недостаточно верных политик. Такие концепции породили знакомый либерально-феминистский взгляд на государство как на гендерно-нейтральное, хотя и построенное на эмпирическом доминировании мужчин.
Однако если мы осознаем, что в значительной степени институции глобального масштаба являются гендерными, причем в доста-
858
точно непосредственной, особой форме,39 если мы осознаем, что межнациональные отношения, международная торговля и глобальные рынки являются по существу аренами для формирования Гендера и гендерных политик,40 тогда мы должны будем признать существование мирового гендерного порядка. Этот термин может быть определен как структура отношений, которая связывает гендерные режимы институций и гендерные порядки локальных обществ в мировом масштабе. Это, однако, лишь одно из возможных определений. При этом остается ряд вполне независимых вопросов: какова конфигурация этой структуры? насколько крепко связаны ее элементы? каков ее исторический генез? каковы прогнозируемые формы ее развития в будущем?
В последнее время в бизнесе и медиа достаточно много говорится о картине глобализации как о гомогенизирующем процессе, который разворачивается во всем мире с опорой на новейшие технологии, продуцирующие огромные освобожденные глобальные рынки, в которых принимают участие все, причем на равных условиях. Это достаточно искаженная картина происходящего. Как показали Хирст и Томпсон, глобальная экономика является в высшей степени несклонной к равенству, а текущий уровень гомогенизации зачастую сильно переоценивается.41 Мультинациональные корпорации, которые контролируются тремя наиболее существенными экономическими силами — США, Европейским Союзом и Японией, являются ведущими актантами экономики по всему миру.
Эта структура, разумеется, несет на себе отметки своей истории. Современное глобальное общество было исторически создано, как показал еще Воллерстайн (1974), посредством экономической экспансии европейских государств, начавшейся в 15-м веке и продолжившейся созданием колониальных империй.42 Именно в этом процессе мы можем найти корни современного мирового гендерного порядка. Империализм был с самого начала именно гендерным процессом. В своей первой фазе колониальные завоевания и установки проводились гендерно-сергегированными силами, результатом этого стало массированное разрушение туземных гендерных порядков. В своей второй фазе, в фазе стабилизации колониальных обществ, новое гендерное разделение труда было спровоцировано плантационной экономикой и колониальными городами, где гендерные идеологии были тесно связаны с расистскими иерархиями и задачей культурной защиты империи. В третьей фазе, которая была отмечена процессом политической деколонизации и экономическим неоколониализмом (который процветает и до сих пор), ростом мировых рынков
859
и структур финансового контроля, можно заметить гендерное разделение труда уже в глобальном масштабе на платформе понятия “глобальная фабрика”, также можно заметить и распространение гендерного насилия, которое идет рука об руку с западными милитарными технологиями.43
Результатом этого процесса стало появление частично интегрированного, но в большой степени построенного на неравенстве и турбулентного мирового сообщества, где гендерные отношения частично, причем весьма неуравновешенно, связаны на глобальном уровне. Эта неуравновешенность становится очевидной, когда различные структуры Гендера исследуются отдельно одна от другой.44
Разделение труда. Характеристическое свойство колониальных и неоколониальных экономик заключалось в реструктуризации локальных систем производства с тем, чтобы произвести на свет следующую пару: оплачиваемого работника-мужчину и неоплачиваемую домработницу-женщину.45 Это не обязательно означало необходимости производства “домохозяйки из пригорода” в западном смысле, муж которой, оплачиваемый работник, был бы вовлечен в миграции по различным плантациям или шахтам.46 Это означало в общем случае скорее производство идентификации маскулинности с публичными реалиями и денежной экономикой и идентификации фемин-ности с реалиями домашнего, приватного. Именно таким является ядро европейской гендерной системы.47
Властные отношения. И колониальный, и постколониальный мир имели тенденцию отбросить патриархатную “систему паранджи” хотя бы ради модернизации, если не эмансипации женщин.48 В то же время, создание западных публичных реалий привело к созданию организаций огромного масштаба в форме государства и корпораций, которые в большом числе случаев были культурно маскулинизированы и контролировались мужчинами. В компрадорном49 капитализме, однако, власть локальной элиты зависела от ее отношений с властями метрополии, таким образом гегемонические маскулинности неоколониальных сообществ весьма неудачно расположились между локальной и глобальной культурой.
Эмоциональные связи. И религиозная, и культурная миссионерская активность нанесли ущерб локальным гомосексуальным и кросс-гендерным практикам, таким, как бердачизм американских индейцев или китайская гомосексуальная “страсть обрезанных рукавов”.50 Достаточно поздно сформировавшиеся западные модели романтической гетеросекуальной любви как основы брака и гей-идентичности как главной альтернативы этому теперь циркулируют глобально. Как отмечает Альтман, эти модели не просто сместили туземные модели, но и переплелись с ними крайне сложным образом.51
Символизация. Масс-медиа и особенно электронные медиа в большинстве частей света следуют североамериканской и европейской моделям и транслируют по большей части то, что составляет содержание жизни глобальной метрополии, и естественно, импортированные гендерные имиджи составляют важную часть того, что транслируется. Ярким примером нелепости репродукции североамериканского имиджа феминности является блондинка Ксукса, бразильская телевизионная суперзвезда.52 С другой стороны, экзотические гендерные образы также охотно используются в маркетинговых стратегиях в странах, лишь недавно включившихся в бурную индустриализацию. Примером может служить реклама авиалиний в Юго-Восточной Азии, тактика которой базируется на классической комбинации экзотического и эротического в колониальном воображении.53
Совершенно очевидно, что мировой гендерный порядок не является простым расширением традиционного европо-американского гендерного порядка. Этот гендерный порядок был изменен колониализмом и теперь элементы других культур циркулируют в нем достаточно глобально. Нет смысла смешивать все эти элементы на единой терминологической платформе, создавать эдакий гендерный порядок в духе Соединенных Цветов Бенеттона (United Colours of Benetton). Культура и система институций, характерная для североатлантических стран, является гегемоном в этой возникшей мировой системе. И именно она является ключевой для понимания различных разновидностей маскулинности, которые возникли в ней.