О национальной политической традиции
Вернемся теперь к основной теме нашей дискуссии. Сегодняшняя российская государственность в полной мере традиционна, как и французская, польская, немецкая, итальянская и любая другая. Даже украинская государственность - такая, как она есть (если она есть), - тоже традиционная. И российская государственность в этом смысле ничем от прочих не отличается. А у большинства участников нашей дискуссии я вижу совсем другое - стремление во что бы то ни стало подчеркнуть как новизну нашей постсоветской государственности, так и ее производность от западных образцов. Оспорю обе эти позиции.
Во-первых, я в нашей сегодняшней государственности ничего принципиально нового не вижу. А во-вторых, бывая в Париже, я ни разу не слышал вопроса: господин Пивоваров, а что в нашей французской политической культуре и государственности вы видите заимствованного, усвоенного из русского опыта? И какое русское влияние на нижнесаксонскую государственность в Ганновере вы могли бы отметить? Меня никто на Западе никогда о подобном не спрашивал.
Почему же у нас возникают такого рода вопросы? Я, конечно, отчасти здесь лицемерю и лукавлю, поскольку знаю причину их возникновения. И, тем не менее, настаиваю на том, что сама постановка такого рода вопросов уже задаёт некий идеологический камертон. Она предполагает, как нечто самоочевидное, производность нашего государственного развития от зарубежных моделей. И даже такой тонкий юрист, как Михаил Краснов, говоря о нашей Конституции, опять указывает в качестве образцов ее конструирования и источников заимствований на другие, западные конституции - американскую, французскую… Но верен ли такой подход? Что заимствуется: чужое содержание или всего лишь чужая форма для своего содержания?
Традиция российской политической мысли и политической практики весьма своеобразна. Важным элементом этой традиции оказывается использование заимствованных западных форм в качестве своего рода "прикида". Даже советская государственность, казалось бы, в наибольшей степени оригинальная и "самобытная", противостоящая западным образцам (прежде всего "самобытна" сама идея советов, хотя и она возникла не спонтанно, а, как отмечал евразиец Н.Алексеев, разрабатывалась по крайней мере еще М.Сперанским), - даже она была одета в этот западный "прикид".
Таково коренное своеобразие нашей политической традиции. Русская политическая мысль "сидит на игле" политической мысли Запада. Все русские идеологические течения рождаются по одному и тому же алгоритму: появляется на Западе романтизм и историческая школа права - у нас рождается славянофильство, появляется там какое-нибудь значимое идейное течение - у нас рождается его своеобразно перетолкованный аналог…
То есть в основе того, что русские придумывают сами, обнаруживается идейная инъекция с Запада. Была, скажем, инъекция марксизма, и - появляется Ульянов… Примеров множество, они известны. Русская государственность давным-давно развивается именно таким образом, что повелось еще задолго до Петра. Причем это - не инстинкт и не случайность, а сознательный выбор. Известно, например, что Соборное уложение 1649 года сознательно делалось с учетом польско-литовских статутов. Да и Лжедмитрий I совершенно сознательно привнес в Московию западные формы. И даже Иван Грозный был во многих отношениях "западник".
Учитывая эту традицию, необходимо заканчивать истерику по поводу новой государственности и новых институциональных форм. О каком "переучреждении государства" (формула Александра Аузана) может идти речь? Это примерно то же самое, как если бы человек, которому 75 лет, проснулся и решил: начинаю жизнь заново. Правда, сейчас очень модно молодиться в 75 лет, но моя мысль, надеюсь, понятна. У русской культуры и русского государства за плечами больше тысячи лет существования. Давным-давно сформировались их фундаментальные "параметры". Как митрополит Илларион в середине XI-го века в своем "Слове о законе и благодати" говорил о Правде, так с тех пор тема Правды в илларионовском смысле уже почти тысячу лет превалирует в российском политическом дискурсе. А все последующие заимствования - это "прикид".
Каково же содержание русской власти при любых ее формах? Идеалтипически русская власть есть власть насилия. Меня часто критикуют за этот тезис, за абсолютизацию роли насилия в природе русской власти, за отрицание договорных, конвенциональных начал. Но я говорю об идеальном типе русской власти; в реальной жизни и договоров, и конвенций навалом. В.Ключевский замечательно всё это описал. Если же считать, что переговоры - эссенция европейской власти, с чем я соглашусь (в свое время диссертацию написал на эту тему на немецком материале, не самом лучшем в данном отношении), то эссенцией русской власти, безусловно, по-прежнему является насилие.