Глава IV

Республика во Франции: от демократии масс к демократии публик

Власть прихо дит, сверху, доверие приходит снизу. Sieyes

Чтобы проиллюстрировать эволюцию психологии толп, прежде чем длинно излагать теории, я предлагаю вам бросить взгляд на реальную ситуацию, такую, какой мы ее знаем. Нет лучшего поля для наблюдения. И этот выбор тем более оправдан, чтц единственная страсть, единственный мир реа лий для Тарда и Ле Бона - это Франция. Не то, чтобы они не искали универсальные истины. Не то, чтобы чистое и про стое знание оставляло их равнодушными. Но для них они по дчинены жизненно важным интересам, действительности, ко торая их преследует. Читая этих двух авторов, мы хорошо чувствуем, что единственная история, которую им важно по нять, предпочтительные образы, которые у них стоят перед глазами, близкие персонажи, которые их вдохновляют,- все это имеет отношение к нашей стране; а точнее, история, об разы, люди, которые, начиная с революции 1789 г., неотсту пно преследуют воображение французского народа. Весь ос тальной мир служит им резервуаром примеров и аналогий,

256

Мнение и толпа.

аргументов и риторического блеска. Они охотно написали бы, как Мишле:

"Всякая другая история ущербна, и только наша является полной; возьмите историю Италии - здесь недостает истории последних веков; возьмите историю Германии, Англии - здесь недостает первых. Возьмите историю Франции - с ней вы уз наете мир**."

Ле Бон и Тард никогда не пытались отстраниться от этой истории, отбросить предрассудки, которые она укоренила в их сознании. Классовые предрассудки, в этом нет сомнения. Но не предрассудки класса, существующего неважно где: они локализованы, записаны в индивидуальной памяти, отлиты в язык и культуру. Это предубеждения французской почвы. Они диктуют этим двум психологам четко поставленный воп рос: принимая во внимание череду революций, которые прои зошли, начиная с великой Революции и до Парижской Ком муны, каковы шансы увидеть установление во Франции демократии, поддерживающей общественный порядок? Ни один, ни другой не считают возможным или желательным возвращение к деспотизму прежнего режима. И только его продолжительность вызывает у них ностальгию.

Отвечая на этот вопрос, Ле Бон и Тард представляют себе каждый свою политическую систему, соответствую щую человеческой природе, а главное - устойчивую. Они опираются на психологию, совсем как Дюркгейм или Ми-шле черпают свое вдохновение, соответственно один из со циологии, другой из истории. В любом случае психология толп образует здесь фон. Эти системы заслуживают того, чтобы быть рассмотренными сами по себе и ради себя са мих. Тем более, что они, по-видимому, начали реализовы ваться на наших глазах в течение последних двадцати лет. Действительно, если условно различать систему Ле Бона и систему Тарда, становится очевидным, что во времена пя той республики президентство генерала де Гопля соответс твует первой, а президентство господина Валери Жискар д'Эстена - второй. Существует тем не менее небольшое различие: тогда как первый читал Ле Бона и принял неко торые из его принципов, второй наверняка не знает Тарда. Но поймите меня правильно: я нисколько не настаиваю на том, чтобы оба эти психолога повлияли на них и чтобы оба эти президента республики соответственно использовали идеи одного и другого. Я лишь полагаю, что эти решения соответствовали бы определенной исторической реальнос ти. Давайте рассмотрим их детальнее*R.

Век толп

Ярлыки закрепляют идеи. Ле Бон предпочитает демок ратию масс, объединенную вокруг руководителя, когда пле бисцит с помощью голосований и демонстраций подтверждает связь с верховной властью, которая сплачивает их вместе. Тард выступает за демократию публик, которую пресса, в бо лее общем смысле - медна, создает и воссоздает в угоду зап росам действительности. Фактически он отстаивает множест во публик, образовавшихся вокруг иерархии лидеров (администраций, партий и т.п.), громоздящихся друг над другом вплоть до высших эшелонов власти. Демократия масс отсылает к образу объединенной нации, где доминируют доб родетели коллективности. Демократия публик признает рас сеянную массу, где каждая часть, следующая своим традици ям, основывается на консенсусе индивидов. Обе, однако, базируются на принципе вождя, на власти, которая не спорит и не позволяет спорить - никакая другая не смогла бы вы полнить свое предназначение. Обсуждение "за" и "против", препятствовали желанию действовать, разрушили бы здесь то, что ей придает власть цезаря.

Руководимый и как бы порожденный своей собственной волей, генерал де Голль задолго определил условия своей дея тельности:

"Но в эпоху неупорядоченного времени в недрах потрясенно го общества, в его кадрах и в его традициях ослабляются меха низмы повиновения, и движущей силой власти становится ли чный авторитет руководителя** "

Военный, порвавший с кастой, лишенный своего звания и представший перед трибуналом, порвавший с классом по литик, для которого уметь сказать "нет" было признаком сильного характера, он устремился к вершине государствен ной власти в два приема посредством узурпации. Подобный великим вождям, генерал основал всю свою власть, в соответ ствии с классической формулой, на авторитете. Как бы ни спорили о том, что он собой представляет, никто не думал, что за ним пойдут. Никто не обладал властью заставить его от нее отказаться - кроме народа.

Человек широких взглядов и бескомпромиссных убеж дений, он осуществлял тотальное господство над другими, ко торое принесло ему личную преданность людей, безусловную верность групп, узнававших себя в нем. Одни, как и другие, клялись этому человеку в исключительной любви и в безгра ничном восхищении. Он умел провоцировать и поддерживать даже тех, кто считался его противниками. Жан Далиэль, ли ЗАВ

Мнение и толпа

ректор левого еженедельника "Ле Нувель Обсерватер", рас сказывает об их встрече такими взволнованными словами:

"Когда подошла моя очередь пожать руку генералу де Голлю, он мне сказал, что он счастлив, так как уже видел меня в Сен-Луи. У меня впечатление, что я побывал в Аустерлице**."

То есть он чувствует себя скорее бывшим солдатом, чем политическим оппозиционером. Человек 18 июня обладал в совершенстве этим мало распространенным искусством заста влять в такой степени восхищаться и впечатлять тех, кто ва ми восхищается.

Волна этой верности и этих почестей, порожденных в самых разных слоях общества, захватила партии-толпы, соз данные в различные моменты. Одно за другим он создавал такие объединения, союзы, чтобы можно было внедрить туда множество своих сторонников. Но он всегда отказывался от возможности преобразовать их в постоянную организацию. Образ, который он каждый раз создавал и хотел сохранить, был образом масс, собранных на почтительном расстоянии вокруг единственного руководителя. Однажды он обозначил его со всей декларативностью: "Я пойду к Триумфальной ар ке, я буду один, население Парижа будет там, и оно будет безмолствовать".

Его повсюду видели таким уверенным, что почти не представляли, что он мог бы прибегнуть к уверткам и хитро стям, к советам других. Но, чтобы внушить доверие, в источ нике власти, которой он обладал, имелось кое-что неулови мое. Какая-то невидимая аура окружала его и исходила от его непостижимого взгляда. Держу пари, что пылкое покло нение, в котором ему клялись, доходя почти до религиозного экстаза, столько людей, было для него необходимым стиму лом. И позволило ему победить разочарованность, к которой он был склонен.

Как всякий политический деятель де Голль по-своему интерпретировал доктрины нашего времени, исходя из того, что он стал самим собой, и из своей роли в государстве. Он энергично возродил систему верований, связанных с нацией, с гением на земле, независимостью Франции и ее местом в мире. Знаменитый лозунг "Честь и Родина" связывает вое дино воспоминания о прошлом. И эти верования, апеллиру ющие к силам сохранения толп. Генерал соединил с социали стическими по существу идеями, рожденными революцией и целиком ориентированными на будущее. Чтобы окончательно переплавить их в абсолютную веру в Государство, суверенное и сильное, он создал вокруг своего поста руководителя атмо-Век толп

сферу величия, которое, как он знал, преходяще, атмосферу стабильности, в которой он предугадывал хрупкость. И тем большую хрупкость, что, несмотря на конституции и рефере ндумы, его власти, как и тому, что составляло основу его ав торитета, не хватало некоторой законности. В глазах многих, а именно левых, его приход к высшей власти всегда выглядел государственным переворотом.

Но генерал де Голль, мастер искусства обольщения, су мел ликвидировать эту брешь, став могущественным, педан тично организованным мифом, в который каждый француз мог верить. Будучи единственным демонстрирующим это и говорящим об этом, магом тайны, он сумел установить поч тительную дистанцию скорее по отношению к человеку, чем к должности, дистанцию, гарантирующую влияние и способс твующую благоговению. Мастер речи, верный правилам, ус тановленным Ле Боном, он их возродил, украшая торжест венной значительностью слова с сильной эмоциональной нагрузкой (Франция, сопротивление и т.п.). Он освежил зна чение и образы, добавив к ним новый смысл, скажем вспо миная "SecnopslQku" мая 1968 г., знаменитые "сутолока" или "ожесточенность, злость пропет".

Носитель непоколебимого убеждения, он умел переда вать его поэтапно в момент, выбранный им самим. Каким бы ни было использованное средство коммуникации, он всегда добивался своего. Публика, "бессильный чародей", как гово рит Мальро, нуждается в сильном чародее. По радио или по телевидению он всегда появлялся именно таким. Хотя он и пользовался этими средствами с бесспорным талантом, под чиняя аудиторию взглядом, не знающим сомнений, голосом, который устанавливал безоговорочную тишину, он, казалось, особенно свободно себя чувствовал во время гипнотических месс, которыми были его поездки или патриотические цере монии. В этих заранее рассчитанных случаях инсценировка, простая, но действенная, позволяла ему производить немед ленное обольщение своим присутствием, своей яркой речью, которая захватывала недолговечные толпы. Ее кульминацией были непосредственные контакты, общение с народом. Власть, которую он отсюда черпал и, таким образом, обнов лял, позволяла ему обходиться без партий или находиться над ними, принуждая их склоняться перед его волей, подчи няться его должности и личности. В этом смысле его поездки за границу, церемониал, который их сопровождал, собесед ники, которых он выбирал, звучные речи, которые он произ носил, наконец, массы, которые он привлекал, состоящие из

260

Мнение и толпа

лкйопьгтных и благоговейных поклонников, превращались в события. В мире, где Франция не была уже на первых ролях, они обеспечивали необходимый успех для поддержания его авторитета бесспорного руководителя. Там он также играл перед покоренной публикой роль героя и отца.

Этот необычайный авторитет позволял ему прибегать к референдумам, этим регулярным плебисцитам, которых избе гал бы человек, лишенный харизмы. Каждый из них был по водом для грандиозной церемонии, которая вновь разыгрыва ла поверх партий, классов, регионов незримую и всеобъемлющую сцену толпы, собранной вокруг своего вож дя: де Голль и французы. Создавалось впечатление, что вне этой связи, воплощающей Францию, ничего не существовало. Когда последний референдум, последовавший за революцией 1968 г., отметил упадок его власти, он сам оставил власть. Многие были удивлены этим. На его месте они бы за нее де ржались. Однако осведомленный лучше их, он знал, что в такой демократии провал был бы предопределен сразу. Когда, проваливаясь, руководитель потерял авторитет, пусть какую-то его часть, он не может больше сохранять власть.

Между взятием власти генералом де Галлом и избранием Валери Жискар д'Эстена существует такая же огромная дис танция, как между похищением и женитьбой. Если бы спе циально хотели поставить во главе пятой республики лич ность, бывшую полной противположностью ее основателю, то не смогли бы найти ни одной, более противоположной, чем избранный президент. Блестящий ученик Высших Школ, высокий государственный чиновник, молодой министр, отве чающий за важный сектор в администрации страны, он взо шел стремительно по ступеням власти, не зная честолюбивых сомнений, страхов неудачи, неуверенности в своем предназ начении.

"Этот породистый патриций, - писал сведущий наблюда тель. - родившийся во влиятельной семье, состоятельной и очень консервативной, связанной с аристократией, одаренный всеми способностями, пользовавшийся всеми благами, представ ляет наиболее символический продукт правящего класса**"

Он обладает всем тем, что готовит человека к авторитету должности, лишая его тем самым авторитета личности, харизмы, которая ставит его выше других людей. Но избранный в относительно спокойный период, сменивший бури деколони зации и вихри студенческих бунтов, Францией, вечно разде-Век толп

ленной и даже раздираемой между левыми и правыми, но ликвидировавшей свои имперские проблемы, модернизирова вшей свою промышленность, вырвавшей из рутины свое сельское хозяйство, отложившей в своей исторической памя ти Сопротивление, залечившей свои раны алжирской войны, загладившей воспоминания о неудавшейся революции мая 1968 г., он представляет в глазах одних французского Кенне ди, в глазах других - возвращение политических деятелей и приход практиков к государственным делам. Время эмоций и метафизиков от власти закончилось. Время разума и ученых от власти, казалось, наступало. Величие Франции остается фоном развивающихся действий. Однако акцент перемещает ся с коллективности на индивида: "Наше общество, - пи шет господин Жискар д'Эстен, - основано на индивидуаль ном расцвете*"".

Существо речи последовательно меняется. С широки ми историческими панорамами, с воспеванием образов, с вызыванием в памяти тысячелетних верований сосущест вуют малоинтересные, но эффективные уроки науки, тща тельно подобранные экономические выкладки, холодный социологический анализ. Неопределенной логике эмоций предпочитается логика статистики, которая имеет твердые основания. Республика требующих преобразуется в респу блику управляющих. Неизбежно нерешаемые драмы поли тической истории становятся по определению решаемыми проблемами политической экономии. Управляющие явля ются одновременно руководителями и организаторами, об ладающими каждый властью над своими подчиненными и компетентностью в своей области. Партийные руководите ли или производственные руководители, административ ные или профсоюзные, все они принадлежат к кругу пере распределенной власти и ослабленной ответственности. Они борются между собой или ведут переговоры, создавая и разрушая коалиции, следуя обстоятельствам, тогда как руководитель государства, находясь наверху, над схваткой, охотно играет роль арбитра.

Президент всегда держит в руках инструменты власти - полномочия обычного порядка и резервного. Но он не владеет больше, как генерал де Голль, той сущностью, которая вну шает безраздельное уважение к должности и восхищение ли чностью. В этом новом контексте искусство правления явля ется уже не искусством обольщения, а искусством (наукой?) коммуникации, в котором медна - газеты, радио, телевиде ние - занимают решающее место**. Не случайно, что пер-Мнение и толпа

вым, главным понятием наряду с причастностью, основной идеей генерала де Галдя становится коммуникация:

"Наше общество, - пишет господин Жискар д'Эсгпен, - должно быть обществом коммуникаций и причастности**."

Захват прессы, радио и особенно телевидения становится одной из целей политической борьбы и социальных дебатов. Справедливо или нет, каждая правящая группа - правительство или оппозиция - считает, что, тот кто полу чит к ним доступ, тот одновременно получит решающее вли яние на общественное мнение. Зная ее или нет, все разделяют концепцию Тарда, согласно которой современные вожди для создания своей публики и управления ею должны распола гать медна и обладать необходимыми талантами, чтобы ими пользоваться.

"Французами, - отмечает Пьер Эмманюэлъ в статье, очень точно озаглавленной "Управлять посредством телевидения", - управляют с помощью медиа, и в большинстве случаев они поч ти в этом не сомневаются**."

Установив эту константу, автор абсолютно точно описы вает, как люди, изолированные друг от друга, каждый предс тавляя нацию, становятся членами той разновидности толпы, которая составляет публику телезрителей, получающих одно временно одни и те же изображения, одну и ту же информа цию, а значит, одни и те же идеи. Передаваемые программы подчинены этой цели и следуют

"психологии и расхожим предрассудкам в наибольшей мере: трудно сказать, вытекают ли программы из предрассудков или предрассудки из программ. Взаимодейстмие, без сомнения, сове ршается в духе все большей и большей унифицированности. Эта массификация устанавливается на уровне ума наиболее зас тойного, наиболее инертного. Благодаря ей, посредством вну шающего доверие эффекта повторения, политика правящих кругов гипнотизирует сознание'*."

В этих условиях тысячи лично преданных людей, мно гочисленные связи и соратники любого порядка, которые во времена генерала де Гопля непрерывно и непосредственно об рабатывали и мобилизовывали толпы, успешно внушая им в живом общении голлистский дух, становятся (Тард совер шенно справедлливо это предсказывал!) абсолютно бесполез ными. Достаточно некоторого очень ограниченного числа пу блицистов, чтобы достичь искомого результата, сообщить мысли президента и навязать свою волю целой стране. Пьер Эмманкель понимает, что речь здесь идет не о случае, не о

263

Дек гасли

простом приложении усовершенствованной техники комму никации, он ясно осознает в этом эффект системы:

"Но этот один, - пишет он до поводу президента Рес публики, - не является одних: он представляет систему мыслей, идею государства, концепцию граждан и народа, ко торые, по всей очевидности, разделяются любым кругом пра ктиков власти**."

Нельзя было бы сказать лучше, и эти фразы являются откликом на несколько строк господина Жискара д'Эстена, сформулированных в чисто тардовском стиле:

"Огромное большинство французов живет в гуле городов. Ра дио и телевидение повсюду распространяют свои будоражащие сообщения**."

Если не считать того, что эти будоражащие сообщения исходят от одного или множества умов, составляющих часть starsystem*, тонко проанализированной в свое время Эдгаром Морзном системы "звезд", которая не ограничивается более миром зрелищ, а простирается отныне на политику и на ли тературу, охватывает искусство так же, как и науку.

Между этими двумя личностями два различия мне кажутся особенно значимыми с точки зрения психологии толп. Первое бросается в глаза со времени перемещений президента Республики. Настоящее общение с народом, с его воодушевлением, характерным теплом во время этих поездок редко. Именно к лидерам мнений, к избранным, функционерам, журналистам он обращается в первую оче редь. Именно через них он стремится тронуть страну, при влечь публику на свою сторону. Всегда хорошо составлен ные, аргументированные цифрами, его речи показывают, что он больше озабочен тем, чтобы победить, чем тем, что бы увлечь. Он также скорее умело пользуется своими про тивниками, чем вовлекает их вопреки их воле, в коллек тивную веру, воплощением которой он является. Вопрос темперамента? Но также простое и чистое ограничение, так как он управляет не в силу контракта с Францией, он получил свой мандат в результате голосования французов.

Очевидно, как всякий президент нации, имеющий вес, он окружен двором. Из его личности делают культ, и кож" Звездная система (англ.), - Прим, пер.

Мнение и толпа

дни стремится ему понравиться, его обольстить. До такой степени, что

"Франция. управляется избранным государем, республиканс ким монархом, почти что просвещенным деспотом**"

Сам по себе такой культ, однако, смог бы вызвать пок лонение, религиозный восторг, которые знал руководитель свободной Франции и которые единственные привлекают то лпы к их лидеру, как полюса магнита - железные опилки. Но, несмотря на постоянные усилия, превосходную работу по подчеркиванию его должности и инсценированию великих событий, ему не хватало того единственного, что могло его возвысить: личного авторитета, харизмы.

Другое различие касается человеческой установки. Гене рал де Голль всегда появлялся в качестве военного начальни ка и пророка. В нем видели представителя вождей толп и столпов нации. Он старался быть тем и другим. Валери Жис кар д'Эстен непринужденно чувствует себя в позиции госу дарственного деятеля и наставника. Именно в этом качестве, очевидно, он хочет блистать, и, поддерживаемый временем, он блещет. О военачальнике говорят, что он является вождем людей. Из этого следует, что он увлекает их к битве, к славе, к смерти и умеет найти зажигательное слово в критический момент. О наставнике же говорят, что он просвещает своих учеников и зажигает в них не только знания как таковые, но, по крайней мере, желание знать.

Черты этого персонажа характерны. Он не творит: он передает. Свободный от головокружения чувства открытия, от сомнения вопросов, он знает лишь удовлетворение от под ражания, спокойствие ответов. И у него есть ответ на все. Его отличает упорство. Верный одной школе, одному учебнику, одной системе мышления, сформировав свое мнение, он стоит на своем. Он не только отказывается видеть противоположное мнение, "другую сторону вещей", для него эта другая сторона вообще не существует. Пусть даже его собственное суждение привело его к противоположному выводу. Нет смысла возв ращаться назад или предаваться новому изысканию. Отсюда невозможность диалога. Он слышит только звук одного коло кола, своего, и не понимает вопросов, которые ему задают. Так как они предполагают иную систему, принципиальное сомнение, не существующие для него. Следовательно, он ве дет монолог, это и есть деятельность преподавателя. Нетер пимый к возражениям, он охотно позволяет себе уходить от темы, если не повторять утверждения, слово в слово воспрои зводящие то, что аудитория уже знает.

265

Век толп.

Сегодня педагогика предпочитает почву экономики. Весь язык, все мышление, - вся публичная речь развиваются на прокрустовом ложе этой науки - либеральной экономики. Так, в случае несогласия или конфликта с оппозицией, пред почитают больше не обращаться к широким историческим обобщениям, но анализируют природу происходящего, оппо ненту приписывают незнание реалий, неприкрытый идеализм и отсутствие чувства ответственности. Является ли это суж дение верным или ложным, о нем начинают говорить и мыс лить в духе Тарда:

" Сторонники правительства и оппозиционеры напомина ют своими качаниями столкновение на бирже между играющи ми на повышение и играющими на понижение. Сторонники пра вительства играют на повышение, а оппозиционеры играют на понижение в общественных дела.**"

Это сравнение тем более точно, что биржа играет роль барометра мнений и реагирует в указанном смысле. Француз ский психолог видел в этом закон. Это, конечно, закон, уста новленный с точки зрения меньшинства, которое руководит и принуждает, а не большинства, которое подчиняется и сопро тивляется .

Президент Республики в своих речах и публичных появ лениях обнаруживает некий педагогический стиль. Отсюда этот аргументированный язык, пронизанный повсюду цело мудренным чувством, этот отвлеченный лексикон, свойствен ный высокопоставленным чиновникам. Отсюда эти речи, изо билующие цифрами, процентами и подробностями. Посредством всего этого набора он предполагает прежде всего обучать, а затем убеждать. Это может дать положительный результат в мирное время, в кругах однородного политичес кого класса - мятежники выставляются за дверь. Однако было бы достаточно прихода другого лидера, который сумел бы преобразовать публики в толпы, для того чтобы пошат нуть заботливо выстроенное здание и увлечь Францию снова к демократии масс.

Эти различия среди прочих указывают направление, в котором развивается Пятая Республика. Вне всякого сомне ния, эта эволюция меньше затрагивает основы общества, а в настоящий момент экономику, чем природу политических форм объединения, деятельности и власти. Я лишь хотел вы делить психологические аспекты, которые постоянно забыва ют принимать в расчет в конкретных разборахRR. Не удиви тельно, что забывают, поскольку мешают их рассматривать и оправдывают этот предрассудок историческими и экономиче-266

Мнение и толпа

сними аргументами, что подтверждается успехом книжного рынка. Прогрессивным считается даже то, что способствует этой регрессии знания и фальсификации текущей политичес кой практики.

Одно безусловно: в течение десятка лет политические па ртии меняются. Согласно формуле Тарда, партии-толпы ста новятся партиями-публиками. На это нам указывают три признака. Прежде всего конкуренция, в которую они вступа ют, чтобы иметь доступ к средствам коммуникации и ими ов ладеть. Измерение своего влияния на телезрителей, слушате лей и читателей - таким образом, граждан! - является общим для них занятием. Этим объясняется мода на анкети рования. Измеряют пульс общественного мнения, переписы вают процент прослушивания радиопередач, учитывают на мерения голосующих, определяют отношения по тому или иному вопросу, об абортах или инфляции, работниках-иммигрантах или евреях. При этом не забывают о доле попу лярности политических деятелей с ее колебаниями. Каждую неделю газеты публикуют эти результаты, замещая общест венные дебаты, высказываясь за нас. Короче говоря, зондажи мнения путем опроса различных публик заменяют торжест венные и волнующие плебисциты, в которых подвергнуться риску может только один лидер, наделенный властью. В этих опросах можно было бы видеть простое статистическое упра жнение, в этих таблицах мнений - чистую информацию о состоянии людских умов. Автор "Французской демократии" напоминает нам о настоящей цели:

"Импульс и санкция содержатся во мнении. Именно оно ре шает, где кончается свобода и где начинается беспорядок*'*."

Затем практика изучения политического рынка - зна менитый американский маркетинг, - которая распростра няется, предвиденная и рекомендованная Тардом, и опреде ляет презентацию и выбор кандидатов. Собрав суждения, предпочтения статистической выборки людей, составляется обоснованный перечень их мнений. Они должны занять свое место в заявлениях каждой партии. Набрасывается портрет идеального избранника, на который каждый претендент дол жен быть похожим для того, чтобы вызвать доверие. Для этой цели претендент подвергается не только интеллектуаль ным манипуляциям, но также и физическому вмешательст ву-меняют зубы Миттерану, заменяют очки Ширака или Добре, не говоря уже о тех, о которых пишут в газетах.

Век толп

Кроме того, проведение агитационных кампаний перед выборами, мы это знаем в отношении социалистов и голлис-тов, определяется специалистами по рекламе и доверяется агентствам после количественного анализа рынка. Родилась целая индустрия образа, с учетом повторения выборов, чтобы позволить партиям и кандидатам обращаться к наиболее раз личным и меняющимся публикам. Зная, что гражданин, те лезритель или читатель прореагирует вначале как зритель, а затем - как избиратель, кандидаты отбираются с учетом перспективы их публичных выступлений. .Так, посмотрим список кандидатов ФДС?*. Речь идет, как пишет "Фигаро" 22 апреля 1979 г., о "научно установленной иерархии". Сопер ничество кандидатов, борьба течений, расхождение мнений, информирует нас та же статья, были выявлены без труда, "так как ФДС решил опереться на методы маркетинга, чтобы провести арбитраж, когда колебания или амбиции отравят атмосферу на переговорах. Первые двадцать пять из списка были протестированы в общественном мнении, и результаты этих зондажей повлияли на иерархию списка". Влияние кажется эвфемизмом для нажима. Мы знаем, что эта стратегия оказалась платной.

Наконец, по образцу средств коммуникации авторитет поляризуется в государстве, в партиях и в большинстве уч реждений. Повсюду организованная масса смешивается со своим руководителем. Можно было бы сказать, что всякая масса стала личной собственностью своего лидера. Устанавли вается привычка говорить "партия господина Марше" вместо "коммунистическая партия", "партия господина Ширака" вместо "народная республиканская партия". Система выбо ров, особенно президентских, представляет доказательства то го, что теперь достаточно только одного человека, чтобы заи нтересовать, убедить пятьдесят миллионов телезрителей или слушателей и воздействовать на Францию, тогда как раньше нужно было несколько сотен или даже тысяч.

Действительно, на политической шахматной доске есть место только для пяти или шести фигур, чтобы изображать правила прямой демократии, - другие являются пешками, быстро удаляемыми. Наблюдатели описывают эту эволюцию в терминах, которые обновляют благодаря современному и гораздо более абстрактному языку те же понятия психологии толп, в частности, Тарда, непогрешимого прорицателя:

''' Французский демократический союз - Прим, пер.

Мнение и толпа

"Первенство кандидата или лидера над политической группой, к которой он принадлежит, эта тенденция к персона-лизации власти, отмечаемая во всех ветвях исполнительной власти, объясняется тем фактом, что политическая коммуни кация все чаще основываетпся на системе обмена образами и си мволическими значениями. Распространение образов превраща ет избирательное поле в настоящий мир знаков, где хитрые подмастерья сокровенного смысла заместили картезианских ре-зонсло* "

Эти подмастерья, не столь уж хитрые, сознательно при меняют стратегии, которые создают им доказательства. Их не просят участвовать в противостоянии идей, мужчин и жен щин, как и в столкновении представлений со всем тем, что содержит церемониал, ритуал. И этим, по большей части, мы обязаны медна. Они рисуют великие мечты, обращают массы, тем не менее не заставляя их действовать. Они требуют толь ко одного человека, имеющего дарования руководителя и пу блициста, умение убеждать их, то есть обольщать.

Эти три характерные черты нашей политической систе мы не являются абсолютно вечными. Они не имеют никакого отношения ни к парламентской демократии, ни к демократии масс. В длительной перспективе все может измениться. Но в ближайшее время, несмотря на резкую критику, на анафему слева или справа, они соответствуют непрерывной эволюции.

Переход от демократии масс к демократии публик мог бы быть изображен гораздо более детальноR*. От одной к дру гой прослеживается непрерывность и трансформация полити ческой психологии. Они представляют много аналогий с тео риями Ле Бона и Тарда. Это делает их более конкретными. они кажутся извлеченными из почвы, где родились эти тео рии, и согласующимися с реальностью, которую эти теории предполагали и отчасти предвосхитили.

Итак, закроем скобки этих примеров и подготовимся к следующему этапу. Описанием толп, своей блестящей харак теристикой "души Люсе''*, Ле Бон создал новую психологию. Анализом подражания и коммуникации Тард распространил ее на всю совокупность общества. Итак, машина действует. Здание для нее построено, детали механизма собраны, первый материал, на котором будут работать, отобран. Как Голому - человеку, согласно легенде, созданному из глины пражским раввином, этой машине не хватает дыхания жизни, собствен ной побудительной силы. Итак, остается привести ее в дейст вие, объяснить "как" и "почему" этой психологии. Это мы найдем в творчестве Фрейда.

269

Век толп.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Самый верный последователь Ас Бона и Тарда: Зигмунд Фрейд