6. Изучите правила поведения учителя в конфликте с учащимися. Как бы Вы разрешили ниже описанную конфликтную ситуацию?

ДОМОРОЩЕННАЯ АНТИКОНФЛИКТНАЯ

ФИЛОСОФИЯ УЧИТЕЛЯ

(Я.Е. Молчанов)

ПЕРВЫЙ ЗАКОН

Знай хорошо ученика; вероятность конфликта с ним пропорциональна твоему незнанию.

ВТОРОЙ ЗАКОН

Помни, что на миру и смерть красна; учитывай наличие "публики", ученик часто работает на публику.

Следствие первое

Не выставляй ученика дураком и гадом перед товарищами.

Следствие второе

Разговаривая (выясняя отношения) в классе с одним, ты разговариваешь со всеми.

ТРЕТИЙ ЗАКОН

Ты учитель, старше и опытнее - будь старше и опытней; если есть возможность, не потеряв в столкновении достоинства, сдержаться - сдержись.

Следствие первое

Ребенок есть ребенок, он и реагирует как ребенок, ты - взрослый, реагируй, как взрослый.

Следствие второе

Не жди, что ученик будет тобой, он - не ты; у него своя версия, он неожидан, не ожидай, что он поступит, как поступил бы на его месте ты сам или другой ребенок.

Следствие третье

Не обращайся с ним как с ребенком, особенно начиная с 5 класса.

ЗАКОН ЧЕТВЕРТЫЙ

Не затягивай конфликт, старайся решить его побыстрее. Длительность конфликта пропорциональна трудности его разрешения.

Поправка первая

Иногда "решение" конфликта - ничего не предпринимать - не лезть в душу, оставить в покое или дать помучаться ("отсроченное наказание").

Поправка вторая

Иногда "решение" - сам конфликт: ты вскрываешь нарыв.

ЗАКОН ПЯТЫЙ, ГЛАВНЫЙ

Совершенно правильных и общеприменимых законов в педагогике нет. Если совесть, интуиция и опыт подсказывают другое решение - нарушай закон.

Из дневника Валерия Андреевича

У меня произошло ЧП в 6 "А" классе. В учебнике есть упражнение по развитию речи с заданием описать внешность знакомого человека. Еще когда ребята писали, я обратил внимание на какой-то ажиотаж вокруг Аристова. Смешки, переглядки. Особого значения этому не придал. Это упражнение уже выполнял другой класс, и почти все писали друг о друге - повеселились.

С 6 "А" я дружу. Это мой любимый класс. Самый умный. Самый бойкий. Кому же как не им, на таком упражнении веселиться.

Наконец написали. Объявляю, что две работы обсудим. Кричат: "Спросите Аристова". "Ну, давай, Толик, - говорю, - читай, публика требует".

Аристов, живой, черненький. Кучерявый - цыганистого вида, весь как на шарнирах, встает, счастливо улыбается в предвкушении, очевидно, предстоящего эффекта, читает.

По мере того как он читает, я чувствуют, как внутри у меня холодеет. Я знаю - это первый симптом накатывающего гнева. Аристов читает про меня. Он дает мой портрет. Но такой портрет…одно ухо у меня с детства оттопырено. У Аристова звучит фраза: "Лопоухая дворняга". Еще у меня небольшой шрам на правой брови. В четыре года я упал и ударился о выхлопную трубу стоявшей во дворе машины. Мама рассказывала, как меня, с залитым кровью лицом…впрочем, это не важно. Аристов лепит какую-то совершенно дурацкую историю. "Человек, которого я описываю, был бандитом. В смертельной схватке его волосатая рука тянулась к пистолету…" вот такой бред: "откляченная спина", "слюнявые губы" - не буду повторять.

Тогда я…

7. Охарактеризуйте описанные в повести типы учителей. Какой стиль взаимодействия с учащимися утверждает каждый из них? Как личностные качества, стиль деятельности того или иного пе­дагога отражаются на воспитании детей, их отношении к школе, учи­телю?

«Из кабинета литературы отчетливо слышен громкий, твер­дый голос Умецкой: "В образе накопителя, рыцаря копейки Чи­чикова Гоголь хотел..." А ведь десять лет назад моя бледненькая однокурсница Аллочка получала свои "тройки" только потому, что великодушные преподаватели не хотели омрачать сессию де­вичьим обмороком. Разговаривала она тихо, точно боялась соб­ственного голоса.

Помню, как во время весенней практики Алла обиделась на непослушных ребят, расплакалась и выбежала из класса. На итого­вой конференции заведующий кафедрой, анализируя этот печаль­ный случай, трясся от негодования и предлагал Умецкой сменить пока не поздно, профессию. Доцент был историком дальневосточ­ного пионерского движения и не мог предвидеть, какой станет Алла, какая твердость появится в голосе, в глазах, в походке. <...>

Дальше по коридору — кабинет математики. Борис Евсеевич говорит тихо и монотонно: из коридора слов не разберешь. Но время от времени за дверью раздается дисциплинированный смех, который также организованно обрывается. Не знаю, чем можно рассмешить на уроке алгебры, но известно, что ученикам Коти­ка, подающим документы на мехмат, забирать их оттуда не при­ходится. А ведь, как говорится, статистика не учитывает армию абитуриентов, подготовленных Борисом Евсеевичем в свободное от работы время.

Из кабинета биологии, где ведет урок Полина Викторовна Ма­невич, слышен ровный гул: учитель говорит о своем, дети — о своем. Полина Викторовна — тонкая светская женщина, нагрузка у нее маленькая, и зарплату она с улыбкой называет "косметичес­ким пособием". Маневич дважды сходила замуж, и того, что бро­сили на поле брака в страхе бежавшие мужья, ей хватит надолго. Она ведет светскую жизнь, постоянно толкается на приемах, пре­мьерах, вернисажах, запросто достает книги, которые мы, греш­ные, видим только на международных ярмарках, но при всем при том на ее уроках стоит совершенно оловянная скукотища.

А вот в кабинете истории — творческий беспорядок, слышно, как ребята шумно доказывают недоверчивой Кларе Ивановне Опрятиной необходимость установления абсолютной монархии в сред­невековой Франции. Дискуссии и педагогические эксперименты — ее слабость. Ученики Клары Ивановны, надо сказать, имеют пред­ставление о том, что кроме борьбы производительных сил с произ­водственными отношениями, в истории случались и другие любо­пытные факты. Я дважды сидел на уроках Опрятиной, и мне каза­лось, что вот сейчас она поинтересуется: "А что по этому поводу думает некто Петрушов?". На всякий случай я начинал прикиды­вать, как смогу ответить, и покрывался испариной, обнаруживал, что давно разучился отвечать, а умею только спрашивать. <...>

Дверь следующего класса распахнута настежь, значит там как раз дает урок директор школы Станислав Юрьевич Фоменко. Еще в институте Стась был комиссаром сводного стройотряда и уже тогда обещал вырасти в крупного организатора наших побед. Вот и сейчас, вытягивая из оцепеневшего ученика глубоко запрятан­ные знания, Фоменко продолжает руководить детским учрежде­нием. За учительским столом сидит печальный завхоз Шишлов и заполняет ворох бумаг.

Стась державно расхаживал по классу и одинаково пристально следил за тем, как на доске решается система линейных уравне­ний и как продвигается дело у Шишлова. <...>

В кабинете химии у Евдокии Матвеевны Гириной, в просторе­чии — Гири, кого-то шумно выгоняли из класса.

— Нет, ты выйдешь! — истошно приказывала Гиря. Судя по голосам, класс поддерживал товарища, который ни за что не хотел отрываться от суммы знаний, накопленных чело­вечеством. Говоря языком химических терминов, за дверью шла бурная реакция — и было неизвестно, кто в конце концов выпа­дет в осадок. Поскольку там за право на образование боролся мой девятый класс, я решил вмешаться.

У порога, судорожно сжимая в одной руке портфель возмути­теля спокойствия, а другой указывая теперь уже не на дверь, а на меня, стояла Гирина: лицо бордовое, в глазах слезы, очки запо­тели. Нарушитель (опять Кирибеев!) монолитно сидел на своем месте, образуя со столом единое целое.

— Тогда уйду я! — бросила последний довод Евдокия Матвеевна.

— Портфель-то оставьте! — ответил наглец. <...> В кабинете физики стояла мертвая тишина: наверное, Лебедев дал классу самостоятельную работу и читает в оригинале Агату Кристи. Язык он знает получше нашего англичанина — почасови­ка Игоря Васильевича...»

Поляков Ю. Работа над ошибками // Юность. - 1986. - № 9. - С. 5 -6.