4. Особенности питания.

ЦАРСКИЕ ОБЕДЫ: Когда настает время обеда, то к столу не трубят, как делает­ся это обыкновенно при других дворах, но один из прислужников бежит на кухню и в погреб и громко кричит: «Государю куша­нье!» — т.е. великий князь хочет кушать. Тогда тотчас же все готово. Их царские величества садятся за стол одни; если же к столу приглашается патриарх или другие большие господа, то для них приготовляется особо, по сторонам царского стола. Ку­шанья, которых бывает до 50-ти и более, не все ставятся на стол великого князя, но их держат на руках слуги, приподняв их вверх, и по возвещении о них стольником, какого кушанья его царское ве­личество пожелает, то и подается и ставится на стол, остальные

же блюда, как кушанья пожалованные, рассылаются некоторым господам и слугам как немцам, так и русским, в особенности госпо­дам докторам, лейб-медикам и врачам (Олеарий, с. 263— 264).

За столом царю прислуживают трое или четверо испытан­ных слуг, которые подают и убирают кушанья, которые прино­сятся к дверям столовой другими придворными слугами. Они же и пробуют кушанья и напитки. Перед началом обеда начальник стольников или придворных слуг подает к нему знак, ударяя пал­кой по деревянной доске. Обедает царь обыкновенно один, но ужинает вместе с царицей. В торжественных случаях, когда к столу приглашаются чужеземцы или свои вельможи, то обеды устраиваются необычайно роскошно и блестяще. Тогда длинные ряды более важных придворных лиц стоят, тесно сплоченные, неподвижно по всему дворцу в широких шелковых, изукрашен­ных дорогими камнями одеждах, а другие наподобие легковоо­руженных воинов, одетые полегче, задыхаясь бегают взад и впе­ред. Тогда каждая зала, обтянутая шпалерами из разноцветного шелка, сотканными горящими драгоценными камнями и золо­том, являет поистине царский вид и открыто, конечно, тогда щеголяет множеством самых дорогих и разнообразных блюд и напитков (Рейтенфельс, с. 87).

ЕДА И ПИТЬЕ: Обыкновенный образ жизни московитян, даже и знатных, ни­когда не нарушает правил умеренности. На длинный и узкий стол, покрытый скатертью из плохого льна, ставятся уксусница, пе­речница и солонка. Каждому из обедающих кладут ложку и хлеб, но только не всегда, а тарелки, салфетки, ножи и вилки не кла­дутся никому, кроме знатных. Потом подаются кушанья, каждое порознь, одно за другим и во множестве, если много гостей; блюда одинакового вида у всех почти знатных и других людей побогаче оловянные, также, как и весь столовый прибор, и по неряшеству прислуги запачканные. Начало обеда делает водка. Первую по­дачу кушанья составляет холодная вареная говядина, приправ­ленная уксусом и сырым луком. Другие потом кушанья подают­ся либо вареные, либо жареные, либо с подливой, но ни в одном нет недостатка в больших приемах чеснока и лука, которые у московитян самые изысканные возбуждающие вкус средства. . Обголодавши все мясо кругом какой-нибудь кости, они бросают ее обглоданную опять в то же блю­до, из которого взяли ее с мясом; туда же, потряхивая рукой, отряхают и приставшую к пальцам слюну, которая отделилась во рту от глоданья и смешалась с подливой. Напитки у них раз­ные: вино, пиво, которое пьют редко, всякие меды в более час­том употреблении и водка, составляющая начало и конец обе­да. Для этих напитков назначены и разные, особенные для каж­дого сосуды: братины, кубки, кружки, чаши, стопы, рюмки, чарки, стаканы, все большей частью оловянные или деревянные, ред­ко серебряные, да и те почерневшие и грязные, потому что за­бота, чтобы они не истерлись, не позволяет московитянам их чистить. Когда же захотят дать пир друзьям, тогда выставляют на показ все, что есть у них; считают, что пир не пышно устроен или не искусно приготовлен, если вместе с мясом и птицей не подано будет множества блюд с разной рыбой, за которую мос-ковитяне, хотя и из грубой роскоши, платят дорого. Впрочем, они не с таким тонким вкусом, чтобы бросать эту рыбу или брезго­вать ею, если она, по обыкновению, и испортилась. О сладких закусках (десерт) после обеда московитянам и заботы нет, пото­му что пока еще придет пора подавать их, они больше уже не находят для них места у себя в желудках, раздувшихся от начин­ки пищей. Предел питью полагает одно опьянение, и никто не выходит из столовой, если его не вынесут. В продолжение стола вдруг разражаются самой звонкой отрыжкой с отвратительным запахом непереваренной смеси чеснока, лука, редьки и водки, и эта отрыжка с позволения стоиков, представляющих полную сво­боду ей и чревобесию, сливаясь с громозвучными испарениями их желудков, обдает окружающих самым вредным спертым смра­дом. Носовой платок держат не в кармане, а в шапке, но за сто­лом сидят с открытыми головами, так что когда нужно бывает высморкаться, за отсутствием платка, должность его исправля­ют пальцы, которые вместе с ноздрями вытирают потом ска­тертью. Речи разговаривающих, как людей не образованных ни­какой школой или грамотностью, — решительный вздор, очень часто оскорбляющий порядочный слух. Злословие, восхищение самыми мерзкими делами или наглым хвастовством, которое порочит честное имя других, составляют замечательные изре чения и остроты многих речей. Иной раз на этих пирах не быва­ет недостатка и в подарках своего рода. Всегда входит в столо­вую и жена хозяина в самой нарядной телогрее и во всем женс­ком убранстве в сопровождении двух или многих прислужниц; она подает знатнейшему из собеседников чару водки, омочив в ней края своих губ. А пока пьет он, она поспешно уходит в свою комнату, надевает на себя другую телогрею и тотчас же прихо­дит назад, для исполнения такой же обязанности к другому со­беседнику. Повторив этот обряд с каждым из прочих гостей, по­том она всегда становится у передней стены, стоя там с опу­щенными на пол глазами и сложив по бокам свешенные вниз руки, она отдает терпеливые уста поцелуям собеседников, ко­торые подходят к ней по степени своего достоинства и от кото­рых так и разит неприятным запахом всего, что они ели и пили (Майерберг, с. 35—37). Во всей Московии крестьяне голод утоляют хлебом пшенич­ным, ржаным, бобами с чесноком, а жажду— водой, в которойзаквашена мука, или свежей, зачерпнутой из колодца или из реки. При таком скудном питании они жадно, как никто другой, пьют водку, считая ее нектаром, средством для согревания и лекар­ством от всех болезней. Когда они захотят устроить роскошный пир, то варят похлебку из воды и нескольких изрезанных листов капусты; в случае, если это блюдо им не приходится по вкусу, то они наливают в него много кислого молока. Они доят коров, с которыми живут вместе в одной избушке, только ради этого, не умея совершенно готовить сыр, хотя бы в малом количестве, Коровье масло (которое они готовят также жидким, так что оно никогда не твердеет) они отдают в пользу своих господ (Рейтенфельс, с. 138).

Здесь очень много бедного люду, среди которого ежедневно умирают от недостатка пищи, так что жалко смотреть на это. В непродолжительное время, в эти два года, было похоронено до 80 лиц молодых и стариков, умерших исключительно от недо­статка еды; имей они достаточно соломы и воды, они бы как-нибудь перебились; очень многие вынуждены высушивать со­лому, утрамбовывать ее, делать из нее хлеб или есть ее вместо хлеба. Летом они порядочно перебиваются злаками, травами, ко­реньями; древесная кора — вкусная для них пища. (Неизвстный англичанин, с. 28—29).