1 Приводимый больной прослеживался автором в течение 26 лет и был опи­сан в книге «Потерянный и возвращенный мир». — м., 1971 (английский пере­вод «a man with a shattered world», 1972).

тироваться в пространстве, узнавать буквы, слова и цифры, не мог читать и считать. С трудом понимал обращенную к нему речь¹.

Постепенно эти явления стали претерпевать обратное развитие, и к моменту начала наблюдений (через 3 месяца после ранения) у него обна­ружилась четкая картина семантической афазии с выраженными трудно­стями припоминания слов (эти явления описаны выше) и отчетливыми на­рушениями понимания логико-грамматических конструкций.

Больной хорошо понимал отдельные слова и лишь иногда колебался при попытках уточнить их значение, активно искал способы сформулиро­вать значение слова; нередко ему требовалось значительное время, что­бы побочные слова, возникающие при назывании слова, тормозились и значение отдельных слов становилось ясным.

С такой же (или даже еще большей) легкостью он понимал простые фразы, выделенные из живой речи и представляющие простую коммуника­цию события (типа Дом горит, Собака лает. Мальчик ударил собаку. Де­вочка пила горячий чай, Доктор дал больному горькое лекарство и т.д.). Синтагматические связи, с помощью которых выражаются соответствую­щие события в развернутой речи, остались для этого больного полностью доступными.

Совершенно иная картина возникала, когда мы переходили к исследо­ванию того, как этот больной понимал грамматические конструкции, со­ставляющие коммуникацию отношения и включающие в свой состав уже описанные выше сложные формы соподчинения, формулировку простран­ственных или сравнительных отношений, особенно если они носили «об­ратимый» характер и если их декодирование должно было опираться на чисто формальные морфологические признаки, формулирующие отноше­ния (флексии, предлоги, порядок слов и т.п.).

Так, у больного даже после длительного и многократно повторявшего­ся восстановительного обучения оставались грубейшие трудности в по­нимании сложных логико-грамматических конструкций. В ответ на просьбу сказать, что означает конструкция брат отца он беспомощно говорил: «Вот... брат... и отец... а вот как вместе?.. — не могу схватить...». Есте­ственно, что различение обратимых конструкций брат отца и отец бра­та оставалось полностью недоступно больному, и в ответ на предложе­ние сказать, чем они различаются, он повторял: «Отец брата... брат отца... и тут отец — и тут отец; и тут брат — и тут брат... не знаю, в чем разница...».

Аналогичные трудности возникали у него при попытках понять инструк­цию нарисовать две фигуры в заданном положении, например круг под кре­стом. Он рисовал их в том порядке, в котором были расположены слова, сначала рисуя круг, а затем подрисовывая под ним крест и растерянно по­вторяя: «Вот... круг... значит, круг! и под... под, значит, под!., и крест... зна­чит— под— крест!..».

Не меньшие трудности вызывало у него понимание сравнительных кон­струкций. Когда больному предлагалось оценить, какая из двух конструк­ций правильна: «Слон больше мухи» или «Муха больше слона», он беспо­мощно повторял: «Нуда... слон — он большой... муха— маленькая... а вот