4. Писатель к.С. Петров-Водкин.

В Детские годы Петров-Водкин сблизился с рядом писателей и деятелей искусства (В.Я.Шишков, А.Н.Толстой, композиторы Ю.А.Шапорин. Г.Н.Попов, В.М.Богданов-Березовский, литературовед Р.В.Иванов-Разумник, к которым постоянно наезжали из Санкт-Петербурга О.Д.Форш, К.А.Федин, М.М.Пришвин, Б.М.Эйхенбаум и многие другие). Общение с кругом детскосельских писателей и даже прямые побуждения с их стороны послужили толчком к началу работы Петрова-Водкина над задуманной им автобиографической трилогией. Позднее, вспоминая, что к 1928 году болезнь превратила его в «полуинвалида», художник говорил: «И вот тут Шишков, Алексей Николаевич Толстой и Федин надоели мне: пиши и пиши!» Первая часть трилогии - повесть «Хлыновск», начатая в 1928 году, вышла из печати в конце 1930 года. Спустя два года Петров-Водкин закончил вторую часть, названную им «Пространство Эвклида». К третьей «Самаркандия» он только приступил, когда временное улучшение состояния здоровья вернуло его от литературы к живописи. Волей обстоятельств трилогия превратилась в дилогию. Начав с истории и жизнеописания дедов и родителей, Петров-Водкин повествует в ней о своем рождении, поре младенчества и отрочества, а затем в «Пространстве Эвклида» о годах учения в Саратове, Петербурге и Москве, о поездках в Мюнхен и Италию, расставаясь с читателем на склоне огнедышащего Везувия. Задумав рассказать о своей «жизни в искусстве», автор успел показать в повестях не столько саму эту жизнь, сколько путь к искусству, освещенный и осмысленный зрелым, давно сложившимся художником. В ходе обстоятельного и вместе с тем лирического повествования о своем детстве, отрочестве, юности, возмужании Петров-Водкин раскрывает перед читателем процесс формирования в нем художника: человека особого строя души, чуткого к добру и красоте в природе и людях, бьющегося над сложными вопросами искусства и мироздания.

Своеобразный склад ума, оригинальный и яркий литературный дар, погруженность в проблемы искусства и очевидная склонность к самостоятельному анализу самого широкого круга явлений - все это позволило Петрову-Водкину насытить повести множеством интересных наблюдений, соображений, острых, быть может, не всегда справедливых, но глубоко личных и принципиальных характеристик. Автобиографическое повествование постоянно перебивается мыслями об искусстве и об отдельных художниках, о способах изображения видимого мира, о поведении человека в момент опасности и снова об искусстве в самых различных его аспектах. Так рассказ о юности и возмужании автора превращается местами то в исповедь художника, то в декларацию его профессиональных взглядов, то в изложение представлений о той или иной, нередко весьма далекой от искусства области. Наконец, и это немаловажно, повести (главным образом «Пространство Эвклида») дают ценнейший материал для понимания художественной атмосферы и многих частных вопросов жизни искусства конца 1890-х - середины 1900-х годов в России. Среди многочисленных отступлений от нити автобиографического повествования наибольший интерес представляют те, в которых автор теоретически обосновывает некоторые существенные закономерности восприятия и передачи в живописи и рисунке пространства, цвета, предмета, - закономерности, которые он широко использовал в своем искусстве и понимание которых может многое объяснить в его произведениях. Эти главы и страницы тем более важны, что по всем вопросам искусства Петров-Водкин имеет ясную позицию и пишет с отличным знанием профессионального ремесла художника. Во всех своих высказываниях и характеристиках людей, событий, явлений, специфических проблем, встающих перед ищущим живописцем, Петров-Водкин раскрывается как творческая личность и мыслящий художник. Они остры, рельефны, в них отражается совершенно оригинальный и порой неожиданный ход его рассуждений, они по-своему логичны, нередко тенденциозны и всегда целеустремленны, ибо даны с определенных, глубоко продуманных художнических позиций. По своей сути они представляют великолепный комментарий к его искусству. Рассматривая автобиографические повести Петрова-Водкина, необходимо остановиться на многочисленных рисунках пером, сопровождающих текст. В «Хлыновске» это заставки и концовки, в «Пространстве Эвклида» - формально не регламентированные наброски, рассыпанные по страницам книги и позволяющие читателю еще более полно почувствовать атмосферу, в которой проходила молодость художника. В «Самаркандии» рисунки-воспоминания воссоздают образы многих людей, с которыми сталкивала его судьба, людей известных и безвестных, случайных попутчиков и друзей всей жизни, хвалынских иконописцев и титанов Возрождения, чьи тени неотступно вставали в воображении Петрова-Водкина в Италии. А наряду с ними превосходные типажи различных исторических эпох, упоминаемых в книге, и те же полужанровые сценки, поясняющие какие-то рассуждения автора. Свободные по форме, сохраняющие память художника о событиях и переживаниях давних лет.