Экспрессивная лексика осетинских народных сказок.
2.1. Экспрессивность как лингвистическая категория
Вначале мы обратимся к понятию экспрессивности. Традиционно под термином «экспрессивность» понимается «совокупность семантико-стилистических признаков единицы языка, которые обеспечивают ее способность выступать в коммуникативном акте как средство субъективного выражения отношения говорящего к содержанию или адресату речи» (6, с.102).
Одна из первых – статья В.И.Абаева «Мимео-изобразительные слова в осетинском языке», в которой автор рассматривает мимемы как единицы с ярко выраженным коннотативным компонентом. Отдельные вопросы экспрессивности рассматриваются в работах: в области морфологии и лексикологии [Токазов, Техов, Гуриев, Гагкаев, Джусоева], фразеологии [Дзодзикова, Габараев, Техов, Исаев, Цопанова и др.], синтаксиса [Каражаев, Цопанова, Джусоева, Кудзоева и др.], стилистики [Гагкаев, Цопанова].
Впервые осетинскую лексику с позиции ее экспрессивной функции в речи рассмотрел профессор Гагкаев К.Е. в статье «Из области стилистики и семантики осетинского языка», в которой он, анализируя язык и стиль художественных произведений, выделяет несколько лексических групп, среди которых и оценочная, эмоционально-экспрессивная лексика, по своей тональности выражающая «интимно-ласкательные, иронические, уничижительно-презрительные и другие аналогичные оттенки речи» (5). Ученый, используя семантико-стилистический принцип классификации лексики, выделяет три лексических разряда, в том числе, «эмоционально-экспрессивную лексику (слова с эмоцией нежности, ласки, грубые, шутливые, бранные и т.д.)», обозначенную им как отдельный разряд наравне с общеупотребительной лексикой и лексикой различных стилей литературного языка.
Более подробному и внимательному анализу экспрессивная лексика подверглась в статье «Основные типы экспрессивов осетинского языка и средства их образования» (8), в которой авторы описывают экспрессивы осетинского языка с позиций стилистической классификации и рассматривают основные средства образования экспрессивов.
2.2 Средства выражения экспрессивности в осетинских народных
Сказках
В создании экспрессивного текста едва ли не самую главную роль играют лексические средства. Они являются основными элементами фразы и носителями различных коннотативных (коннотативность: дополнительное содержание лексической единицы, которое накладывается на её основное значение) компонентов, сочетание которых в большинстве случаев порождает экспрессию.
Необычайно богаты и разнообразны по своей силе и эмоциональной насыщенности различного рода обращения, выполняющие коннотативную функцию. Они могут быть различными по своей семантике, различными по способам (точнее признакам) образования, могут принадлежать различным стилям речи, но очень важно то, что присутствие только лишь экспрессивных обращений достаточно для создания экспрессивной атмосферы всего высказывания-реплики. «Благодаря обращению реплика приобретает определенную направленность и способствует установлению того эмоционального отношения к адресату реплики, который испытывает к нему говорящий» (9, с.75). Исходя из выше сказанного, можем говорить о том, что слова, выступающие в качестве обращений, несут особую экспрессивность, так как они произносятся не только для называния адресата, но они привносят в речь эмоциональность.
В роли обращения часто выступает собственное имя человека. Персонажами осетинских народных сказок являются представители трудового народа и привилегированных слоев, фантастические существа, олицетворенные явления природы, абстрактные понятия, животные. Все это – художественные образы людей и антропонимизированные существа. Антропонимы служат средством номинации и индивидуализации персонажей сказок. Имена персонажей указывают на их особенности: социальные, психологические, физические, возрастные, функциональные, поэтому они тщательно отбираются из реального именника или создаются специально и присваиваются персонажам соотносительно с их своеобразием. Например, Коса сауджын (Лысый поп), Сайæгой (Лгун) – принадлежит лживому, Уылынг (Пядь) – человеку небольшого роста и др. Таким образом, антропонимия сказок стилистически функциональна, т.е. имена не только выделяют персонаж, но и подчеркивают какие-либо его признаки, черты и особенности, имеющие важное значение для характеристики образа.
Заметим, что антропонимия (имена действующих лиц) осетинских народных сказок не столь обширна, так как не все персонажи имеют имена. Так, например, в сборнике «Осетинских сказкок» (14) имеются 24 волшебные сказки. Из них личные имена встречаются лишь в 10. Из 16 новеллистических сказок того же сборника личные имена имеются только в 5. Здесь могло сказаться то, что сказки передавались от поколения к поколению, из уст в уста, т.е. в устной форме, и в ходе этого забывались имена действующих лиц. Многие безымянные герои выделяются описательными средствами, таким образом мы получаем о них информацию. Например: Царди-уыди иу зыд лæг… (Жил-был жадный мужик); Уыдис дын иу къæрных (Был один вор); Раджыма-раджы цардысты æмæ уыдысты мæгуыр лæг æмæ ус (Давным-давно жили-были бедные муж и жена) и т.д.
Встречаются имена, семантически определенным образом соотносящиеся с различными нарицательными словами: Æрæджиау (Запоздалый) «Æрæджиау æмæ йæ авд æфсымæры» («Запоздалый и его семеро братьев»), Амæйфыддæр (Самый непутевый ) «Амæйфыддæры аргъау» («Сказка про самого непутевого»). В качестве некоторых личных имен используются названия абстрактных понятий. Например: Зонд (Разум) æмæ Амонд (Счастье) «Разум и Счастье». Кроме того, антропонимы могут содержать в себе и эмоционально-эстетическую оценку персонажа. Для этого могут использоваться разные средства, например, эмоционально-экспрессивная окраска имени с положительной оценкой: Зондаби (Умник), Агуындæ рæсугъд (Красавица Агунда) и др.; для отрицательных – с отрицательной оценкой: Сæтой (Слюнявый) и др.
В осетинских народных сказках встречаются и личные имена, причем только мужские, связанные со словами, обозначающими понятия из животного мира. Например: Уари (Сокол), Саукуыдз (Черная Собака) и т.д. Здесь прослеживается один из самых древних обычаев осетинского народа – наречение новорожденного мальчика. Вот что пишет по этому поводу Б.А. Калоев: «Рождение девочки встречалось без всякой радости. Даже выбор имени носил отпечаток пренебрежения: Налхъуыдтæ (Не нужна была), Цæмæнхъуыдтæ (Зачем ты была нужна). Мальчику же нередко с целью оберега давали имя Саукуыдз (Черная Собака), Мухтар (имя собаки) и т.д.» (12, с. 224).
Заметим, что почти у всех кавказских народов собаке приписывается способность отгонять злых духов, причем особенной силой в этом отношении обладает черная собака. Вера в магическую силу имен сохранилась у осетин и до настоящего времени. И сегодня встречаются имена Саукуыдз (Черная Собака), Куыдзæг (от куыдз «собака»), Гæбыла (щенок) и др.
Говорящий, избегая прямого обращения по имени, вынужден находить именно то слово, которое соответствовало бы или характеру, или внешнему виду, или тому чувству и эмоциям, которые вызывает в нем адресат. В результате достигается особая экспрессивность в тексте. Скажем, гукъуна – ласкательное обращение к девочке; фæныкгуыз «бездельник, домосед»; гормон «бедняга, жалкий, бедолага» и т.д. («Фæныкгуызы аргъау»).
Среди существительных можно выделить несколько групп по тому, с какой стороны они характеризуют человека, предметы, явления. Например, слова, обозначающие моральные качества: мæрдкъах «мародер», лæвархор «дармоед, паразит», фыдзыкъуыр «задира, забияка», джауыр «гяур, иноверец» и др. Цом, уæдæ мын бацамон, йæ мард кæм ныгæд ис, уый. Джауыр, мæ усы мын амарын кодта. («Схъæлдзæбуджы аргъау»), («Сайæгойы аргъау», «Къæрных æмæ ахуыргонд», «Æртæ къæрных æфсымæры», «Сайæгой», «Амæй фыддæры аргъау», «Зыд лæг» и др.).
Эти и другие слова, включающие в себя такие объемные значения, обладают высокой образностью, которая способствует как раз достижению экспрессии в речи, помогают выразить «трудно объяснимое». Вместе с тем, как считает К.Е. Гагкаев, «помимо своего основного значения всякое слово (а эмоционально нагруженное, в особенности) в нашем сознании очень часто вызывает что-то веселое или приятное, смешное или удивительное – одним словом, дополнительные чувства и эмоции» (5, с.15).
В осетинских народных сказках широко используются различные стилистические фигуры и тропы. Особенно распространены метафорические слова, значение которых, как правило, экспрессивно, так как в них заложены оценочно-характеристические признаки. Употребление таких слов в разговорно-бытовом общении настолько привычно, что некоторые из них утрачивают первоначальную семантику и остаются со своим эмоционально- экспрессивным значением: бутъро «гнилое дерево», употребляется в значении бесполезного, нехорошего человека; хъaзæнхъул «альчик для игры», так называют весельчака, остроумного человека и др.
Для обозначения движения часто употребляются слова с собственно нейтральным значением, эмоционально не загруженным: афардæг уæвын, алæгæрдын, адарын, асхойын и др. Эти слова способны создать яркий образ совершаемого действия, в большинстве случаев они используются в непрямом значении и становятся экспрессивами. Их привычнее слышать в переносном значении, чем в их прямом значении: Йæхæдæг дунейы фос раскъæрдта йæ хæдзармæ æмæ афардæг («Схъæлдзæбуджы аргъау»).
Другое семантическое поле образуют слова, обозначающие процесс воспроизведения звуков, характеризующие акт речи. Они, так же, как и единицы других полей, отличаются друг от друга своими эмоционально экспрессивными оттенками: нæтын, ниуын, тъизын, хъиу-хъиу кæнын и др. Эти слова содержат различную оценку и степень эмоциональности, при использовании их в тексте они становятся яркими экспрессивами, отличающимися образностью, выразительностью: Къупец æмæ йæ ус æрдиаг кæнын райдыдтой, уæдæ цы уыдаид! («Схъæлдзæбуджы аргъау»). Дæ зонд фæцыд, æви цытæ лæхурыс? («Сайæгойы аргъау»). Фæлæ, æвзæры кой куыд ахæлиу вæййы дзыллæйыл, афтæ атауыс вæййы хорзы кой дæр, сгуыхт хъуыддаг дæр уайтагъд айхъуысы бæстыл («Æнувыд ус»).
Слова в приведенных примерах обладают разной стилистической окрашенностью, но все они, несомненно, яркие экспрессивы. Образность, которая возникает при обозначении акта говорения, позволяет выражать эмоциональное отношение говорящего к предмету речи и его состояние.
В семантическом поле, выражающем поведенческую характеристику действий лица, предмета, в большинстве случаев экспрессия чувствуется даже вне контекста: хъеллау кæнын, дзойтæ кæнын, дзедзрой кæнын и др.
Много глаголов в осетинских народных сказках являются потенциально экспрессивными, так как их основное значение не экспрессивно, не эмоционально, но при частом метафорическом употреблении за ними закрепляется приобретенное контекстное значение. Вместе с переносом признаков и свойств одного действия на другое, на слово накладываются дополнительные эмоциональные смыслы, появляющиеся при этом. В них, как правило, помимо названия самого действии, содержится информация о качествах совершаемого действия: силе интенсивности, скорости, способе и других признаках.
Приобретенные значения имеют глаголы в предложениях: Паддзахы уатмæ бацыдысты, уым паддзах йæ дарæс феппæрста æмæ йæ лæппу базыдта, кæрæдзиуыл ныттыхстысты («Уарзæттæ»); Голладжы ком феуæгъд ис, чызг голлагæй ралæсти, йæ ком ын фæстæмæ бабаста, йæхæдæг алыгъдис. («Мæгуыр лæг æмæ еууы къус»).
Продуктивным способом словообразования является словосложение. Глаголы, образованные путем словосложения, обладают образностью и выразительностью:
один вид сложных экспрессивных глаголов составляют глаголы с односложной (односоставной) именной частью, для которых характерно удвоение второго и третьего согласных звуков: Йе ‘мбал хуыррыттытæ æмæ пыррыччытæ кæны, уый дæр æй нал æндæвта;
2) другой вид сложных экспрессивных глаголов имеет в именной части редупликации (редуплика́ция (позднелат. reduplicatio – удвоение) – фономорфологическое явление, состоящее в удвоении начального слога, основы (полностью или частично) или слова). При этом возможно наличие собственного лексического значения при использовании одной из частей редуплицированного имени, т.е. каждая из редуплицированных частей может быть лексически значимой: Кусæджы тъæпп-тъæпп дардмæ хъуысти; а могут и не быть: Бон дзир-дзур байдыдта, æмæ фæйнæрдæм фæлгæсынц, зæгъгæ, мыййаг нæ уæйыг куы расура («Æртæ æфсымæры æмæ сохъхъыр уæйыг»).
Несомненно, что яркими по своей природе остаются слова, образованные по принципу звукоподражания. Элемент звукоподражания довольно часто встречается в экспрессивных глаголах осетинских народных сказок: Тæрхъус асæпп-сæпп кодта æмæ нал фæзындис, уæдæ цы уыдаид? Хъæуы уынг тъыбар-тъыбур, куыйты рæйын фестади æваст.
Широко используются в осетинских народных сказках фразеологические обороты, которые значительно обогащают их содержание благодаря тому, что несут значительную экспрессивную нагрузку: Уастырджи сæм дары йæ хъус («Уастырджи æмæ æртæ æфсымæры»), Сауджынæн фыццагдæр йæ уд уади, рынчыны, зæгъгæ, уый сдзæбæх кодта æмæ йæхицæн фылдæр æхца исдзæн («Сауджын æмæ Уастырджи»), Зыд лæг цинæй марди («Зыд лæг»), Исдугмæ ком нæ лæвæрдта зæронд ус Иунæгæн («Иунæджы кадæг»), Уыйфæстæ Уастырджи йæ урс бæхыл фурды былтыл араст ис, кæсы, фурды былыл чызг æмæ йæхи кæуынæй мары («Цæмæн у Уастырджи лæгты дзуар»), Иу бакастæй кæрæдзи зæрдæмæ тынг фæцыдысты æмæ кæрæдзи бауарзтой («Уарзæттæ») и др.
Во многих сказках высокий накал эмоциональной экспрессии достигается благодаря использованию диалога и прямой речи, которые помогают читателю более четко представить реальность.
Подведем итог. На приведенных примерах из текстов осетинских народных сказок нами установлено, что в языке устного народного творчества многие языковые единицы часто приобретают семантические функции, нередко выходящие за рамки функций, закрепленных за ними в языковой системе. В конкретных языковых ситуациях слова, имеющие экспрессивно-стилистическую окраску, служат незаменимым средством типизации описываемых явлений и индивидуализации персонажей. В значительной степени это усиливает эстетическую роль слова, что в итоге создает у читателя ощущение реальности описываемых событий.
Анализ показал, что использование экспрессивных средств в осетинских народных сказках придает их сюжетам яркую самобытность и по их содержанию, и по интонации, и по языку и стилю.