Практическая часть.

Итак, обратимся к русской литературе, и к наиболее важным произведениям, которые можно отнести к искусству для красоты. Прежде всего, нам бы хотелось обратиться к творчеству Александра Сергеевича Пушкина. Творчество Пушкина причисляют к творчеству поэтов и писателей первого класса, потому в его литературных произведениях можно найти самые разные темы. Пушкина нельзя полностью назвать поэтом, признающим только искусство для искусства. Но по пьесе Пушкина «Моцарт и Сальери» мы можем утверждать, что Пушкин в уста Моцарта (главного героя пьесы) вкладывает свои мысли об искусстве:

Когда бы все так чувствовали силу

Гармонии! Но нет: тогда б не мог

И мир существовать; никто бы не стал

Заботиться о нуждах низкой жизни;

Все предались бы вольному искусству.

Нас мало избранных, счастливцев праздных,

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов.

Пушкин считает, что есть узкий круг избранных, которые могут «чувствовать силу гармонии», основная же масса ищет во всем «презренную пользу», выгоду, наживу. Что такое «презренная польза», за которой гонятся пустые недалекие люди, в понимании Моцарта? Все, что противоречит высоким стремлениям человека, что не имеет отношения к искусству для красоты, относится к заботам «о нуждах низкой жизни», то есть к тому, что нужно человеку для фактической жизни, для жизни биологического существа, животного. Но именно сила гармонии, чувство красоты делает из нас людей. Искусство открывает в нас что-то новое и прекрасное, то, что раньше мы не знали, помогает нам мыслить о высоких материях, вдохновляет, учит радоваться жизни. Но чтобы человек мог мыслить и творить, ему нужен хотя бы прожиточный минимум, и тут на помощь приходит «презренная польза», именно она дает человеку саму возможность мыслить, она несомненно появилась раньше, чем искусство. Это тот фундамент, без которого искусство не могло появиться. Моцарт считает людей, живущих искусством «избранными», «счастливцами праздными», тем самым, показывая, что люди, чувствующие силу гармонии, стоят выше остальных, но они не приспособлены к жизни и без людей практичных существовать не могут. Поэтому Моцарт говорит: «гений и злодейство - две вещи несовместимые», ведь искусство должно нести свет и добро. Убийства происходят на основе ненависти, зависти, а когда человек чувствует красоту мира, пропускает ее через себя, он не видит ни смысла, ни причины убивать, делать больно другому живому существу. Стихотворения Михаила Юрьевича Лермонтова можно отнести к искусству для искусства. Читатель Лермонтова при первом же прикосновении к творчеству поэта ощущает себя стоящим у порога огромного и неповторимого поэтического мира. Этот мир поражает и завораживает своей таинственной глубиной и мощью, своим мужественным и трагическим строем. На примере одного из самых лучших философских стихотворений Лермонтова «Выхожу один я на дорогу» рассмотрим, что ставит своей целью поэт и кто может быть предполагаемый читатель стихотворения.

Выхожу один я на дорогу,

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сияньи голубом...

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы...

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб вечно зеленея

Тёмный дуб склонялся и шумел.

Лирический герой взволнован величием ночи, очарован торжественной тишиной и покоем, разлитым в природе. Это настроение передается и нам, читателям. Мы видим и «кремнистый путь», и «сиянье голубое», и яркие звезды. Это гимн красоте, гармонии свободной и могучей природы, не знающей противоречий. От ночного пейзажа, тонущего в голубом сиянье, мысль поэта обращается к человеческому обществу, в котором бушуют страсти и душевные тревоги. Поэту «больно и… трудно» оттого, что нет «свободы и покоя». Но он любит жизнь с ее страданиями и радостями, гонит прочь промелькнувшую мысль о смерти. В стихотворении наиболее полно отразились особенности лирики Лермонтова, приемы его письма. Взгляд поэта сосредоточен не столько на внешнем мире, сколько на душевных переживаниях человека. Он обнажает борьбу противоречивых мыслей и влечений. Жанр произведения – лирический монолог, искренняя исповедь, себе же задаваемые риторические вопросы и ответы на них: «Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем?» Поэт глубоко и тонко раскрывает психологию лирического героя, его мгновенные настроения и переживания. Композиция стихотворения делится на две части. В первой – великолепный пейзаж. Изумительные метафоры, живописующие красоту и тихую зачарованность южной ночи: («звезда с звездою говорит»; «пустыня внемлет богу»). Начиная с третьей строфы, автор обращается к своим мыслям и тревожным раздумьям. Смятение его души очень образно передают восклицательные предложения, умолчания. Все устремлено в будущее, в мечту. Частое повторение местоимения «я» и союза «чтоб» придают повествованию условно-сослагательное. В этой части преобладают существительные, на них падает особое смысловое ударение: «прошлое», «жизнь», «покой», «свобода», «сон», «силы». В финале стихотворения появляется образ великана-дуба – символа вечной жизни и мощи. Именно этот образ привлекает внимание поэта, греет его смятенную душу. Он дает надежду на бессмертие. Такой живой памятник хотел бы воздвигнуть над своим последним прибежищем поэт:

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб, вечно зеленея, Темный дуб склонялся и шумел.

Человеком, для которого искусство было смыслом жизни, был русский и американский писатель, поэт, переводчик, литературовед Владимир Владимирович Набоков. Этот человек был тонким ценителем красоты. Это можно легко объяснить его счастливым детством, ведь Набоков рос в аристократической и уважаемой семье известного российского политика Владимира Набокова. Ребенка с самого детства окружала красота и любовь близких, что мы видим в романе писателя «Другие берега». Игрушками ребенка были украшения матери, стоившие целое состояние, которые она вынимала из шкатулки и раскладывала перед сыном, но прелесть для него была, конечно, не в их цене, а в изумительной красоте. Увлечением маленького Набокова была не только литература, но еще и энтомология. Во многих произведениях мы видим тему бабочки, и не сложно догадаться, почему мальчику нравился именно этот раздел науки, легкие, разнообразные, прекрасные существа не могли не привлечь Набокова. Надо отметить, что Набоков был наделен цветным слухом, то есть помимо воображения, свойственного для человека, называющего себя творцом искусства, он умел слышать все через призму цвета, и не просто цвета, а его тончайших оттенках, а о том, что Набоков видел мир более красочным, разнообразным, чем мы, уже и говорить нечего. Набоков был твердо убежден, что искусство бесполезно, оно должно нести только любовь, чувства добрые и светлые, все остальное не является искусством. В романе «Дар» Набоков наиболее полно ставит вопрос о том, какое должно быть искусство. Главный герой романа, Федор Константинович Годунов-Чердынцев, русский эмигрант, сын знаменитого энтомолога, отпрыск аристократического рода, бедствует в Германии, давая частные уроки. Тем не менее, мы можем назвать его счастливым человеком: мечтатель и фантазер, довольствуется тем, что у него есть, добр и вежлив, не тщеславен и не амбициозен, безумно влюблен в прекрасную девушку, несет в себе гармонию и спокойствие, имеет связь с природой, ценит каждый миг этой жизни, не строит бессмысленных планов. Годунов-Чердынцев пишет роман о творчестве и жизни Чернышевского, критикуя его пустую жизнь, что вызывает недоумения общества, для которого Чернышевский был героем. Однако читатель понимает, что хочет сказать нам Годунов-Чердынцев: как и в жизни, так и в искусстве, главное-любовь, гармония души, умение видеть красоту, наслаждаться каждым мигом этой жизни, ведь жизнь так коротка. Из поэзии Набокова хотелось бы выделить стихотворение «Люби лишь то, что редкостно и мнимо…» Лирический герой призывает свою возлюбленную быть верной вымыслу, верить в сказку, вместо облаков и ламп видеть горные отроги и костер в лесу. Он тонко подмечает, что все иллюзорное и непонятное «злит глупцов», ведь им не дано это понять, они боятся того, что им непонятно, того, чего он не могут объяснить. Особенно хочется отметить красоту сравнения губ любимой с «нагорным снегом, мерцающим в Тибете», горячим ключом и цветами в инее! Мир в стихотворении не имеет четких границ, он вообще не имеет границ, ни временных, ни пространственных, это показывает, что мир будет только таким, каким хотят его видеть люди, в нашей власти видеть красоту и восхищаться ею. Некоторые русские писатели и поэты также считали, что искусство не имеет пользы и создано лишь для того, чтобы радовать человека. Ярыми сторонниками этой теории оказались писатели и поэты-символисты. К ним относились Владимир Набоков, Николай Гумилев, Александр Блок, Осип Мандельштам и Андрей Белый. Радость жизни, красота и благородство в мыслях художника, соединенные с любовью к своему делу, превращают каждое из этих творений в самом положительном смысле в инструмент духовной власти. Вливаемая таким образом психическая энергия его создателя воздействует посредством силы излучения успокаивающим и исцеляющим образом на зрителя и на все окружающее. Именно поэтому произведения Набокова наполнены волшебными эпитетами, такими как «окраины сна», «легкая ночь» - это ласкает человеческий слух. В книгах Набокова мало действия, преобладает описание событий. В языке поэта-символиста метафоры оживают. Это оживление метафорического смысла слова достигается различными приемами. Иногда - несколько необычным сочетанием метафорических слов, например, вместо прозаического "бархатный голос" - у И. Анненского "эти в бархат ушедшие звуки". В других случаях - более или менее последовательным развитием метафоры; вместо прозаического "отравленная жизнь", "отравленное чувство" - у Баратынского "мы пьем в любви отраву сладкую"; вместо обычного "горькие слова" - у А. Блока необычное и последовательное развитие той же метафоры: "Горек мне мед твоих слов". Наконец, нередко оживление метафоры достигается метафорическим новообразованием ("неологизмом"), заменяющим износившийся поэтический образ другим, сходным по смыслу, но выраженным иными словами; вместо обычного "холодное чувство", "холодная душа" - у А.Блока "снежная вьюга в сердце", "снежная любовь" и т.д.; вместо прозаического "острые", "резкие" (= "режущие") слова - у Бальмонта "Я хочу кинжальных слов". Символисты могли красиво и благозвучно описать любой предмет, любое действие. В этом была задача символистов: не заставлять читателя задумываться о вечных вопросах, не побуждать к действию, а лишь дарить ему радость от прочтения. Символизм обогатил русскую поэтическую культуру множеством открытий. Символиcты придали поэтическому слову неведомую прежде подвижность и многозначность, научили русскую поэзию открывать в слове дополнительные оттенки и грани смысла. Плодотворными оказались их поиски в сфере поэтической фонетики: мастерами выразительного ассонанса и эффектной аллитерации были К. Бальмонт, В. Брюсов, И. Анненский, А. Блок, А. Белый. Расширились ритмические возможности русского стиха, разнообразнее стала строфика. Однако главная заслуга этого литературного течения связана не с формальными нововведениями. Создается жанр религиозной поэмы, символически трактованной легенды (С. Соловьев, Эллис, Мережковский). Стихотворение теряет интимность, становится похожим на проповедь, пророчество (Иванов, Белый). Лирика как бы предназначается для хорического произведения, для ритуальных действий; изложение часто ведется от лица коллектива, от "мы"; формируется жанр оды, гимна, дифирамбы (Иванов); в изобилии вводится религиозно-ритуальная, церковная лексика. Символизм пытался создать новую философию культуры, стремился, пройдя мучительный период переоценки ценностей, выработать новое универсальное мировоззрение. Преодолев крайности индивидуализма и субъективизма, символисты на заре нового века по-новому поставили вопрос об общественной роли художника, начали движение к созданию таких форм искусства, переживание которых могло бы вновь объединить людей. При внешних проявлениях элитарности и формализма символизм сумел на практике наполнить работу с художественной формой новой содержательностью и, главное, сделать искусство более личностным, персоналистичным. Символическое стихотворение может даже не иметь особого смысла, главное в нем красота, литературные приемы и благозвучие. Изменились и лирические герои. Лирический герой «нового склада», устремленный к «грезам неизъяснимой красоты», томится в земной неволе, которая рисуется нам поэтами как «тесная келья», пещера или тюрьма:

Мы лежим на холодном и грязном полу,

Присужденные к вечной тюрьме.

Бальмонт, «В тюрьме»

В моей пещере тесно и сыро,

И нечем её согреть.

Далекий от земного мира,

Я должен здесь умереть.

Сологуб, «Я живу в этой темной пещере»

Я в тесной келье - в этом мире

Гиппиус «Пауки»

Такие поэты называют себя «новыми», акцентируя не только тот факт, что они выступают ересиархами (идеологами учения, ложного с точки зрения других) в области художественной формы, но и свою новую по отношению к традициям русской литературы XIX века в целом идеологию. Поэзия символистов наполнена «субъективно-индивидуальными» переживаниями и ощущениями.