Глава 2 «Мы мировой пожар раздуем!»

Подписание Версальского мирного договора, закрепившего итоги первой мировой войны, возродило надежды большинства членов Политбюро ЦК РКП (б) на осуществление мировой революции. По словам В.И. Ленина, унизительные условия Версаля были продиктованы «беззащитной Германии разбойниками с ножами в руках»⁶⁷.

Новая концепция военного строительства РККА стала воплощением фундаментального тезиса Г.Е. Зиновьева об исконном «революционном интервенционизме» российского рабочего класса. Он утверждал после возвращения из эмиграции, что «революционная социал-демократия в России всегда мыслила победоносную русскую революцию как пролог, как введение к социалистической революции на Западе... Российская революция выйдет за пределы только национальной революции, тогда русская революция 1917 года послужит началом конца капиталистического строя»⁶⁸. С этой целью в непростых условиях 1920 года он требовал организовать новую победоносную наступательную операцию РККА в Польше, чтобы поддержать восставший немецкий класс, который боролся за установление диктатуры пролетариата в Германии, которую Антанта намеревалась превратить в колонию. Делегаты II конгресса Коминтерна по инициативе В.И. Ленина и Г.Е. Зиновьева приняли Манифест, который начинался словами: «Коммунистический Интернационал есть партия революционного восстания международного пролетариата. ...Советская Германия, объединенная с Советской Россией, оказалась бы сразу сильнее всех капиталистических государств, вместе взятых! Дело Советской России Коммунистический Интернационал объявил своим делом. Международный пролетариат не вложит меча в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в федерацию Советских республик всего мира»⁶⁹.

Пролетарский идеализм руководителей Коминтерна, как в свое время и мессианизм французских якобинцев, превратился в миф, как только Красная армия вышла за границы исторического православно-исламского пространства Российской империи. Варшавское генерал-губернаторство, Великое княжество Финляндское, Лифляндская и Эстляндская губернии изначально существовали в ее составе как культурно-хозяйственные автономии, и неминуемо обособлялись в своем национальном и религиозном анклаве, когда исторически исчерпавшая свой нравственный и репрессивный потенциал бюрократическая система самодержавия рухнула. Но большевистские вожди в Москве по-прежнему грезили о мировой революции. Выступая 5 мая 1920 года перед уходящими на советско-польский фронт красноармейцами, В.И. Ленин говорил: «Настал момент, прощупать Польшу штыком! Польша - это только мост в Европу. Вперед — на помощь европейскому пролетариату! …Вы через 10-15 лет будете жить в коммунистическом обществе!»⁷⁰.

Согласно постановлению СТО и РВС РСФСР от 26 января 1921 года эта интервенционистская идея получила продолжение – была образована «Комиссия для разработки программы-максимум воздухоплавания и авиастроительства при Главоздухофлоте». Результатом ее недолгой деятельности стал доклад заместителя председателя А.П. Розенгольца - начальника Транспортного отдела в Реввоенсовете Республики. В нем говорилось, что «за истекшее время Комиссией был выполнен ряд работ, важнейшие из которых сводятся к следующим положениям:

«Определено число средств воздушного боя, необходимых для выполнения заданий Главкома в ближайшее трехлетие.

1. Разработан план заграничных закупок и развития русской авиапромышленности.

2. Разработано число и квалификация необходимых специалистов.

3. Разработан план подготовки специалистов и школьного строительства.

4. Определены основы местной организации Воздушного Флота.

5. Составлен план снабжения [РККВФ].

6. Определены основные воздушные линии» ¹.

Представляется, что сплоченное большинство членов Политбюро ЦК РКП (б) во главе с В.И. Лениным, Г.Е. Зиновьевым, Л.Б. Каменевым и Ф.Э. Дзержинским тогда еще рассчитывали, что окончательный «мировой пожар» произойдет не позднее 1924 года, и РККВФ, в частности, сыграет в ней решающую роль! Эта была idea fixe вождей РКП (б) и III Коммунистического Интернационала, так как утверждение социализма в аграрной стране само по себе являлось теоретической нелепостью.

Разумеется, цена, которую предстояло заплатить труженикам тыла, была высокой: накануне - 17 ноября 1920 года - Совет Труда и Обороны и РВС приняли постановление «О мобилизации лиц, работавших на заводах авиационной промышленности» за подписями В.И. Ленина и Председателя Революционного Военного трибунала И.Т. Смилги. В нем, в частности, говорилось: «Все металлисты, деревообделочники, маляры, обойщики и технический персонал, инженеры и техники в возрасте от 18 до 50 лет, работавшие в течение последних десяти лет или шести месяцев в России или за границей на авиационных или воздухоплавательных заводах – парках и в других учреждениях и частях воздушного флота, объявляются мобилизованными». В случае уклонения от работы они рассматривались как дезертиры, и к ним могла быть применена высшая мера социальной защиты – расстрел. Такими методами на всех самолетостроительных предприятиях создавались подразделения «трудовых армий»². Однако милитаризация производства путем увеличения объема ручного труда при отсутствии инженерных нововведений и модернизации станочного парка в этой высокотехнологичной отрасли производства неизбежно привела бы к увеличению количества устаревших самолетов в ущерб их качеству. Поэтому Л.Д. Троцкий уже 31 января 1921 года в приказе по РВС РСФСР фактически дезавуировал этот документ, когда подчеркнул: «Героическая Красная Армия уничтожила все белогвардейские гнезда, организованные Антантой против трудовой Республики. В этой борьбе славное место занимает Красный Воздушный Флот Республики, созданный руками авиаработников. Республика знает, какие тяжелые жертвы понес Воздушный Флот за счастье трудящихся, за укрепление революционных завоеваний. Революционный Военный Совет Республики, зная, в каких тяжелых условиях приходилось строиться, жить и работать красным летчикам, воздухоплавателям и всем работникам Воздушного Флота, приносит им от лица Республики благодарность за самоотверженную боевую работу и отмечает их особые заслуги перед Революцией»³.

Крупнейший Русско-Балтийский военный завод (РБВЗ) в Петрограде, производивший четырехмоторные бомбардировщики «Илья Муромец», был закрыт по распоряжению секретаря Всероссийского Совета народного хозяйства Ю. Ларина. «Когда же партийцы-воздушники стали убеждать т. Ларина не делать такого необдуманного шага, он ответил, что Советской республике не нужны предприятия, подобные фабрикам духов и помады»⁴. Все «муромцы« были исключены из состава РККВФ, а последний самолет разбился в тренировочном полете в школе воздушного боя в Серпухове. Главный конструктор Авиационного отдела РБВЗ И.И. Сикорский с большинством своих сотрудников эмигрировал во Францию, а затем переехал в США, где создал собственную самолетостроительную компанию⁵.

В марте 1921 года матросы в Кронштадте выступили с воззванием отменить продовольственную разверстку и разрешить трудовым крестьянам и казакам свободную торговлю под лозунгом «Вся власть Советам, а не партии большевиков!». Несмотря на отсутствие у краснофлотцев явных агрессивных намерений, их выступление в Политбюро ЦК РКП (б) немедленно объявили «антисоветским мятежом», который якобы спровоцировали законспирированные эсеры при финансовой поддержке белоэмигрантских кругов.

Председатель РВС Л.Д. Троцкий считал возможным преодолеть политический кризис путем переговоров. В докладе на заседании Московского Комитета РКП (б) еще 6 января 1920 года он высказал крамольные для ортодоксального теоретика марксизма мысли: «Мы убили и уничтожили мелкую промышленность, сейчас ее пытаются возродить в форме кустарничества за счет крупной промышленности. Мы убили среднего предпринимателя, социализировали крупную промышленность, но потребностей на местах ведь мы не убили. Гвоздь на месте нужен, подкова необходима. И думать, что мы все потребности сейчас в ближайший период сможем целиком и полностью, или хотя бы наполовину, удовлетворить путем централизованного хозяйства, - это чистейшая бюрократическая утопия. …Конечно, тов. Рыков прав в своих тезисах, что обнищание Европы повело к централизации (“военному социализму” – А.Г.), но из этого не нужно делать тот вывод, что наилучшая централизация будет тогда, когда будет полное обнищание. В таком стремлении нет надобности. В стране, где есть естественные богатства, но плохой транспорт и плохой учет, наступает момент, когда централизм, чтобы он оказался на своем месте, должен в свои рамки включить местную инициативу с местным сырым материалом …Внесение в производство лучших навыков, какие приобретены в области точности, исполнительности в военном деле, внесение их в профессиональные союзы, через профсоюзы в главки, освобождение централизма от его бюрократичности, поднятие инициативы в низах, сочетание с ней централизма, введение принципов всеобщей трудовой повинности, приучение мужика при помощи лучших элементов пролетарской армии к постоянному натуральному налогу в виде хлеба - вот какие задачи выдвигаются на первый план»⁶. Таким образом, Л.Д. Троцкий первым из членов Политбюро ЦК РКП (б) выступил противником косного партийно-бюрократического руководства тяжелой промышленностью. Первым шагом должна быть отмена продовольственной разверстки в деревне. Он впервые употребил и новый для социалистической политической экономии термин - «продовольственный налог».

Записка Л.Д. Троцкого «Основные вопросы продовольственной и земельной политики», направленная в Политбюро ЦК РКП (б) в феврале 1921 года, начиналась с вывода о «неэффективности продовольственной политики, построенной на отобрании излишков сверх потребительской нормы», ибо продовольственная разверстка «толкает крестьянина к отработке земли лишь в размерах потребности своей семьи». Он предупреждал: «Продовольственные ресурсы грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата». Более того, сохранение продразверстки с помощью военных методов «грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны». Преодолеть процесс «хозяйственной деградации» предлагалось:

1. «заменив изъятие излишков известным процентным отчислением (своего рода подоходный натуральный налог), с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляла все же выгоду»,

и

2. «установив большее соответствие между выдачей крестьянам продуктов промышленности и количеством ссыпаемого ими хлеба не только по волостям и селам, но и по крестьянским дворам»⁷.

Тем самым, Л.Д. Троцкий выступал за сохранение русской общины и восставал против незыблемого авторитета Ф. Энгельса. Тот в ходе полемики с П. Лавровым категорически утверждал, что «современное кооперативное общество доказало, по крайней мере, свою способность самостоятельно вести с выгодой крупные промышленные предприятия… Артель же до сих пор не только неспособна к этому, но она неизбежно должна погибнуть при столкновении с крупной промышленностью, если не вступит на путь дальнейшего развития... Инициатива подобного преобразования русской общины может исходить не от нее самой, а исключительно от промышленного пролетариата Запада. Но это может произойти лишь в том случае, если в Западной Европе, еще до окончательного распада этой общинной собственности совершится победоносная пролетарская революция, которая предоставит русскому крестьянину необходимые условия для такого перехода»⁸. В предисловии к русскому переводу «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркс и Ф. Энгельс хором вновь повторяют эту мысль: «Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос [об общине] заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»⁹. Тогда же Маркс произнес крылатую фразу, «если Россия имеет тенденцию стать капиталистической нацией по образцу наций Западной Европы, – а в последние годы она немало потрудилась в этом направлении, – она не достигнет этого, не превратив предварительно значительной части своих крестьян в пролетариев, а после этого, уже очутившись в лоне капиталистического строя, она будет подчинена его неумолимым законам, как и прочие нечестивые народы»¹⁰. Превращение крестьянства в батраков, то есть в сельский пролетариат на службе революционного рабочего класса, было составной частью Программы РКП (б), принятой VIII съездом партии в 1918 году. «Нет ни одной страны в Европе, – писал Ф. Энгельс, – где в каком-нибудь уголке нельзя было найти один или несколько обломков народов, остатков прежнего населения, оттеснённых и покорённых нацией, которая позднее стала носительницей исторического развития. Эти остатки нации, безжалостно растоптанной, по выражению Гегеля, ходом истории, эти обломки народов становятся каждый раз фанатическими носителями контрреволюции и остаются таковыми до момента полного их уничтожения или полной утраты своих национальных особенностей, как и вообще уже самоё их существование является протестом против великой исторической революции... В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но целые реакционные народы. И это будет прогрессом» ¹¹. Историческая судьба русского крестьянства в случае победы «мировой революции» была предсказуемой.

Для ортодоксальных большевиков, и в первую очередь В.И. Ленина, крестьянство не являлось классом. «Крестьянство само по себе не есть класс», – заявлял видный теоретик советской юриспруденции П.И. Стучка¹². Объяснение этому крылось в мысли К. Маркса о том, что крестьяне не образуют класса в силу отсутствия между ними общности производственных интересов. Их связывают только местные нужды, а классового сознания, выраженного в интересе, того, что противопоставляет класс как целое другому классу как целому, у них нет. Следовательно, крестьянство – это масса, готовая только стать классом под революционным воздействием пролетариата. Классом крестьяне станут тогда, когда превратятся в сельскохозяйственных рабочих – того же пролетария, но уже трудящегося на селе, точно так же как пролетарий трудится у станка.

Балтийские военные моряки выступали против очевидных крайностей политики «военного коммунизма», которая окончательно изжила себя. И переговоры повстанцы хотели вести исключительно с Л.Д. Троцким, которого они глубоко уважали как выдающегося организатора разгрома интервентов и белогвардейцев.

Поэтому организатор неудавшегося – якобы по вине высшего руководства РВС РСФСР – похода на Берлин через Варшаву М.Н. Тухачевский¹³ по прямому указанию Председателя Совнаркома В.И. Ленина и Председателя Политбюро ЦК партии Г.Е. Зиновьева в обход Реввоенсовета и Главного штаба РККА возглавил 7-ю армию. С ее помощью он бестрепетно потопил в крови антикоммунистический «Кронштадский мятеж»¹⁴. Маршал М.Н. Тухачевский, когда стал заместителем наркома обороны, относился к проблемам модернизации флота с подчеркнутым презрением. Он видел в военных кораблях красивую, но дорогую и ненужную «забаву» для многочисленной и малограмотной большевистской номенклатуры, к которой он со свойственным ему дворянским высокомерием позже относил И.В. Сталина, К.Е. Ворошилова, С.М. Кирова и А.А. Жданова.

После подавления Кронштадского восстания В.И. Ленин на Х съезде РКП (б) в нарушение утвержденной повестки дня произнес свой знаменитый доклад «О замене продразверстки натуральным налогом», который означал введение новой экономической политики. На правах создателя и бессменного руководителя большевистской партии, он неожиданно для делегатов съезда объяснил необходимость решительного отказа от коммунистической модели развития в пользу государственного капитализма. Нельзя сказать, чтобы теоретическое обоснование такого резкого поворота было безупречным – В.И. Ленин неважно знал политэкономию, - но с точки зрения логики оно было оправдано. Если государственно-монополистический капитализм, или империализм, является его высшей стадией и кануном всеобщей пролетарской революции, то в результате первой мировой войны капиталистические отношения по существу перешагнули и через частную собственность на средства производства, и через национальные границы. Монополии были окончательно инкорпорированы государственной системой в форме транснациональных промышленных объединений. Однако европейский рабочий класс, истощенный военными потерями и разделенный по принципу разбогатевших победителей и обездоленных побежденных, теперь был не в состоянии объединиться для окончательного уничтожения капиталистических оков. Наступила затяжная эпоха региональных экономических и политических потрясений. Все государства, так или иначе, вынуждены были перейти к государственному капитализму, когда правящая политическая элита пытается дисциплинировать капиталистическую анархию мелких и средних производителей демагогическими и полицейскими методами. В этих условиях различные формы огосударствления промышленности и сельского хозяйства были прогрессивным явлением, так как государственный капитализм облегчал будущую созидательную экономическую деятельность пролетарской диктатуры. НЭП имел целью в этой связи вырвать социалистическое хозяйство из мирового разделения труда, приспособить производительные силы к потребностям национального государства, искусственно сократив производство в одних отраслях ценой создания новых отраслей производства при помощи непроизводительных затрат в интересах сохранения государственного суверенитета.

В сущности, В.И. Ленин мог бы назвать советскую модель государственного капитализма «переходным этапом» строительства коммунистического общества в России, так как все средства производства по Конституции РСФСР находились в общественной собственности, что в свою очередь исключало социальное неравенство. НЭП допускал только долгосрочную аренду промышленных предприятий и земельных угодий. Тем более что сама дефиниция «социализм» всегда носила аморфный характер, и допускала самые широкие толкования. Очевидными признаками «временного отступления» от теоретического социализма являлись иностранные концессии, допущение в ограниченных размерах наемного труда и введение вместо «советских денежных знаков» обеспеченных золотым стандартом червонцев. В.И. Ленин загодя писал, что «левые коммунисты не поняли, каков именно тот переход от капитализма к социализму. …Они обнаруживают свою мелкобуржуазность именно тем, что не видят мелкобуржуазной стихии, как главного врага социализма у нас»¹⁵. Однако, до тех пор, пока рабочий класс не сможет реализовать собственную власть через непосредственное самоуправление полное освобождение труда невозможно, так как «противоположность классовых интересов труда и капитала остается, безусловно»¹⁶. И преодоление этого объективного противоречия вынуждено взять на себя государство диктатуры пролетариата.

Вероятно, Ленин стремился раз и навсегда исключить из мышления партийных ветеранов и новообращенных членов РКП (б) устойчивые мифы «военного коммунизма» и обусловленные ими ложные экономические и внешнеполитические иллюзии.

В этой связи В.И. Ленин предупреждал своих будущих оппонентов, которых с присущей ему одному легкостью заранее объявлял последователями «левых коммунистов», об опасности заблуждений. «Им казалось, что нельзя называть государственным капитализмом тот строй, при котором средства производства принадлежат рабочему классу и этому рабочему классу принадлежит государственная власть. …У меня название государственный капитализм употреблялось…для исторической связи. … Для меня важно было установить преемственную связь обычного государственного капитализма с тем необычным … государственным капитализмом, о котором я говорил, вводя читателя в новую экономическую политику». В.И. Ленин подчёркивал, что существует преемственность между обычным, - в данном случае германским, - типом государственного капитализма и той его моделью, которую необходимо построить в Советской России. Несмотря на то, что «средства производства принадлежат рабочему классу и этому рабочему классу принадлежит государственная власть», владельцем средств производства является рабоче-крестьянское государство¹⁷.

Исходя из своего огромного опыта профессионального революционера, В.И. Ленин понимал, что его прежние единомышленники неизбежно превратятся в противников его нового политического курса, усмотрев в нем ревизию постулатов марксизма. Поэтому по его требованию Х съезд РКП (б) накануне обсуждения его доклада принял резолюцию «О единстве партии», осуждавшую любую форму фракционности. «Если не закрывать глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не её составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то, во всяком случае, ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него»¹⁸.

В § 7 резолюции Х съезда РКП (б) прописаны ленинские слова: «Чтобы осуществить строгую дисциплину внутри партии и во всей советской работе и добиться наибольшего единства при устранении всякой фракционности, съезд дает ЦК полномочия применять в случае (-ях) нарушения дисциплины или возрождения или допущения фракционности все меры партийных взысканий вплоть до исключения из партии, а по отношению к членам ЦК перевод их в кандидаты и даже, как крайнюю меру, исключение из партии. Условием применения (к членам ЦК, кандидатам в ЦК и членам Контрольной комиссии) такой крайней меры должен быть созыв пленума ЦК с приглашением всех кандидатов ЦК и всех членов Контрольной комиссии. Если такое общее собрание наиболее ответственных руководителей партии двумя третями голосов признает необходимым перевод члена ЦК в кандидаты или исключение из партии, то такая мера должна быть осуществляема немедленно»¹⁹. В беседах с членами ЦК Ленин опирался на авторитет К. Маркса и Ф. Энгельса, точнее – на «Манифест Коммунистической партии». Они утверждали: «Коммунисты отличаются от всех остальных пролетарских партий лишь тем, что, с одной стороны, в борьбе пролетариев различных наций они выделяют и отстаивают общие, не зависящие от национальности интересы всего пролетариата; с другой стороны, тем, что на различных ступенях развития, через которые проходит борьба пролетариата с буржуазией, они всегда являются представителями интересов движения в целом»²⁰. Тем самым, единство РКП (б), её монолитность обусловлена тем, что она - единственный политический орган, выражающий интересы пролетариата, поскольку рабочий класс не знает своих подлинных интересов.

Утвержденные Х партийным съездом суровые меры по отношению к инакомыслящим исподволь применялись к оппозиционерам любого толка сначала «руководящей тройкой», а потом возглавившим Политбюро ЦК партии И.В. Сталиным. В.И. Ленин лично положил начало удушению зародышей рыночных отношений в им же провозглашенной новой экономической политике, отдав все приоритеты государству, то есть партии.

Раскол в высшем руководстве РКП (б) был неизбежен, потому что НЭП как форма государственного капитализма детерминировал оборонительную внешнюю политику СССР. Любая попытка реанимировать идею «мировой революции» теперь объективно превращала ее стойких сторонников в глазах новой партийной бюрократии в «ревизионистов». Он не учел того, что «старая партийная гвардия» успела к этому времени вырастить своих преданных эпигонов в среде партийных функционеров и военачальников.

Председатель ВСНХ А.И. Рыков так разъяснял содержание очередных ленинских тезисов: при переходе к товарным отношениям основной задачей правительства являлось построение государственных хозяйственно-промышленных единиц и их приспособление к условиям свободного рынка, или «создание хозяйственно-промышленных единиц, действующих как коммерческие предприятия и имеющих целью лишь извлечение прибыли». Затем, когда эта задача получила уже достаточно ясное прочтение, «надлежит поставить перед собою вторую задачу - задачу оформления государства как хозяина. Недостаточно иметь оформленные предприятия, надо уметь ими управлять». Новая система управления экономикой виделась А.И. Рыкову как система централизованного управления коммерческими предприятиями, приносящими своему хозяйствующему государству прибыль. «Создание прибавочной ценности и присвоение этой прибавочной ценности государством... и есть тот характерный признак, который отличает нашу государственную систему от системы частного капитализма и от системы развернутого коммунистического хозяйства»²¹.

Для всех сомневающихся в необходимости введения государственного капитализма В.И. Ленин требовал соблюдения партийной дисциплины. Он говорил, что «тут и дисциплина должна быть сознательней и в сто раз нужнее, потому что, когда вся армия отступает, ей не ясно, она не видит, где остановиться, а видит лишь отступление, – тут иногда достаточно и немногих панических голосов, чтобы все побежали. Тут опасность громадная. Когда происходит такое отступление с настоящей армией, ставят пулеметы и тогда, когда правильное отступление переходит в беспорядочное, командуют: “Стреляй!”. И правильно. ...В этот момент необходимо карать строго, жестоко, беспощадно малейшее нарушение дисциплины. …За публичное доказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать»²². Само по себе понятие «меньшевизм» было гораздо уместнее в отношении НЭПа, чем «коммунизм», но В.И. Ленина это не смущало. Эти функции возлагались на наркомат ЦКК-РКИ, который возглавлял в то время И.В. Сталин.

Завоевав политическую власть РКП (б) должна создать все необходимые условия для того, чтобы просветить малообразованные рабочие массы. Поэтому, принимая во внимание социальное состояние российского пролетариата, В.И. Ленин констатировал, что в России «диктатура пролетариата невозможна иначе, как через Коммунистическую партию»²³. Иначе говоря, он прямо говорил о том, что Председатель ЦК партии неизбежно превращался в руководителя Советского государства. И все бесконечные разглагольствования о «перерождении ленинской партии» с приходом И.В. Сталина после этого выглядят, по меньшей мере, наивными. Однако никакая диктатура невозможна без опоры на карательные органы. И XII съезд РКП (б) признал, что «мы согласовывали свою работу с органами, близко соприкасающимися по характеру деятельности с Контрольной комиссией: это – судебные органы и органы ГПУ. Зачастую члены партии судятся в судебных органах и попадают в ГПУ. Для этого у нас установлен контакт с Верхтрибом. Он извещает о том товарище, который попал под суд... Также и с ГПУ. Мы поставили дело так: в ГПУ имеется наш следователь, и как только поступает туда дело о коммунисте, он ведет его сам, как следователь Контрольной комиссии»²⁴.

Для разоблачения «оппозиционеров» был привлечен профессиональный юрист и меньшевик А.Я. Вышинский, с которым И.В. Сталин соседствовал в одной камере в Баиловской тюрьме в 1907 году в Баку. Надо отдать ему должное, он разработал неповторимую методику «разоблачения» идейных противников «генеральной линии партии». Документальных доказательств и вещественных улик их антипартийной деятельности, как правило, «кухонные полемики» в кругу коллег не оставляли. Поэтому доказывая возможность рассмотрения признания обвиняемого в качестве единственного и самого достоверного источника истины, Вышинский призывал не подходить к этому правилу с позиций классического или буржуазного права. «В таких делах вопрос об отношении к объяснениям обвиняемого, в частности к таким объяснениям, которыми они изобличают своих сообщников, соучастников общего преступления, должен решаться с учётом всего своеобразия таких дел – дел о заговорах, о преступных сообществах, в частности, дел об антисоветских, контрреволюционных организациях и группах». И далее он продолжал: «В таких процессах так же обязательна, возможно, более тщательная проверка всех обстоятельств дела, – проверка, контролирующая самые объяснения обвиняемых. Но объяснение обвиняемых в делах такого рода неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств. Это объясняется самими особенностями этих обстоятельств, особенностями их юридической природы»²⁵. Воспитанный на сочинениях Николо Маккиавели министр иностранных дел Италии граф Г. Чиано очень образно разъяснял, как можно обнаружить «заговорщиков», если у режима есть необходимость кого-нибудь публично осудить. В записи от 10 мая 1942 года он сказал, что интеллигентов отличает их «впечатляющий идиотизм», состоящий в том, что они «говорили о своих идеях в присутствии людей, которых они встретили впервые и которые, очевидно, являлись полицейскими шпионами». Все они, по сути дела, даже не заслуживают смерти и могут быть «отпущены на свободу пинком под зад», ибо «не заслуживают большего»²⁶. В России с поиском таких людей, особенно среди обиженных властью партийных функционеров и старших командиров недостатка никогда не было.

В своей обвинительной речи на 2-м Московском процессе в январе 1937 года Вышинский выразился более доходчиво. «Нельзя требовать, – говорил он, – чтобы в делах о заговорах, о государственном перевороте мы подходили с точки зрения того – дайте нам протоколы, постановления, дайте членские книжки, дайте номера ваших членских билетов; нельзя требовать, чтобы заговорщики совершали заговор по удостоверению их преступной деятельности в нотариальном порядке. Ни один здравомыслящий человек не может так ставить вопрос в делах о государственном заговоре. Да, у нас на этот счёт имеется ряд документов. Но если бы их и не было, мы всё равно считали бы себя вправе предъявлять обвинения на основании показаний и объяснений обвиняемых и свидетелей и, если хотите, косвенных улик»²⁷. Начав с практики рассмотрения персональных дел высших чиновников ЦК РКП (б), этот принцип быстро распространился на всю советскую судебную деятельность.

Вынужденный уход заболевшего В.И. Ленина с политической сцены ознаменовался обострением внутрипартийной борьбы. Подобно средневековым школярам, цитируя «вождя» и апеллируя к своим прежним заслугам в организации Октябрьской социалистической революции, представители «старой гвардии» начали отстаивать свое право на первенство в Политбюро ЦК РКП (б). Противоборство внутри Политбюро началось уже в преддверии XII партийного съезда, когда появилась программная статья Г.Е. Зиновьева «Государство и партия». Основной тезис автора сводился к тому, что «диктатура пролетарской партии есть выражение диктатуры пролетариата …и только организованный авангард пролетариата, то есть компартия, и способен проводить диктатуру класса»²⁸. А 12 апреля публикуется доклад Л.Д. Троцкого «Задачи XII съезда РКП», сделанный на VII Всеукраинской партийной конференции. Он утверждал, что «если есть у нас вопрос, который в основе своей не только не нуждается в пересмотре, но не допускает и мысли о пересмотре, так это вопрос о диктатуре партии, и о ее руководстве во всех областях нашей работы. …В этой области допустить какие бы то ни было перемены, допустить мысль о частичной, прямой или замаскированной урезке руководящей роли нашей партии - значило бы поставить под знак вопроса все завоевания революции и ее будущее»²⁹. Как Председатель Политбюро ЦК РКП (б) он рассчитывал на будущее доминирующее положение в партии и государстве. О проблемах народного хозяйства в этих программных публикациях ничего конкретного не было сказано. Жаркая полемика развернулась, как и следовало ожидать, между претендентами на должность партийно-советского диктатора.

Диссонансом на этом ристалище «титанов старой гвардии» стала скромная брошюра «Хозяйственное положение страны и выводы о дальнейшей работе» Председателя Совнаркома СССР А.И. Рыкова. С позиций экономиста он обнажил такие пороки хозяйственного организма СССР, как высокий уровень себестоимости продукции, намного превышающий довоенный, отсутствие надлежащего материального и стоимостного учета на предприятиях и в объединениях, произвольное установление цен «от чистого разума» или «в порядке административного усмотрения», и убыточная внешнеторговая политика, ориентированная только на политическую конъюнктуру в интересах Коминтерна. Все это, разумеется, делало невозможными осуществление хозяйственного расчета, без которого немыслима экономическая система управления, какая бы политическая партия не была у власти. «Борьба за настоящий хозяйственный расчет, за точный учет производства, за бережное отношение к каждой копейке, максимально-экономное расходование средств - должны стать одним из актуальнейших лозунгов ближайшего времени»³⁰.

Однако внедрение подлинного хозяйственного расчета возможны лишь при условии упразднения чрезмерного бюрократического, удушающего все местные новации централизма. А.И. Рыков признавался на XII съезде РКП (б), что ему «изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц приходилось убеждаться в том, что управлять страной, которая насчитывает более 130 миллионов жителей, которая охватывает одну шестую часть суши, управлять ею из Москвы, на основе бюрократического централизма, невозможно»³¹. Увы, экономическое управление системой государственного капитализма нельзя осуществлять иначе, как из единого центра. Это позже понял и сам Рыков. После XII партийной конференции в августе 1922 года, на которой был введен партмаксимум заработной платы и орграспредотделы ЦК партии, золотой червонец как эквивалент оценки производительного труда уподобился шагреневой коже.

И очень скоро промышленная продукция сосредоточилась в руках монопольно распоряжающегося ею производителя, организованного в синдикатные формы. Синдикаты быстро завоевали рынок, устранив на нем конкуренцию и добившись, по существу, абсолютной монополии, ибо их диктатура на внутреннем рынке дополнялась монополией внешней торговли и протекционистской политикой государства в этой области. Во-первых, это формировало ту экономическую среду, которая питала рост цен и делала, таким образом, неизбежным хозяйственный застой. Ориентация на максимальную прибыль в условиях всевластия на рынке синдикатов повлекла за собой и такое явление, как вымывание дешевого ассортимента, особенно необходимого для массового деревенского потребителя. Но, во-вторых, она способствовала дальнейшему обнищанию рабочего класса как объективной социальной задаче партии. В конечном счете, закономерно возникли знаменитые «ножницы цен», которые впервые были продемонстрированы на XII съезде РКП (б) в докладе Л.Д. Троцкого, и которые достигли максимального значения в октябре 1923 года. В этот период индекс оптовых цен на промышленные товары составил примерно 2,8 по отношению к 1913 года, а индекс сельскохозяйственных цен - 0,9. Их соотношение, таким образом, оказалось 3:1020³².

Тем самым, политическое устройство СССР в условиях диктатуры партии не могло быть федеративным. И.В. Сталин с его концепцией «автономизации» и Г.Е. Зиновьев с идеей унитарного государства были единомышленниками, а потому дружно боролись с абстракциями В.И. Ленина о федерализме в составе «руководящей тройки» в Политбюро. Конституция СССР 1924 года фактически не является Основным законом федеративного государства, а отражает лишь его многонациональный характер, хотя конфедерация и сохраняется на уровне советско-партийной элиты.

На XII съезде РКП (б) Председатель Политбюро Г.Е. Зиновьев в Политическом докладе откровенно заявил: «В тот самый момент, когда беспартийные массы, когда сотни тысяч рабочих повсюду голосуют за диктатуру партии, потому что в этом заключается отношение рабочих к нам, — в это время у нас появляются голоса: а не надо ли тут чего-нибудь пересмотреть, чего-нибудь ослабить, перестроить и т. д. …Мы должны сейчас добиться того, чтобы и на нынешнем, новом этапе революции руководящая роль партии, или диктатура партии, была (законодательно - А.Г.) закреплена. У нас есть товарищи, которые говорят: “диктатура партии - это делают, но об этом не говорят”. Почему не говорят? Это стыдливое отношение неправильно... Почему мы должны стыдиться сказать то, что есть и чего нельзя спрятать? Диктатура рабочего класса имеет своей предпосылкой руководящую роль его авангарда, то есть диктатуру лучшей его части, его партии... В этой области нам нельзя допускать никаких ревизий… ЦК на то и ЦК, что он и для Советов, и для профсоюзов, и для кооперативов, и для губисполкомов, и для всего рабочего класса есть ЦК. В этом и заключается его руководящая роль, в этом выражается диктатура партии... Без этого начнется ревизия формы диктатуры пролетариата»³³.

Его подержал Л.Б. Каменев, заявив, что «пролетариат и Коммунистическая партия держат в своих руках диктатуру, окруженные не только международными врагами, но и мелкобуржуазной и нэповской стихией внутри своей собственной страны»³⁴. Он первым заявил в Политбюро ЦК РКП (б) о «кризисе НЭПа», красочно описывая трагические последствия «ножниц цен». Не любивший бесконечно долгих теоретических дискуссий заместитель наркома земледелия Н. Осинский (В.В. Оболенский) заявил: «Формула правильная с моей точки зрения такова: вся власть партии»³⁵.

И совершенно неожиданным для делегатов съезда стало многословное выступление Л.Д. Троцкого, который никогда не симпатизировал «руководящей тройке» - Г.Е. Зиновьеву, Л.Б. Каменеву и И.В. Сталину. Он прямо говорил: «Так же, как в октябре 1917 года мы единодушно боролись за диктатуру партии, — так же, если понадобится, пойдем против всякой попытки, направленной против диктатуры партии, против ее всестороннего руководства во всех областях». Условием окончательной победы нового строя в СССР, по его словам, являются «четыре элемента, на которых основаны наши надежды на развитие социалистического хозяйства»:

1. диктатура РКП (б);

2. Красная армия «как необходимое орудие этой диктатуры»;

3. национализация средств производства;

4. монополия внешней торговли.

Он указал, что «в резолюции по докладу ЦК мы формулировали диктатуру партии в более категоричных, чем когда бы то ни было, терминах»³⁶. Учитывая, что Троцкий тогда возглавлял главное «орудие диктатуры партии» - РККА, то становилось очевидным, кому по праву будет принадлежать пальма первенства в советской политической системе в случае смерти «вождя мирового пролетариата» - В.И. Ленина.

Такое завидное единодушие в оценке руководящей роли большевистской партии в управлении страной закономерно порождало феномен «вождизма», впоследствии обозначенным на ХХ съезде КПСС нелепым словосочетанием «культ личности». Он зародился задолго до превращения И.В. Сталина в «вождя всех народов».

В.И. Ленин подчеркивал, что «когда кризис крестьянского хозяйства доходит до грани и недовольство крестьянства пролетарской диктатурой растет, когда демобилизация крестьянской армии выкидывает сотни и тысячи разбитых, не находящих себе занятия людей, привыкших заниматься только войной, как ремеслом, и порождающих бандитизм, когда наш пролетариат в большей части своей деклассирован, неслыханные кризисы, закрытие фабрик привели к тому, что от голода люди бежали, рабочие просто бросали фабрики, должны были устраиваться в деревне и перестали быть рабочими», произошло Кронштадтское вооруженное выступление мелкобуржуазной контрреволюции, «которая во много раз страшнее, чем все Деникины, Колчаки и Юденичи, сложенные вместе». В этот критический переходный момент «нужна большая сплоченность, — и не только формальная, — нужна единая, дружная работа»³⁷.

«Дружная работа», в частности, подразумевала военное подавление повсеместных «мелкобуржуазных» сиречь крестьянских восстаний. Проблему не удавалось разрешить из-за отсутствия подготовленных командиров, которые были заняты на фронтах гражданской войны и боролись с иностранной интервенцией, пока Г.Е. Зиновьев не предложил Политбюро ЦК РКП (б) кандидатуру командарма М.Н. Тухачевского.

«Катастрофу на Висле» Западного фронта 1920 года, войсками которого командовал их фаворит, Г.Е. Зиновьев и А.С. Енукидзе объясняли исключительно неверными военными приказами Наркомвоенмора и межведомственным конфликтом с командованием Юго-Западного фронта³⁸. «Основными причинами гибели операции, - писал М.Н. Тухачевский, - можно признать недостаточно серьезное отношение к вопросам подготовки управления войсками. Технические средства имелись в недостаточном количестве, в значительной степени благодаря тому, что им не было уделено должного внимания. Далее, неподготовленность некоторых наших высших начальников делала невозможным исправление на местах недостатков технического управления. … Поэтому так закончилась эта блестящая наша операция, которая заставляла дрожать весь европейский капитал»³⁹. Правда, в отличие от командования соседнего Юго-Западного фронта современных технических средств ведения войны он сам использовать не умел, особенно военную авиацию. Он передал большинство своих авиационных отрядов Юго-Западному фронту, потребовав взамен 14-ю армию. В итоге, разведка позиций противника осуществлялась самыми примитивными методами. Кавалерии в оперативных планах штаба Западного фронта отводилось подчиненное место по опыту первой мировой войны, когда линии обороны, прикрытые колючей проволокой, считались неприступным препятствием для конницы, способным предотвратить прорыв неприятельских маневренных соединений. В разгар наступления РВС фронта распространил воззвание: «Рабочие и работницы! Если капиталистическая сволочь всего мира кричит об угрозе независимости Польши для того, чтобы подготовить новый поход против России, то знайте одно: ваши рабовладельцы дрожат, боясь, ...что если под ударами Красной Армии распадется белогвардейская Польша, и польские рабочие захватят власть в свои руки, то и германским, австрийским, итальянским, французским рабочим будет легче освободиться от своих эксплуататоров, и что за ними последуют также рабочие Англии и Америки!»⁴⁰.

Командующий Западным фронтом тогда решил нанести главный удар севернее Варшавы, и уже за Вислой окончательно разбить польскую армию. Однако исполнение этого плана было не под силу для соединений, которыми располагал М.Н. Тухачевский. В его армиях, которые за месяц прошли с боями свыше 500 км и растеряли по пути около половины личного состава, насчитывалось не более 50 тысяч активных штыков и сабель. В среднем на километр фронта приходилось 100 бойцов. Тылы и вспомогательные подразделения отстали. В войсках оставалось по 10—12 патронов на винтовку и по 2—3 снаряда на артиллерийскую батарею. Воспользовавшись этим и получив значительную военную помощь от Франции, маршал Ю. Пилсудский и военный советник генерал М. Вейган легко разгадали шаблонный «седанский замысел» неопытного командующего Западным фронтом. Польские войска, усиленные французскими танками, 16 августа прорвали фронт южнее Варшавы и окружили 3-ю и 16-ю армии. Подразделения 4-й армии, две дивизии 15-й армии и 3-й кавалерийский корпус Г.Д. Гая не смогли пробиться на восток, и отошли в Восточную Пруссию, где были интернированы. М.Н Тухачевский начал поспешный отход, отступив за 10 дней на 200 км. Большинство красноармейцев попало в окружение и, оставшись без боеприпасов, сложили оружие. Общее число военнопленных, включая разгромленные тыловые части и санитарные поезда, составило к 10 сентября, по официальным польским данным, более 75 тысяч человек⁴¹.

«Тухачевский по своей молодости и недостаточной еще опытности в ведении крупных стратегических операций в тяжелые дни поражения его армии на Висле не смог оказаться на должной высоте. В то время когда на Висле разыгрывалась тяжелая драма и когда обессиленные войска Западного фронта без патронов и снарядов, без снабжения и без управления сверху дрались за свое существование, Тухачевский со своим штабом находился глубоко в тылу. Все его управление ходом операции держалось на телеграфных проводах, и, когда проводная связь была прервана, командующий остался без войск, так как не мог больше передать им ни одного приказа. А войска фронта остались без командующего и без управления. Весь финал операции разыгрался, поэтому без его участия... Он заперся в своем штабном вагоне,- вспоминал Г.С. Иссерсон,- и весь день никому не показывался на глаза. Только сам он мог бы рассказать, что тогда передумал»⁴².

Председатель РВС РСФСР Л.Д. Троцкий с опозданием осознал, какую роковую ошибку он совершил 22 мая 1920 года, когда вместе с С.С. Каменевым и А.И. Егоровым без окончания академии причислил М.Н. Тухачевского к Генеральному штабу. Этот акт знаменовал признание полководческого искусства командующего Западным фронтом. В приказе Реввоенсовета Республики это необычное решение мотивировалось следующим образом: «М.Н. Тухачевский вступил в Красную Армию и, обладая природными военными способностями, продолжал непрерывно расширять свои теоретические познания в военном деле. Приобретая с каждым днем новые теоретические познания в военном деле, М. Н. Тухачевский искусно проводил задуманные операции и отлично руководил войсками, как в составе армии, так и, командуя армиями фронтов Республики, и дал Советской республике блестящие победы над ее врагами на Восточном и Кавказском фронтах»⁴³.

Спас командарма М.Н. Тухачевского от суда Революционного Трибунала сам В.И. Ленин. На закрытой IX конференции РКП (б) «вождь мирового пролетариата» произнес не приличествующую дипломированному юристу бессвязную речь во славу политики Коминтерна, больших успехов советской дипломатии и …победоносного поражения Красной армии! Она заслуживает быть процитированной, хотя бы для сравнения с многочасовыми докладами Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева и М.С. Горбачева.

В.И. Ленин говорил, что «12 июля, когда наши войска в непрерывном наступлении, пройдя уже громадное пространство, подходили к этнографической границе Польши, английское правительство [в] лице Керзона обратилось к нам с нотой, требующей, чтобы мы остановили наши войска на линии 50 верст от этнографической границы Польши на условиях заключения мира по этой линии. Эта линия шла по линии Белосток — Брест-Литовск и отдавала нам Восточную Галицию. Так что линия эта была нам очень выгодна. Эта линия называлась линией Керзона. …У нас созрело убеждение, что военное наступление Антанты против нас закончено, оборонительная война с империализмом кончилась, мы ее выиграли. Польша была ставкой. И Польша думала, что она, как держава с империалистическими традициями, в состоянии изменить характер войны. Значит, оценка была такова: период оборонительной войны кончился. (Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать)… Перед нами встала новая задача. Оборонительный период войны с всемирным империализмом кончился, и мы можем и должны использовать военное положение для начала войны наступательной. Мы их побили, когда они на нас наступали. Мы будем пробовать теперь на них наступать, чтобы помочь советизации Польши.

Каковы же были результаты этой политики? Конечно, главным результатом было то, что сейчас мы оказались потерпевшими громадное [военное] поражение. Современный империалистический мир держится на Версальском договоре. Победив Германию, решив вопрос: которая из двух всемирных могущественных групп – английская или германская – будет распоряжаться судьбами мира на ближайшие годы, – империалисты закончили [войну] Версальским миром. У них нет другого закрепления всемирных отношений, как политических, так и экономических, кроме Версальского мира. Польша – такой могущественный элемент в этом Версальском мире, что, вырывая этот элемент, мы ломали весь Версальский мир. Мы ставили задачей занятие Варшавы. Задача изменилась. И оказалось, что решается не судьба Варшавы, а судьба Версальского договора…

Получился блок такой, что во всемирной политике существуют только две силы, одна – Лига Наций, которая дала Версальский договор, а другая – Советская Республика, которая этот Версальский договор надорвала. И противоестественный блок [в] Германии был за нас. …Мы уже надорвали Версальский договор, и дорвем его при первом удобном случае. …Я говорил, что даже при таком грубом определении, если возьмем политику мировую, то 0,7 населения земли будет то, которое при правильной политике будет стоять за Советскую Россию. …Нашей международной политикой мы теперь доказали, что мы имеем союз всех стран, живущих под Версальским договором. А это – 70% всего населения Земли...

А теперь я должен перейти к главному и печальному [выводу], который из этого итога теперь получился. Нас на фронте отбросили так, что мы отлетели настолько, что бои идут под Гродно, и поляки подходят к линии, под которой раньше Пилсудский хвастал, что он придет к Москве, и что осталось только хвастовством. Нужно сказать, что, несмотря на то, что нас отбросили, наши войска все-таки проделали чудеса. Их откинули на сотни [верст] к востоку и к западу, но до того места, на котором мы предлагали раньше мириться Пилсудскому, их не откинули. И теперь Пилсудский пойдет на мир в худших для него и в лучших для нас, чем наше первое предложение, условиях. Но все-таки мы потерпели огромное поражение, колоссальная армия в 100 тысяч человек или в плену, или в Германии. Одним словом, гигантское, неслыханное поражение… Я сейчас скажу, что ЦК вопрос этот разбирал и оставил его открытым. Мы для того, чтобы поставить этот вопрос на исследование, для того, чтобы решить его надлежащим образом, мы должны дать для этого большие силы, которых у нас нет, потому что будущее захватывает нас целиком. И мы решили – пусть [загадки] прошлого решают историки, пусть потом разберутся в этом вопросе. К этому мы пришли»⁴⁴. Таким образом, В.И. Ленин был ведущим теоретиком экспорта революции и автором плана наступления на Берлин через Варшаву.

В изложении газеты «Правда» выступление В.И. Ленина выглядит более понятным: «Когда мы подошли к Варшаве, наши войска оказались настолько измученными, что у них не хватило сил одерживать победы дальше... Оказалось, что война дала возможность дойти почти до полного разгрома Польши, но в решительный момент у нас не хватило сил»⁴⁵.

Председателя Совета Труда и Обороны в оценке деятельности поддержал Председатель РВС Л.Д. Троцкий, всегда избегавший публичных конфликтов с В.И. Лениным. Он прибегнул к необычному для него способу аргументации. «Спрашиваю [командиров]: “А вы знали ли, что живые силы польской армии не были разбиты?” Товарищи, я позволю себе сказать, что я был настроен скептичнее многих других товарищей, ибо как раз на этом вопросе должен был останавливаться больше других, то есть, разбиты или не разбиты военные силы польской белой армии. По этому поводу у меня были разговоры с тов. Сталиным, и я говорил, что нельзя успокаиваться всякими сообщениями о том, что разбиты силы польской армии, потому что силы польской армии не разбиты, так как у нас слишком мало пленных по сравнению с нашими успехами, и слишком мало мы захватили материальной части. Тов. Сталин говорил: “Нет, Вы ошибаетесь. Пленных у нас меньше, чем можно бы ожидать в соответствии с нашими успехами, но польские солдаты боятся сдаваться в плен, они разбегаются по лесам. Дезертирство в Польше получает характер явления огромного, которое разлагает Польшу, и это главная причина наших побед”. Что же - я должен сказать, что тов. Сталин подвел меня и ЦК. Тов. Сталин был членом одного из двух Реввоенсоветов, которые били белую Польшу. Тов. Сталин ошибался, и эту ошибку внес в ЦК, которая тоже вошла как основной факт для определения политики ЦК. Тов. Сталин в то же самое время говорит, что Реввоенсовет Западного фронта подвел ЦК. Я говорю, что этому есть оценка ЦК. Тов. Сталин представил дело так, что у нас была идеально правильная линия, но командование подводило нас, сказав, что Варшава будет занята такого-то числа. Это неверно. ЦК был бы архилегкомысленным учреждением, если бы он свою политику определял тем, что те товарищи, которые говорили о том, когда будет взята Варшава, нас подводили, потому что данные у них были те же, что и у нас»⁴⁶. Совершенно непонятно, почему за очевидные промахи командующего Западного фронта М.Н. Тухачевского должен нести ответственность именно Председатель РВС Юго-Западного фронта И.В. Сталин, находившийся в 400 км от Варшавы?

Реакция Сталина весьма была резкой, сообразно бессодержательным речам Председателей СНК и РВС РСФСР.

«Заявление тов. Троцкого о том, что я в розовом свете изображал стояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о “марше на Варшаву” и открыто в печати предостерегал товарищей от увлечения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно прочесть мои статьи в “Правде”…

Заявление тов. Ленина о том, что я пристрастен к Западному фронту, что стратегия не подводила ЦК, – не соответствует действительности. Никто не опроверг, что ЦК имел телеграмму командования о взятии Варшавы 16-го августа. Дело не в том, что Варшава не была взята 16-го августа, – это дело маленькое, – а дело в том, что Запфронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК, несомненно, отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16 августа, это, повторяю, дело маленькое, но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Тов. Ленин, видимо, щадит командование, но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование»⁴⁷. Сталина поддержал член РВС 15-й армии Западного фронта Д.В. Полуян, заявивший, что «мы нигде действенной и активной поддержки у польского пролетариата не встречали, мы индустриального польского пролетариата не видели... Заявляю, что подавляющее большинство польской армии было из польских рабочих. Поэтому все говорит за то... что польский рабочий проникнут национализмом, и шовинизм в этой [польской] армии играет огромную роль... Найти опору среди местного населения нам не удалось: созданная Польским ревкомом местная милиция повернула оружие против Красной Армии, …польские артиллеристы сражались до последнего снаряда, а партизаны взрывали дороги и мосты.… Когда мы воевали с Колчаком и Деникиным, то там не было национального шовинистического элемента... И тех мужичков, которые были в армии Деникина, ничто не спаивало с деникинскими офицерами. В польской армии национальная идея спаивает и буржуа, и крестьянина, и рабочего, и это приходилось наблюдать везде. Боязнь, что мы придем завоевателями, что мы будем насаждать Советскую власть,— эта боязнь была свойственна всем»⁴⁸. Но все эти заявления члены ЦК РКП (б) сочли самооправданием.

Сталина и Полуяна поддержал только один член ИККИ - К.Б. Радек, который видел основную причину провала всей советско-польской войны в неверной оценке революционной ситуации в Европе. «Штык будет хорош, если надо будет помочь определенной революции, но для “нащупывания” положения в той или иной стране у нас имеется другое орудие - марксизм, и для этого нам не надо посылать красноармейцев. …В Центральной Европе отношения еще не созрели для революции.  …Товарищи германские коммунисты говорили нам: если вы придете на германскую границу, то это оживит германское движение, но на взрыв рассчитывать не надо. Насчет положения в Англии тов. Бухарин верно говорит, что он не ожидал восстания там, а во Франции еще того менее. Так что же нас побуждало идти напролом?»⁴⁹. С Радеком вступил в полемику Б. Кун: «Есть некоторые товарищи на Западе (в Германии – А.Г.), которые считают себя коммунистами и которые называют эту политику Советской России империалистической. Позор таким товарищам, потому что совершенно неверно, будто массы Германии, Польши и Юго-Восточной Европы говорят о большевистском империализме. Не только наши товарищи в Венгрии, которые были под белым террором, но и пролетариат Чехословакии, Австрии, Юго-Восточной Европы ожидает Красную Армию не как армию империалистическую, а как армию коммунистической России, как армию-освободительницу... Я уверяю вас, что международная революция созрела, что Красная Армия в случае своего продвижения... была бы поддержана вооруженным восстанием пролетариата этих стран»⁵⁰. Громогласная декларация Председателя РВС Южного фронта, войска которого пока терпели непрерывные неудачи в попытках овладеть Крымом, получило поддержку большинства делегатов конференции. «Мировая революция» представлялась им всем важнее крохотного полуострова!

Эта высочайшая индульгенция как державная «охранная грамота» надолго обеспечила М.Н. Тухачевскому личную неприкосновенность в случае обострения интриг внутри ЦК РКП (б). Он в течение долгового времени умело пользовался ею, когда требовалось повысить свой авторитет и когда его военно-теоретические взгляды подвергались справедливой критике. Он по невероятному капризу Ленина и Троцкого под аплодисменты руководителей Коминтерна оказался победителем в Варшавской операции! И все члены ЦК РКП (б) вынуждены были это признавать как непреложную истину согласно принципу демократического централизма. Но И.В. Сталин не забыл этого инцидента, ни Л.Д. Троцкому, ни М.Н. Тухачевскому.

Став начальником Военной академии, командарм 1-го ранга М.Н. Тухачевский сам с вдохновением читал лекции о тактике Красной армии в гражданской войне, где события советско-польской войны подавались в выгодном ему свете. «С действиями Юго-Западного фронта, - справедливо писал в своей научной монографии «Львов – Варшава» бывший командующий фронтом командарм 1-го ранга А.И. Егоров, тогда командовавший войсками Московского военного округа, - непосредственно связывается объяснение неудачи Варшавской операции. Обвинения, возводимые в этом смысле на командование фронтом, сводятся в основном к тому, что Юго-Западный фронт вел совершенно самостоятельную оперативную политику, не считаясь ни с общей обстановкой на всем польском фронте, ни с действиями соседнего Западного фронта, и в решительную минуту не оказал последнему необходимого содействия, причем в толковании некоторых историков этот момент связывается даже с прямым невыполнением соответствующих директив Главкома, невзирая на то, что предпосылки к этим директивам были командованию Юго-Западным фронтом якобы отлично известны. Такова, в общих чертах, установка во всех трудах, рассматривающих, так или иначе, вопрос о взаимодействии фронтов в  1920 году, не исключая и вышедших в самое последнее время, хотя казалось бы, что авторы этих трудов имели возможность пользоваться уже, более или менее, систематизированными и изученными материалами.… На основании таких и аналогичных утверждений изучал историю польской кампании и уносил и продолжает уносить  с собой соответствующие впечатления в строевые части ряд выпускников нашей военной академии. Короче говоря, легенда о роковой  роли Юго-Западного фронта в 1920 году стала “сказкой казарменной” и теперь, по-видимому,  не вызывает  уже в настоящее  время  сомнений, а  признается фактом,  на  котором будущим поколениям [штабных] операторов и стратегов  предлагается учиться». Егоров подчеркивал, что все неудачи командующего и РВС Западного фронта на самом деле были вызваны просчетами самого командарма, имевшего минимальный опыт вождения войск. Чрезмерно уповая на моральную силу своих частей, тот нередко пренебрегал пополнением материальных запасов и подтягиванием тылов, бросал в бой сразу всю массу своих войск, не оставляя резервов. На законные упреки Штаба РККА в этом упущении он отвечал, что «тыл и резервы у него впереди», то есть в Германии. И Главному командованию приходилось прилагать значительные усилия для восстановления положения за счет соседнего фронта⁵¹.

Редкая для большевика, рожденного в православной религиозной семье, решительность и беспощадность М.Н. Тухачевского к контрреволюционерам всякого рода, проявившаяся при подавлении Кронштадского восстания, заметно выделяла его из плеяды заслуженных рабоче-крестьянских полководцев. В.И. Ленин и Г.Е. Зиновьев это качество молодого командарма ценили. Председатель Совнаркома В.И. Ленин в свое время отмечал, что 5-я армия «за один год из небольшой группы стала армией, сильной революционным порывом, сплоченной в победоносных боях при защите Волги и разгроме колчаковских отрядов»⁵². Пользуясь своим непререкаемым авторитетом в Политбюро ЦК РКП (б), Ленин потребовал от Наркомвоенмора Л.Д. Троцкого срочно назначить Тухачевского командующим войсками в Тамбовской губернии⁵³. Там, в течение полугода территориальным дивизиям Красной армии, подразделениям ЧОН и отрядам ВЧК не удавалось подавить грандиозное «кулацко-эсеровское восстание» под руководством эсера-максималиста А.С. Антонова. По существу внутри страны развертывался образцовый фронт новой гражданской войны. Если уж анархическая Народная Повстанческая армия Н.И. Махно сумела сорвать наступление ударных дисциплинированных белогвардейских войск на Москву осенью 1919 года, то «антоновщина» угрожала самому существованию Советской власти!

Против 70-тысячной армии плохо вооруженных крестьян Тухачевский задействовал 120 тысяч кадровых военнослужащих РККА, включая две краснокитайские и две красномадьярские кавалерийские бригады⁵⁴. Они были специально отозваны из Туркестана, Украины и Бессарабии, и насчитывали около 40 тысяч штыков и сабель. Ими непосредственно руководили друзья и соратники М.Н. Тухачевского по Восточному фронту коммунисты-интернационалисты, кавалеры ордена Боевого Красного Знамени - китаец Чун Чинлин, венгры Б. Кун и Л. Гавро, немец А. Кампф и молдаванин И.Э. Якир⁵⁵. Боевую обязательную стажировку в войсках Тамбовской губернии проходили курсанты московских военных училищ и слушатели Военной академии. Среди них оказался и будущий советский писатель Аркадий Гайдар.

По требованию Комиссии по борьбе с бандитизмом в Тамбов были командированы Н.Е. Какурин (начальник штаба), И.П. Уборевич (заместитель командующего), Г.И. Котовский (начальник конницы), И.Ф. Федько и И.В. Тюленев. Коллегия ВЧК направила в штаб М.Н. Тухачевского Г.Г. Ягоду (начальник Особого отдела) и В.В. Ульриха (уполномоченный Революционного военного трибунала)⁵⁶. Председатель Исполкома Тамбовской губернии В.А. Антонов-Овсеенко получил чрезвычайные полномочия Председателя комиссии ВЦИК по борьбе с бандитизмом.

Командарму М.Н. Тухачевскому для подавления крестьянского восстания были негласным решением Политбюро ЦК РКП (б) даны самые широкие права. Стратегия командующего состояла в непосредственной оккупации повстанческих уездов. Потом М.Н. Тухачевский напишет, что основная цель войны с бандитизмом состоит в том, чтобы «обеспечить себе свободное применение насилия, а для этого нужно в первую очередь уничтожить вооруженные силы противника»⁵⁷. Режим военного положения волостей в районе восстания вводился приказом № 130 от 12 мая и приказами № 174 и № 198 Полномочной комиссии ВЦИК. Они предусматривали занятие территории регулярными войсками РККА, назначение участковых политических комиссий и сельских ревкомов, включавших в свой состав командиров соединений, комиссаров Революционного трибунала и представителей ВЧК.

«Рабоче-крестьянское правительство, - сообщалось в приказе № 130, - решило в кратчайший срок искоренить бандитизм в Тамбовской губернии, проведя в жизнь самые решительные меры. Во исполнение сего и по постановлению Полномочной комиссии ВЦИК приказываю:

1. Войскам Тамбовской губернии с полученными ими подкреплениями решительными и быстрыми действиями уничтожить бандитские шайки.

2. Всем крестьянам, вступившим в банды, немедленно явиться в распоряжение Советской власти, сдать оружие и выдать главарей для предания их суду военно-революционного трибунала. Добровольно сдавшимся бандитам смертная казнь не угрожает.

3. Семьи не явившихся бандитов неукоснительно арестовывать, а имущество их конфисковать и распределить между верными Советской власти крестьянами согласно особых инструкций Полномочной комиссии ВЦИК, высылаемых дополнительно.

4. Арестованные семьи, если бандит не явится и не сдастся, будут пересылаться в отдаленные края РСФСР.

5. Бандитов, не явившихся для сдачи, считать вне закона.

6. Честные крестьяне не должны допускать мобилизации и формирования банд в своих деревнях и обо всех бандах должны доносить войскам Красной Армии.

7. Всем без исключения войсковым частям Красной Армии оказывать крестьянам всяческую поддержку и неуклонно защищать их от нападения бандитов.

8. Настоящий приказ является последним предупреждением перед решительными и суровыми действиями и будет проводиться в жизнь строго и неуклонно.

Командующий войсками Тухачевский

Начальник штаба Какурин.

Приказ прочесть на сельских сходах и собраниях» ⁵⁸.

Меры наказания в отношении участников крестьянского восстания, начиная с расстрела «главарей» и тех, кто был захвачен с оружием в руках, преследовали одну цель – психологически воздействовать на крестьянство, чтобы содействовать военным мероприятиям. В следующем приказе № 174 раскрывалась суть оккупационной системы: массовый террор в отношении «бандитских» сел с заключением семей повстанцев в концентрационные лагеря. Командующий войсками Тамбовской губернии несгибаемый большевик и пламенный революционер М.Н. Тухачевский никогда не считал постыдным учиться у признанных «отцов» подавления сопротивления местного населения в колониях, используя их проверенные цивилизованные методы усмирения партизан. Тем более что их применение, в конце концов, было молчаливо одобрено мировым сообществом. Цивилизованные европейские правительства руководствовались наказом царя Николая II Гаагской международной мирной конференции: «Во-первых, путем взаимного и миролюбивого обсуждения международных споров и условий ограничения вооружений предупредить войну, и, во-вторых, посредством обмена мнениями выяснить те условия, при которых возникшая война могла бы быть поставлена в самые узкие рамки с точки зрения гуманности и общей пользы народов»¹.

Англо-бурская война 1899-1902 годов в свое время произвела глубокое и тягостное впечатление на современников. В Блумфонтейн и Преторию отовсюду приехали добровольцы, готовые сражаться за свободу буров. Из России вопреки препонам официальных властей в Трансвааль и Оранжевую Свободную республику прибыло 225 добровольцев, и в их числе будущий председатель партии октябристов А.И. Гучков и один из первых авиаторов журналист Н.Е. Попов. В этой войне бурские ополченцы сразу одержали череду блестящих побед над английской регулярной армией. Английская администрация тогда первой применила тактику «выжженной земли»: все поселки, посевы и скот буров уничтожались войсками, колодцы засыпались, а заложники - старики, женщины и дети - перемещались в концентрационные лагеря. Потерпеть поражение в этой локальной войне «на окраине ойкумены» для Великобритании означало надолго, если не навсегда, потерять статус ведущей мировой державы. Соединенное королевство одержало пиррову победу, заплатив за неё жизнями 20 тысяч своих солдат. Победителям досталась обезлюдевшая и полностью разорённая страна². Советской России в случае продолжения и разрастания крестьянского восстания угрожала полная дезинтеграция, причем нельзя было исключить и новой военной интервенции со стороны Польши и Румынии, и усиления сепаратистских настроений в Закавказье и Туркестане. И хотя жестокость подобного масштаба является образцом клинического садизма, Тухачевский оправдывал ее классовой и политической необходимостью по примеру В.И. Ленина, который в свое время потребовал от членов ЦК РСДРП (б) и делегатов IV Чрезвычайного Всероссийского Съезда Советов ратификации условий «похабного Брестского мира».

Единственный английский концентрационный лагерь в Советской России на острове Мудьюг в Белом море постоянно описывался в советских газетах как наглядный пример «империалистических зверств». С августа 1918 по август 1919 через его застенки прошли 38 тысяч человек, «сочувствующих большевикам», среди которых были эсеры, меньшевики и даже черносотенные патриоты, 8000 было расстреляно, а 1000 человек умерла от побоев и болезней. А только в одной Тамбовской губернии подобных типовых концентрационных лагерей по приказу М.Н. Тухачевского мобилизованные крестьяне построили для себя больше десяти!

«Начиная с 1 июня, - говорилось в приказе № 198, - решительная борьба с бандитизмом дает быстрое успокоение края. Советская власть последовательно восстанавливается, и трудовое крестьянство переходит к мирному и спокойному труду. Банда Антонова решительными действиями наших войск разбита, рассеяна и вылавливается поодиночке.

Дабы окончательно искоренить эсеро-бандитские корни и в дополнение к ранее отданным распоряжениям Полномочная комиссия ВЦИК приказывает:

1. Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте без суда.

2. Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполиткомиссии или райполиткомиссии объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда.

5. Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда.

6. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Председатель Полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко

Командующий войсками Тухачевский

Председатель губисполкома Лавров

Секретарь Васильев

Прочесть на сельских сходах»³.

Члены политической комиссии 2-го боевого участка Лозовского уезда Тамбовской губернии откровенно признавали, что «без расстрелов ничего не получается. Расстрелы в одном селении на другое не действуют, пока в них не будет проведена такая же мера»⁴.

Прославленный «освободитель Урала» оказался прилежным учеником своего непримиримого и побежденного противника - Верховного правителя России покойного вице-адмирала А.В. Колчака. Его каратели стяжали себе страшную славу самых бесчеловечных палачей даже с точки зрения убежденных противников Советской власти⁵. Адмирал также бестрепетно приказывал в 1919 году, апеллируя к богатому опыту очередных цивилизованных оккупантов Сибири - японцев:

«Возможно скорее, решительно покончить с Енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже и жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживавшего их; в этом отношении пример японцев в Амурской области, объявивших об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по-видимому, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе.

1. Требовать, чтобы в населенных пунктах местные власти сами арестовывали и уничтожали агитаторов и смутьянов.

2. За укрывательство большевиков-пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа, которую не производить только в случае, если о появлении этих лиц (шаек) в населенных пунктах было своевременно сообщено ближайшей воинской части, а также о времени ухода этой шайки и направлении ее движения было своевременно донесено войскам. В противном случае на всю деревню налагать денежный штраф, руководителей деревни предавать военно-полевому суду за укрывательство.

3. Производить неожиданные налеты на беспокойные пункты и районы. Появление внушительного отряда вызывает перемену настроения в населении.

4. Всех способных к бою мужчин собирать в большие здания и содержать их под охраной на время ночевки, а в случае измены – беспощадно расстреливать.

5. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, — расстреливать десятого.

6. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и так далее отбирать в пользу казны. Примечание: всё отобранное должно быть проведено приказом по отряду.

7. Для разведки и связи использовать местных жителей, беря заложников. В случае неверных, несвоевременных сведений – заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать.

Подписал верховный правитель России адмирал Колчак»⁶.

Стилистика и фразеология документов различается, но содержание и порядок исполнения приказов тождественны. Остается лишь гадать, как такие убежденные коммунисты, как М.Н. Тухачевский и В.А. Антонов-Овсеенко, додумались до организации настоящего геноцида в отношении доведенного до отчаяния «военным коммунизмом» советского трудового крестьянства. Оба со школярским усердием воспроизводили «бесценный опыт» колчаковских карателей - генерал-лейтенанта С.Н. Розанова и белоказачьих самозваных атаманов И.П. Калмыкова и Г.М. Семенова. Таких людоедских приказов Реввоенсовет тамбовскому военному командованию и Полномочной комиссии ВЦИК никогда не направлял.

Зловещим символом грядущей «диктатуры партии» стал секретный приказ М.Н. Тухачевского № 0116 от 12 мая 1920 года. Он гласил:

«Для немедленной очистки лесов приказываю:

1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, только рассчитывать, чтобы облако удушливого газа распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.

2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов.

3. Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ».

4. О принятых мерах донести.

Командующий войсками Тухачевский

Наштавойск Генштаба Какурин» ⁷.

Поражает цинизм § 1 данного приказа: крестьян он именует словом «что» словно это - неодушевленные предметы! Лишь отсутствие большого числа надежных трофейных немецких газовых снарядов спасло многие населенные пункты от их массового применения. Командир отряда курсантов Московской военной школы имени ВЦИК РСФСР искренне сожалел о том, что в Кирсановском уезде за неимением химических боеприпасов они не были использованы в достаточном объеме⁸. Правда, при этом страдали и сами красноармейцы, не имевшие надежных противогазов - артиллеристы не всегда учитывали суточные изменения направления ветра в лесостепной полосе⁹. По существу, М.Н. Тухачевский применял те же передовые методы борьбы с партизанами, как английские и американские интервенты в малолюдной Архангельской губернии. «Мы применяли против большевиков химические снаряды, - писал сотрудник заокеанской «Христианской ассоциации молодежи» Р. Альберстон, посетивший Россию в 1919 году. - Уходя из деревень, мы устанавливали там все подрывные ловушки, какие только могли придумать»¹⁰.

В Реввоенсовете эти приказы вызвали недоумение. Органы ВЧК, РВС и Революционного трибунала никогда не опускались до настолько буквального заимствования методов геноцида у своих классовых врагов, тем более против трудового населения. Поскольку артиллерийские склады со снарядами, начиненными отравляющими веществами, находились в Подмосковье, заявка на них, в конце концов, оказалась на столе у Председателя РВС Л.Д. Троцкого. Намерение М.Н. Тухачевского стяжать славу великого полководца любой ценой, не считаясь с количеством загубленных человеческих жизней, тот понял правильно. Командующего войсками Тамбовского края требовалось немедленно освободить от занимаемой должности, но для этого было необходимо решение Политбюро ЦК РКП (б) и личное согласие В.И. Ленина. Троцкий распорядился отправить в Тамбов только 200 из запрашиваемых 2 000 снарядов спустя месяц, ссылаясь на межведомственные бюрократические проволочки и транспортные затруднения. Об этом свидетельствует и шифротелеграмма Председателя РВС РСФСР: «Тамбов. Командойск Тухачевскому. Москва 20.VI.21. Комиссия по борьбе с бандитизмом постановила: предложить тамбовскому командованию к газовым атакам прибегать с величайшей осторожностью, с достаточной технической подготовкой и только в случаях полной обеспеченности успеха. Нр. 659088/ш. Инспектор артиллерии Республики Шейдеман. Военком Васильев»¹¹. Заместитель Председателя Реввоенсовета Э.М. Склянский открытым текстом дублировал ее текст лично М.Н. Тухачевскому: «Тамбовскому командованию к газовым атакам прибегать с величайшей осторожностью, с достаточной технической подготовкой и только в случае полной обеспеченности успеха»¹².

Комиссия по борьбе с бандитизмом под председательством Л.Д.Троцкого без одобрения В.И. Ленина и Политбюро ЦК РКП (б) 19 июля 1921 года все-таки приняла решение «отменить приказ и по прямому проводу передать для напечатания в тамбовских изданиях». Безоговорочное решение об освобождении Тухачевского от занимаемой должности «с возвращением его на Западный фронт» было единогласно принято Комиссией еще на заседании 17 июля, а в связи с окончательным расформированием фронта бывший «командующий войсками Тамбовской губернии» вскоре получил назначение начальником Военной академии РККА¹³.

Большую роль в принятии этих решений сыграл Н.И. Бухарин, а, значит, и его молчаливый единомышленник, и преданный друг И.В. Сталин. В разгар их обсуждения В.И. Ленин послал Бухарину подробный доклад Главкома РККА С.С. Каменева, который одобрял применение «новых методов борьбы» (массовых расстрелов мирного населения и газовых атак), использованных Тухачевским в Тамбовской губернии, и признавал целесообразность их применения в других районах. На первой странице доклада имеется запись: «Бухарину секретно. Вернуть, прочитав от строки до строки в наказание за паникерство... Ленин»¹⁴. Признанный вождь мирового пролетариата был явно недоволен отставкой такого энергичного и находчивого военачальника, как М.Н. Тухачевский, который никогда не останавливался ни перед чем ради победы социализма во всем мире. В то же время В.И. Ленин впервые был обойден Троцким, который получил большинство голосов членов Политбюро ЦК РКП (б) по вопросу осуждения бесчеловечных методов подавления «антоновского мятежа» командованием Тамбовской группы войск. Между двумя «буревестниками Октября» начались личные разногласия. Они воплотились в ленинской уничижительной характеристике Троцкого лишь как выдающегося большевистского администратора в известном «Письме к съезду». В.И. Ленин отметил, что «Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела»¹⁵.

Оппонентом Г.Е. Зиновьева постоянно выступал Председатель Революционного Военного Совета и Наркомвоенмор республики Л.Д. Троцкий. Он доказывал, что будущая война, в отличие от гражданской, будет позиционной, и Красной армии, уступающей противнику в вооружении, технике и инфраструктуре, придется в течение длительного времени обороняться. Троцкий пытался убедить своих оппонентов, что побеждает не тот, кто всегда наступает первым, а тот, кто наступает тогда, когда для наступления создались необходимые предпосылки. А в ожидании этого благоприятного момента РККА придется вести долгую, трудную и изнуряющую оборону. Поскольку вероятные противники, обладая преимуществом в военной технике и транспорте, могут быстрее провести мобилизацию и сосредоточение своих армий, советским войскам в начальный период войны наверняка придется не только обороняться, но и отступать, выигрывая время для сосредоточения всех сил и средств. Он настаивал: «Имея за собой пространство и численность, мы спокойно и уверенно намечаем тот рубеж, где обеспеченная нашей упругой обороной мобилизация подготовит достаточный кулак для нашего перехода в наступление»¹⁶. Ни о каком «экспорте революции» в европейские государства после введения НЭПа Троцкий уже не помышлял. Он считал, что в обозримом будущем капиталистическая Европа будет не в состоянии в силу обострения внутренних противоречий осуществить объединенную агрессию против Советского Союза. СССР мог рассчитывать на длительную мирную передышку. Обобщая свои мысли о военном строительстве, Л.Д. Троцкий говорил на XV конференции ВКП (б): «Интервенция есть война, а война есть продолжение политики иными средствами, а политика есть обобщенная экономика. Стало быть, вопрос идет об экономических отношениях СССР с капиталистическими странами в полном объеме. Эти отношения отнюдь не исчерпываются той исключительной формой, которая называется интервенцией. Они имеют более глубокий и непрерывный характер... Если теоретически… допустить, что капитализм в европейском и мировом масштабе своей исторической миссии еще не исчерпал, что это не империалистический загнивающий капитализм, а развивающийся капитализм, ведущий хозяйство и культуру вперед, то это означало бы, что мы (коммунисты – А.Г.) пришли слишком рано»¹⁷.

Сторонники Л.Д. Троцкого предлагали учиться не у догматиков-немцев, а у практичных американцев и англичан. Помощник начальника РККВФ А.П. Розенгольца комбриг Е.И. Татарченко подчеркивал, что «для нас в Советской России, в “Советских Соединенных Штатах”, воздушный флот, именно Америки, должен представлять собой больший интерес, чем воздушный флот какой-либо другой страны. Мы заняты сейчас решением исторической задачи создания Красного Воздушного Флота, военного и мирного, по своей величине и мощности соразмерного с величием задач, стоящих перед Союзом трудящихся. Своего положительного опыта у нас мало, почти нет. Выдумывать все заново, повторять ошибки, которые уже проделаны и выявлены другими — дело невеселое и малопочтенное (курсив наш – А.Г.). Тут единственно правильный подход к делу — изучать чужой опыт и использовать его для своей работы, учтя, понятно, все местные особенности. И вот в этом-то отношении Америка дает нам много ценнейших примеров того, как что надо и что не надо делать, создавая Воздушный Флот.… Опыт Америки мы можем использовать раньше и лучше, чем опыт какой-либо другой страны»¹⁸.

Высокопоставленные борцы с троцкизмом из окружения Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева, напротив, заботливо опекали тех «героев гражданской войны», кто неустанно придумывал новую социалистическую стратегию и тактику на основе опыта якобы передовой германской армии. Рейхсвер приобрел его благодаря установлению «военного социализма» во время первой мировой войны.

Тем не менее, добросовестные работники Штаба РВС СССР пытались переубедить их, не предчувствуя своего будущего идейного поражения. «Воздушный флот Англии, первый во всем мире, добился своего признания в качестве одного из видов вооруженной силы страны, и неизбежно с этим добился права на самостоятельную жизнь, независимую от армии и флота морского, всегда и всюду склонных смотреть на него не снизу вверх, а сверху вниз. Пример Англии, руководители которой издавна славились своей политической дальновидностью, прославленной способностью мыслить веками и материками, с ее органическим пренебрежением к чистой теории, отвлеченному знанию, всякой фантастике, в особенности в военном деле, — обязывает нас ко многому в смысле нашей оценки значения и организации воздушного флота Союза Республик»¹⁹. Высказанные Е.И. Татарченко взгляды отражали реалистическую концепцию развития стратегии и тактики РККВФ. Он развивал тезис Л.Д. Троцкого о том, что «интеллигентское самомнение, которое обещает справиться со всем собственными домашними средствами есть поистине оборотная сторона тупоумия, которое не понимает сложности задач и сложности путей, ведущих к их разрешению. Очень часто бывало в истории, что ложные взгляды и распространенные предрассудки получают свое "принципиальное" выражение тогда, когда приходит им время издыхать.… Такая философия не имеет ничего общего с марксизмом, - это философия опрощенства, знахарства, невежественного бахвальства»²⁰. К сожалению, его правоту доказала сама жизнь, когда доморощенные «пролетарские гении» изобрели множество механических монстров, свысока взирая на буржуазный опыт, и придумали «передовые принципы социалистической военной науки».

После ссылки Троцкого он и Розенгольц были переведены на другую работу. Е.И. Татарченко еще долгое время преподавал в Военной академии имени Фрунзе историю военного искусства, а в Штабе ВВС занимался вопросами организации авиации ПВО. Он подчеркивал: «В настоящее время, когда нападения воздушных сил на города, преимущественно на столицы, на промышленные районы и прочие жизненные центры неприятельской страны стали неотъемлемым элементом ныне действующих доктрин воздушной войны, история зарождения новой тактики и стратегии, воздушного наступления, история возникновения средств и способов обороны от воздушных нападений представляет исключительный интерес и поучительность»²¹. Достойно сожаления то, что такой всесторонне образованный человек, обладающий солидным боевым опытом, попал под влияние своих оппонентов, и превратился в одного из проповедников «революционного революционизма». Апрельская кампания 1931 года по оздоровлению преподавания военных дисциплин в академиях РККА, организованная заместителем наркома по подготовке личного состава М.Н. Тухачевским, пагубно отразилась на мировоззрении комбрига Е.И. Татарченко²².

Впрочем, это случилось и с другими его единомышленниками после грандиозной «чистки» профессорско-преподавательского состава военных академий в 1931 году. Тогда цвет отечественной авиационной мысли буквально спас от уничтожения органами ОГПУ нарком обороны К.Е. Ворошилов. Он направил в Политбюро ЦК ВКП (б) письмо от 5 августа 1931 года, где с возмущением писал: «Надо прямо сказать, что непрекращающийся “розыск” сомнительных элементов уже сейчас вредно отражается на политико-моральном состоянии многих наших командиров-летчиков. Я считаю необходимым решительно отказаться от системы этих постоянных “розысков” как от, безусловно, вредного в данных условиях метода управления нашими воздушными силами. Самая “драконовская чистка” не избавит нас от известного количества маскирующихся врагов, которых еще долгое время будут поставлять нам постепенно исчезающие с исторической сцены враждебные классы. Это неизбежно. В период, когда идет бурный процесс социальной ломки, об абсолютной гарантии не проникновения даже в армию отдельных враждебных элементов не может быть речи»²³.

В военных кругах у Председателя Политбюро ЦК РКП (б) Г.Е. Зиновьева оказалось немало сторонников, и доктрина стратегической обороны социалистического Отечества держалась тогда только на личном авторитете Л.Д. Троцкого.

Пользуясь свои исключительным положением и не считаясь с постановлением РВС РСФСР о переходе на территориально-милиционный принцип комплектования РККА, М.Н. Тухачевский опубликовал программную статью «Обучение войск». Он без обиняков писал: «Рабочие и крестьяне должны знать, что Советская власть приложит все силы и средства, чтобы избежать новых войн, но они должны сознавать, что классовые враги Советской России только и ждут случая, чтобы с наименьшими для себя потерями наброситься на нее и задушить ненавистное рабочее государство. А раз так, то за мирным трудом не должна забываться и боевая подготовка. Раз так, то каждый трудящийся Советской России должен быть готов к тому, чтобы с объявлением нам войны не ожидать капиталистического нападения, а, наоборот, самим наброситься на изготовившихся к нападению врагов, опрокинуть их и внести знамя социалистической войны на буржуазную территорию,… зная о целях войны, о неминуемости революционных взрывов в буржуазных государствах, объявивших нам войну, о сочетании социалистических наступлений с этими взрывами, об атрофировании национальных чувств и о развитии классового самосознания и солидарности»¹.

Такая постановка вопроса соответствовала концепции перманентной пролетарской революции в ее пещерном толковании, которая не признавала ни буржуазного принципа государственного суверенитета, ни международных договоров, ни даже самой дипломатии, как таковой. Будучи назначенным наркомом иностранных дел, Л.Д. Троцкий на первой встрече с сотрудниками наркомата объявил, что мировой революции никакая дипломатия, ни буржуазная, ни' пролетарская, не нужна, ибо трудящиеся всего мира и без этого найдут общий язык, не прибегая к какой-то «касте дипломированных посредников». Первый советский Наркоминдел, оказывается, был не оригинален. Он лишь сформулировал мысль В.И. Ленина, высказанную в 1920 году: «Нам не так важны границы, пускай мы потеряем на границах в смысле меньшего количества земли, для нас важнее сохранить жизнь десятка тысяч рабочих и крестьян, сохранить возможность мирного строительства, чем набольшую территорию земли»².

В докладе об очередном пленуме Исполнительного комитета III Коммунистического Интернационала и на XIV партийной конференции Г.Е. Зиновьев настойчиво убеждал делегатов в скором начале второй мировой войны, когда союзником СССР может оказаться «бонапартистская» Германия. «Значительная часть избирателей голосовала не столько за Гинденбурга, сколько за реванш против Антанты, против Версальского договора, против тех издевательств, которые нам не знакомы…, но которые вызывают там величайшее возмущение и негодование в самых широких слоях народа. …Гинденбург – это означает, во всяком случае, не стабилизацию отношений между Германией и Францией, а, наоборот, их обострение. Гинденбург – это означает также не стабилизацию отношений между Германией и Польшей, а их обострение. …Эпоха войн и революций не прекращается, и мы стоим “не в конце концов”, а в “начале начал” этой эпохи»³. Авторитетные «кремлевские мечтатели» и непосредственные основатели III Коммунистического Интернационала верили, что мировая буржуазия, ослепленная блеском советских золотых червонцев, сама будет вооружать первое в мире социалистическое государство, а то, в свою очередь, - своих сторонников. Председатель ИККИ Г.Е. Зиновьев не скупился на издание популярных назидательных книг о германской революции⁴. На IV конгрессе Коминтерна ревностный сторонник НЭПа и «любимец партии» Н.И. Бухарин, чтобы досадить ренегату Троцкому, предлагал включить в программу Коминтерна следующий пункт; «Каждое пролетарское государство имеет право на красную интервенцию, поскольку распространение Красной армии является распространением социализма, пролетарской власти и революции»⁵.

Политические противники председателя РВС РСФСР, судя по всему, не исключали и насильственного низложения Л.Д. Троцкого. Об этом свидетельствует любопытное письмо В.И. Ленину от заместителя председателя комитета Хозяйственной политики ВСНХ А. Ломова (Г.И. Оппокова), отправленное через Секретариат ЦК РКП (б): «Дорогой товарищ Ленин! Прошу Вас помочь рабочим Московского аэротехнического завода, ибо помочь через ВСНХ, или другие организации здесь невозможно… Я прошу Вас от имени Комитета Хозяйственной политики сделать соответствующее распоряжение о выдаче заводу аванса в 200 000 рублей, одобренное Авиационным Советом, без предварительного одобрения Контрактной комиссии. Все факты, сообщаемые здесь, проверены и сомнений не вызывают». Никакого документа «с проверенными фактами» к письму не прилагается, как будто Ленину они были известны. В его резолюции сказано, что «предписывается в виде исключения, не создавая прецедента, выдать аванс в двести тысяч рублей Московскому аэротехническому заводу без заключения Контрактной комиссии»⁶. Любопытно, что государственный авиационный завод № 8 «Пропеллер» являлся по существу небольшой мастерской по изготовлению авиационных винтов и лыж, который был закрыт по решению ВСНХ еще в 1919 году. Безусловно, что эти деньги были потрачены для закупки каких-то вооружений за границей в обход Реввоенсовета Республики, если только несуществующие лыжи и аэросани не изготовлялись из черного африканского дерева.

На XI съезде РКП (б) в январе 1922 года по предложению заместителя Председателя ВСНХ по военно-морским делам П.А. Богданова принимается новая оборонная доктрина⁷.

Согласно этой концепции РСФСР отказывалась от наступательных вооружений. Личный состав Красной Армии приказом РВС был сокращен в десять раз - до 500 000 военнослужащих срочной службы. Фронтовые и армейские управления РККА упразднялись, командный состав, в первую очередь «военспецы», увольнялся без права восстановления в прежних должностях, вся боевая техника подлежала сокращению, а военная промышленность – срочной «демобилизации». Обе Конные армии фактически были преобразованы в кавалерийские корпуса, сохранив лишь названия. Бронепоезда большей частью демонтировались – в стране не хватало паровозов и подвижного состава. На вооружении РККА осталось десять дивизионов бронепоездов. Дислоцировались они в Украинском военном округе — 1-й Краснознаменный дивизион, в Белорусском военном округе — 4-й и 8-й отдельные дивизионы, на Северном Кавказе — 7-й дивизион, в составе Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии — 9-й дивизион, и в Туркестане — 10-й отдельный дивизион. Часть бронепоездов была поставлена на консервацию. В Брянске, ставшем центром производства и ремонта бронепоездов, стояло на заводском хранении 12 составов, в том числе тяжелые составы « Имени тов. Ленина», «Имени тов. Сталина», «Имени тов. Троцкого» и «Матрос Железняк». К концу 1928 года в строю Красной армии насчитывалось 32 бронепоезда, которые находились в составе пограничных войск ОГПУ на Западной границе, и курсировали по Сибирской железной дороге на рубежах Маньчжурии.

Бронеавтомобили переделывались в грузовые автомашины, а боеспособные танковые войска теперь согласно штатному расписанию состояли из 19 английских тяжелых танков Mk.V и одного командирского легкого танка Mk.A «Уиппет». В основном, они предназначались для демонстрации «военной мощи страны Советов» на праздничных военных парадах на Красной площади в Москве. Остальные танки с демонтированными пушками и пулеметами передавались в подмосковные совхозы в качестве тракторов, а броневики умудрялись переделывать в грузовики для нужд коммунального хозяйства.

Новая оборонительная доктрина предусматривала значительное сокращение государственных ассигнований на развитие военно-воздушных сил. Помощник начальника РККВФ большевик с дореволюционным стажем А.В. Сергеев (Петров) неоднократно произносил на заседаниях Реввоенсовета яркие речи по этому поводу. Он утверждал, что «никакой воздушной стратегии нет, а специализация авиации нам не по карману», а для РККА, «не насыщенной в достаточной мере пулеметами, артиллерией, автомобилями и т.д., авиация в большом размере – ненужная вещь», поскольку «роль бомбометания ничтожна». Он решительно отказывался от тезиса о возможности коллективного воздушного боя: «он [воздушный бой] индивидуален и останется таким на долгое время, может быть навсегда.…В воздухе нет организации боя. Там бой всегда одиночный». Главную задачу военной авиации он видел в том, чтобы «пугать, давить на психику войск и населения», когда «наблюдается или поражается противник, разрушаются мертвые цели, ведется политическая работа и т.д. Война, а в частности бой, есть накопление ужасов, прежде всего, ведущее к потрясению и конечной прострации духа и нервов армии и народа»⁸. Для этого достаточно сохранять небольшое число самолетов и применять их массированно против пехотных соединений и мирного населения. Страстные выступления А.В. Сергеева, собранные в одну книгу, стали любимым настольным учебным пособием для немецких курсантов Липецкой авиационной школы. Знаменитая книга итальянского генерала Д. Дуэ «Господство в воздухе» в то время еще не была написана.

Для изучения пилотажных характеристик трофейных и лицензионных самолетов в Москве на Ходынском поле был создан Научно-опытный аэродром в составе тяжелой и легкой эскадрилий. Никакой единой исследовательской программы в НОА не существовало: личный состав занимался самыми разнообразными экспериментами, начиная с испытаний «на скорость», «на потолок», «на дальность», изучением рассеивания пуль при стрельбе из различных положений самолета и кончая подъемом на большую высоту подопытных животных, чтобы зафиксировать их физических реакции. Изучались и возможности отечественных парашютов, для чего с самолетов сбрасывались манекены с «зонтиками Гроховского» с льняными куполами. Все эти задания исходили непосредственно от РВС РСФСР. Испытаний отечественных самолетов на НОА не производилось после неудачного пробного полета триплана КОМТА, едва не закончившегося аварией, и катастрофы опытного двухместного истребителя конструкции Н.Н. Поликарпова 2И-Н1.

В Москве по решению Реввоенсовета была открыта Высшая аэрофотограмметрическая школа РККВФ для подготовки летчиков-наблюдателей, или аэронавигаторов. В ее распоряжении был один самолет – старый трофейный двухместный английский биплан РАФ ВЕ.2е. Слушатели летали на нем исключительно в хорошую погоду и тогда, когда аэроплан не находился в ремонте. Школа выпускала в среднем по 10 профессиональных штурманов в год, что в то время представлялось большой цифрой, так как часто их знания по причине малочисленности советского военного самолетного парка оставались невостребованными. Обычно аттестованные выпускники уходили в гражданскую авиацию штурманами⁹.

В марте 1922 года представительная делегация партийного комитета крупнейшего самолетостроительного завода ГАЗ № 1 (бывший «Дукс») обратилась к Председателю Политбюро ЦК РКП (б) Г.Е. Зиновьеву с просьбой использовать заводское оборудование по его прямому назначению. В ответ из уст признанного теоретика «диктатуры большевистской партии» прозвучало: «Нам сейчас не до авиации. Это - роскошь! Хотите существовать - делайте, как раньше, велосипеды». Его единомышленник Ю. Ларин (М.А. Лурье) рассматривал НЭП только «как наше поражение, как нашу уступку, но отнюдь не как новое радостное завоевание, как необходимый шаг, но не как повод к пляске и танцам»¹⁰.

Но пока 1 мая 1922 года в ознаменование дня Пролетарской солидарности трудящихся в Москве над Красной площадью был продемонстрирован воздушный парад. Колонна из 30 разнотипных самолетов трижды прошла длинной извилистой лентой над Москвой-рекой, что производило тягостное впечатление на многочисленных зрителей и делегатов III Конгресса Коминтерна. Советские летчики не умели летать строем¹¹.

После этого «знаменательного события» член Политбюро ЦК РКП (б) М.В. Фрунзе заявил на расширенном заседании РВС РСФСР: «Нужно, чтобы и теперь, несмотря на нынешнее затишье и отсутствие непосредственной опасности, раздался из уст партии новый лозунг: “Пролетарий, на воздушного коня”. Надо помнить, что дело создания Воздушного флота более трудное и сложное, чем создание конницы. Оно требует бдительной методической предварительной работы, поэтому и медлить нельзя. Даже при самой скромной оценке будущей роли Воздухофлота его значение будет на самом деле огромным. Мы с полной уверенностью должны признать, что всякое государство, которое не будет обладать мощным, хорошо организованным, обученным и подготовленным Воздухофлотом, неизбежно будет обречено на поражение»¹². А.В. Сергеев тогда не согласился с ним, заявив, что Красная Армия останется непобедимой благодаря революционному и классовому энтузиазму пролетариата и трудового крестьянства. Точку зрения Фрунзе поддержали председатель Политбюро ЦК РКП (б) и Председатель Исполкома III Коммунистического Интернационала Г.Е. Зиновьев, Председатель Совета Труда и Обороны СССР Л.Б. Каменев и потребовал его осуждения, хотя незадолго до этого случая поддерживали заслуженного начальника Авиадарма. Они пожертвовали Сергеевым ради доверия М.В. Фрунзе. Генеральный секретарь ЦК РКП (б) И.В. Сталин отстоял российского авиатора и добился его перевода в Управление гражданского воздушного флота.

После личного вмешательства Л.Д. Троцкого на заводе «Дукс» была организовано серийное производство английских многоцелевых самолетов Эйрко DH.4 и DH.9 под индексами P-II и Р-2. После приобретения лицензии на производство мощного американского авиационного двигателя Кёртисс-Райт CW-12а «Либерти» на этом планере был создан массовый отечественный многоцелевой бомбардировщик Р-1. «Я стал летчиком, - рассказывал один из старейших советских пилотов М.Н. Каминский, - в те далекие годы, и хорошо знаю, чем тогда была наша авиация. После трофейных “фарманов”, “сопвичей”, “фоккеров” и “мартинсайдов” наши отечественные Р-1 считались верхом надежности. Однако это были очень строгие машины, и полеты на них казались пределом человеческого умения»¹³. В годы первой пятилетки в состав советских ВВС по разным данным вошли 2924 этих надежных отечественных самолетов различных модификаций, из которых более 400 экземпляров было построено на добровольные пожертвования трудящихся. За счет рабочих, крестьян, военнослужащих, ученых, советских и партийных служащих, в том числе членов ЦК ВКП (б), строились именные самолеты. Об этом говорят их названия - «Красная Пресня», «Красный текстильщик», «Железнодорожник», «Известия ЦИКа», «Красный балтиец», «Арсений», «Шуйский пролетарий», «Ивановский ткач», «Серпуховской рабочий», «Красный сормовец», «Комсомолец Сибири», «Красный киевлянин», «Незаможник», «Червонiї Уманець», «Правда», «Красный камвольщик», «Наука», «Химик», «Донецкий шахтер», «Харьковский рабочий», «Одесский пролетарий», «Советская Беларусь», «Красный Баку», «Абхазский большевик», «26 бакинских комиссаров», «Пролетарский ответ лорду Керзону», «Рабочий ультиматум», «Воровский», «Нетте», «Канавинский комсомолец», «Комсомолец Чувашии», «Советский Сахалин», «Харьковский пролетарий», «Абхазский ультиматум» и другие. На собранные ячейками ОДВФ деньги были построены самолеты Р-1 для целых авиационных эскадрилий – «Имени Ленина», «Имени Дзержинского», «Имени Сталина», «Имени Кирова», «Красная Москва», «Наш ответ Чемберлену» и «Ультиматум» ¹⁴.

Учебных самолетов с двойным управлением, оснащенных трофейными двигателями, бесфюзеляжных бипланов П-IV и П-IVбис конструкции А.А. Пороховщикова и «Коньков-Горбунков» В.Н. Хиони, было построено всего несколько десятков из-за небольшого количества иностранных моторов, сохранившихся на складах национализированных авиационных заводов после гражданской войны. Естественно, они не могли удовлетворить потребностей летных училищ.

Главным препятствием в развитии отечественного авиастроения являлся дефицит отечественных серийных двигателей, когда приходилось использовать трофейные авиационные, автомобильные и даже мотоциклетные двигатели. По этой причине при перелете из Москвы в Кёнигсберг потерпел аварию перспективный восьмиместный пассажирский биплан конструкции Н.Н. Поликарпова ПМ-1: двигатель «Майбах», снятый со сбитого немецкого дирижабля, во время перелета в Кёнигсберг развалился в воздухе! Четырехместный пассажирский самолет конструкции Д.П. Григоровича СУВП («самолет “Укрвоздухопути”») успешно прошел испытания, но опять-таки из-за отсутствия серийных двигателей и необходимых крупных государственных денежных средств на их покупку за границей остался в одном-единственном опытном экземпляре.

В 1925 году «вольный слушатель» Военно-воздушной академии механик Центрального аэродрома А.С. Яковлев самостоятельно построил двухместный биплан АИР-1 (ВВА-1) с 60-сильным английским автомобильным мотором «Циррус», построенный на деньги, которые собрали пионеры Москвы в счет сбора металлического лома, под названием «Пионерская Правда». На Одесских военных маневрах он успешно использовался как связной самолет. Было построено всего 3 экземпляра этой авиетки с различными иностранными двигателями. Они долгое время оставались самолетами первоначального обучения в военных авиационных училищах в Гатчине и Москве, а в 1926 году самолеты АИР-1 опять участвовали в маневрах войск Одесского военного округа, имитируя бомбардировку сооружений морского порта. С их помощью проверялась готовность зенитных расчетов к отражению воздушного нападения и умение населения бороться с химическим заражением местности. Этот эпизод красочно описан писателями Ильей Ильфом и Евгением Петровым в романе «Золотой теленок»¹⁵.

С появлением массового многоцелевого разведчика и легкого бомбардировщика Р-1, многократно возросла потребность в едином учебном самолете. Им стал двухместный биплан У-1. Главному механику ремонтного авиационного поезда Северного фронта С.В. Ильюшину поручили доставить английский самолет Авро.504К, сбитый под Петрозаводском в 1920 году, в Москву, чтобы снять с него чертежи. Серийный самолет У-1 изготавливался целиком из сосновой фанеры и кедрового бруса, тогда как в эталоне силовые узлы конструкции делались из прочной африканской бальзы и палисандра. На нем устанавливался отечественный ротативный двигатель М-2. В эксплуатации мотор был сложен, и не имел единого выхлопного патрубка для выброса отработанного касторового масла. Оно из-под капота разбрызгивалось прямо на носовую часть фюзеляжа и плоскости. Расход масла на один час полета доходил до 20 л, а горючего хватало лишь на час полета. И курсанты, и мотористы тратили несколько часов на очистку капота и крыльев, чтобы привести У-1 в предполетную готовность. Из авиационных приборов на нем был установлен только тахометр – счетчик оборотов двигателя, и все остальные показатели полета летчик должен был определять по интуиции и «по горизонту». По этой причине процент отчисления учлётов из военных училищ, как «профессионально непригодных» был непропорционально велик. Обычно из 10 курсантов в группе первоначального обучения оставалось в среднем три человека. Это обстоятельство тогда не позволило перейти к существенному увеличению количества профессиональных военных пилотов¹⁶. Но качество подготовки военных летчиков благодаря самолету У-1 повысилось. Ранее считалось, что для получения аттестата «воздушного краснофлотца» малограмотному красноармейцу достаточно провести 18 летных часов с инструктором и затем выполнить 41 самостоятельный полет на биплане с толкающим винтом Фарман HF.IV. Советская авиапромышленность выпустила к концу первой пятилетки 700 самолетов У-1 и 170 поплавковых морских разведчиков МУ-1¹⁷.

Изменились программы обучения военных летчиков, рассчитанные на три учебных цикла, утвержденные Управлением РККВФ в мае 1925 года. На самолете первоначального обучения У-1 курсант должен был совершить 105 «вывозных полетов» с инструктором и 83 – самостоятельно. После этого он осваивал переходный военный биплан с двойным управлением Р-2. На нем курсант совершал 28 вылетов с инструктором и 41 - самостоятельно. Накануне выпуска из военного училища «кандидат» обучался полетам на боевом самолете Р-1, на котором после 17 вывозных вылетов он должен был совершить 33 самостоятельных полета, после чего аттестовался как военный пилот. Это способствовало существенному повышения качества обучения летчиков. Постановлением РВС СССР от 16 октября 1926 года РККВФ выделялся в отдельный род войск с четко определенной структурой и штатным расписанием и именовался в документах ВВС РККА. Это нововведение тогда осталось, в общем, незамеченным, и двойное наименование военно-воздушных сил в приказах РВС СССР просуществовало до 1931 года.

Капризные «аврушки», однако, с честью выполняли свой служебный долг, пока в 1927 году их не начали заменять легендарные воздушные «долгожители» - бипланы У-2 (По-2) конструкции Н.Н. Поликарпова. Главное достоинство этих неприхотливых и безопасных в пилотировании учебных самолетов заключалось в том, что они позволили начать массовую и беспрецедентную по мировым масштабам подготовку летчиков-резервистов в аэроклубах.

Такой явилась послевоенная внешняя политика РСФСР миру, которую Народный комиссар по иностранным делам Г.В. Чичерин убедительно продемонстрировал в своем выступлении на пленарном заседании Генуэзской международной экономической конференции в 1922 году.

Руководители Чехословакии, Румынии и Югославии, объединившиеся в Малую Антанту, накануне Генуэзской конференции привлекли к сотрудничеству польское правительство. Их представители на Белградском совещании пришли к соглашению: четыре союзных государства (Малая Антанта и 2-я Речь Посполитая) должны принимать активное участие в восстановлении Европы, а в вопросе о дипломатическом признании Советской России они будут занимать выжидательную позицию¹⁸. С белградскими договоренностями совпадала итоговая резолюция совещания совета министров иностранных дел четырех балтийских государств, которое состоялось 13–17 марта 1922 года в Варшаве. Их неофициально одобрило правительство Финляндии.

Президент Чехословакии Т.Г. Масарик накануне Генуэзской конференции в начале 1922 года обращал внимание английского правительства и Конгресса США на тенденцию закономерного военно-политического и экономического сближения Германии и РСФСР. Он указывал, что оба эти государства имеют давние исторические связи, обусловленные их географической близостью и взаимной заинтересованностью в развитии двусторонних отношений: Москва обязательно будет сотрудничать с Берлином, поскольку почти все руководители РКП (б) до революции подолгу жили в Германии как политические эмигранты и были воспитаны на немецкой культуре, а многие высокопоставленные немецкие политики знали русский язык, издревле проявляли интерес к России и всегда стремились установить с ней прямые культурные и деловые контакты¹⁹.

Но, как известно, переговоры о возвращении военных долгов царского правительства никаких результатов не дали, а необходимых кредитов для восстановления разрушенной мировой и гражданской войнами экономики Советская Россия так и не получила. И во время Генуэзской конференции в пасхальное воскресенье 16 апреля 1922 года между Веймарской республикой и Советской Россией был подписан договор о взаимном сотрудничестве в Рапалло. Оба государства предоставили друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле и обмене специалистами. «Рапалльский договор, - писал Г.В. Чичерин, - окончательно устанавливает дружескую связь между противоположным империализму полюсом - Советской республикой - и угнетаемой победоносными империалистическими правительствами Германией»²⁰. Два государства – «изгоя» по причине экономической блокады со стороны ведущих западноевропейских держав неизбежно должны были сблизиться, чтобы выжить в экстремальных условиях.

Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд-Джордж, узнав о подписании советско-германского мирного договора, 18 апреля заявил, что Рапалло – это «проявление немецкого вероломства и глупости». Говоря об «искренней лояльности и дружбе», канцлер Германии И. Вирт будто бы тайно занимался согласованием статей сепаратного договора с РСФСР, «который не соответствует ни духу миролюбия, ни духу дружбы.… Если Россия окажется способной обеспечить оружием Германию, никто не сможет остановить ее»²¹. Он произнес тогда пророческие слова: «Величайшая опасность в данный момент заключается, по моему мнению, в том, что Германия может связать свою судьбу с большевиками и поставить все свои материальные и интеллектуальные ресурсы, весь свой огромный организаторский талант на службу революционным фанатикам, чьей мечтой является завоевание мира для большевизма силой оружия. Такая опасность – не химера»²².

Премьер-министр Франции Р. Пуанкаре предоставил текст Раппальского мирного договора на рассмотрение Репарационной комиссии конференции, поскольку он «затрагивает условия Версальского мира». Он заявил, что если Великобритания не поддержит его инициативы дальнейшего усиления экономической блокады РСФСР, то Франция предпримет самостоятельные шаги, даже если они будут противоречить британской позиции. По существу, с этого заявления начался фактический раскол Антанты, который привел к последующей ревизии всех соглашений с Великобританией и ослаблении позиций Франции в рамках Версальской экономической системы и падения ее политического влияния на остальные государства Центральной и Южной Европы²³. Гитлер писал в своей книге «Майн Кампф», что «совершенно наивно думать, будто Англия и Франция в таком случае стали бы спокойно ждать, скажем, десяток лет, пока немецко-русский союз сделает все необходимые технические приготовления для войны. Нет, в этом случае гроза разразилась бы над Германией с невероятной быстротой. Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен. Такая война могла бы означать только конец Германии».

В дипломатических отношениях РСФСР с Францией, Великобританией и десятью новыми суверенными государствами Центральной и Восточной Европы сложилась непростая атмосфера взаимного недоверия и подозрительности. В Польше известия о подписании Рапалльского мирного договора привели к отставке правительства А. Пониковского²⁴.

В политических кругах Малой Антанты, возглавляемой Чехословакией, упорно распространялись слухи о заговоре Коминтерна, в котором Германии большевики отводили роль «базы в оперативных действиях против западных держав», о военных приготовлениях Москвы к мировой революции. Генеральный штаб чехословацкой Народной армии информировал премьер-министра Э. Бенеша, что Рапалльский договор содержал тайные статьи, предусматривавшие военное сотрудничество Москвы и Берлина, в частности, обязательство Германии не допускать провоз военных материалов в Польшу, и производство в России вооружения для германской армии. Отовсюду поступали сведения, будто договор предусматривал создание русско-германского военного союза, что во время его подготовки обсуждался вопрос о «военных мероприятиях против Польши»²⁵.

Тем не менее, после ратификации Раппальского договора произошли положительные перемены в чехословацко-советских отношениях - 5 июня 1922 года в Праге был заключен Временный договор между РСФСР и ЧСР. Во введении говорилось о необходимости соблюдения нейтралитета в случае конфликта одной из них с третьей державой. По настоянию чехословацкой стороны в договор был внесен пункт, согласно которому оба правительства обязывались «прекратить всякие официальные сношения с разного рода учреждениями и представительствами организаций и лицами, имеющими целью борьбу с правительством другой страны». Это положение предусматривало, в частности, отказ официальных кругов ЧСР от материальной поддержки русской политической эмиграции, прежде всего, кадетов, эсеров и активистов РОВС - Российского общевоинского союза²⁶.

Центральная австрийская газета «Neues Wiener Tagblatt» 29 мая 1922 года опубликовала интервью с лидером чехословацкой парламентской оппозиции В. Тусаржом, в котором тот отметил, что «Германия перестала быть пассивной в своей внешней политике, и заключила договор с Советской Россией. Рапалльский договор по существу ничего не изменил. Союзники, как каждому ясно, прошли в этой связи через тяжкие испытания, но Антанта осталась той же группировкой держав, какой была и прежде, и это гарантирует Европе эволюционное развитие»²⁷. Это заявление свидетельствовало о сохранении иллюзий о незыблемости Версальской политической и оборонительной системы, тогда как обострение противоречий «по русскому вопросу» между Францией и Великобританией являлось первым серьезным симптомом ее скорой и неизбежной дезинтеграции. Премьер-министр Чехословакии Э. Бенеш последовательно выступал за дальнейшее развитие экономических отношений с Веймарской Германией и СССР, не видя угрозы с их стороны. Поэтому он упорно отказывался от навязчивых предложений Парижа дополнить существующий договор о взаимопомощи военной конвенцией, направленной против Берлина и Москвы²⁸. Бенеш считал, что французская политика чересчур обременена устаревшими довоенными доктринами. «Европейская реконструкция должна начаться с решения проблемы репараций в ходе прямых переговоров между Англией, Францией и Германией. …Процесс дезинтеграции будет медленным, - говорил он. - Ни Россия, ни Германия еще не созрели, чтобы быть участниками какой-либо европейской комбинации. Сотрудничество между Францией и Великобританией необходимо как для немцев и русских, так и для самих великих держав…. Но Чехословакия никогда не может быть тесно связана с Германией: подобное объятие задушило бы ее»²⁹.

Раппалльский договор являлся своеобразным «ходом конем» советской дипломатии, тщательно взвешенным Г.В. Чичериным. Вопрос о дореволюционных долгах России последовательно решался.

Внешний долг Российского государства предоставил германскому правительству возможность использовать в своих интересах переговорный процесс для сохранения благожелательного нейтралитета Веймарской республики, используя возросшую потребность Советской России в займах. Германия являлась третьим по объему займов кредитором РСФСР³⁰. Подписав с Германией экономический договор о взаимном аннулировании всех долговых обязательств, РСФСР прекратила платить по долгам третьих стран, а отказ Германии от репараций нуллифицировался. В 1924 году удалось урегулировать вопрос о долгах с Великобританией. При дипломатическом признании Советского правительства был заключен договор об отказе долговых претензий Соединенного Королевства к СССР. Правда, соглашение это не было ратифицировано Палатой общин, но, судя по всему, неуклонно соблюдалось обеими сторонами. Этот же механизм был выбран и при признании Советской России другими иностранными державами. В том же 1924 году от долговых претензий к России отказалась фашистская Италия, Норвегия, Швеция и другие государства, объявлявшие о своём дипломатическом признании Советов. Отказ от долгов не был актом благотворительности со стороны западных стран. Все они без исключения получали крупные торговые и экономические преимущества в России в форме крупнейших заказов и концессий.

Народный комиссариат по иностранным делам Советского Союза в продолжение процесса преодоления экономической и политической блокады СССР добился подписания советско-литовского договора «О взаимном ненападении и нейтралитете». Он был подписан в Москве 28 сентября 1926 года наркомом Г.В. Чичериным, полномочным представителем СССР в Литве С.С. Александровским с одной стороны и министром-президентом Литвы М. Сляжевичюсом и посланником Литвы в Москве Ю. Балтрушайтисом – с другой. Договор был инициирован Политбюро ЦК ВКП (б) и НКИД СССР, стремившихся сорвать попытки польских политических кругов создать Балтийскую Антанту - антисоветский военно-политический блок прибалтийских государств под своей эгидой. Социал-демократическое правительство Литовской республики считало противозаконной аннексию Вильно (Вильнюса) и Виленского края польским правительством даже на принципах конфедерации, хотя ее утвердила Версальская мирная конференция. Обе договаривающие стороны обязывались «уважать при всех обстоятельствах суверенитет и территориальную целость и неприкосновенность друг друга», воздерживаться от агрессивных действий против другой стороны, не участвовать во враждебных друг другу коалициях и осуществлять нейтралитет в случае нападения на одну из сторон. В заключительной ноте НКИД СССР говорилось о признании прав Литвы на Вильнюс и «Виленскую область». Этот договор 1926 по инициативе литовского правительства был продлен в 1931 и 1934 годах³¹. Обеспокоенная наметившимся советско-литовским сближением Варшава официально объявила о создании на территории «Виленской области» самостоятельной административной единицы – Виленского воеводства. Польское правительство, тем самым, до 1939 года не признавало суверенитета Литвы de jure, считая ее составной частью 2-й Речи Посполитой наряду с Правобережной Украиной.

При поддержке французского правительства, которое пока негласно возглавляло Версальскую систему, и польской контрразведки в Литве 17 декабря 1926 года произошел государственный переворот. Власть захватил «Таутининкай саюнга», Союз националистов, во главе с А. Сметоной. Он 12 апреля 1927 года объявил себя «вождем нации» и распустил парламент. Вплоть до 1 ноября 1938 года в стране действовало военное положение. Все территориальные споры с правительством Ю. Пилсудского надолго отступили на второй план, хотя «Виленская проблема» продолжала раз от раза обсуждаться в литовской либеральной прессе.

Присутствие на территории Чехословакии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Румынии и Болгарии политических союзов и военизированных антисоветских формирований, которые организовывали диверсионные акты в Советской России, усугубляло ситуацию. В Польше проживало 80 тысяч русских эмигрантов, на Балканах – 58 тысяч, в Германии – 45 тысяч, в Прибалтике – 30 тысяч, и в Чехословакии – 15 тысяч человек. Складывалось впечатление, что возможна объединенная вооруженная агрессия их участием. В то же время количество наступательных вооружений, поступавших из Франции и Англии в арсеналы армий 2-й Речи Посполитой, балканских и прибалтийских государств, и размеры военных кредитов явно превышали их реальные оборонительные потребности. Вероятный военно-политический союз с Германией позволял если не предотвратить новую интервенцию общеевропейской антисоветской коалиции против Советского Союза, то, во всяком случае, отсрочить ее на длительное время.

Не случайно вопрос о царских долгах в отношениях с Францией приобрел особую остроту. Французы были самыми крупными кредиторами Российской империи, а держателями русских ценных бумаг в основном были как раз рядовые граждане, а не банки и государственные финансовые учреждения. Их голоса на выборах играли огромную роль, и поэтому ни одно правительство «третьей республики» не рисковало отказываться от долговых претензий. К тому же жадность французских банков после первой мировой войны оказалась беспредельной не только по отношению к Советскому Союзу, но и к Веймарской республике. Так, после отказа РСФСР платить по долгам царского и Временного правительства, французский кабинет министров экспроприировал всю русскую государственную собственность в Европе и в колониях, но направил вырученные от этого огромные деньги не на погашение долга, а на финансирование интервенции против республики Советов. Тем не менее, в 1927 году Советское правительство из дипломатических соображений пошло на полное признание долговых обязательств России, обязуясь уплачивать в течение 62 лет ежегодно по 22 млн. рублей в счет погашения долга. Однако это соглашение не нашло сколько-нибудь осязаемой формы воплощения, поскольку ожидаемых кредитов и необходимых товаров Совнарком СССР так и не получил, как и французские рантье – денег. В Германию на металлолом были отправлены на буксирах новейшие линкоры и линейные крейсеры «Император Николай I», «Бородино», «Кинбурн», «Наварин», «Андрей Первозванный», «Император Павел I» и «Измаил»³². Вслед за ними последовали современный броненосный крейсер «Рюрик», и овеянные славой побед в русско-японской войне тихоокеанские крейсеры «Громобой», «Россия» и «Богатырь». Та же участь постигла в 1925 году крейсеры 1-го ранга «Баян», «Диана», «Паллада» и «Адмирал Макаров»³³, и миноносцы типа «Меткий». Партийные чиновники, вдохновленные пламенными речами секретаря Ленинградского обкома и Председателя Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьева «о кануне мировой революции», не поленились поднять со дна Финского залива подорванный английскими торпедами во время гражданской войны крейсер «Олег»³⁴. В Архангельске был разобран на металл броненосец «Чесма» (бывшая «Полтава»). Металлолом оправили в Германию. Новейший броненосец береговой обороны «Император Петр I Великий», введенный в строй накануне первой мировой войны, был разоружен: все орудия главного калибра без замков были проданы Веймарской республике. Его вначале переоборудовали в учебный корабль, затем – в транспорт для перевозки боеприпасов, и, в конце концов, он превратился в блокшив. Накануне советско-финляндского вооруженного конфликта броненосец был разрезан на металл.

Из состава Черноморского флота были выведены и разрезаны на металл модернизированные накануне первой мировой войной броненосцы «Святой Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Память Азова», «Три святителя», «Ростислав»³⁵, «Святой Пантелеймон», «Двенадцать апостолов» и «Синоп», крейсер 1-го ранга «Адмирал Корнилов» и 60 миноносцев различного водоизмещения. Десятки тысяч тонн высококачественного металла продавались Италии и Германии по самым низким оптовым ценам. Добросовестные покупатели охотно оставляли в миролюбивой Советской России негодные паровые котлы, генераторы, трубы и корабельную мелочь, но все деревянные снасти и детали интерьера кают увозили за границу³⁶.

Столь же печальная участь была уготована и заграничному Русскому флоту, который находился на мертвом якоре во французском порту Бизерта. Переговоры о возвращении «захваченных советских военных кораблей» в отечественные порты вел в Париже долго и безуспешно полномочный представитель РСФСР Л.Б. Красин³⁷.

Совет Народных Комиссаров СССР на глазах изумленной капиталистической Европы безо всяких договоров и ультиматумов добровольно уничтожал огромный российский военно-морской флот, спасая угнетенный и ограбленный Антантой немецкий революционный пролетариат, взрастивший в свое время К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина.

Начальник Морских сил Республики и заместитель Председатель РВС РСФСР Р.А. Муклевич тем самым добросовестно исполнял указание В.И. Ленина, написавшего членам Политбюро ЦК РКП (б) из Горок письмо со словами: «Я думаю, что флот в теперешних размерах, хотя и является флотишкой,… все же для нас непомерная роскошь… Флот нам не нужен, а увеличение расходов на школы нужно до зарезу.… Держать флот сколько-нибудь значительного размера нам, по соображениям экономическим и политическим, не представляется возможным»³⁸. Главными, конечно, были политические соображения: дефицитный металлолом был необходим для порабощенных Антантой и голодающих немецких рабочих, которые, по мнению архитекторов и руководителей III Коммунистического Интернационала, поддерживали коммунистов в Германии.

Флагманом «москитного» Рабоче-крестьянского Красного флота стал эскадренный миноносец «Яков Свердлов», который для своего времени был самым быстроходным и прочным кораблем этого класса. На нем после модернизации впервые установили четырехтрубные торпедные аппараты и новые 120-мм орудия главного калибра. Краснофлотцы с уважением именовали их «полукрейсерами». Эсминец «Яков Свердлов» мог соперничать даже с современными легкими крейсерами³⁹.

Краснознаменный Балтийский флот по состоянию на 1925 год имел в строю 3 небоеспособных линейных крейсера «Гангут», «Севастополь» и «Петропавловск», легкий учебный крейсер «Аврора», 5 эсминцев типа «Новик», канонерскую лодку «Красное Знамя» (монитор «Храбрый» постройки 1897 года)⁴⁰, деревянный колесный минный заградитель «Яуза» и 9 подводных лодок. Обучение молодые командиры проходили на парусном барке «Товарищ» (бывший «Лауристон») и угольном пароходе «Комсомолец» (бывший «Океан») и паровом парусном барке «Товарищ» (бывший «Лауристон»). Штабным кораблем КБФ был пассажирский пароход «Свирь»⁴¹.

В составе Черноморского флота остались легкий крейсер «Коминтерн»⁴², 4 эсминца типа «Новик», минные истребители типа «Беспощадный», отечественная подводная лодка «Политрук» и 4 субмарины американской постройки серии «А», 2 трофейных бронированных французских быстроходных сторожевых корабля «Гневный» и «Альбатрос», трофейная французская канонерская лодка «Интернационал», плавучая база подводных лодок «Березань» и 4 сторожевых корабля. Деревянные морские «истребители» Черноморского флота затем не раз переоборудовали то в сторожевые катера, то в быстроходные тральщики. К середине тридцатых годов корпуса этих кораблей были облицованы тонким всегда начищенным до блеска медным листом, что, впрочем, хорошо смотрелось на военно-морских парадах в Севастополе, но никак не сказалось на их и без того невысоких ходовых качествах. В строю Черноморского флота находились и 25 новых торпедных катеров Г-5 конструкции А.Н. Туполева. Штабным кораблем начальника Морскими силами Черного моря И.К. Кожанова был ветхий американский колесный пароход «Красный моряк», не имевший даже приемно-передающей радиостанции. Команды флагмана флота обычно подавались сигнальщиками, и тот, не признавая буржуазных технических выдумок, считал это вполне достаточным. В ненастную погоду и зимой по этой причине корабли Черноморского флота не проводили учебных стрельб и оставались на своих базах⁴³.

Отношение к военно-воздушным силам в Политбюро ЦК РКП (б) было иным. Кадры авиационных отрядов в отличие от всех других родов войск сократились только в полтора раза, и то - путем перевода летчиков старшего возраста, или непролетарского происхождения, в гражданскую и полярную авиацию, или в научно-исследовательские центры. Советские авиационные отряды целенаправленно вооружались закупаемыми в неограниченном количестве голландскими, английскими и итальянскими военными самолетами везде, где это было возможно. В условиях экономической блокады эта непростая задача выполнялась резидентами ОГПУ. На покупку «воздухоплавательных аппаратов» по решению Политбюро ЦК РКП (б) и ВСНХ РСФСР от 26 января 1921 года выделялось 3 миллиона золотых рублей⁴⁴. В итоге, к 1 декабря 1922 года за 1 млн. 218 тысяч рублей за границей было приобретено через советские торговые представительства и подставные фирмы 1000 новых военных самолетов и 500 авиационных двигателей. Поэтому на восстановление и развитие отечественного авиастроения крупных денежных сумм практически не выделялось.

Иначе обстояло дело с подготовкой немецких военных специалистов и производством германских военных самолетов, что оговаривалось протоколами Рапалльского мирного договора.

После долгих консультаций 11 августа 1922 года было заключено «Временное соглашение о сотрудничестве рейхсвера и РККА». Немцы получили право создавать на советской территории военные объекты для проведения испытаний техники, накопления тактического опыта и обучения личного состава наступательных родов войск, которые Германии запрещалось иметь по Версальскому мирному договору.

В Берлине под различными предлогами затягивали воплощение достигнутых договоренностей, выжидая, кто в Политбюро ЦК РКП (б) займет место тяжело заболевшего В.И. Ленина. И, хотя на кремлевском Олимпе уже существовала «руководящая тройка» в составе Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева и И.В. Сталина, целью которой являлась борьба с политическими амбициями Л.Д. Троцкого, исход этого противостояния был достаточно неопределенным. Троцкий фактически совмещал сразу три важнейших в стратегическом отношении должности: Председателя РВС республики, Народного комиссара по военным и морским делам и наркома путей сообщения. Его симпатии к североамериканским социально-политическим институтам и образу жизни были широко известны, как, впрочем, и его откровенная германофобия. Пока под его контролем оставалась Красная армия и вся транспортная инфраструктура страны Советов, и в отсутствие неутомимого энтузиаста улучшения советско-германских отношений В.И. Ленина, вопрос об их обозримом будущем становился проблематичным. Сплоченность партийного триумвирата также вызывала законные сомнения: слишком разные по своим теоретическим взглядам и внешнеполитическому опыту деятели оказались в его составе. Но в любом случае, международный авторитет Троцкого был неизмеримо выше, чем у всех троих вместе взятых. Для низложения прославленного «демона революции» был нужен равновеликий по опыту и заслугам военачальник и партийный деятель - М.В. Фрунзе.

В январе 1924 года по решению «руководящей тройки» в Политбюро ЦК РКП (б) была создана партийная комиссия, которой поручалось изучить состояние дел в Наркомате по военным и морским делам. В нее вошли С.И. Гусев (председатель), К.Е. Ворошилов, Н.И. Подвойский, Г.К. Орджоникидзе, М.В. Фрунзе и Я.М. Шверник. Ее вывод оказался неутешительным: «Красной армии как организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы у нас в настоящее время нет»⁴⁵. И хотя эта оценка носила очевидный персональный характер, Наркомвоенмор и Председатель Реввоенсовета СССР Л.Д. Троцкий подал заявление об отставке со всех занимаемых постов.

В личности М.В. Фрунзе удивительно сочетался полководческий талант и государственное мышление. Он никогда не был чьей-либо «фигурой влияния». Низвергая Троцкого как политического карьериста, Фрунзе вовсе не собирался отказываться от тех рациональных идей, которые оформились в Красной армии в результате опыта первой мировой и гражданской войны. В первую очередь, это касалось социалистической оборонительной доктрины – она лишь приобрела отчетливые очертания, основанные на научных трудах профессора А.А. Свечина. В своей фундаментальной монографии «Стратегия» тот отстаивал идею глубокой войсковой обороны, которую считал единственно возможной военной доктриной для РККА. Свечин признавал две главные разновидности стратегии: «стратегии сокрушения» и «стратегия измора». «Сокрушение подразумевало решительные действия, безудержное наступление с целью полной ликвидации или выведения из строя основной живой силы противника». «Измор» предполагал, прежде всего, оборону, строившуюся на умелом распоряжении территорией, экономикой, вооружением и резервами. Преимущественный упор на физическое уничтожение или подавление в условиях тотальной войны обойдется непомерно дорого и с большой вероятностью должен приводить к поражениям. В наступление нужно переходить лишь тогда, когда противник выдохнется, преодолевая нашу, умело построенную позиционную оборону. В любом случае, будет ли противник прорывать оборону, или будет стоять на месте, войну решат с наименьшими жертвами экономические, территориальные и ресурсные факторы, по которым с Россией сравниться не может ни одно европейское государство⁴⁶. С принятыми в научными кругах частными замечаниями эту точку зрения разделял и сам Фрунзе, и профессоры военных академий РККА. «Основным и важнейшим выводом из опыта минувшей империалистической войны, - писал М.В. Фрунзе,- стали новые задачи и новые методы подготовки обороны страны и, в частности, новую роль тыла как прямого участника в деле борьбы. …Огромность нашей территории, сравнительная редкость населения, недостаточная железнодорожная сеть, слабое развитие промышленности, общая техническая отсталость и т. д., и т. д. — все это ставит нас в крайне невыгодное положение в смысле мобилизационной готовности по сравнению с возможным врагом. …Требуется организовать страну еще в мирное время так, чтобы она могла быстро, легко и безболезненно перейти на военные рельсы», для чего, в свою очередь, необходимо усвоить «твердый курс на военизацию еще в мирное время всего гражданского аппарата». Осуществление программы заблаговременной мобилизации страны «весьма облегчается государственным характером основных элементов нашего хозяйства»⁴⁷. Он имел в виду сложившуюся иерархическую военизированную структуру партийных и советских организаций.

А вот молодой и энергичный командующий начальник Военной академии РККА М.Н. Тухачевский подверг ее критике «с марксистских позиций», а статью озаглавил «Война клопов». М.В. Фрунзе после этого унизительного политического памфлета избегал неофициальных личных встреч с новорожденным партийным демагогом и новоиспеченным теоретиком «революционной войны в Европе».

Став Наркомвоенмором, М.В. Фрунзе немедленно приступил к осуществлению военной реформы. В результате Красная Армия получила штатную численность в 562 тысячи человек. В её составе на кадровом положении находились 26 стрелковых дивизий, почти вся кавалерия, РККВФ и РККФ. Территориальные подразделения состояли из 36 стрелковых дивизий, 3 национальных бригад, 1 кавалерийской дивизии, отдельного дивизиона бронепоездов и подразделений местной самообороны.

М.В. Фрунзе исходил из вероятности новой объединенной военной империалистической интервенции. С этой целью он предлагал реорганизовать армию и тыл, чтобы «соответствующим образом выработать программы наших требований к этому тылу, дать направление, по которому должна развиваться наша хозяйственная деятельность»⁴⁸. В ходе реформы в первую очередь устранялись учреждения периода гражданской войны, которыми был перегружен аппарат управления вооруженных сил⁴⁹. С другой стороны, целенаправленно усиливались мобилизационные возможности РККА путем увеличения числа соединений постоянной дислокации, сосредоточения главных сил в западных округах и наращивания численности командного состава.

Январский (1925 г.) Пленум ЦК РКП (б) поддержал увеличение ассигнований на оборону на 1,25%. Однако член «руководящей тройки» И.В. Сталин, согласившись, что «вопрос о нашей армии, о ее мощи, о ее готовности обязательно встанет перед нами при осложнениях в окружающих нас странах, как вопрос животрепещущий», неожиданно предостерег присутствовавших против излишней драматизации международной обстановки и склонности ориентироваться на «активное выступление против кого-нибудь». Он заявил, что «если война начнется, …то нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить»⁵⁰. Появление исторического будущего у РКП (б) окончательно освобождало новое поколение большевистской партийной бюрократии от жертвенного служения идолу мировой пролетарской революции, от приспособления внутренней и внешней политики к лозунгам Коминтерна. И.В. Сталин сделал совершено верный вывод из роковой ошибки последнего царя Николая II, который втянул Россию в первую мировую войну, будучи одержимым спекулятивной мифологемой созидания идеального панславянского мира. Как хорошо известно, это привело великую мировую империю к гибели, а ее население – к анархии, революции и гражданской войне. Идеалы «перманентной революции» он справедливо относил к абстрактным ценностям того же сорта. Военная доктрина Советского Союза, наконец, приобретала отчетливый оборонительный характер.

Наиболее последовательным и уважаемым среди «рабоче-крестьянских полководцев» борцом с троцкистскими искривлениями в послевоенной перестройке РККА среди всех полководцев гражданской войны, по мнению Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева, по-прежнему оставался тридцатилетний командарм М.Н. Тухачевский, которого высоко ценил В.И. Ленин. Он мог бы, по мнению членов «руководящей тройки», уравновесить авторитет и фракционную независимость М.В. Фрунзе.

М.Н. Тухачевский был назначен начальником Штаба РККА в ноябре 1924 года. Он видел в Троцком непосредственного виновника своего предшествующего перевода на должность начальника Военной академии. Будучи в плену умозрительных стереотипов германского генералитета, он видел «существо генштаба» в «создании вертикали не только технической, но и политической»⁵¹. Концентрация всей военной и политической власти в Генеральном штабе подразумевала переход от «диктатуры партии» к утверждению диктатуры «красных генералов». Демиургом совета диктаторов, естественно, Тухачевский мыслил начальника Штаба РККА, то есть себя самого. Наркомвоенмор К.Е. Ворошилов несколькими годами позже припомнил М.Н. Тухачевскому «наши разногласия относительно роли Штаба и, следовательно, ответственности Штаба РККА за подготовку хозяйственного и административного аппарата государства к обороне. Вы настаивали на сосредоточении всей этой колоссальной работы в Штабе РККА, я решительно воспротивился этому, считая, что эта работа должна быть в равной степени рассредоточена по всем гражданским ведомствам (центральным, областным и окружным) и возглавлена авторитетным правительственным органом — Советом Труда и Обороны»⁵².

При поддержке своего идейного наставника Г.Е. Зиновьева командарм 1-го ранга М.Н. Тухачевский добился введения пресловутого единоначалия в РККА, когда политические комиссары не могли отменять обоснованных конкретными фронтовыми условиями приказов командиров. «Надо только дать широкий простор для продвижения и широко назначать комиссаров на командные должности, давая некоторым из них краткую теоретическую подготовку, – писал он. - … Нужно только бросить лозунг о переходе к коммунистическому командному составу»⁵³. В результате красный командир новой формации не становился профессиональным военным, а оставался прежним политработником, закончившим краткие курсы по прикладным воинским дисциплинам. К сожалению, с действительным единоначалием предлагаемые меры не имели ничего общего, но такая практика аттестации командиров РККА по уровню политической грамотности просуществовала десять лет! О ее последствиях для боеготовности офицерского корпуса Красной армии, думается, говорить нет необходимости. И если раньше политработники по должности занимались обучением неграмотных красноармейцев, то теперь рядовому составу пришлось фактически заниматься самообразованием. На VII Всесоюзном съезде Советов СССР в 1935 году Тухачевскому пришлось признать, что многих новобранцев приходиться в войсках обучать письму и арифметике. Институт политических комиссаров в РККА и ВМФ был восстановлен Приказом наркома обороны № 77 от 10 мая 1937 года⁵⁴.

Военная реформа началась с реорганизации штаба Воздушного флота. В декабре 1924 года на должность начальника Управления РККВФ назначили П.И. Баранова, известного М.В. Фрунзе по Среднеазиатскому бюро РКП (б). Его хорошо знали И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов по совместной работе в Реввоенсовете Юго-Западного фронта в период советско-польской войны. Однако лучшей рекомендацией являлась его откровенная неприязнь к Л.Д. Троцкому. Заместителем и помощником (начальником штаба) П.И. Баранова стал профессиональный российский авиатор, выпускник Казанского военного училища и Николаевской военной академии, закончивший с отличием в 1916 году Киевскую школу летчиков-наблюдателей, капитан царской армии С.А. Меженинов. Фундаментальное военное образование и солидный боевой опыт этого незаурядного человека позволили начать системную реорганизацию военной авиации Красной армии. С.А. Меженинову принадлежат первые серьезные теоретические работы о стратегии и тактике советской авиации⁵⁵. В ней был представлен анализ применения российских авиационных отрядов на Восточном фронте в первую мировую войну, хотя наглядные примеры черпались из опыта РККВФ периода гражданской войны.

Новая доктрина применения военно-воздушных сил РККА полностью отвечала требованиям логистики. Опыт воздушной войны на Западном фронте рассматривался в контексте конкретных факторов, которые привели к максимальной концентрации вооружений на сравнительно узком участке от Мёца до Кале, обеспеченной развитой транспортной сетью, в условиях позиционной войны. Здесь радиус, потолок, и вооружение военных самолетов рассчитывались почти с математической точностью, как и их бомбовая нагрузка. Бомбардировщики Антанты лишь дополняли полевую и крепостную артиллерию, а гидросамолеты – быстроходные артиллерийские и противолодочные корабли. Малочисленные тяжелые бомбовозы Антанты предназначались, главным образом, для уничтожения целей в глубоком тылу противника, а Германии – для бомбардировок Лондона и Парижа. И те, и другие преследовали не стратегические, а скорее психологические цели. Воздушные бои были чаще всего столкновениями истребителей противоборствующих сторон, которые расчищали пространство для своих тактических разведчиков и легких бомбардировщиков. В самолетах непосредственной поддержки пехоты при наличии эшелонированной системы долговременных подземных оборонительных сооружений как самостоятельного вида авиации потребности не было ни у летчиков Антанты, ни у авиационного командования Тройственного Союза. Английские тяжелые бомбардировщики изначально создавались и предназначались для уничтожения объектов в глубине неприятельской обороны, в первую очередь густонаселенных городов, складов и промышленных центров. Насущной необходимости авиационное командование Антанты в них так и не усмотрело, и первые полеты вглубь Германии бомбардировщики Хендли-Пейдж НР.0/400 и Виккерс «Вайми» начали производить уже после завершения активной фазы воздушной войны в Европе, когда истребительная авиация Тройственного союза практически исчерпала резервы пополнения летно-подъемного состава.

На Восточном фронте мировой войны сложилось принципиально иное положение. Огромная протяженность и глубина фронта, невозможность маневрировать сухопутными соединениями на большом пространстве не позволяли массированно применять одномоторные военные самолеты с их небольшой дальностью. Они выполняли ограниченные задачи тактической воздушной разведки и противоздушной обороны широко разбросанных крупных крепостных узлов⁵⁶. И, наоборот, многомоторные дальние бомбардировщики становились мощным средством дезорганизации инфраструктуры противника непосредственно на линии фронта и в его ближайшем оперативном тылу. Ими стали знаменитые четырехмоторные самолеты «Илья Муромец» конструкции И.И. Сикорского, объединенные приказом Великого князя Александра Михайловича в Эскадру воздушных кораблей. Она в начале 1917 года включала в себя 73 воздушных корабля различных модификаций⁵⁷. В период гражданской войны, когда «траншейная оборона» была скорее исключением, нежели правилом, несоизмеримо выросла роль штурмовой авиации против подвижных подразделений противника. Впервые в теоретических работах Меженинова прозвучала мысль об эффективности «посадочных десантов» в оперативном тылу противника.

Таким образом, основополагающие выводы начальника штаба РККВФ родились на конкретной национальной почве, и не имели ничего общего ни с идеей «мировой революции», ни с сугубо итальянской «теорией Дуэ». Исходя из них, новое руководство Управления РККВФ начало перестраивать принципиальную структуру отечественных ВВС, опираясь на опыт воздушной войны на Восточном фронте в России. Приоритет принадлежал многоцелевым самолетам непосредственной поддержки пехоты и истребителям, которые приобрели опыт штурмовых действий. Затем следовали скоростные бомбардировщики, а замыкали эту структуру дальние бомбовозы, способные выполнять параллельно и тактические функции.

С.А. Меженинов как кадровый русский военный летчик помнил, как в 1913 году в Главном штабе обсуждался принципиальный вопрос о том, какими военными самолетами оснащать русский Воздушный флот. Великий князь генерал-фельдмаршал Николай Николаевич настаивал на массовом выпуске тяжелых бомбардировщиков «Илья Муромец», а фронтовую разведывательную авиацию комплектовать самолетами из резерва. Его оппонент Великий князь вице-адмирал Александр Михайлович отстаивал идею о создании из небольшого числа тяжелых кораблей мобильной авиационной эскадры стратегического назначения, а остальные средства направить на приобретение во Франции и Великобритании и строительство тактических самолетов для армии и флота. Николай II тогда принял соломоново решение: разделить бюджетные ассигнования поровну. В итоге, серийное производство «муромцев» из-за недостатка средств разворачивалось крайне медленно, а корпусные авиационные отряды постоянно испытывали острый дефицит одномоторных боевых самолетов и необходимых вооружений⁵⁸. П.И. Баранов и С.А. Меженинов сделали все возможное, чтобы не повторить этой ошибки неповоротливой царской бюрократии при комплектовании авиаотрядов РККВФ.

Закономерно, что именно в советских ВВС появилась Отдельная штурмовая авиационная эскадрилья, вооруженная 19 одномоторными легкими двухместными бомбардировщиками Р-1 с сильным вооружением из четырех пулеметов в батареях под нижними крыльями⁵⁹. Командовали этим уникальным подразделением ВВС Украинского военного округа комбриг А.А. Туржанский и полковой комиссар А.В. Белов. На Киевских окружных военных маневрах в 1928 году они продемонстрировали прекрасные результаты взаимодействия со стрелковыми подразделениями и кавалерией⁶⁰.

С целью организации производства цельнометаллических самолетов в Советский Союз была приглашена знаменитая фирма «Юнкерс». Одновременно велись переговоры с конструктором и предпринимателем Клодом Дорнье о предоставлении ему концессии для серийного производства 100 цельнометаллических пассажирских самолета C.III «Комета» и двухмоторных летающих лодок «Валь»⁶¹. Такие большегрузные и надежные гидросамолеты были необходимы для полярной авиации. С их помощью пытался покорить Северный полюс знаменитый норвежский путешественник и исследователь Руал Амундсен, но по причине аварии одного из самолетов смог достичь только 88º северной широты и благополучно возвратиться на базу Кингс-Бей. Советские торговые представители покупали их в Италии больших количествах. Однако в качестве военных самолетов, как показали неоднократные испытания различных модификаций Do.II в качестве бомбардировщиков, «вали» были малопригодны⁶².

Гуго Юнкерс предложил более привлекательные проекты. В Москве 29 января 1923 года был подписан протокол о предоставлении фирме «Юнкерс» концессии в подмосковных Филях для производства цельнометаллических пассажирских и транспортных самолетов. В городке Кольчугино немецкие специалисты начали строить завод по производству гофрированного дюраля, или, как его называли в ЦК ВКП (б), «кольчугалюминия». Предприятие получило невнятное название «А.Б. Аэротранспорт»⁶³. В интересах сохранения видимости миролюбивых намерений СССР было решено исключить упоминание одиозного имени Юнкерса в официальных документах, равно как и в наименованиях самолетов. Конструкторское бюро завода состояло из 1350 квалифицированных немецких инженеров и технологов. На предприятии было занято более 4000 советских рабочих и мастеров. Завод производил в большом количестве цельнометаллические одномоторные пассажирские и транспортные самолеты Ju-13 и F.13. Советский Союз получил от этой фирмы до 1927 года в счет арендной платы за концессию 130 таких самолетов из 291 всех построенных экземпляров. Остальные самолеты экспортировались за границу – в Чехословакию и Финляндию. Самолеты был строгими в пилотировании, но их аэронавигационные приборы и радиооборудование были отличными, а планеры – прочными и долговечными.

На самолете Юнкерс Ju-13 с целью выяснения возможностей цельнометаллической конструкции 16-30 сентября 1922 года был совершен дальний перелет по маршруту Москва – Смоленск – Витебск – Гомель – Киев – Одесса – Серпухов – Москва. Самолет пилотировал Б.К. Веллинг, а обязанности штурмана исполнял помощник начальника РККВФ А.А. Знаменский. Расстояние в 3 650 км было преодолено за 22 часа 30 минут летного времени. Это был первый длительный полет советских летчиков. Летом 1923 года этот экипаж совершил полет по маршруту Москва – Харьков – Ростов-на-Дону – Беслан – Тбилиси – Баку – Ашхабад – Каган – Ташкент – Хива – Казалинск – Оренбург – Борисоглебск. Тогда возникла необходимость установления постоянного воздушного сообщения с Турцией, Ираном и Афганистаном. Расстояние в 10 567 км было пройдено за 76 часов 35 минут. Впервые серийный пассажирский самолет без специальных навигационных приборов пролетел над Большим Кавказским хребтом на высоте 4900 м и пересек Каспийское море по прямой длиной 400 км. Пятнадцать самолетов Юнкерс Ju-13 c 1922 года стали использоваться на регулярных почтово-пассажирских авиационных линиях Москва – Казань, Ташкент – Алма-Ата, Ташкент - Бухара, Бухара – Хива и Бухара – Душанбе.

Для Управления Северного морского пути были изготовлены 47 самолетов W.33, которые получили индекс ПС-4. В сухопутном (W.33L) и поплавковом (W.33D) вариантах они использовались на пассажирских авиалиниях Сибири и Дальнего Востока. Высокие эксплуатационные и ремонтные качества этих самолетов способствовали тому, что они применялись до 1941 года.

На московском заводе «Юнкерс» было произведено 30 трехмоторных самолетов Юнкерс G.23/24 (K.30) - в Советском Союзе они назывались ЮГ-1. Их быстро переоборудовали в авиационных мастерских в бомбардировщики, и они вошли в состав2-й эскадрильи бригады тяжелых кораблей РККВФ Московского военного округа⁶⁴. В 1-ой эскадрилье этой авиабригады на вооружении было 60 французских двухмоторных бипланов Фарман Fа.62 «Голиаф»,

Согласно секретному приложению к Договору о концессии фирма «Юнкерс» производила цельнометаллические бомбардировщики A-20, разведчики H-21 и истребители С-22. Точное количество таких самолетов, построенных для Красной армии, неизвестно. Считается, что многие самолеты остались незаконченными постройкой. В Филях в присутствии правительственной комиссии во главе с Наркомвоенмором М.В. Фрунзе в 1925 году был торжественно отпразднован выпуск сотого серийного самолета Н-21. В официальных отчетах и налоговых документах концессии «А.Б. Аэротранспорт» фигурируют только гражданские машины, но сумма, уплаченная Государственным банком за всю товарную продукцию, явно этому противоречит – 8 млн. золотых рублей.

Одномоторными легкими бомбардировщиками Юнкерс Н-21 был полностью укомплектован 14-й авиационный отряд Московского военного округа, поскольку, когда возникали проблемы с запасными частями, их можно было получать только в Филях. В случаях обострения ситуации в Туркестанском военном округе, когда через границу прорывались банды басмачей Энвер-паши, отряд переводился в Таджикистан. Таким образом, советские ВВС в 1927 году имели в своем составе три бомбардировочных авиационных полка, оснащенных цельнометаллическими самолетами, и один истребительный авиаотряд⁶⁵.

Неприхотливые цельнометаллические самолеты были необходимы для изучения Арктики, чтобы исследовать как перспективы ее народнохозяйственного освоения, так и создания там военных баз. Установление регулярного сообщения по Северному морскому пути диктовалось стратегическими интересами Советского Союза⁶⁶. В апреле 1926 года летчик Ю.А. Кальвица на самолете Юнкерс Ju-13 обследовал Чукотский архипелаг и произвел аэрометрию острова Врангеля. Спустя год была организована воздушная экспедиция для изучения полетов от устья Лены до Иркутска, которая следовала на ледокольном пароходе «Колыма» из Владивостока. Летчики Э.М. Лухт и Е.М. Кошелев и Г.Т. Побежимов на поплавковых самолетах Ju-13 за одну летнюю навигацию полностью выполнили правительственное задание. Так начиналась эпоха отечественной полярной авиации. После гибели Кальвицы воздушную разведку на Крайнем Севере продолжили М.С. Бабушкин, Б.Г. Чухновский, М.Т. Слепнев, Г.Д. Красинский, Л.В. Петров, Ф.Б. Фарих, С.А. Леваневский, И.П. Мазурук и М.В. Водопьянов. Во время полярной экспедиции по спасению экипажа потерпевшего катастрофу дирижабля «Италия» в 1928 году на борту ледокола «Красин» имелся трехмоторный самолет ЮГ-1, предназначенный как для разведки ледовой обстановки, так и эвакуации пострадавших. Старшим летчиком спасательной экспедиции был назначен Б.Г. Чухновский⁶⁷.

С командованием рейхсвера новое руководство РВС СССР достигло соглашения о постройке Ольгинского химического завода по производству нервнопаралитических газов на базе московского треста «Метахим». Тогда же было принято решение о создании военных училищ химической защиты «Томка» и «Берсоль» для обучения немецких курсантов. Для первых в истории авиации испытаний новых авиационных бомб, начиненных ипритом, обеим школам были переданы пассажирские немецкие бипланы Альбатрос L.78. Полигон для испытания распыленных в воздухе коллоидных отравляющих веществ был оборудован под Томском и Челябинском. Впрочем, практические результаты «воздушных газовых бомбежек» оказались сомнительными, так как экипажам самолетов никак не удавалось, многократно изменяя высоту и скорость полета, преодолеть ограниченный, очаговый эффект поражения целей. Под Казанью была открыта секретная танковая школа «КАМА». В ней прошли профессиональную подготовку по советским учебным планам на отечественных танках КС-1 более 300 германских специалистов⁶⁸.

В 1924 году в Липецке после продолжительных взаимных консультаций была создана авиационная школа для подготовки германских пилотов и штурманов под условным наименованием «4-я Отдельная эскадрилья 18-го авиационного отряда ВВС РККА». Их обучение и переподготовка поручались опытным советским инструкторам. Им предстояло обучить «немецких друзей» использованию самолетов для непосредственной поддержки пехотных соединений на поле боя, применять истребители как легкие бомбардировщики и штурмовики, уничтожать авиацию противника непосредственно на аэродромах, как с воздуха, так и с помощью организации диверсий, использовать многомоторные бомбардировщики для поражения целей на линии соприкосновения противоборствующих соединений. Заявления некоторых авторов о том, что советские авиационные командиры учились у немцев, вызывает искреннее недоумение: чему могли научить германские офицеры заслуженных красвоенлетов, когда германские летчики по своим тактическим приемам уже безнадежно отставали от прославленных асов Воздушного флота Красной армии? Разве что фигурам высшего пилотажа, которые и без них активно применялись летчиками РККВФ в 1920 году против многоопытных российских, английских, американских и польских асов? Популярную легенду «хрущевской оттепели» о том, что, например, И.Э. Якир в Берлине прилежно учился в академии Генерального штаба, опровергает дарственная надпись президента Веймарской республики П. фон Гинденбурга на форзаце монографии Шлиффена «Канны». За чтение курса лекций о стратегии и тактике Красной Армии в годы гражданской войны он подарил ее Якиру со словами: «Господину Якиру - одному из видных военачальников настоящего и будущего от фельдмаршала Гинденбурга!»⁶⁹.

В апреле 1928 года при НИИ РККВФ была открыта опытная мастерская-лаборатория под руководством комбрига М.А. Савицкого по созданию отечественного спасательного парашюта. В его основу были положены разработки российского ученого Г.Е. Котельникова и приобретенные в США изделия инженера Л. Ирвинга.

К моменту официального закрытия Липецкой авиационной школы 160 немецких курсантов были аттестованы как летчики, 100 человек – как летчики-наблюдатели и 45 человек – как авиационные военные инженеры⁷⁰. Наконец, проводились теоретические и практические занятия по десантированию автономных вооруженных специальных отрядов в тылу противника. Здесь немецкие слушатели осваивали две ставшие классическими методики: посадочный десант и выброску парашютистов. В апреле 1929 года три самолета ЮГ-1, пилотируемые немецкими курсантами под руководством комбрига М.А. Савицкого и К. Штудента, осуществили «посадочный десант» в количестве 45 красноармейцев с четырьмя пулеметами в тылу отряда басмачей в таджикском кишлаке Гарм. Это был первый в истории вооруженный десант с посадкой в тылу расположения противника, который в советской официальной печати никак не афишировался. Этот практический опыт впоследствии пригодился будущему генеральному инспектору воздушно-десантных войск нацистского «третьего рейха» генерал-полковнику Курту Штуденту⁷¹.

Подготовкой немецких парашютистов руководили комбриг Л.Г. Минов и полковник П.И. Гроховский. Первые массовые соревнования по парашютному спорту состоялись в 1929 году в Воронеже. Германские парашютисты пользовались парашютами с цветными, а советские – с белыми куполами. Зрителям этот факт объясняли тем, что в состязаниях участвуют две команды, которые на расстоянии должны быть заметными членам жюри. Первые места заняли П. Гинце, Э. Шмидекампф и сам П.И. Гроховский⁷².

Отвечали за подготовку германских учащихся в Советском Союзе заместитель Председателя ОГПУ И.С. Уншлихт, заместитель Председателя РВС СССР М.Н. Тухачевский, начальник IV Разведывательного Управления Штаба РККА Я.К. Берзин и заместитель наркома обороны по военным и морским делам Р.А. Муклевич. Общее руководство секретными военно-учебными заведениями осуществлял Председатель ВСНХ и ОГПУ Ф.Э. Дзержинский. Нет необходимости объяснять, почему эти военачальники впоследствии были репрессированы.

Премьер-министр Великобритании У. Чёрчилль, обладавший своими источниками разведывательной информации в Советской России, позже писал, что в Советском Союзе, безусловно, существовал «заговор военных и старой гвардии коммунистов, стремившихся свергнуть Сталина и установить новый режим на основе прогерманской ориентации... За этим последовала беспощадная, но, возможно, не бесполезная чистка военного и политического аппарата в Советской России, и ряд процессов в январе 1937 года... Для Сталина Тухачевский, Блюхер и другие военные, чей боевой опыт исчерпывался главным образом участием в гражданской войне, не представляли особой ценности. Они, как бывшие сторонники Троцкого, были его политическими противниками, и он поступал с ними по законам борьбы того времени.… Уже в 1937 году Сталин предвидел то, что для его менее удачливых противников стало ясным спустя лишь семь лет – после заговора военных против Гитлера, которые в случае поражения Германии собирались возложить всю вину за это на фюрера. Заговор немецких генералов имел место 20 июля 1944 года, то есть в самый критический для Германии момент… Подобная участь могла ожидать и Сталина в октябре 1941 года, когда, казалось, не было силы, способной остановить фашистов под Москвой. Однако этого не случилось... Русская армия была очищена от прогерманских элементов, хотя это и причинило тяжелый ущерб ее боеспособности»⁷³.

Сходную мысль высказал посол США в Советском Союзе в 1936-1938 годах Д.Э. Дэвис. Отвечая на вопрос корреспондента «а что вы скажете относительно членов "пятой колонны" в России?», он сказал: «У них нет таких, они их расстреляли. …Неожиданно передо мной встала такая картина, которую я должен был ясно видеть еще тогда, когда был в России. Значительная часть всего мира считала тогда, что знаменитые процессы изменников и чистки 1935-1939 годов являются возмутительными примерами варварства, неблагодарности и проявления истерии. Однако в настоящее время стало очевидным, что они свидетельствовали о поразительной дальновидности Сталина и его близких соратников»⁷⁴.

Слухи о существовании «военной партии» в Советской России циркулировали и среди русских политических эмигрантов благодаря сизифовым усилиям «хлестакова русской революции» А.Ф. Керенского. Вряд ли к мнению этого политического банкрота кто-нибудь в европейских общественно-политических кругах прислушивался всерьез, но вода камень точит. Маршал Тухачевский постепенно приобрел репутацию германофила, антисемита и противника демократии в любых ее проявлениях. В тридцатые годы со страниц журнала «Новая Россия» именитые авторы говорили о его ненависти к французскому Народному фронту, о его преклонении перед Муссолини и откровенных профашистских симпатиях⁷⁵. И, хотя набор обвинений в адрес Тухачевского был незатейлив и достаточно примитивен, у немногочисленных читателей русскоязычной прессы за границей возникал образ несимпатичного человека. В отличие от Чёрчилля, антисоветская эмигрантская печать постоянно искала олицетворенный символ противостояния большевистскому режиму в России. Сотканная из противоречий фигура маршала Тухачевского как нельзя лучше подходила публицистам российского зарубежья по всем параметрам. Они в традициях российского интеллигентского мышления считали, что сокрушить «кровавого деспота Сталина» способен лишь коммунистический злодей большего масштаба. Однако никто из них не учитывал, что Тухачевский в случае гипотетической победы пресловутого «военного заговора» стал бы самым беспощадным военным диктатором ХХ столетия именно из-за своей слепой и безоговорочной преданности коммунистическим идеалам. Не в пример прагматичному «государственнику» И.В. Сталину он вряд ли бы ограничился коллективизацией и частичным раскулачиванием. Представляется, что Тухачевский осуществил бы «сплошную коммунизацию деревни» опробованными военными методами. Для «вождя всех народов» марксистское учение всегда оставалось всего лишь необходимой риторической фразеологией, рассчитанной на психологию малообразованных соратников по большевистской партии, воспитанных на абстрактных догматах марксизма-ленинизма.

После скоропостижной кончины М.В. Фрунзе Народным Комиссаром по военным и морским делам и Председателем Революционного Военного Совета СССР решением СНК и ЦИК СССР был назначен «первый красный офицер» К.Е. Ворошилов. Неоднозначная оценка «тамбовской эпопеи» М.Н. Тухачевского объективно не позволила Г.Е. Зиновьеву и Л.Б. Каменеву сразу провести его кандидатуру на пост Наркомвоенмора.

Большевик с огромным дореволюционным стажем и соратник Сталина по нелегальной партийной работе в Закавказье командарм 1-го ранга К.Е. Ворошилов командовал 10-й армией во время обороны Царицына, в течение 1919 года возглавлял 14-ю армию Южного фронта, а после ее отступления был назначен членом РВС знаменитой 1-ой Конной армии. Громкими заслугами и победами в гражданской войне он не был отмечен. Свое назначение на должность Народного комиссара по военным и морским делам Ворошилов начал с программной статьи «Сталин и Красная армия»⁷⁶, где тот, а не Троцкий, провозглашался подлинным создателем и организатором побед РККА над интервентами и белогвардейцами. Как человек, лишенный воображения, он как очевидец и соратник добросовестно описал деятельность Сталина во время обороны Царицына, разгрома войск Юденича и Деникина под Петроградом и Воронежем и освобождение Киева в 1920 году от польско-петлюровских оккупантов. Статья тогда не получила должного политического резонанса, и только спустя многие годы она превратилась в своеобразный катехизис красного командира. Но, несмотря на все жизненные перипетии, и военные и политические просчеты наркома, Сталин всегда прислушивался к его мнению, и только к нему Ворошилов и Молотов в отличие от других ветеранов партии обращались на «ты», называя его «Кобой». Самым ценным качеством командира Красной армии К.Е. Ворошилов всегда считал исполнительность, точное выполнение приказов и коллегиальное принятие решений вместе с политическими комиссарами⁷⁷. М.В. Фрунзе, как и Троцкий по окончании гражданской войны, о походе на Запад в обозримом будущем не помышлял. Для обороны СССР от возможной интервенции он считал необходимым сохранять военспецов - царских офицеров в военных академиях и в штабах дивизий и военных округов. В отличие от них Ворошилов, похоже, терпеливо выжидал, что их в скором времени заменят новые рабоче-крестьянские выдвиженцы, выученные в военных академиях и училищах теми же образованными бывшими генералами и полковниками.

Фактически новую оборонительную доктрину РККА, так или иначе, определял Генеральный секретарь ЦК РКП (б) И.В. Сталин. Командарм 1-го ранга К.Е. Ворошилов внешне только озвучивал его руководящие идеи в нормативных документах и приказах наркомата по военно-морским делам и РВС СССР. За глаза многие военачальники гражданской войны незаслуженно называли его «парадным наркомом»⁷⁸.

Его назначение было результатом негласного соглашения внутри «руководящей тройки» в Политбюро ЦК ВКП (б). И Председателю ИККИ Г.Е. Зиновьеву, и Председателю Совета Труда и Обороны Л.Б. Каменеву и Генеральному секретарю ЦК РКП (б) И.В. Сталину на посту Народного комиссара по военным и морским делам виделся военачальник, который являлся бы убежденным идейным противником Л.Д. Троцкого. Начальником Штаба РККА при нем оставался командарм 1-го ранга М.Н. Тухачевский, опять выдвинутый Г.Е. Зиновьевым на эту должность. Это был компромисс во имя временного сохранения эфемерного единства внутри «руководящей тройки». Начальник Штаба М.Н. Тухачевский к тому времени благодаря публичным лекциям в Военной академии не только завоевал положение одного из ведущих военных теоретиков, но и стал признанным символом продолжателя традиций «старой большевистской гвардии». В нем причудливо соединялись коммунистический мессианизм и горделивый атеистический сциентизм, или «техницизм»⁷⁹. Сам Тухачевский считал своего нового непосредственного начальника К.Е. Ворошилова отставным партийным функционером, типичным необразованным комиссаром-кавалеристом и «проходной пешкой» в своей военной карьере.

Такова была цена компромисса между безусловными лидерами «руководящей тройки» в Политбюро ЦК РКП (б). О доброжелательном отношении к своей кандидатуре со стороны И.В. Сталина Тухачевский был осведомлен. Никто из руководства РВС, включая самого Ворошилова, не делал тайны из знаменитой телеграммы, направленной 3 февраля 1920 года командованию 1-й Конной армии:

«Дней восемь назад, в бытность мою в Москве, в день получения вашей шифротелеграммы добился отставки Шорина и назначения нового комфронтом Тухачевского — завоевателя Сибири и победителя Колчака. В Ревсовет вашего фронта назначен Орджоникидзе, который очень хорошо относится к Конармии. И. Сталин»⁸⁰.

В то же время И.В. Сталин справедливо воспринимал М.Н. Тухачевского как человека недалекого, болезненно честолюбивого, падкого на лесть, любившего чрезмерную роскошь и красивых женщин, и стремившегося к абсолютному руководству РККА. Однако он первым тепло поздравил знаменитого командарма с получением исторического телеграфного сообщения: «На имя командующего Западным фронтом получена следующая телеграмма. Руководителю пятой армии - освободителю Урала от белогвардейщины и Колчака - в день четвертой годовщины взятия Урала Красной армией, - Миасский горсовет им шлет пролетарский привет; в ознаменование дня, город Миасс переименовывается в город Тухачевск - вашего имени»⁸¹.