Примечания к 1 главе:

1. История Русской Церкви. Прот. Владислав Цыпин. книга 9 (1917 - 1999), стр. 152.

2. Там же, стр. 254.

3. Цит. по: Герд Штриккер. Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Книга1, стр.324.

4.Там же, стр.325.

5. Там же, стр. 323.

6. Шкаровский, М. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве: (Государственно – церковные отношения в СССР в 1939 – 1964 годах), стр. 98.

7. История Русской Церкви. Прот. Владислав Цыпин. книга 9 (1917 - 1999), стр. 254.

8. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство 1917 – 1941, стр. 322.

9. Шкаровский, М. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве: (Государственно – церковные отношения в СССР в 1939 – 1964 годах), стр. 96.

10. Там же, стр. 104.

11. Там же, стр. 104.

12. Там же, стр. 97.

13. Там же, стр. 100.

14. Там же, стр. 108.

15. Там же, стр. 112.

16.Там же, стр. 115.

17. Там же, стр. 110.

Глава 2.

Великая Отечественная война, как самая напряженная и решающая часть II Мировой войны, несомненно, является эпохальным событием в истории человечества. Это было беспрецедентное по напряженности, масштабам и жертвам столкновение между двумя тоталитарными государствами. СССР и Германия сошлись в смертельной схватке, в которой и решилась последующая судьба мира. Могла ли она не состояться? История не знает сослагательного наклонения. Война состоялась, и нашей задачей является беспристрастное ее изучение.

К сожалению, II Мировая война стала объектом многочисленных политических спекуляций. Всем известно, как ретушировалась история этого периода в Советском Союзе. Не перестали фальсифицировать ее и по сей день, правда, подобные попытки идут уже с Запада. Так широко известен ныне проживающий в Англии псевдоисторик В. Суворов (Резун). Среди церковных историков также имеются подобные авторы, ангажированные, но не безынтересные для нашего внимания. Подобных исследователей в данной работе будет представлять В. Мосс со своей книгой: «Православная Церковь на перепутье 1917-1999».

Ни для кого не является секретом, что в 1939-1941 г.г. Советский Союз проводил агрессивную внешнюю политику: присоединение западной Украины и Белоруссии, Бесарабии, включение в состав СССР прибалтийских государств, Финская война. Однако, 22 июля 1941 г. Советский Союз стал жертвой германской агрессии, которую нельзя оправдать ни какими причинами, даже защитой собственной государственности от «красной угрозы» – это факт, признаваемый всеми, даже такими непримиримыми врагами коммунизма, как американский ученый А. Даллин: «Можно найти идеологические элементы в стандартных советских декларациях о ведении войны на территории противника… Но утверждение реальности советского нападения на Германию в 1941 (или в 1942) году абсурдно» [1]. Война была начата Германией…

Вечером 20 июня, немецкая армия, развернутая вдоль границ с СССР, получила пароль «Дортмунд». Этот пароль означал начало операции «Барбаросса» - войска вермахта были приведены в состояние максимальной готовности для нанесения удара. 22 июня в 3:15 по берлинскому времени по советской территории был сделан первый артиллерийский залп, в 3:40 был совершен первый налет авиации, в 4:00 немецкие войска перешли советскую границу, и лишь в 4:30 германское правительство официально объявило войну Советскому Союзу.

С датой начала войны (22 июня) связанно немало легенд. Общеизвестно, что вторжение совпало с днем всех святых в земле Российской просиявших. На это совпадение часто указывается в православной литературе, порой его приводят как доказательство «борьбы языческого Запада со Святой Русью». В светской литературе также склонны толковать это число. Так отечественный исследователь А. Уткин связывает его с годовщиной германской победы над Францией. Некоторые авторы приписывают выбор дня нападения астрологическим прогнозам, которые были сделаны по заказу Гитлера.

Все подобные «толкования» остаются недоказуемыми, а потому малоубедительными. Конечно, Гитлер, высшие лица НСДАП и верхушка СС были сильно увлечены оккультизмом. Однако, разработкой плана «Барбаросса» занимался не лично фюрер (хотя он часто вмешивался в дела генерального штаба), не партия, а непосредственно отвечающие за это специалисты: ОКВ и ОКХ. Немецкие генералы, наследники прусской военной школы, были далеки от витающего в умах партийных бонз оккультизма. Действовали они исходя из реальной обстановки, и никто не заставлял их привязывать военные операции к какой-то дате. Вообще, война с СССР изначально планировалась на 15 мая 1941 г., и только лишь переворот в Югославии заставил отложить ее на четыре недели. Почему нападение состоялось именно 22 июня? По всей вероятности здесь сыграло то, что этот день приходился на воскресенье. Ночь с субботы на воскресенье была самой «недисциплинированной» в Красной Армии - многие офицеры были со своими семьями, солдаты получали увольнительные, ожидание выходного дня ослабляло внимание. Поэтому германское командование решило ударить в первое же воскресенье, как только вермахт будет готов к Восточной компании. Как видно, за выбором дня нападения стоит расчет на внезапность удара, а вовсе не на помощь звезд.

Советское правительство было ошеломлено произошедшим. Лишь в полдень 22 июня Молотов, в выступлении по московскому радио объявил о начале войны. Сталину, чтобы собраться и выступить перед народом, «вождем» которого его провозглашали, потребовалось 10 дней. Совсем иной была реакция митр. Сергия. О начале войны он узнал, вернувшись в свою резиденцию из Богоявленского собора, где служил литургию. Патриарший Местоблюститель сразу же направился в свой кабинет, где собственноручно напечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви».

«Фашиствующие разбойники - писал митр. Сергий - напали на нашу Родину… Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона… Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы – православные, родные им по плоти и вере… Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг… Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда Отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией. А если, сверх того, молчаливость пастыря… объясняется еще и лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пасторскому долгу…(какую злую шутку сыграла война с многими нашими пастырями!) Положим же души свои вместе с нашей паствой… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу» [2].

Это послание было поворотным моментом в судьбе Церкви. Митрополит Сергий сделал выбор, определив, на чьей стороне фронта выступит Московская Патриархия. Выбор этот был свободный. О каком-то принуждении со стороны правительства говорить не приходится. Начало войны настолько ошеломило Кремль, что свой первый приказ «атаковать и уничтожить врага» власти издали лишь в 7:15. До Патриаршего Местоблюстителя – ли было парализованному страхом правительству, которое даже не могло нормально командовать войсками? Кроме того, никаких подтверждающих сведений о давлении на Местоблюстителя не имеется.

Очень интересное мнение по поводу послания митр. Сергия имеет В. Мосс: «В то время как плененные народы Советского Союза радостно свергали с себя ярмо антихристианской тирании, глава официальной Русской Православной Церкви, или, как называли его немцы «компатриарх», убеждал их надеть его вновь» [3].

Нелюбовь к патриарху Сергию зарубежников (к коим и относится В. Мосс) вполне понятна. Но в данном случае автор необъективен. «Компатриарх», как вслед за нацистами называет его Мосс, обращает свое послание не к народам, а к православным верующим, причем конкретно русской национальности. И, как явствует из текста послания, он убеждает не «надевать ярмо тирании», а дать отпор немецкой агрессии, направленной против народа. Кроме того, приведенный отрывок смущает своим пафосом по поводу «радостного свержения народами Советского Союза ярма антихристианской тирании». Во-первых, ни один народ с себя ничего не свергал. В каждом конкретном населенном пункте власть Советов прекращалась одновременно с вступлением войск вермахта. Во-вторых, если предположить, что народы «освобождались» силой немецкого оружия, то мы войдем в явное противоречие с простой исторической логикой. Если представить немцев в роли «освободителей», то какую тиранию их армия свергала в Европе? Или В. Мосс не согласен с решением Международного Трибунала, признавшего Германию агрессором? Оставим эти вопросы на совести Мосса.

Говоря о начале войны, нельзя не оставить без внимания еще один немаловажный вопрос. Зачем в сложившейся обстановке Московская Патриархия не заняла выжидательную позицию, а стала активно поддерживать враждебный ей режим? На фоне всех неудач Красной Армии не было – ли целесообразней, прикрываясь формальной лояльностью советской власти, дождаться гибели СССР, и затем наладить взаимоотношения с новыми властями? Некоторые исследователи обрушивают на митр. Сергия град упреков за сделанный им выбор. Так, выше упомянутый В. Мосс, назвал посвященную данному вопросу главу: «Пакт Сталина - Сергия». Что же это - сознательная поддержка коммунистов или вынужденный выбор?

Ответить на поставленный вопрос можно лишь рассмотрев то, из чего митр. Сергию приходилось выбирать. Но если с особенностями коммунизма мы уже познакомились в начале первой главы, то с таким явлением как национал – социализм мы столкнемся впервые.

Национал – социализм представляет из себя не просто теорию общественного развития. Из самой его сути проистекает совершенно новая, неоязыческая и антихристианская религия. Она абсолютно не отделима от идеологии нацизма, так как имеет общий с ним корень – идею расового превосходства, «чистоты крови», избранничества судьбой. Именно эта идея и противопоставляет нацизм христианству, для которого: «Во Христе нет ни эллина, ни иудея» Идеологи национал – социализма понимали и признавали это. Так Альфред Розенберг, главный идеолог НСДАП, писал: «Теперь пробуждается новая вера: миф крови, вера вместе с кровью вообще защищает и божественное существо человека. Вера, воплощенная в яснейшее знание, что северная кровь представляет собой то таинство, которое заменило и преодолело древние таинства». [4]

Еще более категоричен в своих высказываниях был Гитлер: «…для нашего народа имеет решающее значение, будет ли он следовать жидовскому христианству с его мягкотелой сострадательной моралью – или героической вере в бога природы, бога собственного народа, бога собственной судьбы, собственной крови… Старый Завет, Новый Завет, или даже просто слова Христовы… все это один и тот же жидовский обман. Все это – одно и тоже, и это не сделает нас свободными… Или ты христианин, или ты язычник. Совмещать одно с другим не возможно» .[5]

Глубокий анализ идеологии национал – социализма сделал протоиерей Сергий Булгаков. В декабре 1941 – феврале 1942, находясь в оккупированном Париже он писал: «Здесь приходится сказать, что гитлеризм, как религиозное явление, есть еще более отрицательное, даже чем воинствующий атеизм большевизма, он более глубоко отравляет душу народную, чем большевизм; поскольку последний есть удушающее насилие, первый есть своеобразное явление духовной жизни, некоторое зачатие духовное, однако, не в христианстве, но в язычестве» .[6]

Очевидно, что все, кто связывали свои надежды на освобождение России из под коммунистического гнета с гитлеровской Германией, глубоко заблуждались. Национал – социалисты ничего и не собирались освобождать. Провозглашенный «крестовый поход против большевизма» был только ширмой для захватнических намерений Германии.

На основании всего выше сказанного можно смело утверждать, что 22 июня 1941 г. митр. Сергий сделал верный выбор. Патриарший Местоблюститель, хотя и не мог знать «религиотворческих» устремлений Гитлера, интуитивно понимал, что стоит за провозглашенным «крестовым походом». Впрочем, это понимал не только митр. Сергий. Наиболее радикальные из зарубежников, критикующие Сергия за помощь советскому государству во время войны, должны помнить поступок митр. Антония – председателя Синода Зарубежной Православной Церкви. После оккупации Югославии, гестапо предложило ему выпустить специальное воззвание к русскому народу, с призывом помочь «крестовому походу». Митр. Антоний нашел в себе мужество отказать этой просьбе, мотивировав свое решение: «полной невыясненностью целей, с которыми немцы идут в Россию» .[7]

К сожалению, далеко не все смогли разглядеть за «освободительными» лозунгами истинные намерения Третьего Рейха. Многие эмигранты искренне поддерживали немцев в задуманном ими предприятии. Фельдмаршал фон Манштейн в своей книге «Утерянные победы» с теплотой вспоминает о подарке, полученном им от русского священника, живущего во Франции, в знак благодарности за «освобождение от большевиков» Севастополя [8]. Как показали последующие события, и среди паствы Московской Патриархии также не было единства вокруг позиции патр. Сергия.

Патриарший Местоблюститель не ограничивался одними призывами на борьбу с врагом. Им была развернута широкая патриотическая деятельность, послание от 22 июня 1941 г. было только ее первым шагом. 26 июля, через четыре дня после начала войны, в Богоявленском соборе митр. Сергий отслужил молебен «о даровании победы». По окончании молебна Сергий выступил с речью, в которой указывая на нездоровое положение дел в советском обществе перед войной, выражал надежду, что: «наступающая военная гроза послужит к оздоровлению нашей атмосферы духовной». «Мы, писал он, уже видим некоторые признаки этого очищения». С этого времени во всех храмах Московской Патриархии на советской территории стали совершаться подобные молебны по специально составленным для них текстам. Этот день в истории Церкви важен не менее, чем 22 июня. Отслужив в Богоявленском соборе молебен о победе русского оружия, Московская Патриархия официально включилась в борьбу против Германии. Об этом событии митр. Сергий в своей речи на архиерейском соборе в 1943 г. вспоминал так: «О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться» [9].

Тем временем, высшая государственная власть начинала постепенно оправляться от охватившего ее паралича. 3 июля 1941 г. Сталин обратился к народу с выступлением, которое начал со столь не характерных для старого большевика слов: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!» [10] После краха всей проводимой им политики, Сталин с радостью ухватился за озвученную митр. Сергием идею – патриотического единения граждан для отпора врагу. Жителей страны с тысячелетней историей христианства не могла сплотить государственная идеология – люди сражались за отечество, а не за марксистско–ленинское учение. Так что государство было вынужденно идти на компромисс в отношениях с Церковью.

Впрочем, Сталин шел на встречу с Церковью очень осторожно. Пока что все уступки государства сводились к прекращению антирелигиозной пропаганды. Деятельность Союза Воинствующих Безбожников была свернута, хотя, формально, СВБ пока еще продолжал свое существование. Государство негласно принимало помощь Церкви, но официально советское правительство «не замечало» патриотических воззваний иерархов, не разрешая, но и не запрещая их. Гонения на Церковь с началом войны в целом прекратились, хотя до осени 1941 г. еще встречались отдельные их рецидивы. Так, в рамках очистки Ленинграда от неблагонадежных элементов, было арестовано несколько членов клира Никольской Большеохтинской церкви. Но, в целом, в июле – августе 1941 г. начинают намечаться те тенденции, которые и привели в последствии к ослаблению государственного давления на церковные структуры.

Итак, резюмируя сказанное во второй главе, мы приходим к следующему выводу: с самого начала войны Церковь, волевым решением митр. Сергия, заняла патриотическую позицию, пойдя ради спасения паствы даже на поддержку враждебного ей режима. Коммунистическая партия, не желая признавать Церковь, тем не менее, негласно поддержала инициативу, исходящую от митр. Сергия.