Федор Михайлович Достоевский

Федор Михайлович Достоевский (1821-1881). Достоевский обладал ярким талантом литературного критика и полемиста. Еще в 1847 году он опубликовал несколько незаурядных фельетонов в «Санкт-Петербургских ведомостях».

После каторги Достоевский вместе с братом Михаилом (умер в июне 1865 г.) издавал журналы «Время» (1861-1863) и «Эпоха» (1864-1865). Затем сотрудничал в газете-журнале «Гражданин» (1873) князя В.П. Мещерского, взяв на себя и редакторские обязанности. Свое страстное желание разговаривать с публикой «один на один» обо всех волновавших его вопросах Достоевский вполне осуществил в уникальнейшем в истории русской журналистики издании — «Дневнике писателя», который сначала возник как раздел в «Гражданине», затем, в 1876-1877 годах, выходил отдельными выпусками (в 1880 и 1881 гг. вышло всего по одному выпуску).

В «Дневнике писателя» Достоевский выступал одновременно как критик, публицист и писатель-художник.

Еще в «Объявлении» от редакции о выходе «Времени» Достоевский обещал обратить «особенное внимание» на отдел критики. Вскоре появился «Ряд статей о русской литературе». В одной из рецензий он так формулировал «предмет» и значение этого рода литературной деятельности: критика «сознательно разбирает то, что искусство представляет нам только в образах»; «в критике выражается вся сила, весь сок общественных выводов и убеждений в данный момент». Достоевский даже оспаривал в печати один из тезисов своего главного сотрудника Ап. Григорьева: «Я критик, а не публицист». К этим его словам, процитированным в воспоминаниях Страхова о А. Григорьеве, Достоевский сделал примечание: «Но всякий критик должен быть публицистом», т.е. иметь «твердые убеждения» и «уметь проводить» их. Как видим, в общей форме такие заявления Достоевского повторяют то, что говорили Белинский, Чернышевский о необходимости для критики пафоса современности, об ее «искренности», о предпочтении критики «прямой» критике «уклончивой».

Но понятие «направление» применительно к Достоевскому имеет двоякий смысл. Первый и узкий — это «почвенничество», особое учение, которое Достоевский активно развивал и пропагандировал вместе с Н. Страховым и Ап. Григорьевым; оно во многом было враждебно революционно-демократической критике. Второй — более широкий и неизмеримо более ценный — касается тех случаев, когда Достоевский выступал как глашатай реализма и тем самым сливался с основным направлением русской прогрессивной критики.

Достоевский-критик к «почвенничеству» несводим, но и к реалистическому направлению примыкал по-особенному, не только внося в него много оригинального, личного, даже исповедального как гениальный писатель-реалист, но и привнося много спорного, противоречивого, что оказывалось связанным все с тем же «почвенничеством».

Учение под названием «почвенничество» — результат пересмотра Достоевским после каторги своих взглядов, отказа от «петрашевства», социалистических, революционных путей преобразования России. В утверждении, что «почва» — это народ, а не правящие верхи, скрывалась некоторая крамольная мысль, но она тонула у Достоевского в заимствованной у славянофилов отвлеченной фразеологии о «народной правде», о «самобытности», и получалось что-то вроде льстивого угождения народу, его «смирению», «здравым началам», в которых больше «залогов к прогрессу», чем в «мечтаниях самых горячих обновителей Запада»: «Нет, судите наш народ не по тому, что он есть, а по тому, чем желал бы стать». По Достоевскому народ хочет стать лишь «сосудом Христовой истины».

Достоевский-«почвенник» хотел возвыситься над крайностями обеих партий: славянофилов и западников. Он критиковал газету «День» И.С. Аксакова за фанатически нетерпимое отношение к современной русской литературе, заглаживание ужасов крепостничества («Два лагеря теоретиков», 1862 и др.). Критиковал он и катковский «Русский вестник» за снобистское, унизительное отношение к русской культуре; споря с теми, кто заявлял, что русский «театр умер», напоминал о значении драматургии Гоголя, Островского, Писемского («Культурные тупики», 1874). Оспорил Достоевский и позицию Дудышкина, который отрицал народность Пушкина: «...одни образованные знают Пушкина». Первоначально Достоевский был готов защищать обличительное направление «Современника» и «Свистка» от нападок «Русского вестника»: «Да пусть его свищет! ведь иногда свист полезен, ей-богу!»

Достоевский крайне противоречив: неизмеримо более ценной оказывалась та часть его критического наследия (статьи, пометки в записных книжках, письма, даже отдельные вкрапления в статьи, написанные под «почвенническим» влиянием), в которой он делился секретами писательского мастерства, высказывал глубокие общие положения о формах современного реализма, о направлениях в литературе, об отдельных писателях. Именно это характеризует подлинный масштаб Достоевского-критика. Достоевский признает познавательную и общественную сущность литературы, ее силу, могучую роль в «восстановлении» человека, изуродованного корыстными, жестокими общественными условиями, право писателя на дерзание и обновление форм (предисловие к русскому переводу романа В. Гюго «Собор Парижской богоматери»). Тут Достоевский — в полную силу гуманист и правдоискатель.

Достоевский-критик в «Дневнике писателя» восстановил в памяти портреты «старых, людей» — Белинского и Герцена. Он назвал Белинского «самым торопившимся» русским человеком, т.е. жаждавшим скорейшего обновления жизни в отечестве. Четырежды выступал Достоевский в защиту своих молодых убеждений, подчеркивая, что «мы, петрашевцы, стояли на эшафоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния» («Одна из современных фальшей», 1873). В «Отечественных записках» Некрасова и Щедрина был напечатан роман Достоевского «Подросток» (1875). В «Дневнике писателя» Достоевский рассказал, как он пришел к постели умиравшего Некрасова. Достоевский произнес свою речь на могиле Некрасова, поставив поэта «не ниже» Пушкина и Лермонтова.

Задача искусства, не раз говорил Достоевский, — не случайности жизни, а общая идея. Понятие «общая идея» имеет у Достоевского несколько аспектов.

Прежде всего оно направлено против узкого эмпиризма и натурализма, подразумевает художественную типизацию явлений жизни. Достоевский считал присваиваемый ему «титул» писателя-психолога неправильным и отказывался от него: «Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т.е. изображаю все глубины души человеческой» («Записная книжка»). Тут важно слово «все». Только в этом случае удается осуществить «полный реализм», «найти в человеке человека». Реализм смыкается с гуманизмом.

Но «реализм в высшем смысле» понимался Достоевским еще и в плане домысливания действительности, включения в художественную сферу фантастического, необычного.

Итак, понятие «общая идея» включает в себя: 1) художественную типизацию явлений жизни; 2) изображение глубин человеческой души.

А основные особенности воззрений Достоевского на реализм заключаются в следующем: 1) слияние реализма с идеями гуманизма; 2) включение в художественную сферу фантастического, необычного.

Достоевский имел свою позицию в вопросе о вечной ценности и применимости приемов в арсенале искусства прежних, казалось бы, уже отживших форм отражения жизни. Романтическая культура, например, для него не была вся в прошлом, как для многих. Реализм в высшем смысле синтезирует все приемы творчества в своей безгранично емкой системе. Достоевский доказывал соединимость точных будничных подробностей с энтузиастическими сновидениями о «золотом веке» человечества.

Писатель-критик был великим мастером приспосабливать к своим воззрениям все те явления, о которых писал. В его оценках всегда есть правда объективных открытий, даже прорицаний, есть всегда и немалая «добавка» субъективизма. Например, блистательное высказывание о «Горе от ума» Грибоедова как комедии гениальной, но «сбивчивой» имеет ту подоплеку, что возглас Чацкого «Пойду искать по свету» означает следующее: «за границу хочет бежать», «не к народу же он пойдет, он ведь сам из круга господ». Для него «свет» означает Европу. Чацкий — первый из русских несчастных «скитальцев».

«Дворянское гнездо» Достоевский хвалит, явно преувеличивая «вечное», всемирное литературное значение этого романа Тургенева, за то, что здесь «сбылся» впервые «пророческий сон» всех поэтов наших, тут показано «слияние оторвавшегося общества русского с душою и силой народной»; как истинно народные прельщают Достоевского сцена свидания Лаврецкого с Лизой в монастыре и девиз Лаврецкого «пахать и как можно лучше пахать», т.е. как бы трудиться на «почве». Особенно же хорошо здесь, по мнению Достоевского, то, что к такому выводу пришел «западник» Тургенев.

Таким же разочаровавшимся в Западе и ринувшимся искать настоящую «почву» был для Достоевского «гражданин вселенной» Герцен, которого он уважал за мужество и открытость души, с какой тот исповедовался в своей духовной драме. Подлинных идей его «русского социализма», ведшего к революции, Достоевский не принял.

Достоевский был субъективнейшим писателем и критиком. Тем не менее искренность его исканий, метаний и противоречий несомненна. Ему удалось сказать много «своих слов» в критике. Без вкладов Достоевского в реализм, без его нюансов понимания коренных проблем искусства была бы неполной картина развития русской классической критики второй половины XIX века.