Успенский

Власть земли

    I. Иван Босых      Во двор дома, где я живу, приходит Иван Петров по прозвищу «Босых». Он стоит у поленьев, но не рубит их на дрова. Я знаю, что он пришел лишь для того, чтобы попросить деньги на опохмел. Таких, как он, называют «деревенский пролетариат». Нелепого расхождения в крестьянских правах достаточно, чтобы человек сманил свой родной дом на питейный. Эти расхождения создают человека без будущего, стремятся сделать раба из человека, который не может существовать без сознания, что он — хозяин. Еще недавно Иван имел крепкое хозяйство и жил в ладах с женой, но сегодня пропивает все в кабаке, бьёт жену, а его дети похожи на беспризорников.     II. Рассказ Ивана Босых      Пьянство Ивана переросло в болезнь, в народе именуемую «ослаб». Он объяснял свою слабость «волей». Раньше Иван работал на вокзале, ему неплохо платили, и он «забаловал». При отце не пил, и когда семья появилась, но потом как стал сам себе барин, так и не удержался. Почему же хорошая жизнь превращает человека в свинью? Иван рассказал о господине Подсолнухове. Он хотел заняться молочным делом и привез корову из-за границы. Она много ела и давала мало молока, потому как думала не о молоке, а о собственном удовольствии. А наши коровы думают только о работе. Так и люди крестьянские рождены для труда. Есть те, кто капитал наживает, как еврей Шнап, а Ивану бы тут же потратить. И только за крестьянским трудом он снова стал походить на человека.     III. Расстройство      Рабочим платят гораздо лучше, чем крестьянам или даже учителям, поэтому и начинается пьянство. Я рассказал Ивану о пензенском помещике, который облегчил крестьянам труд, устроив посменную работу на его полях. Упомянул я и конокрада Ручкина, который был без правой руки, но не хотел побираться, а потому злодействовал. А работая по такой системе, он мог бы честно получать деньги, например, перевозя что-то на чужой лошади. Иван не согласился, мотивируя это тем, что хозяин никому свою скотину не доверит.     IV. Власть земли      Власть земли держит крестьянина на ногах. Он без нее немыслим. Об этом говорится в былине о Святогоре, который не смог поднять сумку с тягой земной, в то время как крестьянин Микула Селянинович это делал легко. Человек зависит от тонкой травинки, которая завтра станет хлебом. Если дать крестьянам денег и оторвать их от земли, они станут жалкими и бесполезными. Земля не ждет, земля требует, и работа есть жизнь крестьянина. Старый крестьянин на пороге смерти всегда вспоминает о земле, на которой работал.     V. Народная интеллигенция      Русский народ выжил под гнетом татарщины и крепостничества, так как был не оторван от земли. Богатство и бедность тоже зависят от нее — уродила земля или нет. И лишь злобный завистливый человек не понимает этого. Есть в народе и интеллигенция, существовавшая всегда, но ныне незаметная. Она постоянно напоминала народу, что хоть он близок к природе, но не должен жить по лесным законам. Народная легенда о Николае и Касьяне как нельзя лучше рисует этот тип народного интеллигентного человека. Вернувшись к богу от народа, Касьян пришел франтом, а Николай — весь в грязи, стало быть, он с народом потрудился, поэтому в народе празднуют один раз в год день Касьяна и много раз — Николая.     VI. Земледельческий календарь      В крестьянском календаре все связано с работой, урожаем. Там и приметы, и даже святые и чудотворцы переведены на крестьянское положение, становясь покровителями какого-либо рода деятельности. Крестьянин тщательно изучает все капризы природы и подстраивается под них. Каждый день года имеет у крестьян бесчисленное множество примет, и хотя в эти приметах нет для образованного читателя никакого смысла, но земледельческую народную мысль они характеризуют достаточно.     VII. Теперь и прежде      Не являясь злостным крепостником, я все же думаю, что при крепостном праве отношения крестьянина с землей были правильнее. Умный хозяин будет правильно обращаться со своими людьми, так как они приносят ему доход. Сейчас же мужиков очень много дерут розгами. Пока не появится возможность посмотреть на человека по-человечески, это будет продолжаться. При этом, жестоки в этом «дрании» те, кто сами были в крестьянах и выбились в старосты. Я никогда не понимал смысла телесного наказания. Однако, поскольку начальники желают только нажиться, то и их подопечные поступают так же.     VIII. Жадность      Был помещик Сютаев, который понял неправильность таких методов. Но это единичный случай. Крестьяне понимают, что большое состояние может вызвать зависть соседа, потому почти не платят подати, за это отвечает староста. При этом старосты объясняют жестокость по отношению к крестьянам тем, что те не хотят платить подати, хотя средства имеют. А через некоторое время они же жалуются, что крестьяне совсем нищие. Такие «новообращенные» берут за товар большие проценты, но не признаю в этом ничего неправильного. Каждый беспокоится о себе, покупая у соседа овес и продавая его весной за двойную цену. Были даже случаи, когда из амбаров вывозились хлеба, то есть крестьяне воровали у крестьян же.      IX. Прошлое Ивана Босых      Если есть «биржевики», наживающиеся на соседях, то есть и те, на ком наживаются. Таков и Иван Босых. Когда его выгнали с вокзала, хозяйство его также пришло в негодность. Раньше оно было всем на зависть. Босыми семейство прозвали, потому что были там все богатыри, которые в сапогах и в мороз не нуждались. Во времена Ивана пришли перемены, к которым он не приспособился. В прежнее время знай себе работай, а сейчас много трудностей с финансовыми операциями. Сибирская язва повалила весь скот, и к барину уже не обратишься за лошадью. Пришлось брать в аренду лошадь, покупать сено — в итоге, нищета и недоимки. Так начал пить. А сейчас чувствует Иван, что будет беда, потому как у него домовой под крыльцом воет.      X. Земельные непорядки      Все бедствия можно объяснить нарушением земельного порядка. Усугубляет ситуацию воинская повинность. Раньше она затрагивала большие семьи, а сейчас и маленькие могут лишиться кормильца. Раньше те, кто стремился жить за счет другого, хотя и делал это в солдатах, но хоть не вертелся под руками трудящихся. Налоги раньше были правильнее — все платили, исходя из состояния. Я вовсе не поддерживаю крепостное право, а просто говорю о системе, более правильной для крестьян. Сто лет назад Тихон Задонский публично говорил о том, что перекупщики, наживающиеся на ком-либо в трудном положении, это воры. Сегодня этого нельзя открыто говорить.     XI. Школа и строгость      Деревенский учитель не пользуется уважением. Мужики считают, что у него нет строгости, и он ничему не учит. Часто они даже отказываются платить сбор на школу. Но это не от невежества, а от высокой требовательности к обучению. В народе есть скрытая сила, которая помогает ему пережить любые трудности. Идет она от указаний самой природы. В этом нет выдумки, потому что природу не обманешь. Христианская идея позволяет народу не жить по-звериному, отличать добро от зла. Чтоб яснее было видно, что мы считаем злом и что добром, приведем следующие два примера. Как-то папа Лев XIII, вложив деньги в банк, неплохо заработал. А одна бедная крестьянка, потеряв мужа, зарезала своих пятерых детей и попыталась утопиться, потому что выбилась из сил. Папу не осудили, а женщину посчитали преступницей.     XII. Заключение      Проекты опережают время. Нужно думать не о проблеме пьянства, а о земельном вопросе, являющемся первопричиной. Все стороны жизни крестьянина зависят от земли. Среда крестьянская и среда некрестьянская разнятся. Например, мышиный жеребчик и снохач оба пристают к молодым девушкам. Но первый является развращенным и пресытившимся представителем привилегированного сословия, а второй трудился с малолетства и к пятидесяти годам накопил состояние и может себе позволить отдохнуть, при этом не являясь внешне и физически стариком. У крестьян часта свадьба «уходом», когда жених просто увозит невесту, таким образом, не нужны никакие затраты. Да и семьи создаются с рациональными целями — так проще вести хозяйство. Крестьянство следует религиозным требованиям, хотя сами церковники бывают не так уж праведны.      (Из записной книжки)      Когда я говорю с Гаврилой Волковым, то всегда думаю, что будет, когда вся его злоба выйдет наружу. Родился он при крепостничестве, а когда его отменили, отец-деспот все старался накопить денег, забирая все заработанное у сыновей, но всё равно не получалось так удачно, как у соседа Черемухина. Черемухин же был типичным наживающимся на соседе. После смерти отца Гаврила стал жить один. Пытался он разбогатеть мошенничеством, продавая гнилое сено, пытался подставить барина, но ничего не выходило. Сейчас у Гаврилы есть семья, но он думает только о накопительстве, все экономя и строя планы афер. Как-то он решил поработать извозчиком в Петербурге. Работал он по ночам, и как-то подвыпившая дама забыла у него муфту с кошельком. Гаврила спрятал находку под половицу. Его стал подозревать городовой, но получил взятку и больше не приходил.     Все эти ужасы рассказал я лишь затем, чтобы сказать, что нужно дать мужику землю, чтобы все встало на свои места. Как писал Лев Толстой о Платоне Каратаеве в «Войне и мире», он жил, только чувствуя себя частью чего-то большего. Это ведь идет из недр самой природы. Есть еще и человек-хищник. А где же третий тип? Тот, который знает жизненную правду — народная интеллигенция. Жаль, но сейчас его нет, а жизнь на стороне хищника.

Салтыков-Щедрин

История одного города. По подлинным документам издал м. Е. Салтыков (Щедрин) Повесть (1869 - 1870)

Данная повесть — «подлинная» летопись города Глупова, «Глуповский Летописец», обнимающая период времени с 1731 по 1825 г., которую «преемственно слагали» четыре глуповских архивариуса. В главе «От издателя» автор особенно настаивает на подлинности «Ле­тописца» и предлагает читателю «уловить физиономию города и усле­дить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах».

«Летописец» открывается «Обращением к читателю от последнего архивариуса-летописца». Архивариус видит задачу летописца в том, чтобы «быть изобразителем» «трогательного соответствия» — власти, «в меру дерзающей», и народа, «в меру благодарящего». История, таким образом, представляет собой историю правления различных градоначальников.

Сначала приводится глава доисторическая «О корени происхожде­ния глуповцев», где повествуется о том, как древний народ головотя-

541

пов победил соседние племена моржеедов, лукоедов, кособрюхих и т. д. Но, не зная, что делать, чтобы был порядок, головотяпы пошли искать себе князя. Не к одному князю обращались они, но даже самые глупые князья не хотели «володеть глупыми» и, поучив жез­лом, отпускали их с честию. Тогда призвали головотяпы вора-новотора, который помог им найти князя. Князь «володеть» ими согласился, но жить к ним не пошел, послав вместо себя вора-новотора. Самих же головотяпов назвал князь «глуповцами», отсюда и пошло название города.

Глуповцы были народом покорным, но новотору нужны были бунты, чтобы их усмирять. Но вскоре он до того проворовался, что князь «послал неверному рабу петлю». Но новотор «и тут увернулся: <...> не выждав петли, зарезался огурцом».

Присылал князь и еще правителей — одоевца, орловца, калязинца, — но все они оказались сущие воры. Тогда князь «прибых собст­венною персоною в Глупов и возопи: «Запорю». С этими словами начались исторические времена».

Далее следует «Опись градоначальникам в разное время в город Глупов от вышнего начальства поставленным», после чего подробно приводятся биографии «замечательнейших градоначальников».

В 1762 г. в Глупов прибыл Дементий Варламович Брудастый. Он сразу поразил глуповцев угрюмостью и немногословием. Его единст­венными словами были «Не потерплю!» и «Разорю!». Город терялся в догадках, пока однажды письмоводитель, войдя с докладом, не увидел странное зрелище: тело градоначальника, как обычно, сидело за сто­лом, голова же лежала на столе совершенно пустая. Глупов был по­трясен. Но тут вспомнили про часовых и органных дел мастера Байбакова, секретно посещавшего градоначальника, и, призвав его, все выяснили. В голове градоначальника, в одном углу, помещался ор­ганчик, могущий исполнять две музыкальные пьесы: «Разорю!» и «Не потерплю!». Но в дороге голова отсырела и нуждалась в починке. Сам Байбаков справиться не смог и обратился за помощью в Санкт-Пе­тербург, откуда обещали выслать новую голову, но голова почему-то задерживалась.

Настало безначалие, окончившееся появлением сразу двух одина­ковых градоначальников. «Самозванцы встретили и смерили друг

542

друга глазами. Толпа медленно и в молчании разошлась». Из губер­нии тут же прибыл рассыльный и забрал обоих самозванцев. А глуповцы, оставшись без градоначальника, немедленно впали в анархию.

Анархия продолжалась всю следующую неделю, в течение которой в городе сменилось шесть градоначальниц. Обыватели метались от Ираиды Лукиничны Палеологовой к Клемантинке де Бурбон, а от нее к Амалии Карловне Штокфиш. Притязания первой основывались на кратковременной градоначальнической деятельности ее мужа, вто­рой — отца, а третья — и сама была градоначальнической помпадур­шей. Притязания Нельки Лядоховской, а затем Дуньки-толстопятой и Матренки-ноздри были еще менее обоснованны. В перерывах между военными действиями глуповцы сбрасывали с колокольни одних граждан и топили других. Но и они устали от анархии. Нако­нец в город прибыл новый градоначальник — Семен Константинович Двоекуров. Его деятельность в Глупове была благотворна. «Он ввел медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление гор­чицы и лаврового листа», а также хотел учредить в Глупове академию.

При следующем правителе, Петре Петровиче Фердыщенке, город процветал шесть лет. Но на седьмой год «Фердыщенку смутил бес». Градоправитель воспылал любовью к ямщиковой жене Аленке. Но Аленка ответила ему отказом. Тогда при помощи ряда последователь­ных мер мужа Аленки, Митьку, заклеймили и отправили в Сибирь, а Аленка образумилась. На Глупов же через градоначальниковы грехи обрушилась засуха, а за ней пришел и голод. Люди начали умирать. Пришел тогда конец и глуповскому терпению. Сначала послали к Фердыщенке ходока, но ходок не вернулся. Потом отправили проше­ние, но и это не помогло. Тогда добрались-таки до Аленки, сбросили и ее с колокольни. Но и Фердыщенко не дремал, а писал рапорты начальству. Хлеба ему не прислали, но команда солдат прибыла.

Через следующее увлечение Фердыщенки, стрельчиху Домашку, в город пришли пожары. Горела Пушкарская слобода, за ней слободы Болотная и Негодница. Фердыщенко опять стушевался, вернул До­машку «опчеству» и вызвал команду.

Закончилось правление Фердыщенки путешествием. Градоправи­тель отправился на городской выгон. В разных местах его приветствова­ли горожане и ждал обед. На третий день путешествия Фердыщенко умер от объедания.

543

Преемник Фердыщенки, Василиск Семенович Бородавкин, к должности приступил решительно. Изучив историю Глупова, он нашел только один образец для подражания — Двоекурова. Но его достижения были уже забыты, и глуповцы даже перестали сеять гор­чицу. Бородавкин повелел исправить эту ошибку, а в наказание при­бавил прованское масло. Но глуповцы не поддавались. Тогда Бородавкин отправился в военный поход на Стрелецкую слободу. Не все в девятидневном походе было удачно. В темноте свои бились со своими. Многих настоящих солдат уволили и заменили оловянными солдатиками. Но Бородавкин выстоял. Дойдя до слободы и никого не застав, он стал растаскивать дома на бревна. И тогда слобода, а за ней и весь город сдались. Впоследствии было еще несколько войн за просвещение. В целом же правление привело к оскудению города, окончательно завершившемуся при следующем правителе, Негодяеве. В таком состоянии Глупов и застал черкешенин Микеладзе.

В это правление не проводилось никаких мероприятий. Микеладзе отстранился от административных мер и занимался только женским полом, до которого был большой охотник. Город отдыхал. «Видимых фактов было мало, но следствия бесчисленны».

Сменил черкешенина Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и товарищ Сперанского по семинарии. Его отличала страсть к законодательству. Но поскольку градоначальник не имел права изда­вать свои законы, Беневоленский издавал законы тайно, в доме куп­чихи Распоповой, и ночью разбрасывал их по городу. Однако вскоре был уволен за сношения с Наполеоном.

Следующим был подполковник Прыщ. Делами он совсем не зани­мался, но город расцвел. Урожаи были огромны. Глуповцы насторо­жились. И тайна Прыща была раскрыта предводителем дворянства. Большой любитель фарша, предводитель почуял, что от головы градо­начальника пахнет трюфлями и, не выдержав, напал и съел фарширо­ванную голову.

После того в город прибыл статский советник Иванов, но «оказал­ся столь малого роста, что не мог вмещать ничего пространного», и умер. Его преемник, эмигрант виконт де Шарио, постоянно веселил­ся и был по распоряжению начальства выслан за границу. По рас­смотрении оказался девицею.

544

Наконец в Глупов явился статский советник Эраст Андреевич Грустилов. К этому времени глуповцы забыли истинного Бога и при­лепились к идолам. При нем же город окончательно погряз в развра­те и лени. Понадеявшись на свое счастье, перестали сеять, и в город пришел голод. Грустилов же был занят ежедневными балами. Но все вдруг переменилось, когда ему явилась о н а. Жена аптека­ря Пфейфера указала Грустилову путь добра. Юродивые и убогие, переживавшие тяжелые дни во время поклонения идолам, стали главными людьми в городе. Глуповцы покаялись, но поля так и сто­яли пустые. Глуповский бомонд собирался по ночам для чтения г. Страхова и «восхищения», о чем вскоре узнало начальство, и Грустилова сместили.

Последний глуповский градоначальник — Угрюм-Бурчеев — был идиот. Он поставил цель — превратить Глупов в «вечно-достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича город Непреклонск» с прямыми одинаковыми улицами, «ротами», одинаковыми домами для одинаковых семей и т. д. Угрюм-Бурчеев в деталях продумал план и приступил к исполнению. Город был разрушен до основания, и можно было приступать к строительству, но мешала река. Она не ук­ладывалась в планы Угрюм-Бурчеева. Неутомимый градоначальник повел на нее наступление. В дело был пущен весь мусор, все, что ос­талось от города, но река размывала все плотины. И тогда Угрюм-Бурчеев развернулся и зашагал от реки, уводя с собой глуповцев. Для города была выбрана совершенно ровная низина, и строительство на­чалось. Но что-то изменилось. Однако тетрадки с подробностями этой истории утратились, и издатель приводит только развязку: «...земля затряслась, солнце померкло <...> О н о пришло». Не объ­ясняя, что именно, автор лишь сообщает, что «прохвост моментально исчез, словно растворился в воздухе. История прекратила течение свое».

Повесть замыкают «оправдательные документы», т. е. сочинения различных градоначальников, как-то: Бородавкина, Микеладзе и Бене­воленского, писанные в назидание прочим градоначальникам.