2. Поэзия м. Цветаевой ( 1892 – 1941).

Главное в ранней поэзии М. Цветаевой – энергия жизни, напряженность ее биения, ощущение тайны в себе и в окружающих. М. Цветаева часто пишет о смерти, но пишет оней именно от избытка жизни, ее наполненности и концентрации, которые требуют уже другого качества (стихотворения «Уж сколько их упало в эту бездну…», «Идешь, на меня похожий…» и др.).

Кроме того, с самого начала поэт занимает совершенно особую позицию: «Чтобы нас было только двое: я и мир». Поэт вначале воспринимает свое «я», а затем уже окружающее, стремится подчинить себе реальность, заставить ее жить по своим законам. Возможно, именно отсюда весь напор и вся страстность цветаевских стихов, и здесь же зарождение будущей трагедии (стихотворение «Вчера еще в глаза глядел…» и др.).

Именно данная закономерность формирует цветаевское отношение к слову. Слово у М. Цветаевой – прежде всего жест, сильный, рвущийся, напряженный. Даже когда внешне стихотворение спокойно, под этим или вслед за этим спокойствием – рывок, вскрик. М. Цветаева явно противостоит так называемому «хорошему тону», привычным размерам и рифмам. Рифмы М. Цветаевой по существу не рифмы, а ассонансы, ее интересует не столько созвучие слов, а созвучие смыслов.

Ведущим началом в ее стихах является ритм (о «непобедимых ритмах» М. Цветаевой писал А. Белый). Ритм передает движение, пульс жизни. Но для поэта важно не только движение, но и остановки ( «Я не верю стихам, которые «льются». Рвутся – да!» - писала М. Цветаева).

В стихах М. Цветаевой периода эмиграции – та же прерывистая, преодолевающая все границы интонация, что и в раннем творчестве. Она впитала в себя и песенную стихию, и высокий одический стиль (стихотворения «Тоска по родине», «Что же мне делать, певцу и пасынку…» и др.). Ритмический напор, порыв сочетаются со строгой творческой дисциплиной, и чем сильнее этот порыв, тем сильнее авторская воля, направленная на творческое овладение им.

В это время М. Цветаева ищет звуковые образы внутреннего мира. Воспроизведение вещных реалий лишь на первый взгляд создает зрительную картину, на самом деле это какофония звуков, свойственная обыденной жизни (стихотворение «Поезд» и др.). Но надо всеми этими шумами действительности, опять-таки, стоит мощная авторская воля, и стихотворное воплощение шума оказывается в глубоком соответствии с внутренним миром поэта.

Несмотря на всю свою особость, самость, М. Цветаева глубоко погружена в русскую культуру. А.Пушкин, А. Блок, А. Ахматова, В. Маяковский – в ее стихах о них не только глубокая любовь, но и ощущение родственности и творческой сопричастности.

3.Поэзия б. Пастернака (1890 – 1960).

Жизнь как чудо, как мощная всеобъемлющая стихия – основной мотив в ранней лирике Б. Пастернака. Природа и человек едины как проявления стихии жизни, не знающей границ и перегородок. Подлинная жизнь постигается в смещении, движении, порыве, при этом в точках пересечения различных реальностей с несомненностью открывается глубинная неделимость мира, предстающего в бесконечном движении (стихотворения «Пиры», «Плачущий сад» и др.).

Поэтому Б. Пастернак преодолевает раздельность слов, переплавляет их границы. Строки «Писать о феврале навзрыд», «Я клавишей стаю кормил с руки», - не метафора. Метафора – это перенос значения по сходству. Чтобы такой перенос состоялся, нужно, чтобы предметы были хотя и сходными, но раздельными. У Б.Пастернака же значение слова остается неизменным, но в процессе взаимодействия слова рождается некий новый сплав, в котором единым оказывается природа и слово о ней (стихотворения «Февраль – достать чернил и плакать…», «Я клавишей стаю кормил с руки…»).

Что касается человеческой личности, то она у Б.Пастернака существует лишь как часть жизненной стихии, челок определяется не как человек в жизни, а как жизнь в человеке. Однако жизненный опыт, доведя эту единосущность реальности, что называется, до предела, обнаруживает не только нераздельность, но и неслиянность человека и природы, жизни и смерти, творчества и разрушения.

Выход из напряженных противоречий жизненной стихии поэт находит в синтезе живого со смыслом. Отсюда – утверждение простоты как высшего критерия художественности (поздний цикл «Волны»), причем простота эта особого рода, она вбирает в себя все сложности, в результате чего смысл оказывается не навязанным живому извне, но является его сокровенной основой (стихотворения «В больнице», поэма «Вакханалия» и др.).

Этим объясняется и уникальность позиции поэта в жизни. Теперь, когда природная стихия и человеческая история обнаружили не только свою нераздельность, но и неслиянность, поэт призван не дать им расколоться, соединить два противоположных начала. Человеческая история прозревается в природе, природа – в истории (поэма «Девятьсот пятый год»). Поэт не применяется к реальности, а воскрешает в ней природную естественность, спасая от временного плена.