2. Лица, участвующие в обязательстве

По существу понятия об обязательстве, оно может иметь силу только между лицами, его заключившими или в него вступившими, не простираясь ни на какое третье лицо. Но этот принцип видоизменяется в древнерусском праве.

а) Необходимое участие третьих лиц в обязательстве. Понятие о лице физическом неясно еще и в московском праве: подобно вещным правам, и обязательственные права принадлежат прежде всего семье; уже говорилось, что супруг отвечает за супруга, отец за детей и дети за отца не только по смерти обязавшегося, но и при жизни его; весьма часто в актах договоров, прямо называются, как обязанные, прочие члены семьи; если же этого нет, то участие последних подразумевается; нисходящие не могут выкупать родового имущества, отчужденного их отцом.

Подобная этому необходимо-корреальная связь возникает в отношениях господина к его слугам и крестьянам. Веритель при наступлении срока исполнения обязательства, не имея перед собой главного должника, может предъявить иск к любому его человеку, и тот обязан отвечать. На этом же основании узаконение о том, что при несостоятельности кредитора-господина взыскание производится с его слуг и крестьян: "кто не учнет на правеже отстаиваться, и тех людей посылать в вотчины и поместья, и велети правити на лгодех их и на крестьянах" (Ук. кн. зем. пр. XIII, 9). На том же основывается дозволение господам заменять себя людьми и крестьянами на правеже. В 1629 г. приказ спрашивал царя: городовые дворяне и дети боярские сами на правеже стоять не хотят, а ставят на свое место своих людей для волокиты; спрашивается: допускать ли это? Приказ не видит ничего незаконного в такой подставке вместо обязанного лица другого; он затрудняется только волокитой. Царь не признал нужным отменить такую замену лиц (там же, X, 8). Наоборот, обязательства слуг и крестьян (по крайней мере обязательства, возникшие из деликтов) в то время падают и на их господ: "Выти (частное вознаграждение лицу, потерпевшему от преступления, совершенного слугой) имати на дворянех и на детех боярских и на приказных людех, кому кто служит" (Уст. кн. разб. прик., доп. ук. 1625 г.). Такая взаимная солидарность обязательственных отношений между господином и его слугами особенно проявляется в ст. 22 и 23 Царского Судебника, которые позволяют предъявлять иск к наместнику или волостелю по претензиям как на них самих, так и на их слуг ("людей").

б) Необходимое вступление в обязательство третьего лица (взамен обязавшегося). Московское право знает и предвидит случаи, когда третье лицо, не участвовавшее в обязательстве, должно по необходимости заменить одного из участников. Таких случаев мы находим в нем два. Первый случай наступает тогда, когда при судебном споре об исполнении обязательства дело решено неправо вследствие подкупа. Тогда судья или дьяк, виновные в неправосудии, должны уплатить истцу иск. По требованию разумности следовало бы в таком случае восстановить дело и по ходу его присудить к удовлетворению одной стороны другой, а лицо, допустившее неправосудие, наказать. Между тем московское право удовлетворяет неправо обвиненную сторону за счет судьи, оставляя совершенно без ответа вопрос, какие же последствия это имеет для стороны, неправо выигравшей иск (Суд. цар. ст. 3 и 28; попытку объяснить эту странность см. в нашем прим. 58 к Царскому Судебнику). Второй случай необходимой замены лица в обязательстве сторонним лицом есть возложение на убийцу или причинившего увечье обязанности удовлетворить по долгам убитого или изувеченного им. Обязательства имеют столь личных характер, что отнявший жизнь тем самым принимает на себя обязательства, лежавшие на лице, хотя при этом могут остаться наследники и имущество, в котором они наследуют (Улож., X. 258, новоук. ст. 1669 г., ст. 70).

в) Кроме случаев необходимого вступления в обязательство, московское право знало добровольную замену лица в обязательстве другим. Из актов конца XVI в. видно, что кредитор мог, независимо от воли должника, передать свои права по обязательству всякому стороннему лицу, лишь бы только это лицо было правоспособно вообще и в отношении к данному роду обязательств в частности. Мы говорим здесь о так называемых "выданных кабалах", когда кредитор передает свое право (кабалу) третьему лицу в дар или за свой долг этому третьему. В первом случае он должен вместе с обязательством вручить и "данную", т. е. совершить новый акт. Однако благодаря личному характеру обязательств законодательство долго не признавало такой цессии законной; по крайней мере, ук. 1588 г. (Ук. кн. ведом, казн. ст. XXI) говорит: "по тем кабалам и по памятем суда не давати"; но указы 1628 и 1646 гг. (ук. кн. зем. пр., ст. XLII) и Уложение (X, 258), описывая состав выданной кабалы, точно так же признают силу этих кабал; Уложение отказывает им в признании только тогда, когда такая кабала не подписана, т. е. акт передачи не означен на ней самой, или когда у предъявителя нет данной на нее. Затем такая форма бумаг на предъявителя сделалась общей и даже применялась к закладным. Таким образом подготовлялись элементы вексельного права, которое, однако, появилось лишь в период империи и установлено законом, заимствовавшим свое содержание из немецких источников.

Но должник мог передать свое обязательство только с согласия кредитора; если тот, на кого он ассигнует, откажется от исполнения обязательства, то кредитор всегда сохраняет регресс к первому должнику. Цессия от должника технически называлась переводом. Перевод при неисполнении обязательства давал верителю право на лицо должника.