Деформализация правил и институциональные ловушки в России

Процесс деформализации правил в постсоветской России, снижая эффективность формальных институтов, созданных в 1990-х — начале 2000-х годов, одновременно способствует стабилизации институциональной среды⁶⁸. Согласно определению В.Радаева, деформализация правил есть «непрерывная трансформация институтов, в ходе которой формальные правила в значительной мере замещаются неформальными и встраиваются в неформальные отношения». Подобная тенденция, по мнению исследователя, возникает в ситуации, когда акторы, будучи более или менее осведомлены о существующих формальных правилах, далеко не всегда выполняют их предписания⁶⁹. По сути дела речь идет об известной несовместимости этих правил со сложившейся практикой, что ведет к замещению их неформальными нормами.

Детальная классификация взаимодействия формальных и неформальных институтов дана в работе Г.Хелмке и С.Левитски. В основу этой классификации положены два критерия: (1) эффективность формальных институтов, зависящая от того, в какой мере акторы подчиняются их предписаниям и осуществляется ли регулярный контроль за исполнением таковых; (2) степень совместимости между теми целями, для реализации которых используются неформальные институты, и ожиданиями относительно результатов, эвентуально достижимых в институтах формальных. Исходя из названных критериев, ученые выделили четыре способа взаимодействия между этими институтами: комплементарный, согласующий (accommodating), конкурентный и замещающий (substitutive)⁷⁰. Последние два способа представляют особый интерес при анализе положения дел в России, так как именно они получили наибольшее распространение в посткоммунистическом мире. Как отмечают Г.Хелмке и С.Левитски, «конкурирующие неформальные институты создают у акторов стимулы, несовместимые с формальными правилами, — следуя одним, нельзя не нарушить другие. Примерами служат клиентелизм, патримониальное господство (patrimonialism), клановая политика и другие частные институты». Подобного рода конкурентное взаимодействие возникает в том случае, когда предписания слабых или неэффективных формальных институтов вступают в противоречие с целями акторов. Если же такого противоречия не возникает, но формальные институты оказываются не в состоянии обеспечить те результаты, которые от них ожидались, создаются «замещающие неформальные институты»⁷¹

Относительная легкость, с которой акторы реализуют свои цели через неформальные институты, указывает на то, что слабость и неэффективность институтов формальных объясняется не только величиной трансакционных издержек, сопряженных с поиском и освоением информации о новых предписаниях, обеспечением контроля над их исполнением или же с изменением устаревших. После краткого, но содержательного анализа становления неформальных институтов электорального процесса и их соотношения с формальными В. Гельман констатирует: «Хотя отдельные ‘дыры’ в законах со временем устранялись, принципиальные лакуны и умолчания стали питательной средой для возникновения и роста неформальных институтов. Оказавшись полезными для тех или иных акторов, такие институты могли укореняться или даже закрепляться в формальных нормах»⁷². Подчеркивая, что подобные лакуны и умолчания помогали «обходить несовершенство прежних, да и новых норм»⁷³, исследователь, к сожалению, ничего не говорит об их влиянии на эффективность формальных институтов. Возможно, его невнимание к этой проблеме проистекает из презумпции, что «наследие прошлого» и характеристики государства, «задавая рамки преемственности и изменчивости формальных и неформальных институтов, отнюдь не детерминируют их соотношение»⁷⁴ . Данная презумпция, будучи отнюдь не очевидной, плохо соотносится с выводом самого Гельмана о том, что «’неформальная институционализация’, скорее всего, окажется не временным ‘дефектом’ (в смысле отклонения от ‘правильного’ пути развития), а долгосрочной и принципиальной характеристикой российского политического режима»]⁷⁵.

В.Меркель и А.Круассан выделяют три гипотетических сценария, по которым может пойти развитие общества, вступившего на путь неформальной институционализации: (1) регресса, т.е. все большей «деформализации»; (б) прогресса, т.е. постепенного вытеснения неформальных практик, и (в) стабильности. В последнем случае «переплетение формальных демократических институтов и неформально выросших демократических дефектов переходит в самовоспроизводящееся равновесие, что приводит к стабилизации status quo дефектной демократии. Стабильность сохраняется до тех пор, пока специфические дефекты демократии гарантируют господство властных элит и способствуют удовлетворению интересов поддерживающей систему части населения». По мнению немецких ученых, именно этот сценарий реализуется сегодня в России⁷⁶. В пользу данного заключения говорят и эмпирические исследования, показывающие, что, даже когда предписания закона более или менее известны, отечественные акторы их замещают или встраивают в привычные неформальные отношения. Возникает парадоксальная ситуация: универсальные нормы (права, морали) усвоены, но лишены практического смысла⁷⁷. Понять причины такого положения вещей позволяет когнитивный подход, предлагающий действительно глубокое объяснение истоков и механизмов деформализации правил.