Глава 7

ПОТЕНЦИАЛ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Россия синтезировала «римскую» и «греческую» формы Удерживающего

После расстрела императора Николая II среди православных арабов Палестины, Сирии и Ливана прокатилась волна самоубийств — они думали, что наступает конец света².

В иудаизме, христианстве и исламе присутствует общее представление о силах вселенского хаоса, Гоге и Магоге, изгнанных Александром Македонским за стену Мировой Империи. Так же как Катехон, Гог и Магог не имеют постоянной историко-географической характеристики. Это не раса и не конгломерат раз и навсегда заклейменных этносов, а еще одна личина главного врага цивилизации — варварства. С Гогом и Магогом невозможно договориться,

¹ Венский конгресс (1814—1815) — первая международная конференция, установившая стабильный мир в Европе на основе коллективного соглашения всех европейских государств.

² Показательны слова одного палестинского араба, сказанные в 1919 г.: «Не думайте, что русский Царь был только русский. Нет, он был также арабский. Царь — всемогущий покровитель и защитник Православного Востока. Пока он жил, миллионы арабов жили в мире и безопасности». (Россия перед Вторым Пришествием (материалы к очерку Русской эсхатологии). — М., 1998. -Т. 2. С. 194.)

51

ибо там отсутствует понятие о договоре: варваров можно либо подчинить, либо оградиться от них. «Хотя они получают деньги, тем не менее они совершают набеги, — писал в VI веке Прокопий Кесарийский. — Ибо нет никакого иного средства заставить любых варваров хранить верность римлянам, кроме страха перед военной силой». История Второго Рима — это история обороны от дикарей с запада, с севера, с востока. Царство Христиан служило надежной оградой, благодаря которой могли развиваться другие цивилизованные страны. Если бы не Ромейское царство, то бескрайние просторы Евразии имели твердый шанс вернуться к первобытному, «присваивающему» хозяйству.

В XX веке многие говорили о неспособности России «перенять византийскую эстафету». В смысле образования они, вероятно, правы — плоды рафинированного эллинизма достались преимущественно флорентийским гуманистам, а не московским книжникам. Однако это лишь один, притом чисто светский параметр цивилизации Восточного Рима. В том же, что касается измерения религиозно-политического, Москва оказалась достойной преемницей не только Второго Рима — Царьграда, но и Рима Августа.

Можно уверенно говорить, что Россия — это долгожданный синтез «римской» и «греческой» форм Удерживающего, доминанта православного царства (империя Константина) и интерконфессиональное сверхгосударство (как империя Октавиана Августа). Синтезировав наследие предшественников, Москва явилась не просто Третьим Римом, но Римом в третьей степени, не повторяющим, но приумножающим миссии своих предшественников.

Оставшись единственной на планете суверенной православной державой, Россия в конечном счете вызволила из-под власти «агарянских царств» все (!) православные нации: Украина — при Алексее Михайловиче, Грузия — при Александре I, Греция — при Николае 1, Сербия и Болгария — при Александре И. Катехон еще раз подтвердил свою религиозно-политическую состоятельность. А христианский Запад, ставивший ей палки в колеса, еще раз расписался в культурно-историческом эгоизме.

Уже в XVI веке стало ясно — по возможностям своего интегрирующего потенциала Москва намного превосходит Константинополь. Достаточно сказать, что русское миссионерство в отношении тюркской аристократии оказалось намного эффективнее греческого. Москва привлекла на свою сторону лучшие военные ресурсы Орды. Более того, русские выполнили то, что не удалось сделать ромеям, — создали православное царство.

52

суверенитет которого распространялся не только на единоверцев, но и на представителей иной религии — ислама (начиная с возникновения Касимовского царства). Два века спустя примеру мусульман последовали буддисты, провозгласившие Белого Царя «чакравартином», идеальным универсальным монархом.

Тот факт, что Россия не была подобно Второму Риму столь элитарна в культурном отношении, сослужил ей хорошую историческую службу. Отсутствие комплекса культурного превосходства помогало русским значительно более трезво, чем православным грекам, смотреть на политические достижения «варварских» народов, тех же монголов. К примеру, императорам Царьграда никогда бы не пришла в голову идея Александра Невского христианизировать и воцерковить в общем-то враждебную языческую Орду.

Поэтому русским, в отличие от ромеев, всегда удавалось найти общий язык как с воинственными соседями — ордынцами, так и с единоверными православными народами. Если Восточный Рим, приобщив к православию сербов и болгар, сразу же втянулся с ними в изматывающее военное противостояние, то русским удалось избежать сей печальной планиды. В то время как православные народы Балкан, как правило, не скрывали своего желания выйти из-под военно-политического (а на период Османского ига — церковно-административного) контроля греков, большинство наций «русской ойкумены» было вполне довольно своим положением.

Это уникальное качество Третьего Рима становится поучительным и вдохновляющим примером, «программной» средой современной русской цивилизации в ее предстоящем противостоянии «новому язычеству» Запада и «новому варварству» Юга. Очевидно, что кризис западного проекта с неизбежностью ставит вопрос о новом мировом лидере. Интеграционный потенциал русской цивилизации, о котором говорил в своей Пушкинской речи Достоевский, становится вновь востребован историей. Опыт наших предков, сумевших в близких к современным реалиям исторических условиях найти (или, лучше сказать, почувствовать) верное решение и сделать из вчерашнего «варвара» своего партнера по государственному строительству, становится необычайно актуальным.

53