2. «Обнуление» традиции

В XX веке Россия пережила целую эпоху беспощадной войны Культуры с Традицией. Властный класс, ослепленный идеей революционного переустройства мира, «сведения небес на землю» через построение рукотворного общества всеобщего благоденствия (на деле, конечно, иллюзорного), не останавливался перед прямым разрушением и искоренением духовного уклада народа — как христианского, так и исламского, и даже многих мирских культурных форм. В 20-е годы большевики попытались разложить институты традиционной веры, в 30-е годы, не добившись поставленной задачи, задумали через репрессии раздавить и сломить самих верующих. Но и это не удалось. Сталин во

183

время войны пришел к необходимости некоторого ослабления гонений на православие — Церкви вернули часть ее прав и возможностей. Однако с уходом из жизни Сталина начинается еще один, не менее ужасный этап: изведение «внутренних источников веры» у новых поколений. Предпосылки этого изведения закладывались и раньше, однако несколько смягчались влиянием на молодежь их отцов и матерей. Для поколения послевоенного роль хранительниц веры выполняли уже только бабушки (более слабое воспитательное воздействие).

Образовалось «поколение-провал» — люди, родившиеся в основном в 40-е, 50-е, 60-е годы. Они последовательно воспитывались в агрессивном атеистическом ключе, и агрессивность эта стала ослабевать только к концу 60-х годов, когда, казалось, с «религиозными предрассудками» уже в целом было покончено. 30 лет провала — это большой риск для Традиции, это опасность ее необратимого упадка. Однако в таком испытании есть и другая сторона — «обновление» культурного шаблона. Произошел «сброс» традиционной парадигмы, ее «обнуление». Возврат к Традиции после «обнуления» дает неожиданный эффект: вырастает то же самое здание народной веры, тот же в конструкции своей духовный уклад, но как бы на новом фундаменте, из нового материала, со свежим запасом прочности. Вместе с утратой старой формации с ее ценностями и невосполнимым очарованием ушли и ее искривления, искажения, недостатки. Теперь духовный уклад может быть устроен «проще», «прямее» и яснее — свежее.

Однако такой оптимистический вариант возможен лишь в том случае, если Россия действительно обратится к преемственности, действительно изберет путь восстановления национальной идентичности, действительно пойдет к «Культуре» (внутри которой обитает Священная Традиция), а не рассыплется во вторичной «культуре» (выродившейся традиции).

Что необходимо для прорыва к Большой Культуре?

На этот вопрос мы уже начали отвечать в главе о православном традиционализме, когда набросали программу «мирского фронта», который взял бы на себя роль культурного контрреформатора. Сейчас мы должны добавить, что этот «мирской фронт» выступит сплоченно и заодно с некоторыми неправославными силами русской нации — объединится в союзе со всеми здоровыми творческими элита-

184

ми России, чтобы обратить вспять распад культурного единства нации.

Нам видится несколько направлении, по которым идет распад культуры, пораженной так называемым «постмодернистским» вирусом (хотя, если быть зоркими, мы увидим, что та же тенденция закладывалась еще модерном):

1) расслоение между «культурными кодами» разных поколений — формирование почти не пересекающихся моделей или стандартов «культурного потребления»;

2) расслоение между фольклором, классикой, церковной, бытовой, экспериментальной (авангардной) и другими ветвями культуры — расслоение даже на еще более мелкие субкультуры, то есть сообщества со специфическими интересами и предпочтениями, способ существования которых доходит до игнорирования всех остальных субкультур (изоляционизм маленьких «культурных мирков»);

3) расслоение между «элитарными», «эксклюзивными» формами потребления, интеллектуальными видами и жанрами культуры и, с другой стороны, — массовой, многотиражной, стереотипной культурой (замыкание в себе новых культурных каст);

4) к явлениям разложения и упадка можно отнести и саму глобализацию культуры, поскольку эта глобализация разносит по всему миру из западной цивилизации не что иное, как модели трех вышеперечисленных видов разложения.

В условиях «обнулившейся традиции» и еще не сформировавшегося «мирского фронта» возрождающейся Традиции указанные тенденции разложения культуры представляют для нашей идентичности несомненную опасность. Однако в России сохранился консервативный интеллектуальный класс, который, несмотря на «обнуление традиции», обладает достаточно стойким иммунитетом против указанных тенденций. Этот класс является носителем так называемой «высокой культуры» и, несмотря на некоторую свою расхлябанность и неорганизованность в качестве класса, служит по своей природе естественным препятствием на пути дальнейшего культурного расслоения и разложения. Иммунитет выражается в следующем:

1) Наш интеллектуал воспринимает культурные ценности разных стандартов потребления: ему понятен культурный уклад старых поколений, и одновременно он способен отличать в молодежной субкультуре живое от выморочного. Если два и порою три поколения в России могут сегодня

185

принадлежать к разным культурным кодам, что чревато даже не конфликтом, а вообще отсутствием точек соприкосновения, то наш консервативный класс вполне способен наладить мосты между традиционной культурой бабушек, советским модерном отцов и постмодерном внуков. Ориентируясь на стандарт своего поколения, консервативный интеллектуал остается в той или иной мере «отзывчивым» (по Достоевскому) и по-русски всеядным.

2) Он преодолевает в своем сознании и творчестве уровень субкультурности, будучи вхож в разные творческие среды и кружки, он способен легко овладевать их якобы исключительными техниками самоидентификации. Он может отчасти искренне, отчасти из своего рода азарта разделять предпочтения субкультур, но никогда до конца не отождествит себя ни с одной из них. В конечном счете, он носитель сверхнационально-русской Культуры. У него за спиной есть помимо современных «культурных мирков» такие ценности, как «Слово о полку Игореве», русские духовные стихи, иконы Ярославской школы, проза Лескова и Платонова, языковые программы Тредиаковского и Велимира Хлебникова, музыка Мусоргского и Рахманинова, народные песни и песни Башлачева, мультфильмы Атаманова и киноленты Шукшина. Он знает, что подлинно великое в его эпохе не перечеркнет уже бывшего, а продолжит его.

3) Наконец, главное: он внеэлитарен, то есть способен овладеть интеллектуальным и эстетическим языком сетевых и академических, клубных и салонных авторов. Естественно, он не тратит все свое время на покорение этих «вершин», просто он в курсе всего того, что ему интересно. Он ориентируется на общенациональные артефакты, его вдохновляет не столько доступность, сколько простота и цельность культурных решений. Он радуется, когда «высокое» искусство является одновременно «народным», его раздражает, когда «эксклюзивные» смыслы, которые могли бы стать, при другой культурной подаче, достоянием многих, нарочно запираются в элитарные рамки.

4) Что касается культурной глобализации или нового «антиглобалистского интернационала», то сверхэлитарный интеллектуальный класс России, преодолевая три разновидности культурного расслоения, тем самым преодолевает и соблазн глобализма-антиглобализма, который выступает для нас как двуединство разложения идейно-политического фундамента нации, как две тропинки к одному и тому же пагубному для России исходу.

186