Электронная библиотека Портала «Археология России»

Монгайт А.Л., Археология Западной Европы. Каменный век., М., 1973

© Монгайт А.Л., Издательство "Наука", 1973; Портал "Археология России", 2005

Нумерация страниц соответствует печатному оригиналу

Настоящая работа воспроизводится на правах электронной публикации. Напоминаем Вам, что в соответствии с действующим Федеральным Законом "ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ И СМЕЖНЫХ ПРАВАХ" (1993), Вы можете свободно пользоваться, копировать, распечатывать эту публикацию лишь для собственных нужд. В случае, если Вы используете настоящую работу для электронной, бумажной или какой-либо иной републикации, Вы обязаны полностью указать авторские права и источник, из которого Вами получена работа. В равной мере Вы должны указать источник, из которого Вами получена публикация, если Вы ссылаетесь на нее в любой – электронной или печатной – форме. Для этого используйте следующий текст:

© Монгайт А.Л., Издательство "Наука", 1973; Портал "Археология России", 2005

http://www.archeologia.ru/Library/book/32033ea9376c

Для указания в ссылке конкретной страницы добавьте к http://www.archeologia.ru/Library/book/32033ea9376c выражение /pageXXX, где ХХХ - это номер страницы, например: http://www.archeologia.ru/Library/book/32033ea9376c/page12 .

стр.5

От автора

Задача этой книги — познакомить советского читателя с современным состоянием западноевропейской археологии. Речь идет не об отдельных достижениях и открытиях, а об общей картине развития истории человечества на нашем континенте, изложенной в археологических терминах и понятиях. В первую очередь описаны явления, которые четко обрисовываются при изучении археологического материала: развитие средств производства, изменение форм жилища, смена погребального ритуала и различных типов погребальных сооружений и т. д. Тем же социальным явлениям, явлениям экономической и духовной жизни, которые скрываются за этими данными, в книге уделяется меньше места.

Исторические выводы, основанные на археологических фактах, являются результатом научной реконструкции, и хотя часто такая реконструкция представляется в достаточной степени обоснованной, она никогда не может быть бесспорной. Это и заставляет археологов пользоваться понятиями, перевод которых на язык истории не однозначен. Так, например, под термином «археологическая культура» скрываются разные исторические явления. Если достоверно можно отличить одну культуру от другой, описать ее, установить время ее возникновения и исчезновения и т. п., то далеко не всегда возможно проследить связь археологической культуры с определенным народом, тем более с народом, известным из письменных источников, и описать этапы развития культуры как этапы истории этого народа.

Но даже ограниченная задача, которую поставил перед собой автор, обрисовать общую картину археологических данных для Западной Европы, чрезвычайно затруднительна. Главные трудности заключаются в том, что археологическая литература на множестве языков возрастает в геометрической прогрессии. Так как археология за короткое время чрезвычайно увеличивает количество своих источников, то многие данные, полученные 10—15 лет назад, уже представляются устаревшими.

Современные политические границы не совпадают с древними культурными или этническими, одна и та же древняя культура могла быть распространена в разных странах. Но ученые разных стран, описывая эту культуру, дают ей название по первому местонахождению в своей стране или изменяют название в соответствии со своим языком. Например, одна и та же культура в Югославии названа Старчево, в Венгрии — Кёреш, в Румынии — Криш. Суммировать описание такой культуры пред-

стр.6

ставляет нелегкую задачу. Наконец, очень мешает работе неопределенность археологической терминологии, путаница в употреблении различных слов и понятий учеными разных стран 1.

Дальше будут изложены некоторые общие понятия археологии, ее постулаты и законы, что даст возможность читателю, недостаточно знакомому с археологической терминологией, судить об описываемых в книге фактах.

Книга состоит из двух частей: «Каменный век» и «Бронзовый и железный века», посвящена преимущественно первобытной археологии Западной Европы и заканчивается рубежом нашей эры. В тех случаях, когда у первобытных племен историческое развитие завершилось образованием государства ранее рубежа нашей эры, я заканчиваю археологический очерк временем возникновения государств. По этой причине, а также потому, что это самостоятельная огромная тема, в книге нет археологии античной Греции и Рима. Единственное исключение сделано для Крита и Микен. Хотя там существовали уже государство и письменность, включить их в книгу было необходимо вследствие того, что многие явления в европейской археологии невозможно описать, а тем более датировать, не ссылаясь на крито-микенскую культуру.

Несколько отличается от других разделов книги заключительная глава второй части книги «Кельты и латенская культура». Это время уже освещено в письменных источниках и поэтому можно отступить от принятого принципа чисто археологических характеристик населения Европы и попытаться дать более целостную историческую картину.

Сразу же следует предупредить читателя и об условности понятия «археология Западной Европы». Дело в том, что в книге идет речь и о Восточной, и о Юго-Восточной Европе, точнее — об археологии зарубежной Европы. Поводом для написания книги послужило желание познакомить читателей с европейской археологией за пределами СССР, так как этот раздел науки мало освещен в литературе на русском языке. Поэтому разделение на археологию европейской части СССР и зарубежной Европы продиктовано чисто практическими соображениями.

Некоторые культуры, известные на территории нашей страны, распространены и за рубежом, причем они иногда там известны под другим названием. В подобном случае я не описываю культуры на территории СССР, исходя из предположения, что русский читатель может с ними познакомиться по другим книгам, а лишь упоминаю о том. что они входят в единую культурно-историческую область.

В книге принят принцип территориального рассмотрения европейской археологии в пределах каждого периода. Однако он применен лишь для удобства описаний и потому не соблюдается строго, а варьируется в за-

стр.7

висимости от содержания отдельных глав. Так, например, то, что относится к Средней Европе в главе о неолите, может рассматриваться в связи с Северной Европой в главе о бронзовом веке. В основном автор придерживается следующего деления: когда упоминается Северная Европа, имеются в виду Ютландия, северная часть ГДР и ФРГ и Скандинавия. Страны к западу от Мааса названы Западной Европой. Область южнее Карпат и восточнее Альп, связанная с балканской проблематикой, названа Юго-Восточной Европой. Страны Средиземноморского бассейна — это Южная Европа. Центральная (или Средняя) Европа — это область к северу от Альп до Прибалтики и среднегерманских гор. Однако некоторые культуры Средней Европы достигают Бельгии. В главе «Неолит и энеолит» выделена Πpuaльпийская зона, отличавшаяся в тот исторический период от среднеевропейской.

Иногда территориальный принцип описания ведет к нарушению хронологического принципа. Так, например, некоторые культуры, принадлежавшие к области распространения колоколовидных кубков, описываются прежде, чем сама эта культура.

Очень небольшой раздел посвящен Трое и памятникам Анатолии, которые уже никак не находятся в Европе. Это отступление было необходимо не только вследствие связи Трои с историей Эгейского мира, но и потому, что многие датировки имеют в качестве исходного пункта анатолийские памятники.

В связи со структурой книги необходимо сказать об отборе литературы, указанной в ссылках. Объем современной археологической литературы огромен, часто за одной короткой фразой, помещенной в книге, скрываются десятки статей и книг, изучение которых послужило основой для того или иного вывода. Поэтому ссылки не могут вмещать всей литературы, на основании которой сделано какое-либо утверждение. Они лишь дают возможность читателю дополнительно ознакомиться с освещаемым вопросом. В ссылках указаны сводные, обзорные работы по данной теме; статьи, содержащие новейшие открытия, меняющие ранее принятые точки зрения; иногда упомянуты работы, на первый взгляд устаревшие, но ставшие классическими в археологии или представляющие первые публикации наиболее важных археологических открытий.

Археология как сравнительно молодая наука менее стабильна, более изменчива и восприимчива к новым методам и идеям, чем история, частью которой она является. Естественно, что попытка представить итоговую картину историческою развития Европы, основанную на археологических материалах, обусловлена не только непрерывным увеличением количества источников, но и применением новых методов их интерпретации.

В начале этой книги я наряду с изложением некоторых общих принципов археологических исследований поместил краткий историографический очерк. Кроме того, при изложении различных фактических данных в соответствующих главах я сообщаю об изменении взглядов исследователей за время, истекшее с момента открытия того или иного памятника. Однако

стр.8

далеко не всегда я объясняю, почему такие изменения произошли. Объем книги позволяет это делать только в отдельных, наиболее важных случаях.

Книга не является популярной в полном смысле этого слова. Автор стремился пользоваться научным жаргоном в минимальной степени и разъяснять все то, что может быть непонятно неархеологу. Это делает, по моему мнению, книгу доступной любому читателю, который бы ею заинтересовался. Вместе с тем в книгу вошли подробные описания некоторых археологических фактов, интересные для археолога, работающего в другой области, чем описываемая, для студента, изучающего археологию, или для историка. Книга, лежащая перед Вами, — первая, написанная на эту тему в советской науке. Естественно, что автору хотелось удовлетворить разные категории читателей.

Благодарю за советы и указания моих коллег, прочитавших книгу или отдельные ее части в рукописи: О. Н. Бадера, Э. А. Балагури, П. И. Борисковского, П. М. Кожина, Л. В. Кольцова, Д. А. Крайнова, A. И. Мелюкову, Н. Я. Мерперта, М. Г. Мошкову, Г. Ф. Никитину, B. Г. Петренко, Я. Я. Рогинского, В. В. Седова, А. П. Смирнова, К. Ф. Смирнова, В. С. Титова, А. А. Формозова, Д. Б. Шелова, Иштвана Эрдейи.

Карты составлены по материалам Г. П. Григорьева (Европа в эпоху палеолита); Н. О. Бадера, Λ. В. Кольцова, В. П. Степанова (Европа в эпоху финального палеолита и мезолита); В. С. Титова (Европа в эпоху неолита. 6000—4000 лет до н. э. ); В. С. Титова, В. П. Степанова (Европа в эпоху неолита и энеолита. IV тысячелетие до н. э. ); Е. К. Черныш (Европа в III тысячелетии до н. э. ). Остальные карты составлены автором. Во всех случаях, когда карты или таблицы заимствованы из изданных книг, это оговорено в подписи к рисунку.

стр.9

Глава I

ИСТОРИЯ И МЕТОДИКА АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ В ЕВРОПЕ

1. История археологии

2. Некоторые принципы и методы археологических исследований

стр.10

1

История археологии

Возникновение археологии

Возникновению археологии как науки, обладающей собственной системой и методом исследования, предшествовал период, когда люди, интересовавшиеся историей, поняли, что памятники древности являются свидетелями прошлого человечества. Греки были первым народом, обратившим внимание на памятники древности и проявившим интерес к этнографическим данным. Геродот подробно описывает египетские пирамиды и свайные поселения на озере Празиас в Македонии, материальную культуру скифов и древние могилы киммерийских царей. В «Археологии» Фукидида (первые 23 главы книги I) уже сделана попытка путем анализа унаследованных от прошлого обычаев, обрядов, а также использования данных вещественных памятников (архитектуры, погребений и т. п. ) реконструировать древнейшую историю Греции. В этом Фукидид на много веков предвосхитил развитие исторической науки. После него было описано множество археологических памятников, но даже значительно позже, когда уже начались раскопки, историки долго не использовали данные археологии для реконструкции прошлого.

В эпоху эллинизма широкое распространение получает особый вид литературы, называемый «периэгесис» — описание учеными путешественниками стран, городов и главным образом памятников старины. Классическим завершением периэгетической литературы является сочинение Павсания (II в. н. э. ) «Описание Элиады», которое охватывает Аттику, Пелопоннес, Беотию и Фокиду и содержит такую массу информации о старинных архитектурных сооружениях, статуях и других произведениях искусства, что и поныне необходимо для изучающих древности Греции. Интерес к древним произведениям искусства, вызванный периэгетической литературой, сказался и в том, что началось коллекционирование старинных вещей. Страбон (66 г. до н. э. — 24 г. н. э. ) сообщает, что в его время происходило разграбление древних могил в Коринфе с целью добывания вещей на продажу коллекционерам. Увлечение антикварными вещами заметно снизилось в эпоху Римской империи, но не исчезло полностью даже в средние века. Есть отрывочные сведения о том, что, например, франки собирали старинную римскую стеклянную посуду, светские и церковные князья и вельможи составляли коллекции древних сосудов, резных камней, монет и т. д.

В эпоху Возрождения увлечение античностью охватило широкие круги общества. Образцами для этой эпохи были античные философия и литература, политическая доктрина и искусство. Возглавивший Римскую республику в 1347 г. Кола ди Риенцо считал, что восстановлению единства Италии будет способствовать национальное честолюбие, развитие которого может быть стимулировано любовью к латинским древностям: постройкам, скульптуре и надписям. В связи с этим одним из первых мероприятий

стр.11

республиканского правительства было распоряжение об охране античных памятников в Риме.

В XV в. путешественник и любитель древностей Кириако Анконский (1391—1452) объездил всю Грецию, Македонию, малоазийские города, побывал в Сирии, Палестине, Египте и всюду списывал древние надписи, зарисовывал сооружения, собирал вещи. Его путевой дневник — «Записки о древних вещах», содержащий множество сведений по эпиграфике и археологии, содействовал популяризации этих знаний в просвещенном обществе.

Страсть к коллекционированию древностей появилась в Италии в последних десятилетиях XV в. и в особенности в XVI в. Начало этому увлечению положили папы Сикст IV и Юлий II. Собирали античные статуи и вещи, найденные при земляных работах. Потом были предприняты специальные раскопки. В 1506 г. папа Юлий II построил в Бельведере в Ватиканском дворце специальный двор для античных статуй. В 1515 г. Лев X издал декрет, обязывающий предъявлять папскому правительству каждую найденную при раскопках вещь. Папа Павел III учредил комиссариат древностей и предпринял раскопки в термах Каракаллы. Примеру пап следовали кардиналы и другие привилегированные лица, обставлявшие свои дома и виллы предметами античного искусства. Последним папой — собирателем древностей был умерший в 1555 г. Юлий III. После него начались гонения на науку и искусство, античное искусство было объявлено нечестивым.

Однако увлечение античностью и собирательством древностей вышло за пределы Италии и постепенно охватило всю Европу, особенно Францию. Коллекции римских вещей в XVIII в. были уже не только в Риме, но и в Венеции, Париже, Мадриде, Мюнхене, Праге. И все же коллекционирование древностей и связанные с этим раскопки до XVIII в. еще нельзя назвать началом археологии. Древние вещи еще не рассматривались как источник познания прошлого.

Первые попытки систематизировать накопленный археологический материал были сделаны в эпиграфике, которая как область археологии раньше всего конституировалась в самостоятельную науку. В 1603 г. гейдельбергский профессор голландец Грутер выпустил сборник, содержавший около 12 тысяч надписей, главным образом латинских. Якоб Греновиус в 1699—1702 гг. издал подлинную энциклопедию греческих древностей, надписей и произведений искусства. Одним из первых, кто понял научное значение вещественных памятников прошлого, был французский ученый уроженец Прованса Клод Пейреск (1580—1637). Он указал на важность всестороннего изучения вещей, точного обмера памятников архитектуры и изготовления гипсовых слепков скульптурных произведений. Пейреск не оставил значительных публикаций, но его обширная переписка (десять больших томов, из которых семь опубликованы) с учеными и его агентами в разных странах мира рисует Пейреска не просто любителем, а выдающимся деятелем науки. Лионский врач и антикварий Жак Спон (1647— 1685) в своих сочинениях об античных вещах и произведениях искусства обнаруживает уже научный подход к ним, во всяком случае пытается их классифицировать. Бернард де Монфокон (1655—1741) опубликовал множество ученых трудов, среди которых важнейший — «Древности, объясненные и представленные в рисунках» — в 15 томах (в 1719 г. вышло первое издание в десяти томах). В этом труде Монфокон объединил весь разрозненный антикварный материал, обобщил результаты исследований антикваров разных стран и впервые представил греческие и римские древности в единстве, в общих рамках 1.

стр.12

В 1711 г. начались раскопки Геркуланума, а в 1748 г. — Помпей. Несмотря на то, что вначале они носили варварский характер и сопровождались разрушением памятников, именно здесь зародились идеи научного подхода к раскопкам. Археологический материал был так богат и разнообразен, что стала очевидной возможность не только извлечения в результате раскопок произведений искусства, но и реконструкции всех сторон частной и общественной жизни этих погребенных под вулканическим пеплом городов.

Историческую точку зрения на археологические материалы продемонстрировал в своем замечательном сочинении «Путешествие юного Анахарсиса в Грецию» (1788 г. ) французский ученый аббат Бартелеми. На основании археологических данных он нарисовал общую картину древнегреческой жизни и использовал вещественные памятники для познания не самих вещей, а истории общества, создавшего эти вещи.

Больше всех содействовали прогрессу классической археологии в XVIII в. сочинения двух выдающихся ученых — графа Кэлюса (1692— 1765) и Иоганна Иоахима Винкельмана (1717—1768).

Семитомный труд Кэлюса «Собрание египетских, этрусских, греческих и римских древностей» содержит классификацию древних вещей (преимущественно гемм, монет и т. п. ) по их материалу, художественным формам и содержанию. Кроме того, им написано много отдельных работ (о перспективе у древних, об энкаустической живописи и т. п. ). Кэлюс был активным деятелем основанных во Франции в середине XVII в. Академии надписей и Академии живописи и скульптуры, объединявших исследователей и любителей старины и руководивших изучением и систематизацией накопленного материала 2.

Кэлюс был современником и в какой-то мере предшественником Винкельмана в создании истории искусств. Сама по себе идея, кажущаяся сейчас элементарной, что искусство переживает периоды зарождения, расцвета и упадка вместе с создавшим его обществом, не была известна Европе XVIII в. до трудов Винкельмана. Его сочинения — «Донесения о раскопках в Геркулануме», «Неизвестные античные памятники» и основной труд «История искусства древности» (1763—1768 гг., написан по-немецки) — положили начало научному исследованию памятников античного искусства. Так как долгое время под словом «археология» понимали изучение памятников искусства, то Винкельман был прозван «отцом археологии». Однако его труды, определившие исторический подход к памятникам искусства, являются достойным завершением эпохи «антикварианизма», собирательства древностей и лишь шагом на пути к современной археологии, которую в первую очередь интересуют материалы для истории первобытного, античного и феодального обществ в целом, а не только его художественной жизни.

Увлечение эпиграфикой и вообще классическими древностями захватило и Англию. В XVII в. были собраны коллекции редких античных вещей графом Арунделем, герцогом Букингемским и другими высокопоставленными лицами. Сам Карл I собрал коллекцию античных вещей и в специальном указе писал, что изучение древностей служит интересам государства.

Во второй половине XVIII в. в Англии происходит новый подъем интереса к классическим, в особенности греческим древностям, и отправляются первые экспедиции в Грецию. Стюарт и Реветт провели три года (1751—1753 гг. ) в Афинах и издали труд «Афинские древности» (1762— 1816 гг. ), содержащий рисунки, архитектурные обмеры и отчеты об обследовании памятников. Была предпринята специальная экспедиция в Ионию,

стр.13

результаты которой опубликованы Р. Чэндлером (1769—1797). Англичане работали и в других частях Греции, Малой Азии, Сирии и Палестине.

Английские антикварии занялись и древностями Британии. Уже в XVI в. они описывали доисторические памятники, в том числе Стонхендж 3. В 1572 г. было создано Общество по охране национальных древностей, к сожалению, недолго просуществовавшее. В XVII в. были написаны истории отдельных графств, и их авторы обращали особое внимание на топографию археологических памятников. Начались серьезные полевые исследования. Стали понимать значение памятников старины как таковых, а не только как элемента ландшафта. Джон Обрей описал памятники Уилтшира и в частности впервые указал, что Стонхендж и Эвбюри были местами религиозных церемоний, вероятно храмами друидов.

В XVIII в. продолжалось изучение местных древностей и им придавали все большее значение в исторических и географических очерках об отдельных графствах (Дорсет, Кент, Эссекс и др. ). В Англии возникли первые научные общества: в 1707 г. Ассоциация антиквариев, формально конституировавшаяся в Лондонское общество антиквариев (1718 г. ), получившее свой устав от Георга II (1754 г. ). В 1733 г. в Лондоне было организовано Общество дилетантов, предпринимавшее археологические экспедиции и объединявшее любителей древностей. Подобные общества и академии в течение XVIII в. возникли почти во всех странах Европы.

В 1753—1756 гг. был основан и открыт Британский музей в Лондоне, ставший в дальнейшем одним из самых больших собраний археологических находок.

Как уже сказано, первоначально археология в Европе развивалась в связи с интересом к античным памятникам. Однако на примере Англии мы видим, что, несколько отставая от изучения классических древностей, все же уже в XVI в. появился интерес к местным памятникам первобытной культуры. Невозможно сказать, кто и когда впервые обратил внимание на первобытные памятники как исторические источники. Во всяком случае в средневековье и даже в новое время каменные орудия считали природным явлением, и никто не предполагал, что они созданы человеческими руками. Думали, что они попали на землю или в землю благодаря удару молнии и называли их «громовыми», придавали им мистическое значение и клали под крышу дома для защиты от молнии, носили в качестве амулетов и даже употребляли в толченом виде как лекарства. Позже (иногда и в XIX в. ) некоторые ученые утверждали, что каменные орудия сделаны древними греками и римлянами специально для религиозных ритуалов. Только во второй половине XVI в. смотритель ботанического сада в Ватикане, минералог и врач Михаил Меркати предположил, что «громовые» топоры и стрелы были орудиями первобытных людей, не знавших еще металла. Но его сочинение осталось в рукописи, опубликованной только в 1717 г. Среди ученых XVI—XVIII вв. можно назвать еще нескольких, утверждавших то же, что и Меркати, но только в XIX в. идея о существовании каменного века в истории человечества обрела форму научной доктрины.

В средневековье считали природным явлением и доисторические урны с остатками трупосожжений и были убеждены в том, что они «растут» в земле. Современник Меркати геолог Петрус Альбинус в 1589 г. писал о растущих в земле горшках, находимых в Лужице и Тюрингии. Этот взгляд держался до начала XIX в. и в последний раз мы с ним встречаемся в «Географии великого герцогства Познанского», изданной в 1816 г.

стр.14

В средневековье и даже в новое время мегалитические гробницы считали сооружениями великанов. Древнейшее свидетельство о таком взгляде содержится во введении к историческому сочинению Саксона Грамматика, в котором он пишет, что в древности в Дании жили великаны, так как огромные камни, положенные в погребальные курганы, не могли быть подняты с земли обыкновенными людьми. Это средневековое представление о происхождении мегалитов удержалось в позднейшее время и дошло до нас в названии этих сооружений: немецкое Hünengrab, Hünenbett, французское chambres des géants. Следует заметить, что несмотря на наивность представлений Саксона Грамматика, он все же связывает эти сооружения с ранней историей своей страны, в то время как другие авторы просто описывали их как элемент ландшафта. Находящиеся на поверхности земли древние сооружения (курганы, мегалиты, валы) нельзя было не заметить и их описывали, но прошло много времени, прежде чем поняли их историческое значение. Так, мегалитический памятник близ Пуатье привлек в 1530 г. внимание Рабле, а курганы вблизи старой Упсалы упоминаются Олаем Магнусом в его истории северных стран (1555 г. ). В 1630 г. был обмерен и начерчен вал на острове Оланде, в конце XVI в. Кэмден описал важнейшие каменные круги Восточного Корнуэлла, а уэльский антиквар Ллойд в 1700 г. впервые сообщает о большом кургане Нью-Грендж в Ирландии.

Наряду с доисторическими памятниками наблюдателю попадались, конечно, постройки и руины римского времени, встречающиеся во всей Европе и особенно привлекавшие внимание знатоков во Франции, Англии и Германии начиная с XVI в., когда под влиянием гуманизма в этих странах возрос интерес к классическим древностям. Впрочем, тогда еще не умели различать время возведения постройки и некоторые памятники неолита и бронзового века приписывали грекам и римлянам. Так, архитектор короля Якова I в 1620 г. считал Стонхендж римским храмом.

В XVII в. в поле зрения любителей старины попадают не только наземные сооружения, но и древности, раскопанные в земле, и не только ранее встречавшиеся урны и каменные топоры, а вещи, прямо указывающие на время их изготовления. Так, в 1653 г. в Тоурнее (в Бельгии) было открыто погребение с княжеским инвентарем, с многочисленными монетами, позднейшие из которых относились к V в. н. э. На кольце с печатью была надпись, указывающая, что это погребение умершего в 482 г. короля франков Хильдерика, отца Хлодвига 4. В конце XVII в. в Сомерсетшире нашли украшение из золота с перегородчатой эмалью, на котором было названо имя заказчика — короля Альфреда. В 1639 и 1734 гг. в Голлусе у Тондерна в Северном Шлезвиге были найдены два золотых ритона с различными изображениями и рунической надписью на одном из них. Истинное значение этих находок для археологических датировок и характеристики меровингского стиля было оценено только в XIX в., но они привлекли всеобщее внимание еще тогда, когда были обнаружены.

Однако кроме выдающихся, из ряда вон выходящих находок, непрерывно увеличивается количество массовых археологических материалов первобытной археологии, таких, как урны или каменные орудия. С конца XVII в. появляются даже специальные сочинения об урнах, в которых описываются их формы и области распространения от нижней Эльбы до Силезии и от Вестфалии до Восточной Пруссии, но их значение как исторического документа еще долго остается неясным. Появляются первые попытки научного истолкования мегалитических гробниц. Ученые уже не считают их сооружениями великанов, но еще не догадываются, что это

стр.15

погребальные постройки. Оле Верм, основатель датской доистории, в своем сочинении «Monumenta Dаnica», изданном в 1643 г., пишет, что мегалиты — это места народных собраний, суда или турниров или священные алтари, на которых приносились жертвы.

С начала XVIII в. в европейскую археологическую литературу проникают сведения о культуре каменного века североамериканских индейцев. Они естественно вызывают сравнения и предположения, что найденные в Европе «громовые» орудия принадлежат диким предкам современных народов. В 1714 г. И. Эстерлинг в своем сочинении «О погребальных урнах и каменном оружии древних хаттов» писал: «Если найдется кто-нибудь, кто бы вздумал отрицать существование такого орудия у германцев, то пусть он отправится к жителям Луизианы и другим дикарям Северной Америки, которые до сих пор пользуются острыми камнями вместо ножей и оружия».

В 1723 г. Жюссье выступил с докладом в Парижской академии наук, в котором высказал ту же мысль.

Этнографические сравнения послужили важным толчком к развитию первобытной археологии. Один из ее важнейших методов — метод сравнительного изучения памятников — уже зарождался в начале XVIII в. Представление о каменных орудиях как человеческих изделиях соответствовало рационалистическим взглядам, развивавшимся в науке XVIII в. и разрушавшим различные суеверия. Изменилось представление и о первобытных урнах: стало ясно, что они не выросли в земле, а были поставлены в землю для погребения, как это делает народ за океаном и как об этом упоминают античные историки от Геродота до Тацита. Стало ясным, что человечество прошло различные ступени развития, и в начале пути был этап, который назвали «дикостью». В 1724 г. вышла в свет монография Жозефа Лафито «Обычаи американских дикарей в сравнении с обычаями первобытных времен», в которой на основании сравнительного метода впервые устанавливалось существование низшей ступени развития, через которую прошло все человечество. Развитию интереса к современным примитивным народам, так же как и к примитивным культурам Европы в прошлом, несомненно способствовали в XVIII в. идеи Ж. -Ж. Руссо, видевшего в жизни примитивных народов наиболее близкие к природе отношения людей. Эти люди представляли детство человечества в его неиспорченном, неискаженном культурой виде.

Под влиянием Руссо находились И. Г. Гердер (1744—1803) и, наконец, романтики. Романтизм в какой-то мере был порожден освободительным движением народных масс, пробужден Великой французской революцией, борьбой против феодализма и национального гнета. В нем, однако, тесно переплетались прогрессивные и реакционные черты. Романтическое движение безусловно помогло тому, что в первой половине XIX в. изучение первобытной истории значительно продвинулось вперед. Этому способствовали и политические условия того времени: Французская революция, наполеоновские войны, освободительное движение народов, а в связи с этим подъем патриотизма и интереса к прошлому своего народа.

Изучение древностей и охрана памятников становятся национальной задачей. В 1804 г. в Париже была основана Кельтская академия, изучавшая все виды «галльских» сооружений (в 1814 г. превращена в Национальное общество антикваров Франции). В провинциальных городах появились археологические общества. В Дании в 1825 г. было создано Королевское общество для изучения северных древностей. Законом, изданным в 1834 г., Греция объявила все найденные на ее территории древности национальным достоянием «всех эллинов». Множество исторических и археологиче-

стр.16

ских обществ возникло в Германии, они были объединены в 1852 г. созданием Gesamtvereins der deutschen Geschichts- und Altertumsvereine. Все эти общества стали проводить планомерные раскопки, основывали музеи, публиковали журналы. Наряду с частными антикварными коллекциями возникают национальные музеи в Нюрнберге, Римско-Германский центральный музей в Майнце (1852 г. ), Музей национальных древностей в Сен-Жермен-ан-Ле (1862 г. ) и др.

«Система трех веков»

Представление о длительном становлении человечества и о различных ступенях его развития основано еще на взглядах древних авторов. Греческий философ Демокрит (460—370 гг. до н. э. ) писал о первобытных людях, что они не имели ни домов, ни одежды, не знали употребления огня и упорядоченного образа жизни. Они двигались в своем развитии, постепенно приобретая опыт.

В древности же возникло и представление о технологическом развитии — о веках камня, меди и железа. Лукреций в поэме «О природе вещей», написанной в первой половине I в. до н. э., показал, что человечество с его культурой и цивилизацией не явилось в готовом, законченном виде, созданное богами, а прошло долгий путь развития от дикости до цивилизации Лукреций делил историю на три века по материалу, из которого изготовлялись орудия. Но когда он говорил, что камни и палки служили оружием первобытного человека, он имел в виду не изготовленные человеком орудия, скажем, каменные топоры, а просто естественные камни, которые бросали во врага или в зверя. Представление же о том, что первым известным металлом была бронза, опирается на подлинные старые традиции. Давно уже замечено, что у Гомера бронза упоминается чаще, чем железо (в Илиаде 279 раз против 23, в Одиссее — 80 раз против 25), что у Гесиода бронзовый век предшествует железному, что Павсаний (II в. н. э. ), упоминая о бронзовом оружии и посуде, находимых в святилищах, видит в этом признак предшествующего «времени героев», и т. д.

Но эти античные свидетельства были надолго забыты и начали заново осмысливаться только в XVIII в., когда ученые столкнулись с необходимостью истолковать новые находки. Так, например, в 1751 г при строительстве во Франции были найдены семь бронзовых мечей. Этот клад стал предметом обсуждения во Французской академии в Париже, причем аббат Бартелеми высказал следующие близкие к истине предположения: древнейшие греческие мечи были бронзовыми, во времена Гомера и Гесиода появилось железо, но когда у римлян уже были железные мечи, другие народы Европы продолжали употреблять бронзу для изготовления орудий Можно привести еще подобные примеры истолкования находок в XVIII в., но все это были лишь проблески новых идей, еще не опиравшиеся на доказательства и потому не ставшие основой научных выводов. Только в XIX в., когда накопилось много материала и возникла необходимость его систематизации, гипотеза о трех веках обрела научные формы.

Обосновал «систему трех веков» на археологическом материале директор музея в Копенгагене Кристиан-Юргенс Томсен (1788—1865) 5. В 1807 г. Расмус Нируп создал Датский национальный музей древностей, тогда же молодой купец, нумизмат и археолог-любитель Томсен был привлечен к работе в музее, которому он посвятил свою жизнь. В 1836 г. Томсен

стр.17

издал небольшой «Путеводитель по северным древностям» 6. Этой книге суждено было сыграть огромную роль в развитии археологии. Между тем задачи, которые ставил перед собой Томсен, были на первый взгляд скромными. Он навел порядок в хаотическом собрании вещей в музее и распределил первобытные памятники по материалу, из которого они сделаны, на три группы: каменного века, бронзового и железного.

Томсен не устанавливал никаких дат, он показал только последовательную смену различных стадий развития в производстве орудий. Но это имело огромное научное и методологическое значение. Томсен был первым, кто понял смысл «совместных находок» и указал, что вместе с каменными орудиями встречаются изделия из кости, вместе с бронзовыми — из золота и только вместе с железными — из серебра и стекла. Он заметил также, что в железном веке для изготовления украшений употребляется бронза и что эти украшения по форме и орнаменту отличаются от изделий бронзового века. Таким образом, был сделан первый шаг к стилистическому анализу и датировкам. Подтвердил и углубил систему Томсена другой датский археолог, профессор Копенгагенского университета Иенс-Якоб Ворсо (1821—1885). Ворсо предпринял систематические раскопки северных курганов и в своих трудах «Датская старина по материалам древних саг и раскопок курганов» (1843 г. ) 7 и «Новые подразделения каменного и бронзового веков» (1859 г. ) обратил внимание на то, что погребения бронзового века отличаются друг от друга по обряду, причем могильный инвентарь соответственно различен. Таким образом, он открыл способ определять относительную хронологию найденных в погребениях вещей по обряду погребений.

Система Томсена скоро вышла за пределы Дании и нашла последователей в других странах. Шведский археолог Гильдебранд поделил по схеме трех веков древности в музеях Лунда и Стокгольма. То же самое проделал директор музея в Шверине в Германии Фридрих Лиш.

Однако и Томсену, и его последователям пришлось выдержать нелегкую борьбу, прежде чем «система трех веков» утвердилась в науке. Консервативные ученые продолжали утверждать, что никакого каменного века не было, а каменные орудия — это предметы религиозного культа античности, что не было и бронзового века, так как бронзовые орудия, на которых основывал свои выводы Томсен, якобы изготовлены не в Дании, а в Италии, и тоже в античное время 8.

Всеобщее признание периодизации Томсена в европейской археологии совпало и было обусловлено созданием эволюционистских периодизаций в истории и антропологии: культурно-исторической периодизации Моргана, социологической периодизации Бахофена, религиозной — Спенсера и Тэйлора и антропологической — Дарвина.

Другие попытки систематизации археологических данные в первой половине XIX в.

Другим важным направлением археологической мысли были попытки приписать найденные вещи и сооружения определенным древним народам, известным из письменных источников, или по крайней мере связать их с определенной местностью, где данный тип археологических памятников распространен. Например, И. Эстерлинг считал погребения в урнах и каменные орудия в Гессене наследием хаттов (1714 г. ), а Л. Д. Германн приписывал соответствующие материалы из Нижней Силезии лигиям и квадам (1711 г. ). Кейслер считал, что северные мегалитические сооруже-

стр.18

ния возведены германцами. Хотя все эти утверждения были необоснованны, но сама по себе мысль, что формы погребений различны у разных народов, вела к выводу, что упоминаемым в письменных источниках этническим общностям должны соответствовать определенные археологические материалы. Так, ученые пытались отличить германцев от славян в областях, лежащих восточнее Заале и Эльбы, по погребальным сооружениям, приписывая мегалиты первым, а курганы вторым.

У историков XVIII в. появляется также представление о том, что часть археологических находок старше, чем древнейшие письменные источники, и что на основании этих находок можно осветить предшествующую созданию письменности историю человечества. Но до появления «системы трех веков» хронологические подразделения археологического материала фактически не существовали. Поэтому в этнических определениях участвовали вещи и сооружения, очень далекие от эпохи, к которой относилось упоминание того или иного народа в письменных источниках. Представление об исторической роли, скажем, кельтов было еще очень расплывчатым, так же как и об области их расселения, вследствие чего возникала некая «кельтомания», и все бронзовые топоры или мегалитические могилы считались признаком распространения на данной территории кельтов.

Первая попытка систематизировать различные виды погребений, распределить их в хронологической последовательности и связать при этом с определенными народами была сделана ректором гимназии в Зальцведеле в Альтмарке И. Ф. Даннаилом. Он вел раскопки могильников и в 1836 г. опубликовал «Генеральный отчет», в котором независимо от Томсена пришел к мысли о существовании «системы трех веков» 9. Даннаил различал три группы погребений: мегалитические, з инвентаре которых встречаются каменные орудия; курганные, в свою очередь делящиеся на два отдела — с инвентарем из бронзы и с инвентарем из бронзы и железа; рядовые (без насыпей), в которых преобладают железные изделия. Первую группу он приписывал прагерманцам, вторую — германцам и третью — вендам (славянам). Названный выше Ф. Лиш также сделал попытку подразделить древности, найденные в Мекленбурге, на хронологические и этнические группы (во втором томе «Мекленбургского ежегодника», изданном в 1837 г. ).

Были сделаны лишь первые шаги на пути к открытию метода этнической интерпретации археологических данных. К этому вопросу мы еще вернемся дальше.

Наконец, третья область истолкования археологических источников и превращения их в источники исторические касается социальной и экономической жизни человечества. Первые предположения о подобной возможности истолкования материала высказаны в отдаленном прошлом, в донаучный период развития археологии. Так, Николаус Маршалк, еще в 1500 г. пытавшийся выделить различные группы мекленбургских погребальных памятников, предполагал, что простые погребения в урнах принадлежали подданным, а мегалитические сооружения и курганы — господам. Но только в XIX в. подобные наблюдения стали основой для выводов о социальном делении общества.

В работах датских археологов Томсена и Ворсо содержатся в зачаточном виде многие идеи, ставшие в дальнейшем основой изучения европейской первобытной истории, в частности идеи вторжения, диффузий, типологического метода и др. В развитии идей первобытной истории значительная роль принадлежит другому скандинавскому ученому, но не археологу, а профессору зоологии в Лунде Свену Нильсону. В 1834 г. в качестве введения к новому изданию своей книги о фауне Скандинавии

стр.19

Нильсон поместил этюд о происхождении рыболовства и охоты, в котором он приводит доводы в пользу существования каменного и бронзового веков, предшествующих историческому железному веку. Взгляды Нильсона в более развитом виде представлены в его книге «Коренные жители скандинавского Севера», первое издание которой вышло в 1838—1843 гг. Нильсон доказывал, что изучение вещей не является единственным методом познания прошлого. Он указывал на важность традиций и на метод, который он называл сравнительным: сравнение доисторических вещей с вещами, применяемыми современными примитивными народами. Это совмещение археологических и этнографических данных позволило Нильсону стать на позиции историка культуры. Признавая технологическую систему Томсена и Ворсо, он предложил и свою социально-экономическую периодизацию. Нильсон различал четыре стадии развития человечества: дикости, номад (кочевого скотоводства), земледелия и цивилизации. Сама по себе эта периодизация очень спорна, но важно то, что Нильсон первый на основании археологических и этнографических данных при помощи сравнительного метода создал эволюционистскую культурно-историческую концепцию. Следует, однако, указать, что все эти интересные идеи не были главными в книге Нильсона: он поставил перед собой совершенно фантастическую задачу доказать, что Скандинавия в бронзовом веке была населена кельтами, а во втором издании (1868 г. ) даже утверждал, что северные культуры созданы финикийцами, основавшими в Скандинавии свои фактории.

Томсен, Ворсо и Нильсон — создатели не только «системы трех веков», но также и многих доктрин и методов, существенных для возникновения науки об истории первобытного общества. Выступление этих скандинавских ученых в первой половине XIX в. произвело переворот в археологии, в деле превращения ее из простого собирательства в науку.

Открытие палеолита

Все, что было сделано Томсеном, Ворсо и другими археологами в области изучения каменного века, касалось только его позднейшего периода, который впоследствии стали называть неолитом. Хотя отдельные находки орудий древнего каменного века уже были обнаружены, еще не существовало даже малейшего представления о столь глубокой древности рода человеческого. В начале XIX в. геология сделала огромный вклад в развитие археологии. Он заключался в признании, что совместные находки человеческих костей и каменных орудий с останками вымерших животных являются достоверными и свидетельствуют о глубокой древности остатков человеческой деятельности.

В 1823 г. Д. Бакленд исследовал пещеру Павиленд в Гламоргане и нашел скелет (так называемую красную леди из Павиленда) вместе с палеолитическими орудиями. Но скелет признали не современным найденным орудиям и датировали его «римско-британским периодом».

В 20-х годах XIX в. были открыты человеческие кости и каменные орудия вместе с костями ископаемых животных в некоторых пещерах Южной Франции. Доктор П. Шмерлинг в пещерах близ Льежа (Бельгия) обнаружил человеческие черепа и каменные орудия вместе с костями древнего носорога и мамонта. Он опубликовал результаты своих исследований в 1833—1834 гг., но они не были приняты всерьез его современниками. Такой же была судьба работы И. Мак-Энери, ведшего до 1841 г. раскопки Кентской пещеры в Англии. Ами Буэ, раскапывавший четвер-

стр.20

тичные отложения в Австрии, также сообщил о находке костей ископаемого человека вместе с костями вымерших животных. Но в среде ученых еще полностью господствовала библейская хронология, никто не признавал возможность существования ископаемого человека, и Кювье объяснял находки в пещерах серией катастроф в истории земли, величайшей из которых был упоминаемый в Библии всемирный потоп. Авторитет Кювье был непререкаем, и долго никто не решался оспорить его утверждение, что «не было ископаемого человека».

Однако среди геологов появились люди, утверждавшие, что слои осадочного характера возникли в глубокой древности вследствие различных природных причин, сходных с современными, и что встречающиеся в этих слоях костные остатки относятся ко времени возникновения слоя. Окончательно эти идеи были сформулированы в книге Ч. Лайела «Основы геологии», опубликованной в 1830—1833 гг. 10 Признание геологами стратиграфии четвертичных отложений результатом естественных процессов отодвигало далеко в глубь веков начало существования ископаемых животных и, следовательно, совместно с ними найденных людей. Пришлось отказываться от библейской хронологии и всемирного потопа как грани человеческой истории.

Впрочем, человек, благодаря открытию которого утвердился новый взгляд на историю человечества, сам твердо верил во всемирный потоп. Это был археолог-любитель, таможенный чиновник Буше де Перт (1788—1868), собравший коллекцию палеолитических орудий в долине р. Соммы у г. Абвиля и в других местах. Его первая публикация в 1838—1841 гг. встретила холодный прием, что однако не помешало Буше де Перту продолжать поиски, и в 1847—1864 гг. он напечатал трехтомный труд «О кельтических и допотопных древностях», в котором доказывал, что найденные им орудия сделаны древнейшими обитателями Европы — современниками древнего слона и шерстистого носорога, погибшими в водах библейского потопа. Открытия Буше де Перта вызвали насмешки, его обвиняли в научной безграмотности и даже в подделке 11. Но находки подобного рода множились.

В Англии в 1846 г. под руководством В. Пенгелли возобновились раскопки Кентской пещеры, подтвердившие правильность наблюдений МакЭнери. В 1858—1859 гг. в Бриксгэмской пещере были найдены кремневые орудия вместе с костями вымерших животных в ненарушенном и покрытом сталагмитами слое. Несколько известных геологов и археологов (Дж. Прествич, Д. Эванс, Ч. Лайел, Э. Ларте и др. ), ознакомившись с коллекцией Буше де Перта и осмотрев места залеганий костей и орудий, признали правильным его утверждение, что человек, изготовивший эти орудия, был современником вымерших животных. О том же свидетельствовали находки в английских пещерах. В начале 50-х годов было открыто второе местонахождение древних орудий в предместье Амьена Сент-Ашеле. Затем последовали находки в местечке Шелль (в 20 км к востоку от Парижа), в Ла-Коломберр и Кретейле (под Парижем), в Тиллу (департамент Шаранты), в Мариньяке (департамент Жиронды) и др. Буше де Перт не удовлетворился находками каменных орудий в гравийниках Соммы, он стремился найти также кости людей, сделавших эти орудия, Предложив премию за подобную находку, он стал жертвой фальсификаторов. Эванс с легкостью установил подделку, принятую Буше де Пертом в 1863 г. за подлинную находку.

Кроме названных выше, костные остатки ископаемого человека в Европе были в первой половине XIX в. найдены в нескольких местах, но древность их не была установлена.

стр.21

В 1848 г. в Испании на скале Гибралтар рабочие при взрывных работах обнаружили часть черепа человека очень примитивного строения. Однако эта находка была описана только в 1864 г. В 1856 г. в Германии в долине Неандер близ Дюссельдорфа рабочие при очистке пещеры обнаружили черепную крышку, имеющую сходство с черепом из Гибралтара. Никакие орудия находку не сопровождали, авторитетных ученых — свидетелей находки не было, поэтому она вызвала много споров. Некоторые исследователи предположили, что черепная крышка принадлежала ближайшему предку современного человека. Противники эволюционизма утверждали, что особенности черепа, отличающие его от человеческого, свидетельствуют не о древности, а о патологической ненормальности 12.

Таким образом, в 1859 г., когда появился основной труд Ч. Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», еще не было достоверных, ставших достоянием ученых находок ископаемого человека. Впрочем, Дарвин в этой книге только вскользь коснулся вопроса об антропогенезе. Но к 1871 г., когда вышла в свет книга Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», уже были достоверные находки костных остатков древних людей. Правда, они относились к верхнему палеолиту. В 1868 г. были найдены останки пяти особей в Кроманьоне, затем последовали находки в Ложери Ба, в Гримальди и др.

Открытие верхнего палеолита связано с именем Эдуарда Ларте (1801—1871). Еще в 30-е годы, когда находки Мак-Энери, Шмерлинга и других вызывали общее недоверие, молодой палеонтолог Ларте уже допускал существование четвертичного человека. Дальнейшие занятия и увлечение археологией привели Ларте к исследованию пещер на юге Франции, в Дордони, в долине р. Везера, где он вел раскопки ставших впоследствии знаменитыми пещер Ле-Мустье, Ла-Мадлен и др. Ларте 13 считал, что его раскопки в Дордони убеждают в том, что каменный век был не единой фазой в истории человеческой культуры, а серией фаз, и предложил первую его классификацию. Он установил последовательность геологических отложений и связь с ними остатков деятельности первобытного человека в многослойных местонахождениях. Он открыл первые памятники палеолитического искусства. Ларте предложил классифицировать каменные орудия по палеонтологическим данным, поделив их на четыре периода: 1) пещерного медведя, 2) мамонта и шерстистого носорога 14, 3) северного оленя, 4) зубра и бизона, или полированного камня. Гарриго предложил добавить предшествующий этим четырем период древнего слона, носорога Мерка и гиппопотама, к которому относятся находки в Абвиле и Сент-Ашеле. Таким образом, возникла первая схема относительной хронологии палеолита, которая позже приобрела форму деления на нижний, средний и верхний палеолит. Заслуга Ларте заключается также в том, что он ввел новый принцип классификации археологических находок по неархеологическим данным, что позднее позволило перейти от относительной датировки к абсолютной.

Начало исследования неолита, бронзового и железного веков

Еще до работ Ларте было ясно, что древности каменного века должны быть разделены на две части: более ранние — из наносов и пещер Западной Европы, более поздние — из поселений и курганов Северной и Западной Европы. Французские археологи назвали первую часть каменного века «периодом оббитого камня», а вторую — «периодом полированного камня».

стр.22

В 1865 г. Д. Леббок (лорд Эвбюри) в своей популярной книге «Доисторическое время» 15 дал этим двум периодам наименование «палеолит» и «неолит». Он же ввел в употребление термин «ранний неолит», применив его ко времени существования «раковинных куч». «Раковинные кучи», или «кухонные отбросы» — кöккенмеддинги, стали объектами наблюдения с 1837 г., когда они были впервые описаны зоологом Д. Стенструпом. В 1848 г. Королевская академия в Копенгагене создала специальный комитет по изучению кöккенмеддингов, в работе которого участвовал Ворсо. Раскопки показали, что эти кучи состоят из раковин, рыбьих костей, костей птиц и животных. Немногочисленные каменные орудия, найденные здесь, были отшлифованы и полированы. Стенструп отнес «раковинные кучи» к неолиту, но Ворсо указал, что они принадлежат к последней стадии донеолитического каменного века. Термин Леббока «ранний неолит» примирял обе точки зрения.

Среди важнейших открытий первобытной археологии в Европе следует назвать открытие свайных поселений. Вследствие сильной засухи к зиме 1853—1854 гг. уровень воды в Цюрихском озере понизился, и у берегов обнажилось дно. Местные жители стали находить здесь каменные и костяные орудия, черепки глиняной посуды, обугленное дерево. Узнавший об этом цюрихский профессор Фердинанд Келлер (1800—1881) обследовал места находок, установил, что это остатки озерных поселений, и приступил к их систематическим раскопкам. Вскоре свайные поселения были найдены на многих швейцарских озерах: Моргес — на Женевском, Картайо, Овернье — на Невшательском, Робенгаузен — на озере Пфаффикон. В 1863 г. список поселений, открытых на Невшательском озере, включал уже 46 пунктов, в 1875 г. в Швейцарии было уже известно около 200 озерных поселений. Келлер опубликовал результаты своих исследований в пяти книгах, изданных Цюрихским антропологическим обществом между 1854 и 1863 гг. Позднее было установлено, что подобные или аналогичные сооружения существовали в Западной Франции, юго-западной части ФРГ и Северной Италии. В Италии были найдены террамары, а в Ирландии — кранноги.

Исследование террамар вызвало большой интерес и послужило толчком к развитию первобытной археологии в Италии. До открытия террамар в центре внимания итальянских археологов были классические древности. Поэтому особое значение приобрели работы о террамарах и других первобытных объектах А. Пигорини (1842—1925), основавшего целую школу ученых, работавших в области первобытной археологии. Тогда террамары рассматривали как один из типов озерных поселений. Сейчас установлено, что эти свайные постройки возводили не на воде, а на земле, на искусственном болоте, созданном для защиты от нападений.

Ирландские кранноги (поселения на искусственно возведенных островах) стали известны с 1839 г. Через 20 лет было открыто уже несколько десятков таких поселений.

Было установлено, что отдельные озерные поселения относятся к разным историческим эпохам — каменному, бронзовому и железному векам. Но еще важнее были стратиграфические наблюдения, показавшие, что жизнь на поселениях длилась долго и что на одном и том же поселении нижние слои относятся к каменному веку, а верхние — уже к исторической эпохе. Эти исследования содействовали окончательному утверждению «системы трех веков».

До середины XIX в. датская «система трех веков» еще не была принята целиком в науке. Одни рассматривали ее всего лишь как

стр.23

гипотезу, другие — как неправильную гипотезу. Стратиграфические наблюдения Ворсо на датских болотах впервые доказали правильность этой системы. Второе доказательство было получено при раскопках швейцарских свайных поселений. Исследование свайных поселений имело огромное значение для первобытной археологии еще и потому, что здесь были найдены органические остатки, обычно не сохраняющиеся в земле. В свайных поселениях, благодаря свойству воды препятствовать гниению, сохранились кожа, дерево, шерстяные и льняные ткани, зерна хлебных злаков, плоды и овощи, кости животных и т. п. Кроме ранее известных изделий из камня, металла и кости, открылся целый мир вещей, которыми пользовался первобытный человек. Хозяйство и экономика первобытного общества предстали перед учеными в не известных ранее деталях. Очень большое значение имели исследования д-ра Рютимеера о фауне и д-ра Геера о флоре свайных поселений. Они показали значение для первобытной археологии анализов, сделанных специалистами в области естественных наук, значение комплексных исследований, по-настоящему развившихся только в XX в.

К середине XIX в. относится открытие важнейших памятников, давших название двум периодам железного века: Гальштата и Ла-Тена. В 1846 г. начались раскопки древнего могильника, неподалеку от г. Гальштат в Верхней Австрии. Они продолжались почти 20 лет (до 1864 г. ). Было вскрыто 993 погребения (525 трупоположений, 455 трупосожжений и 13 частичных трупосожжений). Инвентарь продемонстрировал переход от бронзового века к железному.

В 1858 г. начались раскопки поселения Ла-Тен в Швейцарии, у северной оконечности Невшательского озера. Эти раскопки, продолжавшиеся много лет, принесли среди других находок целую серию (более 100) железных мечей. Позже памятники этого типа были обнаружены на территории, включающей всю Францию, бассейн Дуная и часть Балканского полуострова. Создателями и носителями латенской культуры были древние кельты. Но ученые не сразу пришли к этому выводу. Келлер, изучавший мечи и другие находки из Ла-Тена, отнес их к «гельветической» фазе швейцарской истории. Другие ученые называли эти древности «тевтонскими», «британскими» и т. п. Линденшмидт считал латенское оружие объектом этрусского экспорта. Впервые термин «кельтский» применил к этим древностям английский археолог А. В. Фрэнкс в 60-х годах XIX в., он же датировал их II в. до н. э. — I в. н. э.

Надежные данные для датировки латенской культуры были получены при раскопках двух галльских городов — Бибракте и Алезии, описанных Цезарем в его «Записках о галльской войне». Раскопки начались в 1861 г. по поручению Наполеона III. На горе Боврэ (близ г. Отена) были обнаружены остатки древнего города, существовавшего, судя по найденным монетам, до 5 г. до н. э. С большой долей вероятия предполагается, что это был город Бибракте. На месте городища Ализ (при впадении р. Оз в р. Армансон в Бургундии) были найдены остатки города Алезия 16. Весь инвентарь раскопанных городов был латенским. Французские археологи отнесли найденные вещи и сооружения к «доримскому железному веку». Была установлена «латенская фаза» железного века.

Кроме кельтов, два других древних народа были прослежены по археологическим данным: это скифы, курганы которых начали раскапывать в России с конца XVIII в., и этруски, гробницы и поселения которых изучают с начала XIX в. в Италии. Многокрасочная этрусская стенная роспись в Корнето была открыта в 1827 г., далее последовали открытия росписей и могил в Чиусти, Вейи, Черветери и Орвието.

стр.24

В середине века уже появилась сводка данных о поселениях и могильниках Этрурии.

В последней четверти XIX в. вся Европа в той или иной мере была охвачена археологическими исследованиями. Огромное количество археологического материала хранилось в музеях и частных коллекциях. Существовали многочисленные археологические общества, издавались журналы, книги, собирались археологические съезды. В 1866 г. в Невшателе впервые собрался по предложению знаменитого французского ученого Г. де Мортилье Международный конгресс доисторической антропологии и археологии. На всемирной выставке 1867 г. в Париже были представлены археологические коллекции как материалы к древнейшей истории человечества. Успех археологии был триумфальным, и это объяснялось, в частности, тем, что она наглядно подтверждала сформулированные в то время теории эволюции и прогресса. Уже не абстракции, а наглядные материалы доказывали прогресс человечества на пути от грубо оббитых шелльских орудий к цивилизациям Египта, Греции и Рима. Археология свидетельствовала также о глубокой древности человечества. Из простого собирательства коллекций она превратилась в науку, занимающую свое определенное место в общем изучении человека и его культуры.

Периодизация каменного века

К последней четверти XIX в. методы археологических исследований, системы и классификации новой науки еще не были четко сформулированы. Их принципы были только намечены в предшествующее время. Так, Ларте предложил разделить каменный век на периоды по палеонтологическим признакам. Самый принцип периодизации был приемлем, но палеонтологические признаки оказались не универсальными и были отвергнуты. Археологи выработали системы классификации археологических материалов, выраженные в археологических же терминах и понятиях. Первым это сделал преданный ученик Ларте Г. де Мортилье, который раскритиковал классификацию своего учителя и предложил новую. Г. де Мортилье (1821—1898), по образованию инженер-геолог, заинтересовался археологией и стал работать в этой области. Потом был профессором антропологической школы в Париже. С 1868 по 1885 г. был директором отдела доисторических древностей в Национальном музее в Сен-Жермен-ан-Ле 17.

Мортилье был убежденным эволюционистом, последовательным сторонником Дарвина и страстным противником клерикалов.

Периодическая система Мортилье построена по технологическому принципу. Он установил три стадии в технике изготовления орудий: путем простой оббивки одного камня другим, путем откалывания от камня пластин и путем отжима от камня мелких кусочков (так называемой ретуши). Принимая во внимание различную форму орудий, их назначение и геологическую датировку, Мортилье разделил эпоху палеолита на четыре периода, которые назвал по местности, где были найдены первые или наиболее характерные орудия каждого данного периода. Эти новые названия заменили палеонтологические названия периодов Ларте. Первый, самый ранний (по Ларте «период гиппопотама»), Мортилье назвал шелльским по городку Шелль близ Парижа, а большую часть периода «пещерного медведя и мамонта» — мустьерским по пещерной стоянке Ле-Мустье. Следующий период был назван солютрейским (по пещере Солютре) и, наконец, четвертый — мадленским (по пещере Ла-Мадлен в Дордони). Эти два периода соответствовали «эпохе северного оленя» Ларте,

стр.25

В 1872 г. Мортилье представил свою классификацию в докладе Международному конгрессу по антропологии и доисторической археологии, проходившему в Брюсселе 18. Он делил палеолит на нижний, включающий шелльскую, мустьерскую и солютрейскую эпохи, и верхний, к которому Мортилье относил мадленскую эпоху и для которого считал характерным употребление костяных и роговых орудий, ранее не встречавшихся.

В 1885 г. при втором издании своей «Доистории» Мортилье ввел пятый период палеолита — ашельский (названный по предместью Амьена Сент-Ашель), поместив его между шеллем и мустье 19.

Система Мортилье пользовалась в конце XIX в. большим успехом в научных кругах, но она была не единственной. Были предложены и иные (Сальмоном, Пьеттом, Рюто и др. ) 20, так как система Мортилье не удовлетворяла ученых других стран. Она была основана на классификации французских древностей, хотя сам Мортилье считал ее универсальной, отражающей стадии развития всего человечества. Комплексы находок в разных частях Европы не укладывались полностью в эту систему. Однако прошло еще много времени до того как «эпохи» Мортилье были заменены понятиями «тип» или «культура».

Несколько неожиданным представлялся переход от палеолита к неолиту, и неолитические культуры с их полированными орудиями, керамикой, земледелием и скотоводством считались принесенными в Европу в готовом виде переселенцами из Азии. Однако в последней четверти XIX в. стала известно множество изделий, которые явно относились к послемадленскому времени, но еще не были неолитическими. Эдуард Пьетт, в течение многих лет ведший раскопки в пещерах и гротах на юге Франции, в 1887 г. начал исследования пещеры Мас-д'Азиль в Арьеже, в предгорьях Пиренеев. В слое, лежащем над мадленским, Пьетт обнаружил плоские гарпуны из рогов оленя и гальки, раскрашенные охрой, каменные орудия, более мелкие, чем мадленские. Эту послемадленскую индустрию Пьетт назвал азильской. В 1879 г. начались раскопки местонахождения Фер-ан-Тарденуа (департамент Эна), для которого были характерны мелкие орудия геометрических форм, микролиты, служившие (как позже было установлено) наконечниками стрел и вкладышами в деревянные и костяные оправы. В 1869 г. Мортилье описал сходные геометрические микролиты, найденные во Франции, Бельгии, Англии, Испании, Португалии, Италии, Германии, России, Алжире, Тунисе и других странах, и отнес их все к периоду, который он назвал тарденуазским.

Ф. Сальмон описал местонахождение Кампиньи на северо-западе Франции близ г. Бленью-сюр-Брель с типичными топорами и мотыгами, овальными скреблами и редкими полированными орудиями. Сальмон постулировал кампинийскую эпоху и отнес к ней многие местонахождения Северной Франции.

Открытие азиля, тарденуаза и кампиньи поставило вопрос о месте этих культур в периодической системе.

Мортилье отнес азиль (который он назвал Турассианом по местонахождению Ла-Турасс) к концу палеолита. Тарденуаз он рассматривал как первую стадию неолита, а кампиньи и робенгаузен 21 считал второй стадией неолита. Для неолита он считал характерными следующие признаки: полированные каменные топоры, зубчатые кремневые наконечники стрел, дольмены и менгиры, керамика, домашние животные, земледелие. Он указал на сходство находок в Кампиньи и датских раковинных кучах. Дискуссия о месте азиля и тарденуаза продолжалась долго, но в 1892 г. Аллен Броун высказал мнение, что они составляют переходный период от палеолита к неолиту, который следует назвать мезолитом 22. Позже это

стр.26

название закрепилось, а представление о мезолите расширилось. В настоящее время мезолит охватывает значительное количество культур. 23 В конце XIX в., однако, раздавались еще голоса даже против деления каменного века на палеолит и неолит. Так, Сальмон предлагал рассматривать каменный век как единую эпоху, которую он делил на шесть стадий. Последние три стадии, соответствовавшие неолиту, он называл кампиньи, шассеробенгаузен и карнакской (период мегалитических построек) 24.

Попытки разделить неолит на стадии свидетельствовали о том, что понятие о новом каменном веке по мере накопления материала расширялось и усложнялось. В это время знаменитый шведский археолог, профессор Стокгольмского университета О. Монтелиус (1843—1921), о типологическом методе которого речь пойдет ниже, выступил с четырехчленной классификацией неолита севера Европы, проводя основные различия по форме полированных топоров и мегалитических гробниц: I — период, когда еще не было мегалитических гробниц; II — период, характеризующийся наличием дольменов, под которыми Монтелиус понимал простые прямоугольные или полигональные мегалитические гробницы; III — период гробниц с коридором; IV — период длинных каменных цист 25. Монтелиус не дал специальных названий своим периодам и они вошли в науку как «неолитические периоды Монтелиуса I, II, III, IV».

Таким образом, к концу XIX в. уже было создано много систем периодизации каменного века. В основе их лежало убеждение в последовательности периодов развития материальной культуры, но еще не было ясного представления о том, что археологические комплексы характеризуют различные группы населения и что эти группы, находящиеся на разном уровне развития, могут сосуществовать. Это представление стало достижением науки XX в. Эволюционизм XIX в. в археологии характеризовался тем, что ученые, в частности и Мортилье, переносили положения эволюционной теории на развитие человеческого общества. Они считали, что одни и те же законы определяют развитие человеческого общества, эволюцию животного мира и эволюцию вещей.

Открытие пещерного искусства

Среди важнейших достижений первобытной археологии конца XIX в. было открытие пещерного искусства.

В 1875 г. Марселино де Савтуола начал раскопки пещеры Альтамира (в Испании, в провинции Сантандер, близ Сантильяна-дель-Мар). Он обнаружил на стене черные рисунки и отнес их к тому же времени, что и палеолитические орудия, найденные в пещере. Спустя 4 года его маленькая дочка обнаружила на потолке пещеры ставшие потом знаменитыми полихромные рисунки животных (зубров). В 1880 г. Савтуола опубликовал рисунки Альтамиры и отнес их к эпохе палеолита.

Открытие Савтуолы вызвало дискуссию среди археологов. Мортилье еще в 1877 г. признал подлинность пещерного искусства. Но большинство ученых называло Савтуолу мошенником и обвиняло в обмане. Особенно непримиримым был палеонтолог Арлэ. Пьетт в 1887 г. признал росписи Альтамиры подлинными и датировал их мадленским временем. Е. Картальяк и С. Рейнак в 1889 г. еще сомневались в существовании палеолитического искусства 26.

В 1892 г. в Брассемпуи во Франции была найдена костяная женская статуэтка. Двумя годами позже во время раскопок здесь были встречены сходные статуэтки. В 1895 г. были найдены рисунки на стенах пе-

стр.27

щер Ла-Мут, Тейяк (Дордонь) и др. Окончательно подлинность палеолитического искусства была признана после открытия в 1901 г. Е. Картальяком, Л. Капитаном и Д. Пейрони рисунков и гравюр в пещерах Камбарель и Фон-де-Гом в Дордони. Забегая несколько вперед, назовем важнейшие открытия палеолитического искусства в XX в.: в 1912 г. Г. Бегуан и его сыновья обнаружили изображения зубров в пещере Тюк д'Одубер во Французских Пиренеях: в 1914 г. они же открыли пещеру «Трех братьев» с выгравированными и нарисованными на ее стенах различными изображениями; в 1923 г. Норбер Кастерэ в пещере Монтеспан, на стенах которой были изображения зубров, оленей и мамонтов, нашел глиняную статую медведя; в 1940 г. была открыта пещера Ласко (Дордонь) — одна из самых замечательных по сохранности и количеству палеолитической живописи.

Палеолитическому искусству посвящен ряд важных исследований. Еще в 1898 г. М. Гёрнес издал «Urgeschichte der bildenden Kunst in Europa», значительный раздел которой посвящен палеолиту. Второе издание той же книги в 1915 г. наглядно демонстрирует изменение ситуации в начале XX в., когда количество открытий неизмеримо возросло. Большое значение имела работа Г. Кюна «Kunst und Kultur der Vorzeit Europas» (1929). В Испании Л. Перико Гарсиа систематически исследовал и публиковал пещерную живопись Парпалло. Он доказывал что живопись испанского Леванта, которую считали палеолитической, относится к более позднему времени 27. Классические работы по палеолитическому искусству принадлежат А. Брейлю 28.

Раскопки античных памятников и открытие Эгейской цивилизации

В последней четверти XIX в. большого размаха достигла работа по античной археологии. Немцы, французы и англичане вели раскопки в материковой, островной и малоазийской Греции: в Пергаме, Дельфах, Афинах и других местах. Особенно грандиозными были раскопки Олимпии (1875— 1881 гг. ), проводившиеся под руководством Э. Курциуса и архитектора Ф. Адлера на средства правительства Германии.

Высоким качеством работ и тщательностью публикаций отличались раскопки А. Конце (Австрия) в Самофракии (1873—1875 гг. ). Работы Конце и Курциуса послужили подлинной школой методов и техники археологических исследовании памятников античности. 29 С этой точки зрения большое значение имели раскопки Дж. Фиорелли в Помпеях (с 1852 г. ). Систематические, основанные на стратиграфическом анализе, одним из пионеров которого был Фиорелли, эти раскопки также служили школой раскопочной методики для итальянских и зарубежных археологов 30. Следует отметить и планомерные раскопки храма Артемиды в Эфесе, проводившиеся Д. Т. Вудом с 1863 г., и раскопки храма Аполлона в Делосе, проводившиеся Ф. Омоллем с 1877 г.

В 1871 г. Г. Шлиман (1822—1890) начал раскопки древней Трои на холме Гиссарлык. Здесь он провел четыре кампании: в 1871—1873 гг.; в 1879 г.; в 1882—1883 гг. и с 1889 г. по год его смерти (1890). В последних двух кампаниях участвовал В. Дерпфельд, продолжавший раскопки Трои до 1894 г. Между кампаниями на Гиссарлыке Шлиман вел раскопки в Микенах и на Итаке (1874—1876 гг. ), в Орхомене (1880—1881 гг. ) и в Тиринфе (1884—1885 гг. ). В результате 20-летних раскопок Шлиман открыл неведомый до того Эгейский мир догоме-

стр.28

ровской Греции. Хорошо известно, что Шлиман вел раскопки, применяя весьма несовершенную методику. Не без оснований археологи с сарказмом замечали, что Троя была разрушена не греками, а Шлиманом. Действительно, в погоне за гомеровской Троей он разрушал и засыпал мусором все, что ему мешало. Однако имя Шлимана недаром занимает почетное место в истории археологии. Он не только открыл догреческую цивилизацию Восточного Средиземноморья, но и сделал археологию одной из самых популярных наук в Европе. Шлиман вел подробные дневники раскопок и незамедлительно публиковал их результаты: в 1874 г. вышли «Древности Трои», в 1878 г. — отчеты о раскопках Микен, в 1881 г. — Илиоса, в 1884 г. — Трои, в 1881 г. — Орхомена, в 1886 г. — Тиринфа, в 1890 г. — Трои. Однако, так как он не имел понятия, что археология обладает своей методикой и техникой, и публиковал результаты раскопок без нужной документации, его книги не имеют большой научной ценности. Долгое время археологи вообще не пользовались книгами Шлимана, считая их такими же дилетантскими, как и его раскопки. Только в 1880 г. Шлиман пригласил в качестве помощника одного из лучших раскопщиков того времени Дерпфельда, и тот уже после смерти Шлимана установил стратиграфию девяти «городов», последовательно существовавших на холме Гиссарлык. В последующие годы Троя с ее стратиграфией стала опорным пунктом для относительной датировки всех памятников Восточного Средиземноморья. Шлиман стремился найти гомеровскую Трою, но сделал гораздо больше: он обнаружил догомеровские, «доисторические» поселения и негреческую, «варварскую» культуру.

В Микенах Шлиман откопал основание «Львиных ворот» и несколько богатых шахтных гробниц, а также два толоса (купольные гробницы), так называемые сокровищницу Атрея (или Агамемнона) и сокровищницу Клитемнестры. В Тиринфе был найден дворец, а в Орхомене — «сокровищница Миния». Шлиман доказал, что гомеровский эпос имеет солидную фактическую основу, в частности, что отраженный у Гомера греческий бронзовый век есть историческая реальность.

Ранние стадии Эгейской цивилизации стали известны благодаря открытиям на Кикладах и Кипре. В 80-х годах начались раскопки на Кикладах — на островах Аморгос, Андипарос и Тира. Были открыты погребения в каменных цистах, содержащих трупоположения с орудиями из камня и меди и керамикой, близкой по формам к керамике из Трои II. В 1894—1895 гг. Британский институт в Афинах произвел раскопки Филакопи на восточном берегу острова Милос. Это было первое после Трои многослойное поселение, исследованное в Восточном Средиземноморье. Оно дало основу для относительной хронологии островной домикенской, или, как теперь ее стали называть, кикладской культуры.

На Кипре с 1865 г. предпринимались периодические ненаучные раскопки, проводившиеся случайными лицами. Они все же дали некоторые материалы, позволявшие говорить о культуре раннего бронзового века, сходной с культурой Трои II, но развивавшейся независимым путем. В конце века Британский музей организовал на Кипре серию раскопок, важнейшими из которых были в Энкоми и Хала Султан Текке. Их результаты опубликованы в 1900 г.

В материковой Греции после работ Шлимана продолжалось изучение микенской культуры. В частности, много было раскопано купольных гробниц. Велись раскопки Димини в Фессалии и Вафио в Лаконии. В 1889 г. К. Цунтас, ведший раскопки в Вафио по поручению Греческого археологического общества, нашел знаменитые золотые кубки с изображением ловли быка.

стр.29

Греческое археологическое общество продолжило (в 1886—1893 гг. ) раскопки Микен, где были найдены ульевидные гробницы, дворец и дома. Были исследованы также новые толосы и скальные погребения. На Афинском акрополе были найдены остатки дворца, подобного тиринфскому и микенскому.

Первые данные для абсолютной датировки микенской культуры были получены в результате работ Флиндерса Питри (1853—1942). Этот замечательный английский археолог, работавший в Египте, указал на значение египетских и греческих вещей для перекрестной датировки сравнительным методом 31. Важный научный прием перекрестной датировки и поныне играет большую роль в археологии. В 1889 г. Флиндерс Питри нашел в Гуробе в Египте микенскую керамику вместе с вещами, относящимися к концу XVIII династии. В следующем году в Кахуне он нашел расписную эгейскую керамику вместе с вещами XII династии. В 1891 г. Питри посетил Микены и обнаружил там предметы египетского экспорта, также относящиеся к XVIII династии. На основании установленного синхронизма Питри датировал начало Эгейской цивилизации временем около 2500 г. до н. э., а позднюю микенскую культуру отнес к 1500—1000 гг. до н. э. В. Дерпфельд в своей книге «Троя и Илион», изданной в 1902 г., опубликовал хронологию Трои, которая служила основой для европейских датировок в последующие четверть века.

Абсолютная хронология крито-микенской культуры, установленная А. Эвансом, основывалась на методе, предложенном Флиндерсом Питри. Английский археолог Артур Эванс (1851—1941) начал свои исследования на Крите в 1900 г. 32 Он открыл остатки огромного дворца, который назвал дворцом Миноса, меньший дворец предшествующего времени и раннюю додворцовую фазу культуры. Оказалось, что критская культура предшествует микенской, а культуре бронзового века предшествует неолитическая, отложения которой в самом Кноссе составили холм высотой в 6, 5 м. Таким образом, исследования Эванса дали микенским открытиям историческую перспективу и отодвинули в глубь веков начало этой цивилизации. Эванс назвал культуру Крита эпохи бронзы минойской. Он доказал, что Крит в то время был культурным и политическим центром Эгейского мира.

Одновременно с Эвансом, копавшим в Кноссе, различные экспедиции вели раскопки в других частях Крита. Итальянская экспедиция раскапывала дворец в Фесте и большую гробницу в Агиа-Триаде. Английская экспедиция раскапывала Праисос и Палекастро, а американская — небольшой город бронзового века Гурнию и поселения на островах Псера и Мохлос. Критские археологи также активно участвовали в раскопках: И. Хатцидакис исследовал минойский дворец в Тилиссосе, а С. Ксантудидес — гробницы в Кумасе и Месаре. Позже, в 20-х годах XX в. французская экспедиция раскопала дворец в Маллии.

Эванс на основании изучения археологических материалов дал общую картину истории Крита. Он установил, каковы были государственный строй, религия, определил этапы развития Критского государства, периоды подъема и упадка и датировал эти периоды. Он разделил историю Крита на три периода и три субпериода и датировал их временем между 3400— 1100 гг. до н. э.

Среди других замечательных находок Эванса на Крите были глиняные таблички с письменами. В 1909 г. Эванс издал их в томе I «Scripta Minoa». Он надеялся издать следующие тома с расшифровкой письменности. Это не удалось сделать ни ему, ни другим ученым. Только в 1953 г. английские исследователи М. Вентрис и Д. Чэдвик прочитали

стр.30

один из видов критской письменности, так называемое линейное письмо Б.

Исследования крито-микенской культуры продолжаются и поныне. Их ведут ученые разных стран, но руководящую роль сохраняет греческая археологическая служба. С 1920 г. британские ученые под руководством А. Д. Вэйса провели несколько экспедиций по раскопкам микенской цитадели и камерных гробниц. Греческое археологическое общество организовало экспедицию под руководством Д. Пападеметриу, раскопавшую второй погребальный круг в Микенах. Британский институт в Афинах вел, кроме Микен, раскопки в Лаконии, Итаке, Македонии и Фессалии.

Американцы копали в Коринфии, Арголиде и Мессении. Французы раскопали дворец Гла в Беотии и камерные гробницы близ Аргоса. Немцы провели ряд кампаний в Тиринфе и небольшие раскопки в других частях Греции. Шведы в Мессении и Арголиде раскопали Асину, Мидею (Дендру) и Бербати. Итальянцы вели раскопки на Лемносе, Крите и Родосе. На Кипре велись раскопки Энкоми (криприоты и французы), Китиона (киприоты), Воуни (шведы). Англичане раскапывали Филакопи на Милосе, они же вели исследования на Хиосе, немецкие ученые — на Самосе, американские — на Кеосе 33.

Одним из самых значительных было открытие К. Блегеном и Н. Куруниотисом в 1938—1939 гг. в Мессении, в юго-западной части Греции, грандиозного дворца в Пилосе. Раскопки в Пилосе были возобновлены в 1952 г.

Создание систем периодизации и датировки. Типологический метод

Система перекрестной датировки по импортным вещам была применена в начале XX в. О. Монтелиусом для установления абсолютной хронологии бронзового века Северной Европы. Однако этому предшествовал довольно значительный цикл работ по установлению относительной периодизации эпох, следующих за каменным веком. Еще в 1859 г. Ворсо считал, что бронзовый век Северной Германии, Англии и Скандинавии может быть разделен на две фазы, первая из которых характеризуется обрядом ингумации и яркостью форм и украшения бронзового оружия, а вторая — кремацией и упадком бронзовой индустрии. Мортилье в 1875 г. также делил французский бронзовый век на две фазы.

Итальянские археологи (Л. Пигорини, Дж. Колини, П. Орси) в своих работах ввели новый термин для обозначения эпохи между каменным и бронзовым веками — «энеолит». В 1876 г. на Международном конгрессе в Будапеште венгерские археологи предложили (на основании анализа материалов из их страны), признать существование медного века между каменным и бронзовым 34. В. Уайльд (1863 г. ) и М. Мух (1886 г. ) отмечали различия между медными и бронзовыми орудиями в Европе. Однако все эти работы обрели прочную научную поддержку, а энеолит был окончательно признан как стадия в технологической истории человечества после того, как в 1889 г. вышла в свет работа крупнейшего французского химика Пьера Марселена Бертело (Бертло). «Введение в изучение химии древних и средних веков». В этой работе, основанной на изучении текстов алхимиков и на химическом анализе древних бронзовых вещей, Бертело доказал, что древнейшие металлические орудия Египта, Месопотамии и Европы сделаны не из бронзы, а из меди.

Периодизация бронзового века Северной Европы, не потерявшая и поныне своего значения, была создана О. Монтелиусом 35. Он разделил

стр.31

бронзовый век на шесть периодов и перенумеровал их от I до VI. Период Монтелиуса I соответствует энеолиту, или медному веку, в периодизации других археологов. В основе периодизации Монтелиуса лежит технико-типологическая схема. (О типологическом методе см. ниже. ) Он пытался перевести эту схему в абсолютные даты, основываясь на синхронизации путем перекрестной датировки по материалам Восточного Средиземноморья и Египта.

В целом система Монтелиуса состоит из шести периодов бронзового века, которым предшествуют четыре периода неолита и за которыми следуют восемь периодов железного века.

Современник Монтелиуса Софус Мюллер (1846—1934) представил для Дании несколько иную периодизацию бронзового века, поделив его на девять групп 36. Временная группа 1 Софуса Мюллера соответствует поздней стадии развития периода I Монтелиуса, группы 2—4 — периоду II; группы 5—6 — периоду III; группы 7—9 — периодам IV—VI Монтелиуса. Уточнения и дополнения Софуса Мюллера были возможны и необходимы вследствие необычайно богатых материалов той эпохи, хранящихся в музеях Дании. Несколько позже В. А. Городцов предложил и поныне не потерявшую своего значения схему этапов развития бронзового века Европейской России.

Сходные схемы были созданы и для периодизации железного века. В 1872 г. Г. Гильдебранд предложил разделить доримский железный век на два периода, которые он назвал гальштатом и латеном. В 1885 г. О. Тишлер разделил латенские материалы на три периода — ранний, средний и поздний, и датировал начало латена 400 г. 37

Попытка разработать классификацию и хронологию всех археологических памятников Западной Европы была сделана выдающимся французским археологом Жозефом Дешелеттом (1862—1914) в его четырехтомном «Руководстве по археологии первобытной, кельтской и галло-римской» (1908—1914 гг. ). Дешелетт был убит на фронте в 1914 г. и его работу дополнил Альбер Гренье.

По существу все схемы археологической периодизации, созданные в XIX в., были продолжением и развитием «системы трех веков». «Эпохи», «периоды», «фазы» были подразделениями внутри каждого «века». Эти схемы, основанные на местном материале, не могли быть универсальными, пригодными для всей Европы. Необходимость региональных классификаций, изучения отдельных археологических провинций становилась насущной необходимостью.

Чрезвычайно важным достижением в методике археологических исследований была разработка типологического метода.

Английский археолог Питт-Риверс (1827—1900) начал собирать коллекцию оружия и изучать изменение его типов. В процессе исследования истории оружия и под влиянием учения Дарвина об эволюции он пришел к мысли о том, что все материальные объекты развиваются эволюционным путем и могут быть расположены в порядке типологической последовательности. Питт-Риверс стал коллекционировать, кроме оружия, и другие вещи и свои коллекции располагал не по странам и эпохам, а по рядам отдельных вещей, прослеживая путь развития каждой вещи. В то же время он продемонстрировал значение сравнительного этнографического метода для археологии, объясняя назначение доисторических вещей сравнением их с современными этнографическими материалами.

Наконец, Питт-Риверс, подобно тому как это сделал Питри в Египте, показал значение массового материала. Он подчеркивал, что рядовые вещи,

стр.32

обычные и типические, имеют для социологического изучения такое же, если не большее, значение, чем уникальные вещи и произведения искусства, на которые прежде обращали главное внимание.

Основным принципом в расположении материала Питт-Риверс считал развитие от более простых форм как более ранних к сложным. Он твердо верил в прогресс. Однако он не считал необходимым слепо следовать этому принципу, так как признавал, что существовали периоды упадка и вырождения 38.

Питт-Риверс был не только коллекционером и систематизатором, но и блестящим полевым исследователем. С 1880 по 1900 г. он произвел многочисленные раскопки в Англии и в Уэльсе, причем был оригинален в выборе объектов исследования — раскапывал главным образом поселения, а не могильники, как было принято в то время. При раскопках он применял стратиграфический метод, тщательную фиксацию и публиковал подробнейшие отчеты. Четыре тома его труда «Раскопки в Крэнбон-Чейзе» (1887—1898 гг. ) — образец археологических публикаций.

Типологический метод не был изобретением какого-либо одного археолога. Почти одновременно в разных странах начали применять типологию. Сверстник и коллега О. Монтелиуса Ганс Гильдебранд в 70-х годах напечатал статью «К истории фибул», в которой базировался на типологическом методе.

Дальнейшее развитие типологический метод нашел в трудах О. Монтелиуса. Выше было сказано о его хронологической системе эпохи бронзы. Изучая древности эпохи бронзы Скандинавии, Италии, Греции, Египта и Вавилонии, он распределил все вещи по типам, исходя из представления, что тип — это группа вещей одного и того же назначения, однородных по внешнему виду, но отличающихся друг от друга в деталях. Внутри каждого типа вещи в зависимости от различия их форм в деталях располагаются в типологические эволюционные ряды в порядке их последовательного изменения от простого к сложному или иногда наоборот — от сложного к простому. Эволюционные ряды разных типов связаны между собой хронологически. Правильность построения рядов Монтелиус проверял по совместным находкам (комплексам) в погребениях. Это — один из важнейших элементов метода Монтелиуса. Он считал типологические ряды лишь рабочей гипотезой до тех пор, пока они не проверены по совместным находкам в «закрытых комплексах» (geschlossenen Fund) — погребениях, кладах и т. д. Стратиграфия и совместные находки дают возможность установить «параллелизм» серий, т. е. те случаи, когда древнейший тип в одном ряду одновременен древнейшему типу в другом ряду, и более поздний тип одного ряда одновременен более позднему типу другого ряда (например, ранние топоры одновременны ранним мечам и т. п. ). При построении рядов Монтелиус обращал внимание на «типологический рудимент», т. е. на ту деталь вещи, которая первоначально имела практическую функцию, однако позже ее утратила и продолжает существовать в виде орнамента. Свои взгляды Монтелиус изложил в опубликованной в 1903 г. книге «Древние культурные периоды на Востоке и в Европе» 39. Типологическая система Монтелиуса позволила установить много дат. Но следует отметить, что Монтелиус, как и другие археологи-эволюционисты, ошибочно полагал, что вещи развиваются по тем же законам, что и живые организмы.

Один из учеников Монтелиуса, Нильс Оберг, писал, что типологический метод «есть применение дарвинизма к продуктам человеческого труда. Он основан на предпосылке, что человеческая воля связана определенными законами, близкими к тем, которые имеют значение для разви-

стр.33

тия органического мира. Древности развиваются так, как будто они являются живыми организмами: отдельные предметы — это индивидуумы, типологическая серия представляет развитие вида (рода), а группа типологических серий — развитие разветвленных видов, составляющих семью»40. Мы считаем эту точку зрения ошибочной и полагаем, что вещи изменяются в силу изменения условий жизни человеческого общества и вместе с этим обществом. Однако ошибочный взгляд основателей типологического метода на причины развития вещей не препятствует принятию самого метода в практике археологических работ.

Современный археолог, применяя типологический метод, рассматривает вещь не в саморазвитии, а в комплексе вопросов, связанных с общественной средой, в которой создана вещь. Учитываются пережитки в материальной культуре — возможность долгого бытования данного типа или формы в силу традиционности производства, разность в темпах развития отдельных областей, разница в повседневных и парадных вещах и т. д. Чисто технологический принцип классификации без учета исторических особенностей отдельных территорий неприменим. Возможен не прямой путь эволюции, а изменения техники в связи с подъемами и упадками общественного производства, переселениями, влияниями и другими причинами. Поэтому современные типологические схемы чаще всего узкорегиональны, а попытки создать универсальные схемы неудачны.

Возникновение науки — истории первобытного общества

Возникновению первобытной истории как науки, синтезирующей данные этнографии, антропологии, археологии, лингвистики, предшествовали развитие эволюционистских взглядов и накопление этнографического материала. В эпоху великих географических открытий и в последующие века ученые получили представление о существовании человеческих обществ, фундаментально отличающихся от европейских обществ. Эти отсталые народы стали называть «дикими». В XVIII в. уже явилась идея, что «дикари» с их социальной структурой, экономикой и технологией представляют известную ступень в развитии человечества в целом. Этнографический материал повел к возникновению различных теорий становления первобытного общества. Адам Фергюсон (1723—1816) в «Очерке истории гражданского общества» 41 разделил историю на три периода: дикость, варварство и цивилизация. Гранью между дикостью и варварством Фергюсон считал введение частной собственности, переход от охоты и рыбной ловли к земледелию и скотоводству. Он одним из первых высказал мысль о существовании первобытного коммунизма. Сходные взгляды развивали немецкие ученые XVIII в. Иоганн и Георг Форстеры и другие философы и историки. Итогом развития науки к концу XVIII в. было признание единообразного и прогрессивного развития человеческой культуры, о прошлом которой можно судить по народам, пребывающим в состоянии дикости или варварства. И в XIX в. долго еще основным источником представлений о первобытном обществе и его развитии по-прежнему оставалась этнография.

Несмотря на значительное развитие археологии, еще не было подлинного синтеза первобытной археологии и этнографии. Археологи пользовались этнографическими данными для объяснения назначения найденных в раскопках вещей, но не решались перейти к реконструкции общественных отношений. Важнейшие работы по ранней истории общества, появившиеся в конце XIX в., были основаны на этнографических данных, но

стр.34

почти не учитывали археологический материал. Синтез этих двух наук, на основе которого возникла наука об истории первобытного общества, произошел позже, но, несомненно, работы этнографов конца XIX в. оказали большое влияние на дальнейшее развитие первобытной археологии как исторической науки. Идея об изучении пережитков в современной культуре наряду с изучением современных примитивных обществ как основы для реконструкции прошлого человечества была впервые высказана Эдуардом Тэйлором в его книге «Первобытная культура», изданной в 1871 г. В книге «Антропология. Введение в изучение человека и цивилизации», впервые изданной в 1881 г., Тэйлор, основываясь на широких характеристиках человеческой культуры и ее элементов, создал культурно-историческую схему развития человечества.

Тэйлор был видным представителем эволюционистской школы. Пользуясь методом сравнения явлений культуры разных народов, эволюционистам удалось показать культурное единство человечества. Вместе с тем эволюционисты, придерживаясь идеи непрерывного прогресса в развитии культуры, ее как бы естественного роста, не учитывали обусловленность явлений и возможных периодов упадка. Тэйлор ошибочно переносил законы развития природы на человеческое общество и предполагал, что вся культура состоит из отдельных явлений, развивающихся более или менее независимо друг от друга и составляющих ряды, в которых более совершенные элементы вытесняют на основе закона борьбы за существование менее совершенные: лучшие орудия труда вытесняют грубые древние топоры, суеверия уступают место просвещению и т. д. Тэйлор считал, что ключи к исследованию первоначального состояния человечества находятся в руках первобытной археологии, и его бесспорной заслугой было сближение археологического и этнографического материала для обобщенных исторических построений.

Важнейшая заслуга в изучении первобытного общества принадлежит американскому ученому Л. Г. Моргану (1818—1881). Наиболее полно его взгляды очерчены в книге «Древнее общество», изданной в Нью-Йорке в 1877 г. Всю историю человечества Морган делит на семь периодов, представляющих последовательные ступени человеческой культурной эволюции. Морган приблизился к материалистическому пониманию истории человеческого общества. Его книга привлекла внимание К. Маркса и Ф. Энгельса.

По словам Энгельса, научный метод Моргана произвел «революцию во взглядах», так как Морган на большом изученном им материале показал, что социальные институты современных отсталых народов могут служить источником для изучения истории первобытного общества. «Великая заслуга Моргана состоит в том, что он открыл и восстановил в главных чертах эту доисторическую основу нашей писаной истории и в родовых связях североамериканских индейцев нашел ключ к важнейшим, доселе неразрешимым загадкам древней греческой, римской и германской истории» 42.

Археологический материал еще не фигурировал в построениях Моргана. Он основывался в своих выводах на сравнительном изучении современных примитивных народов, на распределении их экономики и общественных отношений в эволюционной последовательности и проецировании этой последовательности в прошлое человечества Таким образом, обращение его системы в прошлое — это только гипотеза, которую могла подтвердить археология. Технологические критерии системы Моргана предоставляли возможность применить ее к археологическим данным, и это сделали археологи XX в.

стр.35

Φ. Энгельс развил систему Моргана в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884). В создании основных положений материалистического взгляда на историю эта книга сыграла огромную роль. На историческом и этнографическом материале Ф. Энгельс доказывает закономерность развития человеческой культуры.

Ранее, в 1873—1876 гг., Энгельс написал другую специальную работу по первобытной истории — «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (одна из глав его незаконченной книги «Диалектика природы»).

В этих работах Энгельс развил основные положения марксистской концепции первобытной истории как особого этапа истории человечества с присущей ему спецификой социально-экономических отношений. Эта специфика выражается в коллективизме в производстве и потреблении, обусловленном неразвитостью производительных сил. Энгельс писал, что в первобытном обществе производство «было по существу коллективным, равным образом и потребление сводилось к прямому распределению продуктов внутри больших или меньших коммунистических общин. Этот коллективный характер производства осуществлялся в самых узких рамках, но он влек за собой господство производителей над своим производственным процессом и продуктом производства» 43. Основной тенденцией развития первобытнообщинного строя является движение от доклассового общества к классовому, с появлением которого завершается первобытная история.

Важнейшей чертой марксистской концепции первобытной истории, как и вообще марксистского взгляда на исторический процесс, является признание того, что прогрессивное развитие человечества определялось общими едиными закономерностями.

Картографический метод и изучение археологических культур

Кроме типологического, важнейшим методом археологии является картографический. Одни из первых карт распространения археологических памятников были напечатаны к Парижской выставке 1867 г. Они еще не ставили никаких исследовательских задач и содержали ряд анекдотических категорий, например, «пещеры, обитавшиеся допотопными животными и человеком после катаклизма». И все же это были настоящие археологические карты. В 1874 г. Международный конгресс в Стокгольме уже утвердил специальные знаки для археологических карт. В конце XIX в. археологи стали составлять карты распространения типов вещей. При этом полагали, что массовое скопление однотипных вещей может указывать только на наличие каких-либо производственных центров или на торговые пути, по которым эти вещи распространялись.

Большое значение имели опубликованные в 1904 и 1912 гг. Г. Аберкромби карты распространения типов керамики бронзового века 44 и в 1904—1907 гг. А. Лиссауэром карты распространения бронзовых вещей и булавок 45. Картографирование стало неотъемлемой частью типологического метода. При его обосновании исходили из того, что каждая созданная человеческой рукой форма, несмотря на некоторые колебания в деталях, несет в себе типические черты принадлежности не только к определенному времени, но и к определенной территории. Постепенно эти территориальные различия стали связывать не только с производственными центрами и торговлей, но и с особенностями развития каждой области.

стр.36

Картографируя однотипные археологические объекты, ученые стали замечать, что, кроме объектов широкого распространения, можно обнаружить вещи, погребения, постройки, типические для замкнутого района и позволяющие отличить этот район от соседних. Это единство археологических памятников определенного промежутка времени на сплошной и ограниченной территории, единство, выражающееся в близком сходстве орудий труда, утвари, оружия, украшений, погребального ритуала, построек и т. д., а также в однообразном изменении их форм в течение времени, позже получило название «археологической культуры» 46. Одинаковые типы вещей встречаются в постоянных сочетаниях с другими вещами. а также с определенной формой поселений, жилищ, обрядов погребения и т. д. Все это показывает, что несмотря на единство общих законов развития человеческого общества, его конкретные формы очень различны. Различным человеческим группам свойственны материальная культура, обряды, верования и т. д., характерные только для данной группы и ни для какой другой 47.

Когда археологи стали разделять древности не только по времени, но и по территории, где они были найдены, обнаружились районы происхождения и распространения тех или иных типов — так называемые культурные провинции. Так, Г. Гильдебранд в 1873 г. в указанном выше сочинении о фибулах писал о северных, венгерских, итальянских и других их формах. Одновременно явилась идея, что за археологическими культурами (или культурными провинциями) скрываются древние племена и народы и что их даже можно связать с определенными народами, известными нам из письменных источников, или, как их тогда называли, «историческими народами». Например, И. Аспелин в 1875 г. приписывал евразийские древности бронзового века позднейшим угро-финнам и искал, пользуясь данными языкознания, их прародину на Алтае. Хотя раскопки в Восточном Средиземноморье с самого начала породили классификацию, основанную на названиях археологических культур, таких, как микенская, эгейская, кикладская и т. п., сразу же проявилось стремление дать археологическим группам исторические имена. Среди археологических явлений различали греко-финикийские, финикийские, троянские, фригийские, арийские, ахейские и т. п. В бронзовом и железном веках пытались обнаружить финикиян, лигуров, иберов, кельтов, тевтонов и т. д. Англичанин Джон Рис утверждал, что неолит был введен иберами, бронзовый век «Q» — кельтами или гуаделами, а железный век «Р» — кельтами или бритами 48. Перед археологами возникла сложнейшая задача: решить, на каком языке разговаривали люди, создавшие ту или иную археологическую культуру. В более широкой постановке это — вопрос о возможности изучения древней истории народа и его происхождения на основании археологических данных.

В последней четверти XIX в. можно отметить несколько более или менее удачных попыток решения таких вопросов. Так, например, в средние века рядовые могильники в Северной Европе считали германскими, потому что их происхождение восходит к эпохе переселения народов, но Р. Вирхов и С. Мюллер приписали более поздние восточногерманские могильники славянам, выделив слой с керамикой, названной ими Burgwallkeramik, и височными кольцами.

Рудольф Вирхов (1821—1902) — яркая фигура в германской археологии. Круг его научных интересов был очень разнообразен, и среди 1000 напечатанных работ есть исследования о могилах и черепах древней Трои, о египетских мумиях и т. п. В 1869 г. он вместе с этнографом Бастианом основал Берлинское общество антропологии, этнологии и праистории,

стр.37

а вскоре после этого — Германское антропологическое общество. Он специально занимался археологией Померании, Мекленбурга и Бранденбурга, в частности памятниками, которые позже были названы «лужицкой культурой». Основываясь на раскопках, проведенных в 1868 г. на городище острова Рюгена, Вирхов выделил славянскую керамику с волнистым и линейным орнаментом и указал на ее отличие от лужицкой, которую он считал германской или догерманской. Вопрос этнической интерпретации в данном случае был чисто хронологическим. Из письменных источников была известна точная дата (1168 г. ) разрушения славянского храма в Арконе (Рюген) датским королем. Памятники, где найдена была керамика, сходная с керамикой времени разрушения Арконы, можно было считать славянскими. Таковыми были признаны многие городища в Померании, Мекленбурге и Бранденбурге 49.

По письменным источникам, до великого переселения народов здесь жили германцы. Если бы Вирхов мог датировать лужицкие могильники, он мог бы решить, являются ли они германскими. Но эту дату ему не удалось установить, да и античные авторы указывают на V век как на время ухода германцев с этой территории, но не говорят о времени появления их там.

Замечательная постановка Вирховым вопроса об этнической принадлежности населения, создавшего ту или иную керамику, имела очень большое значение не только для древней истории Восточной Пруссии, но и для развития методики археологических исследований.

Выдающийся норвежский археолог И. Ундсет (1853—1893) в 1881 г. установил, что вещи латенского стиля принадлежат кельтам. В Верхней Италии, где по письменным источникам сменяли друг друга италики, этруски и кельты, В. Гельбиг (1879 г. ) смог, благодаря находкам в террамарах, проследить вторжение италиков в долину По, границу этрусской Болоньи и доэтрусские слои 50. Вирхов определил ниже опознанного им славянского слоя слои бронзового века, которые он осторожно назвал «дославянскими». Делались попытки отыскать памятники германцев бронзового века, в частности, появилось утверждение скандинавских ученых, что примитивные культуры каменного века на севере являются финскими, а все более развитые — германскими. Это утверждение было голословным, чисто умозрительным, но важна была сама по себе постановка вопроса об этнической принадлежности «культурных провинций».

С развитием сравнительного языкознания и представлений лингвистов о вторжениях и переселениях индогерманских племен делаются попытки связать с археологией языковые явления. Так, Монтелиус (1884 г. ), исходя из смены топонимов в Средней Европе, считал возможным проследить продвижение германцев и связать с ними северные мегалитические могилы. Филология в связи не только с топонимикой, но и с вопросом о происхождении племен, обращается к археологическим данным в надежде, что гипотезы о пранародах и прародине обретут реальные черты. Филологи пытаются нарисовать картину этнографии Европы в последние века до нашей эры и проследить возникновение отдельных народностей. Такова работа Мюлленгоффа, в которой он пишет о происхождении германцев, опираясь на языковедческие и исторические данные 51. О. Шредер в своем исследовании «Сравнительное языкознание и доистория» (1883 г. ) прокладывал мост между словами праязыка и археологическими древностями. Он сделал попытку доказать, что наиболее ранние данные о поселении индогерманцев в Средней Европе относятся к эпохе неолита.

Поскольку Средняя и Северная Европа были лучше всего изучены языковедами и археологами, именно здесь был впервые поставлен вопрос

стр.38

об исторической интерпретации археологических находок, об установлении связей археологических находок с современными народами.

Наиболее ярко вопрос о сопоставлении археологической культуры и народа и попытка на основании непрерывной генеалогии культуры судить о генеалогии народа — ее носителя поставлен О. Монтелиусом в его статье «О вторжении наших предков на север», опубликованной на немецком языке в 1888 г. в «Archiv für Anthropologie». Монтелиус ставит вопрос о том, с каких пор германские племена, местожительство которых от начала нашей эры по нынешнее время отмечено на территории Дании, Швеции и Норвегии, живут там на самом деле, т. е. когда совершилось их переселение в эту область. «Если мы хотим, — пишет Монтелиус, — на основании остатков древнего времени ответить на вопрос, когда наши предки сюда переселились, то мы должны исходить из наиболее ранних данных, когда, по свидетельству истории, наши предки фактически здесь жили, и, идя отсюда, ретроспективным путем исследовать следующие периоды до тех пор, пока археологические памятники (Altertumsdenkmaler) дадут нам опору, чтобы сделать вывод о вторжении другой народности. Если подобные данные могут быть обнаружены, к примеру, в каменном веке, то наиболее вероятно, что население оставалось здесь неизменно с этого времени и что, следовательно, наши германские предки переселились сюда еще в каменном веке». Монтелиус пытается показать, что нет никакого разрыва между железным и бронзовым веком севера, никакого перерыва в развитии, и делает вывод, что жители севера уже в бронзовом веке были те же самые, что и в последующее время, т. е. принадлежали к германскому племени. Если удастся перекинуть мост от бронзового века к неолиту, то можно будет утверждать, что германские племена поселились здесь еще тогда. В этих рассуждениях Монтелиуса содержатся важнейшие для археологии выводы: возможность сопоставления археологической культуры и народа и возможность на основании непрерывного развития культуры судить о генеалогии народа — ее носителя.

Сейчас, когда такой метод исследования широко распространен, трудно себе представить, что даже самые выдающиеся археологи XIX в. его не знали. Монтелиус нигде, кроме названной статьи, этот метод не применял и в последующие годы к нему не возвращался. Поэтому неудивительно, что открытие метода было приписано впоследствии ученому, наиболее широко его применявшему, — германскому археологу Густаву Коссинне (1858—1931).

Коссинна был по образованию германистом, учеником Мюлленгоффа. Занимаясь проблемой индогерманского пранарода и прародины, поставленной лингвистами, он пришел к выводу, что средствами одной лингвистики эту проблему решить нельзя, что необходимо привлечь археологию и антропологию. В 1895 г. он выступил в Касселе на заседании Германского антропологического общества с докладом «Die vorgeschichtliche Ausbreitung der Germanen in Deutschland», а спустя несколько лет со вторым докладом — «Die indogermanische Frage, archäologisch beantwortet».

Что существенно нового предложил Коссинна по сравнению с Монтелиусом, названная статья которого была ему хорошо известна?

Монтелиус, проследив культурное развитие скандинавских стран от неолита до эпохи викингов и не обнаружив разрыва в последовательности явлений, пришел к выводу, что предки современных скандинавов, германские племена, должны были жить на севере еще в эпоху неолита. Его не интересовали границы этой «германской» области в эпоху неолита. Коссинна же поставил вопрос о границах отдельных культур, или, как

стр.39

тогда писали, «культурных провинций». Он указал, что в эпохи, на которые падает первый свет письменных источников, можно заметить полное созвучие исторических и археологических источников. Везде, где в эпоху викингов жили германские племена, открыты германские погребения и найдены германские вещи, которые помогают установить границы германского расселения гораздо более точно, чем древние письменные источники. Из этого Коссинна делал вывод, что если в исторические и раннеисторические эпохи существует такое соответствие культуры и народа, областей распространения культур и областей расселения народа, то так же должно было быть и в доисторические времена.

Другой новой идеей Коссинны было то, что можно не только очертить границы культуры для определенного времени, для определенной ступени развития, но и проследить ее расширение или сокращение от одного периода к другому и корни более поздних культур в более ранних. Так, идя ретроспективным путем, можно перенести название известного исторического народа (скажем, кельтов, германцев или славян) на далеко отстоящие по времени, уходящие в глубину веков доисторические культуры. Казалось, что Коссинна нашел путь для того, чтобы ввести в историю анонимные археологические культуры, что достигнута цель, над достижением которой тщетно билась наука в течение целого века.

Позже, в 1911 г., Коссинна писал относительно своего метода: «Этот метод пользуется выводами по аналогии, так как они позволяют осветить древние, темные времена ретроспективно, идя от ясной современности или от все же древних, но обладающих богатыми источниками эпох. Он освещает доисторические эпохи через эпохи, которые стоят в свете истории.

Руководящая точка зрения, доказывающая справедливость этого для раннеисторических эпох, тысячу раз испытанная, постоянно вновь подтверждаемая и поэтому имеющая значение не только для указанного времени, но и для далекоотстоящих доисторических периодов, состоит в следующем: четко ограниченные археологические культурные провинции сoвпадают во все эпохи с совершенно определенными народами или племенами» 52.

Характеризуя утверждения Коссинны, Г. -Ю. Эггерс справедливо пишет, что для Коссинны отождествление культуры и народа не представляет проблемы, не требует доказательств, это решено, это вопрос, ответ на который очень прост, это вера, это догма! Сравнивая Коссинну с Монтелиусом, Эггерс указывает, что Монтелиус, разработав типологический метод, стал классиком археологии, так как он не только нашел правильный путь, но и предвидел возможные ошибки и отклонения. Коссинна с его слепой верой в безусловность своего метода не только его четко не разработал и не сформулировал, но и закрыл путь к критике. В результате в основе правильная идея и поныне не вылилась в четкую методическую форму, какой хронологические исследования располагают уже в течение 70 лет 53.

Вместе с тем трудно назвать другую идею, которая оказала бы такое влияние на европейскую археологию, как идея Коссинны.

В Германии учение Коссинны попало на благоприятную почву. Национализм в кругах германской буржуазии и аристократии был силен уже в конце XIX в. Слушатели доклада Коссинны в 1895 г. приняли его с энтузиазмом, но они даже не представляли себе, как мало обоснованы его утверждения. В XX в. учение Коссинны нашло еще более широкий круг поклонников 54. В особенности шовинистические и расистские черты учения Коссинны импонировали реакционно настроенным кругам немецкого общества, спекулировавшим на ущемленном Версальским договором

стр.40

национальном чувстве немцев. Метод Коссинны был поставлен на службу текущей политике, что отнюдь не способствовало его развитию и критике. Еще хуже стало (уже после смерти Коссинны), когда при Гитлере доистория была объявлена «важнейшей национальной наукой» и приобрела поддержку фашистов. Мировоззрение и метод Коссинны были провозглашены «всемирноисторической догмой», и поэтому всякая свободная дискуссия по научным вопросам стала невозможной.

Большим мужеством нужно было обладать, чтобы выступить в 1941 г. с критикой Коссинны, как это сделал его ученик Э. Вале 55, но эта критика была неполной, а настоящая критика началась на родине Коссинны лишь после 1945 г.

Вале — скептик. На примере трех неудачных попыток определить по археологическим находкам и их группам этническую принадлежность и связи он опровергает основные положения своего учителя. Во-первых, бывает, что смена населения не находит отражения в археологических находках. Во-вторых, случается, что большие перемены образа жизни происходят без смены населения. В-третьих, бывают такие лакуны в типологическом развитии вещей и явлений, которые вовсе не свидетельствуют о приходе нового контингента жителей. Это — затруднения, преодоление которых невозможно при обычном сопоставлении археологической культуры и народа. Вале не отрицает возможность такого сопоставления вообще, он лишь указывает, что такое сопоставление нельзя механически применять к любому археологическому комплексу. Бывают случаи, когда особенности типов вещей и типологических рядов диктуются индивидуальностью мастера, поисками художника, что следует учитывать не только в современном развитии ремесла и искусства, но и в первобытном.

Гораздо более резкой, исходящей из полного неприятия самих основ метода Коссинны была его критика в советской археологии. Наиболее серьезному разбору метод Коссинны подвергся в статьях В. И. Равдоникаса 56 и Е. Ю. Кричевского 57. Советские ученые критиковали ошибки и извращения сторонников метода этнического определения археологических культур, их расизм и шовинизм.

Взгляды германских ученых на этнические проблемы подверглись осуждению не только со стороны советских археологов. Во многих европейских странах археологи видели в учении Коссинны прообраз фашистской археологии и доистории и поэтому решительно выступали против его ошибок и преувеличений. Некоторые, как, например, английский археолог Кроуфорд, вообще считали тему этнической интерпретации второстепенной и не заслуживающей внимания, а исследования германских ученых неудачными 58.

В послевоенные годы критика взглядов Коссинны усилилась, хотя и продолжали выходить книги, в которых они принимались безоговорочно 59.

Серьезному рассмотрению вопрос о соотношении археологической культуры и этноса подвергнут в книге Мартина Яна «Разграничение культурных групп и народов в доистории» 60. Сам Коссинна лишь отрывочно в различных работах формулировал свои выводы и не потрудился свести их воедино. Книга Яна является первой такой сводкой. Однако, излагая взгляды своего учителя, Ян подвергает критике его утверждение, что археологическая культура представляет замкнутую область, которая отличается от соседних областей и имеет точно очерченные границы. Ян указывает, что четких границ в первобытных общинах не было, кроме, может быть, тех случаев, когда были серьезные естественные препятствия, например, горы. Были переходные районы, где смешивались элементы двух соседних культур, или незаселенные пространства, которые по мере роста

стр.41

населения и ввиду экстенсивных форм ведения хозяйства постепенно заселялись. Поэтому часто оказывалось, что зоны между культурными провинциями, которые мы можем связывать с позднейшими известными из письменных источников народами, заселены какими-то племенами, которые мы не можем отнести ни к одному из этих больших народов. Кельты, германцы, иллирийцы, балты, славяне оставили эти племена в промежуточных зонах в покое, и мы даже не знаем, как эти племена назывались. Ян считает неудачным само название, которое Коссинна дал своему методу — «Siedlungsarchäologie» (буквально — «археология поселений»), и предлагает назвать его «Völkergeschichtlichen Methode». Действительно название «Siedlungsarchäologie» не передает ни сущности, ни задач метода и тем более не соответствует его содержанию, что Коссинна в своих построениях анализировал лишь вещи, их формы и типы и почти не учитывал результаты раскопок поселений.

Из всего сказанного ясно, однако, что критика Яна не затрагивает важнейших принципиальных сторон метода Коссинны, а лишь пытается его улучшить.

Более серьезной критике подвергся метод Коссинны в работах Эггерса 61. Он не только рассмотрел недостатки «Siedlungsarchäologie», но и внес ряд предложений по усовершенствованию методики картографирования 62.

Вопрос об археологических культурах и изучении истории племен и народов с позиций, близких к позициям советских ученых, рассматривает профессор университета им. Гумбольдта в Берлине К. -Х. Otto 63.

Некоторые итоги критики метода Коссинны в современной литературе подведены в книге Хахманна, Коссака и Кюна «Народы между германцами и кельтами» 64. Первую ошибку Коссинны авторы видят в том, что он с абсолютным доверием относился к показаниям письменных источников и считал нужным понимать их буквально. Это характерно не только для Коссинны, а для всех германских археологов его времени. Между тем, как показывают Хахманн и его соавторы в своей книге, вследствие разных причин античные историки сознательно или по случайному стечению обстоятельств искажали истинную картину, и в вопросах определения по письменным источникам мест расселения древних племен и народов доверие к этим источникам сильно поколеблено. Для римских авторов есть только два понятия — германцы или кельты, никаких других племен они не знают. Между тем, основываясь на принятых принципах археологического определения германцев, племена, жившие на нижнем Рейне (сигамбры, убии, трибоки и др. ), нельзя назвать ни германцами, ни кельтами. Еще археолог Г. Бехагель (его книга издана посмертно после второй мировой войны) показал, что кроме тех германцев, которых можно считать предками немцев, были и другие «германцы», называемые так античными источниками, но чуждые на самом деле «коссинновским германцам» 65.

Второй ошибкой Коссинны и его школы является то, что письменным источником отдается предпочтение перед археологическими, которые считаются объяснимыми только при наличии письменных свидетельств. Между тем, внимательное изучение обеих групп источников показывает, что они часто относятся к различным явлениям и потому должны подвергнуться анализу и интерпретации независимо друг от друга и лишь после этого могут сопоставляться и комбинироваться в единую историческую картину.

Третья ошибка взглядов Коссинны состоит в том, что он не учитывает возможности полного исчезновения следов какого-либо народа. Сравнительное языкознание пытается отыскать древние языки Европы, за кото-

стр.42

рыми должны стоять народы, разговаривавшие на этих языках. Естественно предположить, что некоторые языки исчезли бесследно. Считают, что таких языков было много. Но Коссинна исходил из того, что в археологических материалах есть абсолютное соответствие с имеющимися у нас сведениями о языках. Об исчезнувших языках и народах он и не думал.

Четвертая ошибка Коссинны в том, что в соответствии с концепцией народа, созданной немецким мыслителем XVIII в. И. Г. Гердером и развитой романтиками, он рассматривал культуру во всех ее проявлениях как эманацию народного духа и видел в жизни народа единство, которое благодаря сумме принадлежащих к нему индивидуумов развивается как живой организм. Общепринятым переводам римских терминов natio, gens, civitas, pagus греческими εννος и γενος он придавал значения, которых они не имели в древних языках. Школа Коссинны не понимала, что определение народа и нации в XIX в. было политически окрашенным постулатом, идеей, но никакой не реальностью. Перенося понятия XIX в. в глубокую древность, археолог допускает ошибку, сказывающуюся на всех последующих реконструкциях.

Пятой ошибкой Коссинны является то, что он не учитывал, что археология располагает лишь фрагментами древних культур, которые могут быть реконструированы только на основе данных других наук и главным образом этнографических. Но Коссинна закрыл себе этот путь, заявив, что современные примитивные народы не сопоставимы с древними германцами. И вообще Коссинна брал данные археологии очень односторонне. Поселения он вообще не учитывал, а могильниками мало интересовался. Он принимал в расчет лишь добытые в земле и поступившие в музеи вещи. Для него могильник был идентичен сумме откопанных в могильнике вещей, а культура — сумме ее элементов.

Шестой ошибкой Коссинны было то, что намечая по археологическим находкам «культурные провинции» (или культурные круги) или даже только круги сходных форм, он объяснял их появление только при помощи этнического определения. Он совершенно не рассматривал влияние религиозных, хозяйственных, технических или социальных факторов.

Таковы основные ошибки Коссинны и его школы в вопросах этнической интерпретации археологических культур. Я не касаюсь ярко проявившихся в его работах черт расизма и шовинизма, политической тенденциозности и т. п., которые лежат уже за пределами науки и которые неоднократно критиковали и советские и зарубежные ученые.

Но стоит ли так подробно останавливаться на научных ошибках Коссинны? К сожалению, теория Коссинны со всеми ее недостатками оказала большое влияние на археологическую науку в европейских странах. И поныне этническое определение археологических культур не обрело еще характера четкого методического приема. К этому крайне запутанному вопросу мы еще вернемся в дальнейшем.

Теории диффузионизма и географического детерминизма

Среди других теоретических концепций важное место занимает так называемый диффузионизм, поставивший наряду с понятием эволюции, исторического прогресса понятие культурной диффузии, т. е. пространственного перемещения культурных явлений.

Появлению диффузионизма предшествовало созданное немецким географом и этнографом Фридрихом Ратцелем (1844—1904) антропогеогра-

стр.43

фическое учение. Ратцель исследовал вызванные природными условиями различия между культурами и формы взаимодействия между народами: переселения, завоевания, обмен, торговлю и т. п. Прямолинейной схеме эволюционистов, в которой каждое явление культуры было лишь ступенью общего развития, он противопоставил изучение конкретных условий, в которых эти явления наблюдаются. Собственно, это было не противопоставление, а дополнение, значительно расширившее исторический подход к проблеме эволюции человеческой культуры. Однако из наблюдений Ратцеля некоторые ученые сделали неправильный вывод, что развитие общества целиком определяется географической средой и что из-за разнообразия природных условий человечество не могло развиваться по одинаковым законам. Сходство отдельных явлений культуры у разных народов эти ученые рассматривали только как заимствования одним народом у другого.

В XX в. возникли этнографические школы, создавшие различные концепции культурной и этнической истории. Из области этнографии их учения проникли и в археологию. В 1898 г. немецкий этнограф Лео Фробениус сформулировал понятие «культурного круга», под которым он понимал сочетание целого ряда признаков (главным образом материальной культуры) в определенном географическом районе. Это было четко сформулированное в этнографии и давно уже известное археологам понятие «культурной провинции». Само по себе важное открытие Фробениуса получило в его трудах неправильное толкование. Он представлял себе «культуры» как самостоятельные организмы, развивающиеся независимо от людей и порождаемые главным образом природными условиями.

Еще дальше по пути противопоставления эволюционизму теории о множественности и даже случайности вариантов исторического развития пошел Ф. Гребнер, которого можно считать основателем школы «культурных кругов». Он утверждал, что каждый элемент культуры происходит из одного центра, принадлежит к одному «культурному кругу» и вместе с ним распространяется путем диффузии. Вся история культуры — это история перемещения по земному шару нескольких культурных кругов и их механических соединений друг с другом. Теория Гребнера получила развитие в работах этнографов венской культурно-исторической школы, виднейшими представителями которой были В. Шмидт, Б. Анкерман, В. Копперс.

Важнейшей задачей школы «культурных кругов», как об этом писали сами ее представители, было противопоставить их учение «эволюционизму», т. е. представлению о развитии от простых к более высоким культурам и формам жизни.

Теория «культурных кругов» оказала влияние и на археологию. Австрийский археолог и этнограф О. Менгин в своей монументальной «Всемирной истории каменного века» (1930 г. ) обрисовал древние культуры, основываясь на типологической классификации археологических находок и сравнении их с вещами, употребляемыми современными примитивными народами. Он пытался доказать, что история первобытного общества — всего лишь результат переселения (миграций) отдельных племен, принадлежащих к разным «культурным кругам». Хотя работа Менгина опиралась на огромный материал, но ошибочные позиции автора, «инвентарно-исторический» схематизм, применение теории «культурных кругов» омертвили исследование, и оно не оказало значительного влияния на развитие науки. У Менгина не было последователей.

Большую роль в критике ошибочных положений школы «культурных кругов» сыграли работы советских ученых. В особенности они выступали

стр.44

против расизма, порождаемого этими теориями, так как некоторые ученые стали видеть в «культурных кругах» лишь выражение изначальных свойств рас и народов, а в историческом процессе — лишь распространение этих свойств путем завоеваний, миграций и заимствований.

В перечисленных здесь теориях заключаются элементы научного течения, которое получило название «диффузионизма». Диффузионисты считают, что все великие открытия и изобретения были сделаны только однажды на протяжении истории и распространялись из единых центров путем заимствований, миграций или просто диффузий элементов культуры или целых культур. Таким образом, все сходное в культурах разных народов не могло возникнуть самостоятельно и параллельно, а было лишь заимствовано. Можно всегда найти, где явление возникло впервые и откуда распространилось.

Сами по себе диффузии, заимствования и миграции — историческая реальность, и никто не может оспорить их роли в развитии человечества. Ошибка диффузионистов в том, что они преувеличивают их значение как исторических факторов и преуменьшают таким образом возможность конвергентного развития сходных элементов культуры в различных обществах.

Некоторые сторонники диффузионизма отрицают возможность самостоятельного развития и достижения того или иного уровня культуры отдельными народами, а отсюда следуют националистические и расистские выводы, приписывающие важнейшую историческую роль одним народам и отрицающие такую роль других народов. Английские диффузионисты исходили из убеждения, что отсталые народы вообще не способны к самостоятельному развитию, что дикари никогда ничего не изобрели и не открыли 66.

Выдающийся английский археолог Гордон Чайлд (1892—1957) пытался совместить диффузионистские взгляды с марксизмом. Он признавал основные положения марксистского учения о первобытном обществе и в то же время преувеличивал значение переселения народов и влияния одних культур на другие. В какой-то мере диффузионистом был и Монтелиус, еще больше Софус Мюллер, объяснявший все без исключения культурные явления в Европе заимствованиями с Юга или Востока. «Гипердиффузионистами» были Эллиот Смит (1871—1937) и У. Д. Перри (ум. в 1949 г. ), которые признавали только один мировой центр цивилизации — Египет, откуда она будто бы распространилась по всему земному шару 67. Эллиот Смит, например, считал, что пирамиды и мастабы древнего Египта послужили образцами для мегалитических построек во всем древнем мире и прежде всего в Европе. В работах диффузионистов древнейшая история Европы представлена не столько в виде ступеней культурной эволюции, сколько в виде областей диффузий и влияний.

Важным вопросом в методике интерпретации археологических данных является вопрос о влиянии географической среды на развитие общества. Выше уже было сказано об антропогеографической школе в этнографии и ее воздействии на археологию, способствовавшем проникновению в археологию географического детерминизма. Но если не следует преувеличивать значения географического фактора в истории, то все же чрезвычайно важно представить себе развитие древних обществ в той природной среде, которая их окружала.

Еще в 80-х годах XIX в. появились работы, авторы которых предлагали изучать древности и древнейшие события на основе «доисторического ландшафта». Не менее важно сопоставление археологических карт, на которых фиксируются те или иные памятники или другие факты, вы-

стр.45

являемые по археологическим данным, с картами, характеризующими природную среду.

Вопрос о связи географических факторов с распространением доисторических поселений был поставлен в работах Роберта Градмана, высказавшего предположение о том, что такие поселения были распространены только на открытой местности степного характера (включая и лёссовые почвы), так как якобы первобытный человек неспособен был расчищать леса и потому остерегался их. Несмотря на спорность этого утверждения, сама идея сопоставить археологические карты с почвенными и другими географическими была плодотворна. О. Г. С. Кроуфорд попытался (в 1912 г. ) представить распространение в Англии бронзовых топоров, кубков и золотых лунниц в зависимости от географии страны. При этом он не накладывал археологические материалы на современные карты, а стремился реконструировать исторический ландшафт, представить себе, каким он был тысячи лет назад. В 1921 г. Кроуфорд издал книгу «Человек и его прошлое», в которой суммировал возможности и технику географического метода в первобытной и древней истории.

Другой английский ученый, К. Фокс, применил идеи Кроуфорда при изучении узкого района вокруг Кембриджа и достиг блестящих результатов, наложив карту с археологическими находками на карты современной топографии и восстановленной древней растительности.

Фокс показал, что археологические объекты связаны с древним, а не с современным ландшафтом. Первичная область расселения в неолите и бронзовом веке была связана с легкими песчаными и лёссовыми почвами; с появлением железных орудий и тяжелого плуга осваиваются жирные глинистые почвы. Важнейшей работой Фокса была впервые изданная в 1932 г. и с тех пор неоднократно переиздававшаяся «The Personality of Britain», в которой он еще более ярко показал, что сопоставление археологических карт с картами реконструированного древнего ландшафта представляет собой не только метод иллюстрации, но и орудие научного исследования. Хотя в книге Фокса господствует концепция географического детерминизма с его фатализмом — предопределенностью общественной жизни географическими условиями, все же нельзя не признать большого значения этого исследования в распространении географического метода в археологии.

В настоящее время изучение прошлого человека в связи с его природным окружением стало неотъемлемой частью археологических исследований. Вопрос заключается лишь в том, какое место отводится природному окружению при выяснении причин и следствий в развитии человеческого общества. Ученые, принадлежащие к школе так называемой новой археологии (о ней см. ниже), несколько преувеличивают значение экологического фактора, в ряде случаев связывают инновации в том или ином обществе попросту с наличием природных источников (прежде всего сырьевых ресурсов), отодвигая на задний план социальные факторы, и т. п. Вместе с тем в среде этих ученых появились блестящие исследования, как, например, книга К. Бутцера «Природное окружение и археология» 68. Автор, правда, не археолог, а геоморфолог, но он показал, что современные геологические, ботанические, зоологические и другие естественнонаучные знания позволяют представить себе обстановку, окружавшую первобытного человека, более точно, чем прежде, и избежать некоторых заблуждений, присущих выводам ученых в прошлом.

Следует отметить, что связь археологии с естественными науками — не новость. С самого своего появления первобытная археология была теснейшим образом связана с геологией и палеонтологией и даже зароди-

стр.46

лась в среде ученых-естественников. Не новостью являются и комплексные исследования: еще в созданной Наполеоном Бонапартом Commission des Monuments d'Egypte (1809—1828 гг. ) были объединены усилия археологов, ботаников, зоологов, геологов и других ученых. Изменилось только то, что новый уровень развития естественных наук открыл новые перспективы перед археологией. О некоторых других методах естественных наук, применяемых в археологии, речь пойдет дальше.

Сводные работы по археологии Европы и усовершенствование хронологических систем в XX в.

Первая половина XX в. ознаменовалась большим количеством сводных работ, суммирующих развитие археологии за предшествующий период. Кроме названной выше работы Дешелетта, наиболее значительной общей сводкой был «Reallexikon der Vorgeschichte», изданный в Берлине в 1924—1932 гг. в 15 томах под редакцией Макса Эберта. Серия обзоров развития первобытной археологии в разных странах (Англия, Венгрия, Румыния и др. ) была составлена по поручению Римско-Германской комиссии и опубликована в 30-х годах в ее докладах. Общие обзоры европейской археологии были даны в книгах Л.. Нидерле «Человечество в доисторические времена», К. Шухгардта «Древняя Европа», Г. Чайлда «У истоков европейской цивилизации» и Ч. Хокса «Доисторические основы Европы» 69.

Особенно большое значение имела книга Г. Чайлда «У истоков европейской цивилизации», которая представляла картину развития Европы от мезолита до бронзового века на основе данных сравнительной археологии в историческом аспекте. Археологические культуры рассматриваются в этой книге как эквиваленты человеческих обществ в их изменении и движении. В этой работе Чайлда в полной мере уже сказался важнейший метод современных археологических исследований (в разработке которого он сыграл немалую роль): метод сравнительного исследования различных культур и выявления всеобщей тенденции культурно-исторического развития.

Во многих странах появились выдающиеся обзоры и исследования по археологии данной страны. В Испании это книга П. Бош-Гимперы «Этнология Иберийского полуострова» 70; в Дании — И. Бронстеда «Доистория Дании» 71; в Англии — Г. Чайлда «Доисторические общины на Британских островах» 72; в Германии — серия книг «Handbuch der Urgeschichte Deutschlands», которая включила исследование Э. Шпрокгоффа «Северная мегалитическая культура» 73 и В. Буттлера «Дунайский и западный культурный круг неолита» 74 и др.

Для изучения праистории Румынии и карпато-дунайской области большое значение имели историко-археологические исследования В. Пырвана, в особенности его итоговые работы «Гетика» и «Дакия» 75.

Для польской археологии следует отметить значение работ И. Костшевского, в особенности его «Великопольша в доисторическое время», «От мезолита до великого переселения народов» и «Доистория Польши» 76.

Периодические и хронологические системы, созданные в XIX в., были дополнены и усовершенствованы в первой половине XX в.

Периодизацию каменного века, созданную Мортилье, дополнил и усовершенствовал один из крупнейших исследователей палеолита, французский археолог А. Брейль (1877—1961). Он ввел еще один период — ориньякский, который поместил между мустьерским и солютрейским. Собствен-

стр.47

но, ориньяк был описан еще Ларте и фигурировал в одной из периодизаций Мортилье, но при составлении окончательной схемы был им опущен. Между тем инвентарь таких пещер, как Ориньяк в департаменте Верхней Гаронны, Ла-Ферраси в Дордони, Абри-Оди там же, Ле-Буфия в Коррезе и других, не укладывался в рамки периодизации Мортилье. Этот материал был изучен Е. Картальяком и А. Брейлем и последний ввел его в хронологическую систему Мортилье, выделив ориньякский период. В первые десятилетия XX в. эта «классическая система» была уточнена (в первую очередь благодаря работам Г. Обермайера), и каждый из периодов был поделен по крайней мере на три подпериода. Что касается верхнего палеолита, то здесь коренных изменений схемы не произошло 77. В периодизацию же нижнего палеолита, благодаря работам Брейля, были введены еще два периода: клектонский (между шеллем и ашелем) и леваллуаский (между ашелем и мустье).

Мортилье до самой смерти оставался последовательным эволюционистом и был убежден, что его схема универсальна и что человечество проходило через одинаковые ступени развития. Однако уже в работах Г. Обермайера (1908 г. ) и А. Брейля (1912 г. ) 78 содержатся попытки классифицировать палеолитические орудия не только по стадиям развития, но и по отдельным территориям, и связать эти признаки с различными человеческими обществами, создавшими орудия. Дальнейшее развитие археологии показало, что система Мортилье — Брейля полностью применима только к тем памятникам Западной Европы, на основе которых она была создана. Для других областей Европы были введены новые обозначения культурных комплексов: селет, граветт и др. Понятие об археологической культуре как комплексе памятников, отражающем местное развитие, было перенесено и на эпоху палеолита.

В 30-е годы А. Руст раскопал поселения Мейендорф (1931—1934 гг. ) и Штельмоор (1935—1936 гг. ) близ Гамбурга. В 1928 г. Швантес описал находки в Аренсбурге и в 1932 г. назвал их «гамбургской культурой». Сейчас памятники конца палеолита в Северо-Западной Европе представлены культурами гамбургской, федермессер и аренсбургской, а в Восточной Европе — свидерской.

Эпоха мезолита также представлена теперь не только азильской и тарденуазской, а множеством других культур. Сам термин «мезолит», введенный, как выше сказано, в конце XIX в., ныне принят большинством ученых, но все же наряду с ним существуют и другие термины. Так, Обермайер предложил отличать эпипалеолит, к которому он относил азиль и тарденуаз, от протонеолита, в который включал кампиньи, кöккенмеддинги и астурийскую культуру. О. Менгин предложил объединить верхнепалеолитическую и мезолитическую индустрии и назвал их вместе миолитом.

Для точного определения мезолита большое значение имели работы Р. А. С. Макалистера 79 и Грэхема Кларка 80.

В XX в. значительно расширились представления о неолите, до этого ограничивавшиеся по существу швейцарскими свайными поселениями и мегалитическими памятниками Северной Европы. Подлинное представление о неолитических и энеолитических культурах началось с раскопок в Юго-Восточной Европе. Еще в 1889 г. в Румынии было раскопано неолитическое поселение Кукутени (близ Ясс).

В 1901 г. Цунтас раскопал многослойный телль в Сескло, а в 1903 г. — Димини 81. За этим последовали сходные открытия памятников с расписной керамикой в Румынии и на Украине (трипольская культура). Одновременно с исследованием памятников с расписной керамикой начались

стр.48

раскопки поселений дунайской неолитической культуры, распространенных от Юго-Восточной Европы до Рейна. В 1902 г. Васич начал раскопки поселения Яблоница в долине Моравы, а вскоре затем — Винчи близ Белграда.

Итоги этих и других исследований были подведены Г. Чайлдом в его книгах «Дунай в доистории» и «У истоков европейской цивилизации» 82.

Неолитические памятники западной, приатлантической части Европы изучались главным образом по коллективным погребениям, стратигоафический анализ которых проделали Лайснеры в Испании, Вуга в Швейцарии, Ле Рузик в Британии, Ван Гиффен в Голландии, Пуассон во Франции. Появились очерки керамических комплексов, и их анализ привел к открытию отдельных культур, так что в пределах неолитической эпохи стало известно множество одновременно существовавших культурных явлений. Открытие и изучение поселений в значительной мере изменило картину северного неолита, очерченную Монтелиусом.

Огромное количество памятников бронзового и раннего железного веков, открытых в Европе, потребовало их классификации и хронологизации Большая заслуга в этом принадлежит баварскому археологу П. Райнеке (1872—1958), создавшему хронологическую систему, основанную не столько на типологии, сколько на изучении комплексов

В работах 1902—1924 гг. Райнеке разделил бронзовый и железный века Южной Германии на восемь периодов. Его стадии бронзового века А—D соответствуют раннему бронзовому веку севера (периоды Монтелиуса I—III), a его стадии гальштата А—D параллельны позднему бронзовому веку севера (периоды Монтелиуса IV—VI). Райнеке не написал больших книг, не изложил подробно принципы своих исследований, и сведения о них разбросаны в мелких статьях и публикациях 83. Несмотря на это, его система завоевала признание во всей Средней Европе. Исследования Райнеке показали, что развитие в Северной и Средней Европе имело разные ритмы и что даже сходные периоды протекали неодновременно. В XX в. вообще стала ясна непригодность универсальных схем периодизации. Стали различать уральскую, дунайскую, средиземноморскую провинции бронзового века, а потом детальное изучение материалов привело к признанию множества одновременно существовавших культур. Эти культуры были первоначально выделены Дешелеттом во Франции, Бемом, Райнеке, Швантесом и Шпрокгоффом в Германии, Фоксом в Британии, Брогольмом и Форссандером в Скандинавии.

Итоговой работой, в которой уже учитывались не только хронологические периоды, но и различные культуры и группы памятников, была книга ученика Монтелиуса Нильса Оберга «Хронология бронзового и раннего железного веков» 84. Одной из наиболее значительных работ по хронологии энеолита и раннего бронзового века Европы является изданная в 1949 г. книга Владимира Милойчича «Хронология неолита Средней и Юго-Восточной Европы» 85.

Усовершенствовались и методы разведки, поисков археологических памятников. Большое значение имеет применение аэрофотосъемки для целей археологии и исторической географии, начало которого относится к последним годам первой мировой войны, когда на территории Малой Азии функционировали специальные службы аэрофоторазведки.

В последние годы в археологии для целей разведки применяются некоторые приемы геофизики, в частности определение местонахождения древних объектов по электропроводимости различных слоев земли. Для определения границ древних поселений имеют значение химические анализы почвы и т. д.

стр.49

* * *

После этого краткого очерка истории развития археологических исследований мы перейдем к историографии некоторых проблем европейской археологии, связанных с важнейшими народами, известными из письменных источников, но для изучения которых огромное значение имеют данные археологии. Это славяне, кельты и германцы.

Однако прежде следует остановиться на попытках археологически решить вопрос о появлении в Европе индоевропейцев.

Индоевропейская проблема

Сравнительное языкознание как средство изучения древнейшего прошлого человечества впервые предстало таковым в президентской речи, адресованной Вильямом Джонсом в 1788 г. Бенгальскому азиатскому обществу. Он обращал внимание на сходство между санскритом, греческим, латинским, кельтским и германскими языками и утверждал, что это сходство объясняется тем, что все они восходят к общему материнскому языку. В 1816 г. Ф. Бопп поддержал идею об общем происхождении этой группы языков. В 1823 г. И. Клапрот впервые применил термин «индогерманские языки». А в 1833—1835 гг. Ф. Бопп в своей «Сравнительной грамматике» использовал этот термин для характеристики группы языков, на одном полюсе которых находится санскрит, а на другом — германские языки. Макс Мюллер предложил вместо термина «индогерманские» обозначать эту группу языков названием «арийские». Очень скоро эти термины из лингвистики проникли в область первобытной истории, и к концу века были типичны рассуждения об истории Европы как о перемещении арийцев, финно-угров и т. п. Естественно возник вопрос о прародине и путях расселения индоевропейцев, привлекший к себе такое внимание ученых, что в настоящее время литература по этому вопросу почти необозрима. Решающее слово в этом вопросе принадлежит не археологам, а лингвистам. В течение долгого времени лингвисты основывались в своих выводах на теории «праязыка», на том, что все языки, входящие в семью индоевропейских, восходят к единому корню. Существование «праязыка» предполагает существование «пранарода». Языковеды пытались определить ареал и время индоевропейского языкового единства 86.

Попытки обрисовать раннеиндоевропейскую культуру и датировать ее, исходя из словарного состава языка, в последнее время подверглись серьезной критике. Когда речь идет о терминах собака, овца, корова, лошадь, коза, свинья, то остается неясным, были ли эти животные одомашнены. Многие западноиндоевропейские термины, связанные с земледелием, соответствуют индоиранским, но остается неясным, не относится ли их возникновение к эпохе собирательства. Языковеды пришли к выводу, что индоевропейского праязыка не существовало, а была группа близких, связанных между собой диалектов, давших начало первичным индоевропейским языкам: греческому, латинскому, санскриту, кельтским 87.

Археологи попытались согласовать свои выводы с языковедческими, обрисовать территорию и определить время возникновения индоевропейского единства. Наиболее важными за последние полвека в этой области были работы Г. Чайлда 88, П. Бош-Гимперы 89, Г. Девото 90. Взгляды различных ученых очень расходятся, и никакой общей платформы пока у археологов (как, впрочем, и у лингвистов) не существует 91. Первая проблема, которую следует решить, это время возникновения предполагаемого

стр.50

языкового единства. Языковые данные и некоторые другие указания как будто бы свидетельствуют, что индоевропейская языковая семья возникла не позже конца неолита. Твердо можно лишь утверждать, что хетты, появившиеся в Анатолии около 2000 г. до н. э., были уже индоевропейцами.

Вторая проблема — установить географический ареал, где были сходные названия природных явлений, фауны и флоры. Одной из вероятных таких областей могла быть территория, простирающаяся на запад от Урала, севернее Черного моря и от Карпат до Кавказа. Другие исследователи расширяют эту область, включая в нее, кроме степей Причерноморья, также степи Прикаспия и некоторые районы Средней Азии. Все это очень спорно, и пока имеется твердо только негативное решение: почти не имеет приверженцев теория североевропейского происхождения индоевропейцев.

Остается неясным и вопрос о том, как археологически отразилось появление индоевропейцев в Европе. В дальнейшем в нескольких случаях я упоминаю в книге о возможности связать появление индоевропейцев с определенными археологическими культурами, однако с самого начала предупреждаю читателя, что при нынешнем состоянии науки вряд ли можно решить этот сложнейший вопрос древней истории Европы, и потому я уделяю ему минимум внимания. Упомянутые книги Бош-Гимперы и Девото содержат подробную библиографию вопроса, к ним следует присоединить еще ряд книг и статей, по которым читатель мог бы ознакомиться с состоянием проблемы в ее археологическом и лингвистическом аспектах 92.

Когда стала ясна ошибочность термина «индогерманские языки», когда оказалось, что древние германцы не представляли собой единый большой европейский народ и германские языки не являются основными в индоевропейской семье, немецкие ученые (в частности, Коссинна) все же удержали термин «индогерманцы» 93. При этом некоторые ученые пытались установить якобы существующие связи между языком и расой и приписывали народам, разговаривающим на индоевропейских языках, особые биологические свойства, выдвигающие их на авансцену мировой истории. Нередко проблемы этнической и культурной истории Европы сводили к «индоевропеизации» (или в немецкой литературе «индогерманизации»). К сожалению, эти идеи очень живучи, и до сих пор периодически в литературе проскальзывает утверждение о превосходстве «чистой» индогерманской культуры над неиндоевропейскими культурами 94.

Изучение вопроса о происхождении и ранней истории германцев

Националистические и расистские взгляды наложили отпечаток и на изучение истории германцев. К сожалению, даже весьма серьезные ученые, подталкиваемые националистическим темпераментом, допускали тенденциозные выводы. Однако было бы преувеличением считать вследствие этого ошибочной всю историографию древних германцев. Много полезного было сделано в том числе и археологами.

Как обозначение самостоятельного этноса германцы появляются только в римской терминологии, и все знания о них корнем своим уходят в сведения Цезаря, впервые познакомившего римлян с этнографией областей к северу и северо-западу от Альп. Следуя древнему обычаю, Цезарь проводит границы между племенами и народами по течению рек. Западнее Рейна, по Цезарю, находится Галлия, которая делится на три части, на-

стр.51

селенные одна — белгами, другая — аквитанами и третья — галлами (кельтами). Восточнее Рейна, по его мнению, жили германцы. Другие античные авторы лишь дополнили сведения Цезаря, но в то же время стерли некоторые черты и сделали картину этнических отношений на севере Европы еще более бледной и невразумительной.

В эпоху Возрождения возникает наука о германцах (Germanenkunde) с элементами национализма с первых ее шагов. Стремление немецких гуманистов доказать, что их предки были не дикими охотниками, а народом воинов, художников и философов, что они во всех отношениях были не хуже греков и римлян, приводило к невероятным измышлениям. Так, в предисловии к изданной в 1538 г. «Germaniae Chronicon» Себастьян Франк ставит задачей своей книги показать, что германцы были не менее значительным в культурном отношении народом, чем греки и латиняне. Близкие к этому утверждения содержатся в книге Иоганнеса Турмаира (прозванного Aventinus) «Bаurischen Chronik», в сочинениях Конрада Пертингера, Конрада Цельтиса и многих других немецких писателей эпохи Возрождения. Даже Лютер не был свободен от подобных взглядов. Он говорил, что слава о высокой культуре греков, римлян и евреев потому так широка во всем мире, что у них были хорошие историки, прославившие их, а у германцев таких историков не было.

Националистические чувства в ту эпоху были так сильны, что самые ученые головы приняли за чистую монету появившуюся в 1498 г. грубую фальшивку «Fragmenten des Chaldäers Berosus», изданную итальянским доминиканцем Анниусом из Витербо. Эта комбинация из искаженного текста Тацита с цитатами из Библии содержала утверждение, что родоначальником германцев был библейский Ной и что его внуки основали школы и города на Рейне тогда, когда еще мир не знал ни о каких греках, а тем более римлянах.

Наряду с «Псевдо-Берозусом» была распространена еще другая фальшивка: сочинение о происхождении франков аббата Иоганнеса Тритемиуса «Hunibald», в котором говорится о происхождении франков от троянцев и основании ими западноевропейской державы в V в. до н. э.

Несмотря на такие фальшивки, именно в то время были заложены основы германистики, прежде всего благодаря открытию многочисленных греческих и латинских текстов о ранней истории германцев, в том числе вновь найденного в 1455 г. Тацита. К XV—XVI вв. относятся первые робкие попытки вести раскопки. Элементы критики источников содержит изданный в 1531 г. труд соратника Эразма Роттердамского, эльзасского ученого Беатуса Ренануса «Drei Büchern germanischer Geschichte», оказавший большое влияние на последующие поколения ученых 95.

Ученые XVIII в. не выходили за пределы толкования античных источников, но уже почти не удостаивали внимания фальсификации типа «Псевдо-Берозуса». Однако в это время не только умножились случайные находки древних вещей, но и начались раскопки могильников. Собирают коллекции «древностей» и музеи, и частные лица. Появляются каталоги собраний. Наконец, и это чрезвычайно важно, зарождается мысль о том, что «древности» могут служить историческим документом. Одна из работ, в которой наряду с наивным истолкованием материала и ошибочным представлением о хронологии содержится попытка представить «древности» как документы, иллюстрирующие историю, принадлежит А. А. Роде 96.

Историки XIX в. не очень интересовались германцами, как и кельтами или славянами, полагая, что мировая история прошла мимо варваров. Лишь во второй половине XIX в. возникает интерес к их исто-

стр.52

рии. Но и тогда ими занялись не историки, а языковеды-германисты. Лишь один замечательный труд относится к первой половине XIX в. — это исследование К. Цейса, в котором рассмотрены древности славян, германцев и кельтов 97. Во второй половине века появился классический (хотя и незаконченный) труд Карла Мюлленгоффа, послуживший началом серии исследований по истории ранних германцев. Труд Мюлленгоффа, как и Цейса, основан еще на наивной вере в абсолютную истину письменных источников и почти не содержит их критики. Хотя в конце XIX в. возникла история ранних германцев, основанная на уже критически очищенных источниках, наука была еще бессильна в решении этнических проблем 98.

Толчок был дан Г. Коссинной, который пришел к заключению, что решить проблему нельзя на основе только филологических источников, что необходимо привлечь археологию и антропологию.

В это время научная деятельность в области археологии в Германии уже широко развернулась.

Видную роль в организации немецкой археологической науки в конце XIX в. играл Альберт Фосс (1837—1906) — директор доисторического отдела Этнографического музея в Берлине, позже выросшего в Государственный музей праистории (Staatlichen Museum für Vor- und Frühgeschichte), огромные собрания которого давали представление об археологии всей Европы.

Но не только в берлинском, а и в провинциальных музеях были собраны интересные коллекции, велось изучение местных археологических памятников, ставились вопросы об изучении праистории данной провинции. По всей Германии возникали исторические общества, включавшие в круг своих интересов и археологию. В Пруссии в 1891 г. была учреждена должность хранителей древностей (Provinzial-Konservator), работа которых привела к развитию исследований по средневековой археологии. На деньги Саксонии и по поручению ее Исторической комиссии в 70-х годах вел успешные раскопки Ф. Клопфлейш. Среди других открытий следует отметить его раскопки княжеского кургана у Лейбингена (1877 г. ) Появились журналы регионального характера, такие, как, например, издававшийся с 1893 г. «Fundberichte aus Schwaben» или с 1894 г. «Mitteilungen aus dem Provinzial-Museum der Provinz Sachsen».

В 1908 г. Коссинна основал Германское общество праистории (Deutsche Gesellschaft für Vorgeschichte). В составе общества наряду с немногочисленными специалистами было множество дилетантов, благодаря поддержке которых Коссинна смог издавать (с 1909 г. ) журнал «Mannus» и серию книг «Mannusbibliothek».

Одновременно начал выходить другой археологический журнал — «Prähistorische Zeitschrift», который издавали Берлинское антропологическое общество и Берлинский музей и во главе которого стоял Карл Шухгардт — один из выдающихся германских археологов.

Шухгардт интересовался отечественными древностями, составил «Атлас доисторических укреплений в Нижней Саксонии», основал Северозападногерманский союз археологических исследований (Nordwestdeutschen Verbundes für Altertumsforschung), был одним из основателей Римско-Германской комиссии 99.

В 1908 г. Шухгардт предпринял большие раскопки укрепления лужицкой культуры, вновь заселенного в позднейшее время, — Ромершанце у Потсдама 100. Эти раскопки имели важное значение для германской археологии, в частности, потому, что была разработана методика прослеживания ям от столбов и на этой основе столбовых жилищ. Вскоре после

стр.53

этих раскопок археолог А. Кикебуш тем же методом исследовал целую деревню бронзового века Бух близ Берлина. Позже Шухгардт раскопал еще ряд лужицких городищ, а его последователь В. Унферцагт предпринял планомерную съемку восточногерманских городищ и укреплений, что позволило сделать выводы о распространении лужицкой и позднейших славянских культур. Это вводило в археологию новые важнейшие данные — поселения, жилища, укрепления, наряду с вещами и могилами, игравшими первенствующую роль раньше.

В журнале «Germania», органе Римско-Германской комиссии, издававшемся с 1916 г., доистория заняла много места наряду с провинциально-римской археологией. Руководимое Шухгардтом отделение доистории Берлинского этнографического музея было превращено его преемником В. Унферцагтом в самостоятельный «Museum für Vor- und Frühgeschichte».

Крупнейшим представителем руководимой Шухгардтом группы при журнале «Prähistorische Zeitschrift» был Макс Эберт — организатор и руководитель выдающегося научного предприятия по составлению 15-томного «Reallexikon der Vorgeschichte» (1924—1929 гг. ).

К 1924 г. относится попытка представить германскую доисторию в виде самостоятельной исторической дисциплины, предпринятая Э. Вале в изданной им книге «Доистория немецкого народа» 101.

Основной труд Коссинны, явившийся, как он писал, плодом сорокалетней работы, это изданная в 1926 г. книга «Происхождение и распространение германцев в доисторическое и раннеисторическое время» 102. Я не буду останавливаться на расистских рассуждениях и выпадах против других наций (в частности, славян), разбросанных в различных частях книги, а рассмотрю лишь культурно-историческую часть.

Коссинна начинает с исторического времени, с момента, когда германцы впервые выступают в письменных источниках, и предполагает, что все названные Тацитом германские племена можно идентифицировать с известными археологическими культурами. Далее он пытается ретроспективным путем через латенское время проследить германцев по отдельным культурам до неолита. Ему казалось, что это удалось сделать до второго периода бронзового века. Но дальше «метод» подвел: при переходе ко второму периоду, как писал сам Коссинна, «погасла ясная картина германских границ». Он прибегает к помощи языкознания и расоведения, а затем вновь возвращается к археологии. В раннем неолите праиндогерманцы изобретают гончарство, вскоре затем земледелие и скотоводство. Последующие судьбы «северной культурной ветви» представлены 14-ю колониальными походами мегалитических индогерманцев с севера через всю Среднюю Европу и частично до Черного моря. Каждый из этих походов прослеживается преимущественно по распространению керамики определенной формы и орнамента. Так, первый «Indogermanenzug» из Дании и Шлезвиг-Гольштейна в Западный Ганновер, Ольденбург и Северную Вестфалию прослеживается по распространению воронкообразных сосудов и сосудов с горлышком; 7-й, 13-й и 14-й походы связаны с распространением шнуровой керамики и т. д.

В отношении научной методики книга Коссинны построена неверно. Нет никакой возможности проследить непрерывное автохтонное развитие в Северной Европе от мезолита до введения христианства.

Таким образом, отпадает утверждение, что культура германцев позднелатенского времени, описанная Цезарем, может быть возведена к бронзовому веку или неолиту северных областей.

Влияние школы Коссинны сказалось на всей германской доистории, даже наиболее добросовестные ученые работали под знаком политических

стр.54

лозунгов. Наиболее интенсивно велось исследование территорий, принадлежность которых Германии могла быть оспариваема другими государствами.

Так, на территории Силезии или на Рейне организовывались массовые раскопки, музеи, устраивались съезды и совещания, выпускались книги и брошюры, такие, как журналы «Altschlesien», «Altschlesische Blätter», серия «Aus Oberschlesischen Urzeit», «Ostland Schriften» и т. д. Очень откровенно говорил о чисто политических целях изучения доистории ученик Коссинны Б. Рихтгофен, начавший со споров с польскими учеными о германской принадлежности культуры лицевых урн 103, а закончивший грабежом культурных ценностей на Востоке в качестве высокого гитлеровского чиновника.

В довоенной археологии Германии больше, чем в любой другой стране, отразилось стремление использовать древность для политических целей: требовались не только обоснование территориальных претензий на чужие земли, но и идеализация первобытной истории Германии как образца, которому следует подражать. Я не говорю уже о периоде гитлеризма, когда государство признало немецкую праисторию важнейшей областью нацистской пропаганды 104.

До второй мировой войны в германской историографии считалось археологически доказанным возникновение культурного единства германцев еще в бронзовом веке. В конце неолита и в начале эпохи бронзы (т. е. около 1800 г. до н. э. ) две северные археологические культуры — мегалитических гробниц и шнуровой керамики (боевых топоров) — смешались, и на этой основе позже возникла единая культура, которая в эпоху бронзы уже представляла германцев 105.

В послевоенные годы наметилась другая тенденция. Археологи теперь не торопятся идентифицировать большую и своеобразную культурную область эпохи бронзы в Южной Швеции и Ютландии с германцами, так как не могут ее непосредственно связать с позднейшими определенно германскими культурными группами римского времени на берегу Северного моря, на Эльбе, Везере и Рейне.

Большое значение для решения вопроса о происхождении германцев имеют работы, касающиеся эпохи от конца бронзового века до римского завоевания.

Классификацию и датировку древностей этого времени для Северо-Западной Германии дал в 1926 г. Густав Швантес, директор музея и профессор пра- и протоистории университета в Киле.

С 30-х годов началось изучение германских жилищ и поселений, в особенности так называемых Wurten — небольших жилых холмов на берегу Северного моря. Образцовые раскопки такого поселения Эзинге в Голландии были произведены в 1931—1934 гг. А. Е. ван Гиффеном. В Германии было раскопано в те же годы поселение Ходорф в Гольштейне. Большая кампания по раскопкам Wurten началась в 1954 г. и до сих пор не завершена. Раскапывается Федерзен Вирде — жилой холм близ Мульсума между Бремерхафеном и Куксхафеном, который журналисты прозвали «Троей Севера». Ведутся раскопки других поселений и исследование болот. Более тысячи древних вещей найдено при исследовании в 1950—1957 гг. болот в районе Иллерупа юго-западнее Орхуса. В болотах Дании, Голландии и Северной Германии с XVII в. найдено около 500 трупов людей, живших в бронзовом веке и позже. По ним можно получить представление о внешнем виде германцев и их одежде 106.

С 1930 г. датский ученый Гудмунд Хатт начал изучать отдельные участки северогерманских полей, очевидно отражающие формы землеполь-

стр.55

зования в последние века до нашей эры, когда происходил распад больших семей на индивидуальные семьи.

Вопросам взаимоотношения германцев и кельтов посвящен целый ряд исследований немецких и французских археологов, обзор которых дан Ж. де Вриесом 107.

Для исследований последнего двадцатилетия характерно стремление лингвистов критически пересмотреть не только свои материалы, но и археологические данные.

Если прежде лингвисты цеплялись за любые сообщения археологов, подтверждающие их концепцию, то теперь они стремятся сопоставить различные противоречивые сведения и критически оценить их. Интересны работы Ф. Маурера и Э. Шварца о северных германцах и готах 108.

В годы после второй мировой войны и в особенности в последнее десятилетие ученые ГДР и ФРГ приложили много усилий к тому, чтобы пересмотреть ошибочные взгляды на историю древних германцев, очистить их от ненаучных утверждений. Большое значение при этом имеет совершенствование методики картографирования и изучение археологических материалов с помощью карт. Издававшийся в Гамбурге журнал «Аrchaeologia Geographica» и теоретические работы Эггерса, Хахманна, Яна, Вале и других ученых содействовали созданию ряда карт и основанных на них исследований, в которых критически рассматривались некоторые проблемы ранней истории германцев 109.

Изучение истории кельтов

Изучение кельтов, как и германцев, началось прежде всего в области не археологии, а лингвистики и смежных с ней отраслей науки.

Если не считать отдельных замечаний о кельтах, разбросанных в сочинениях эрудитов эпохи Ренессанса, то подлинный интерес к их истории связан с романтическим движением в Европе, когда о кельтах стали писать много и с сильными преувеличениями.

Еще в конце XVII в. в Англии возникла мысль, что такие мегалитические сооружения, как Стонхендж, были возведены кельтами. Но эта идея при состоянии науки того времени была еще вполне приемлема. Вслед за тем распространилось множество фантастических вымыслов, касающихся кельтов и их древностей. Под влиянием романтизма преувеличивался уровень развития, масштабы расселения кельтов, утверждалось, что кельты — самый древний народ на Земле 110.

Зародившиеся в Англии идеи панкельтизма нашли в XVIII в. широкий отклик во Франции, где с помощью наивной этимологии и характерного для той эпохи ненаучного сравнительного метода доказывали всякие надуманные идеи, в том числе и то, что все европейские народы происходят от кельтов 111.

Хотя в середине XIX в. уже наметился научный подход к изучению кельтов (прежде всего в области лингвистики в связи с изданием в 1853 г. К. Цейсом «Grammatica Celtica»), все же историки оставались в плену романтических идей. Ко времени романтиков восходит ошибочная идея, что патриотическим долгом историка является удревнение всех событий отечественной истории и идеализация прошлого. Французские ученые Гизо и Тьерри продолжали строить теории с сильной националистической окраской, искажая известные уже в их время данные археологии и языкознания. Для них важно было показать древность и высокий уро-

стр.56

вень кельтской цивилизации, так как они считали, что кельты, превратившиеся затем в галло-римлян, заложили основы французской культуры.

Представления о высоком уровне развития кельтов подкреплялись литературными фальсификациями, такими, как произведения шотландского поэта Д. Макферсона, которые он выдавал за сочинения кельтского барда Оссиана, жившего в III в. Считались подлинными бретонские народные песни, повествующие о сопротивлении друидов христианству и борьбе с франками. На самом деле это были произведения Эрсарта де ла Вилле-марке, изданные в 1839 г. До нашего времени удержались отголоски пустого этимологизирования и попытки без разбора приписывать кельтам разнообразные археологические находки.

В XIX в. в связи с крупными археологическими открытиями в Европе в музеях начали концентрироваться кельтские древности. Большое значение для собирания кельтских древностей имело возникновение Римско-Германского центрального музея в Майнце, французского Музея национальных древностей в Сен-Жермен-ан-Ле и швейцарского Государственного музея в Цюрихе.

О раскопках кельтских оппидумов, начавшихся во Франции в 1861 г., уже сказано выше.

Интерес Наполеона III к походам Цезаря в Галлию содействовал развитию кельтской археологии. Кроме предпринятых раскопок Бибракте и Алезии, имели значение создание в 1858 г. Комиссии по топографии Галлии и внимание к кельтским древностям в работах Академии надписей.

Большой интерес к доисторическим кельтам вызвал труд А. Бертранда «Кельтская и галльская археология. Исследования и документы, относящиеся к начальному времени нашей национальной истории» 112.

В XIX в. национализм очень сильно повлиял на исследование вопросов истории кельтов, в особенности их взаимоотношений с германцами. Так, Карл Мюлленгофф в упомянутом выше сочинении рассматривал походы кимвров и тевтонов как великолепные победы германского оружия, которыми могут гордиться современные немцы. На тех же материалах прямо противоположное пытался доказать француз Арбуа де Жюбенвиль, утверждавший, что германцы в кельтском мире играли роль полурабов 113. Оба забывали, что речь идет о кельтах и германцах, а не о французах и немцах, и потому не могли удержаться в научных границах 114. Отголоски панкельтизма наблюдаются и в XX в.

По-настоящему научный подход к истории кельтов начинается с тех пор, как к сведениям античных авторов и исследованиям языковедов прибавились данные археологии, в особенности когда с кельтами была идентифицирована латенская культура.

Выше уже было сказано об открытии латена и о периодизации О. Тишлера и П. Райнеке. Дальнейшие исследования шли по линии углубленного изучения комплексов находок. Такую работу для Швейцарии проделали И. Видмер-Штерн (1908 г. ) и Д. Виоллье (1911, 1912, 1916 гг. ), для Франции — Ж.. Дешелетт, для Рейнской области — К. Шумахер.

Классификацию латенских древностей для Австрии создал Р. Питтиони 115. Он же разделил область латенской культуры на шесть групп 116.

Кельтские древности в разных местах Европы изучены: М. Яном для Силезии 117, И. Хуняди для Карпатской котловины 118, К. Биттлем для Вюртемберга 119, Р. Гисслером и Г. Крафтом для Верхнего Рейна 120 и др. Вопросы периодизации и хронологии кельтских древностей затронуты в крупных обобщающих работах А. Гренье 121, Г. Гюберта 122, Т. Г. Е. Пауэлла 123 и других.

стр.57

На большом количестве обработанного материала и на широком общеевропейском фоне построено исследование Я. Филипа «Кельты в Средней Европе» 124. Его же популярный очерк «Кельтская цивилизация и ее наследие» 125 дает рельефную картину одной из важнейших европейских культур.

Некоторые вопросы историографии древних славян

Проблема происхождения и прародины славян была поднята еще в трудах славянских летописцев (Нестора на Руси, Кадлубека и других в Польше, Далимила и других — в Чехии). Они искали предков славян среди народов, которые, согласно библейской традиции, разошлись из-под Вавилонской башни, и сопоставляли их чаще всего с иллирийцами, якобы пришедшими в Европу через Балканы. Потом распространилась теория, заимствованная преимущественно у немецких средневековых ученых, которые доказывали азиатское происхождение славян и связывали их со скифами, сарматами, аланами и другими степными кочевниками 126.

Однако начало научной славистики относится только к XVIII в., когда в музеях и кунсткамерах наряду с античными вещами стали собираться и отечественные и когда ранней историей славян заинтересовались такие ученые, как, например, Ломоносов и Татищев в России, Коллонтай и Сташич — в Польше.

У истоков славистики должно быть поставлено имя Яна Потоцкого (1761—1815). В своих многотомных исследованиях ранней истории славян он использовал топографические данные и исторические сведения, содержащиеся в трудах греческих, римских и византийских писателей.

Создателем научной славистики считается чешский ученый Йозеф Добровский (1753—1829), автор многочисленных трудов об этнографии, культуре и языке древних славян. В основе исследований Добровского лежал сравнительно-исторический метод, В отдельных трудах он касался и археологических находок, например «О погребальных обрядах древних славян вообще и богемцев в частности» 127.

Следует отметить заслуги 3. Доленги-Ходаковского (1784—1825). Он собрал фольклорный материал, сведения по географии и мифологии славян, обследовал городища и составил программу систематических топографических исследований славянских земель. Интересные идеи содержались в труде В. Суровецкого «Исследование начала славянских народов», основанном на языковых и исторических данных 128.

В 1837 г. вышел в свет выдающийся труд П. Шафарика «Славянские древности» 129. Шафарик был преимущественно историком и хотя и привлекал лингвистические и археологические данные, но состояние археологии в славянских странах в его время еще не позволяло использовать ее материалы как полноценный источник. Шафарик пришел к выводу, что славяне являются потомками древних народов Европы и что с середины I тысячелетия н. э. они жили на тех же территориях, где живут и поныне.

Вторая половина XIX в. отмечена важными исследованиями в области славянской мифологии и крупными археологическими открытиями славянских памятников в России и на Западе (здесь главным образом немецкими учеными). Важнейшей задачей было установить, какие археологические критерии позволяют отличить славянские группы памятников и культуры от неславянских. Для тех же целей стали привлекать и данные антропологии 130.

стр.58

Огромное значение для изучения истории и материальной культуры древних славян имел монументальный труд Любора Нидерле (1865—1944) «Славянские древности», историческая часть которого была написана в 1902—1924 гг., а историко-культурная — в 1911—1925 гг. 131 В целом труд состоит из 11 томов объемом около 4000 страниц. Извлечением из этого труда была книга Л. Нидерле «Руководство по славянским древностям» (два тома), изданная на французском языке в 1923—1926 гг. 132 До сих пор не потеряла своего значения книга Л. Нидерле «Руководство по славянской археологии» 133.

Труды Л. Нидерле представляют целую эпоху в изучении славян, их значение для своего времени и влияние на науку поныне неисчерпаемо велики 134.

Современником Нидерле был один из создателей чешской археологии Й. Пич 135. Для изучения славян большое значение имеют работы крупнейшего польского археолога И. Костшевского (1885—1970) Круг его интересов очень широк. Им написаны очерки археологии Польши, охватывающие все исторические эпохи. Особое внимание И. Костшевский уделил доказательству славянского характера лужицкой культуры 136. На археологическом материале основаны изданные в недавнее время книги, дающие картину жизни всего славянства, В. Гензеля 137, И. Корошцова 138, Я. Эйснера 139.

Наряду с этими трудами, касающимися славянства в целом, был издан ряд книг по истории той или иной части славян. Таковы книги И. Костшевского 140 по Польше, М. Гарашанина и И. Ковачевича 141 по южным славянам, П. Н. Третьякова 142 по восточным славянам.

Одна из важнейших проблем, к решению которой привлекается археологический материал, это — вопрос о происхождении и прародине славян. Но решение его требует совместной работы лингвистов, археологов, антропологов, этнографов, историков В XIX в. была популярна теория И. Шафарика о прародине славян в Северном Прикарпатье (Галиция, Волынь, Подолия). Во второй половине ХIХ в. возникла «кельто-славянская» теория, основанная на антропологических исследованиях, в частности шведа Ретциуса (1842—1845 гг. ) о длинноголовых и короткоголовых расах. Славяне и кельты якобы составляли сплошную «короткоголовую» массу населения Европы и Передней Азии, вытесненную отчасти в железном веке «длинноголовой» германской расой, разорвавшей связь между кельтами и славянами. Сторонниками этой теории были главным образом французские антропологи Катрфаж, Топинар и другие. Русские антропологи А. П. Богданов, Д. Н. Анучин отвергли этот взгляд. Окончательно доказал его необоснованность Л. Нидерле. В 1911—1912 гг. «кельто-славянскую» теорию пытался возродить, основываясь на данных языка, А. А. Шахматов. Но его взгляды не были никем поддержаны

В XX в. появилось несколько новых теорий, важнейшие из которых теория о полесско-волынской (Я.. Ростафинский, М. Фасмер, Я. Пейскер и другие) и висло-одерской (Л. Козловский, Т. Лер-Сплавинский, Я.. Чекановский и другие) прародине славян. Л. Нидерле считал прародиной славян широкую территорию от Эльбы до Днепра (той же точки зрения придерживаются А. Брюкнер, П. Н. Третьяков, В. Гензель). Вопрос об археологических культурах, с которыми связан этногенез славян, до сих пор остается очень спорным, так как безусловно славянские памятники известны только с VI в. н. э., а согласно данным языкознания выделение славянских языков из индоевропейской семьи, вероятно, произошло во второй половине или к концу I тысячелетия до н. э. К этому времени и должны относиться наиболее ранние памятники славянской археологии.

стр.59

Однако эта точка зрения, которой придерживается автор, далеко не общепринята. В польской науке распространена теория Т. Лер-Сплавинского. Согласно ей можно считать доказанным, что праслааянский язык вырос на основе древнейшей группы североиндоевропейских наречий, на которых разговаривали в начале III тысячелетия до н. э. языковые предки германцев, славян и балтов. Вскоре, однако, восточная часть этого единства отделилась и образовала, правда не единую, но во многих чертах сходную балто-славянскую группу, существовавшую в 1800—1200 гг. до н. э. в долинах Немана, Днепра и Вислы, т. е. в районе распространения культур шнуровой керамики, наслоившихся на район распространения керамики гребенчатой — финно-угорской. Распад этого единства с точки зрения археологии происходит во втором периоде бронзового века, когда район Одры и Вислы оказался под влиянием пришедшей с юга лужицкой культуры, которая отделила славян от балтов. Лужицкая культура перешла в пшеворскую и оксывскую, связанные уже непосредственно с раннеславянскими племенами 143.

Я не упоминаю в историографическом разделе о других концепциях происхождения славян, так как этот вопрос еще будет рассмотрен дальше.

Подробный обзор литературы по вопросу о происхождении и ранней истории славян имеется в названной выше книге Я. Эйснера, к которой мы и отсылаем читателя, а также в статье В. Антоневича 144.

2

Некоторые принципы и методы археологических исследований

В изложенной выше истории археологических исследований в Западной Европе были уже затронуты вопросы методики археологических исследований, по крайней мере указаны время и обстоятельства появления различных методов. И все же автор считает своим долгом небольшой раздел книги целиком посвятить вопросу о принципах и методах исследования. Это необходимо не только для ознакомления непосвященного читателя, но и вследствие того, что в среде самих археологов нет полной договоренности о возможностях нашей науки в целом и отдельных ее методов.

Археология — доистория — история первобытного общества

Археология — это отрасль исторической науки, изучающая первобытные, древние и средневековые вещественные исторические источники и реконструирующая по ним прошлое человеческого общества. Специфика работы с вещественными источниками вызвала необходимость изучения их специалистами — археологами. В этой книге речь идет преимущественно о первобытной археологии, дающей материалы для реконструкции истории первобытного общества, охватывающей период от возникновения человека до появления классовых обществ, письменности и государства. В западноевропейской науке существует термин «доистория» (la préhistoire, Prehistory, Vorgeschichte), малоупотребительный в советской науке 1. Тер-

стр.60

мин «доистория», если понимать его буквально, как бы отделяет первобытную историю от подлинной истории человечества. И в самом деле зарубежные ученые считали, что период истории до появления письменных источников непознаваем, что археология и этнография не имеют достаточно данных для реконструкции исторического процесса. Чтобы подчеркнуть свое несогласие с этим взглядом, советские ученые избегали термина «доистория». Однако в последнее время этот термин (как часто случается в науке) потерял свой первоначальный смысл, так как большинство ученых за рубежом также признает возможность изучения первобытной истории дописьменной эпохи 2.

В данной книге, основанной на западных источниках, я употребляю иногда этот термин, не вкладывая в него никакого другого смысла, кроме обозначения периода истории до появления письменных источников.

Необходимо подчеркнуть, что для советских ученых, придерживающихся марксистских взглядов на исторический процесс, важен не только самый факт появления письменных источников, а то, что оно совпадает с появлением классового общества. Общество, обладающее письменностью, как правило, классовое общество.

Определение временной границы между «доисторией» и «историей» устанавливается учеными разных стран по-разному. Так, французские ученые считают, что «доистория» кончается с появлением первых письменных источников, т. е. в IV тысячелетии до н. э., к которому относятся шумерские глиняные таблички Англичане считают, что нельзя установить общую грань «доистории» и что она кончается в каждой отдельной области в то время, когда там появляются письменные источники, а это происходит в разных частях земного шара неодновременно 3.

Нельзя, однако, отказать в логичности и тем ученым, которые считают, что появление письменности в любой части земного шара накладывает отпечаток на характер изучения всех археологических источников, и поэтому предлагают различать, например, «праисторию» и «параисторию» (или «протоисторию»). Вот как определяет различия между этими двумя понятиями К. Нарр:

Праистория — период человеческой истории до изобретения письменности: 1) она охватывает большую часть каменного века и часть энеолита; 2) абсолютная хронология основывается исключительно на данных естественных наук (радиокарбонный анализ, датировка по ленточным глинам и т. п. ); 3) интерпретация находок возможна только путем сравнения с поздним этнографическим материалом; 4) в узком смысле слова исторические события и положения могут пролить свет только ретроспективно на не очень отдаленные и непосредственно связанные части праистории; 5) в целом праистория, как и этнография, имеет дело только с культурными фазами, предшествующими появлению цивилизации, поэтому этнографические параллели играют для праистории важнейшую роль; 6) от праистории только немногие нити ведут непосредственно к древним слоям современных европейских культур, поэтому народоведение играет для ее интерпретации подчиненную роль; 7) человечество из узких районов становления человека распространяется по Земле и к концу периода праистории заселяет почти всю ойкумену: географическая область праистории распространяется со временем все шире.

Параистория — это меньшая и более поздняя часть доистории. Она относится ко времени после изобретения письменности, но вне тех областей, о которых есть письменные документы: 1) она охватывает меньшую часть каменного века, часть энеолита, а также бронзовый и железный века; 2) абсолютная хронология основывается, кроме методов, применимых для

стр.61

праистории, также на связях с историческими датами, устанавливаемыми археологическими перекрестными сопоставлениями; 3) интерпретация находок, кроме средств, применяемых для праистории, возможна также на основании одновременных письменных источников; 4) исторические события и положения могут непосредственно освещать современную им параисторию («историзовать» ее в узком смысле слова); 5) параистория имеет дело большей частью с культурами, непосредственно предшествующими историческим цивилизациям, поэтому этнографические параллели имеют для нее меньшее значение; 6) от параистории идут непосредственные связи с древними слоями европейских культур, народоведение играет для нее поэтому большую роль; 7) после изобретения письменности она распространяется на все новые области, которые становятся «историческими»: таким образом, область параистории (протоистории) все время сокращается 4.

Среди ученых, пишущих на немецком языке, распространен термин «Vor- und Frühgeschichte» как эквивалент праистории и протоистории. Термин «Urgeschichte» в последнее время выходит из употребления. Французскому термину «la protohistoire» соответствуют итальянский «protostoria» и английский «Protohistory».

В романских странах доистория (праистория) часто называется палеоэтнологией, что соответствует представлению о связи ее с этнографией. В скандинавских странах распространен термин «oldtiden» — археология, соответствующий понятию доистории. В западных государствах Европы и в Америке, в отличие от стран Центральной и Восточной Европы, археологические и этнологические знания отчасти относятся к понятию антропологии. Вся эта терминологическая путаница не имеет большого значения при условии признания, что праистория и история являются частями непрерывного процесса развития человечества и что разделение это связано только со спецификой источников, которые используются в том или ином разделе исторической науки.

Источниками первобытной истории служат данные не только археологии, а также этнографии, лингвистики, антропологии. Поэтому понятия первобытной истории и первобытной археологии близки, но не совпадают. Археологические источники позволяют судить в первую очередь о материальной культуре создавшего их общества и лишь отчасти о его социальном устройстве и духовной культуре. Представить себе это общество в целом удается лишь путем ученой реконструкции, для которой необходимо применение различных видов источников. Реконструкция эта очень условна и дает лишь общую картину, с утратой деталей, отдельных мелких событий. Удается выяснить лишь важнейшие изменения в развитии производительных сил и устройстве общества, общую картину межплеменных сношений и связей. «По характеру своих источников первобытная история рассматривает прежде всего человека в коллективе. Она группирует находки в соответствии с их особенностями и с самого начала отодвигает на задний план вопрос об индивидуальном и частном» 5.

Современный археолог — прежде всего историк. Каковы бы ни были приемы и методы исследования, конечная его задача — восстановление по археологическим данным истории. Советские историки первобытного общества, исходя из марксистского тезиса о закономерностях развития производительных сил и производственных отношений, считают, что между материальной культурой и социально-экономической жизнью общества на любой ступени его развития существует определенная закономерная связь. Поэтому, зная условия существования общества, можно представить себе, какая материальная культура соответствовала этому обществу, и наоборот,

стр.62

по материальной культуре можно восстановить социально-экономический строй, а иногда и историю создавшего эту материальную культуру общества. Конечно, все реконструкции первобытной истории не являются абсолютно достоверными, многие из них остаются лишь рабочими гипотезами, требующими дальнейшей проверки. Мы не знаем в точности, каково было отдаленное прошлое. Чаще всего, говоря ученым языком, мы создаем модель этого прошлого. Не имея возможности точно описать происшедшие события, мы все же можем определить границы, в которые они укладываются.

Археолог имеет дело прежде всего с остатками материальной культуры, поэтому материальные и технологические вопросы могут быть решены с уверенностью. Найдя бронзовый топор, археолог может судить по нему о развитии техники металлообработки, о времени его изготовления, о форме оружия, о торговле и обмене. Но он не может сказать, на каком языке разговаривали люди, сделавшие этот топор, какова была социальная структура их общества, каковы были их религиозные взгляды. Есть границы знания, основанного на археологических фактах, и их необходимо учитывать при попытках воссоздать первобытную историю.

Кроме археологии, важнейшей базой для изучения первобытной истории служит этнография. Принцип реконструкции прошлого с помощью этнографии основан на убеждении, что некоторые черты хозяйства, общественного строя, материальной и духовной культуры, сравнительно недавно наблюдавшиеся у отсталых племен, в отдаленном прошлом были свойственны всему человечеству. Этот принцип восходит еще к Фукидиду, писавшему: «Варвары ныне живут так, как когда-то жили греки». Он был возрожден в XVIII в. и развит в XIX в. этнографами-эволюционистами, а затем Морганом.

Для реконструкции первобытной истории имеет большое значение также изучение пережитков, т. е. тех обрядов, обычаев, воззрений и пр., «которые, будучи в силу привычки перенесены из одной стадии культуры, которой они были свойственны, в другую, более позднюю, остаются живым свидетельством или памятником прошлого» 6. Такие пережитки наблюдаются в свадебных, праздничных, похоронных обрядах, иногда в одежде, украшениях, устройстве жилищ. Первобытные культы и другие проявления первобытной жизни отразились в фольклоре — сказках, песнях, загадках и т. д.

Кроме этнографии, источниками истории первобытного общества могут служить данные лингвистики, палеоантропологии и других наук, но все они представляют лишь вспомогательные материалы. Основные материалы, чтобы представить себе первобытные общества в виде живого организма, а не мертвых обломков материальной культуры, дает все же этнография. Однако этнографам не удалось изучить ни одного отсталого племени, культура которого целиком соответствовала хотя бы позднепалеолитической. На самом низком уровне развития производительных сил европейцы застали аборигенов Австралии, культура которых близка к мезолиту (с некоторыми чертами позднепалеолитической и неолитической). Таким образом, эпоха палеолита не имеет этнографических параллелей, и реконструкция палеолитического общества остается наиболее гипотетической и умозрительной.

Но и для мезолита и более поздних эпох нельзя найти полные аналогии в данных о племенах, материальная культура которых в основном сходна с той или иной археологической культурой. Самые отсталые племена прожили тысячелетия, в течение которых их культура медленно развивалась своеобразными путями, вероятно во многом отличными от путей

стр.63

классической первобытности. Многие отсталые племена испытали на себе влияние соседей, развивающихся более быстрыми темпами. Возможно, что некоторые племена регрессировали, попав в неблагоприятные условия. Поэтому нельзя считать, что жизнь изучаемых этнографами отсталых племен в точности воспроизводит прошлое человечества.

Сходство явлений здесь только стадиальное. Признавая связи между социально-экономическим базисом и другими элементами социальной структуры, мы можем их реконструировать лишь в самых общих чертах и прежде всего говорить о формах социальных связей, функционально связанных с производством. В остальном человеческое общество чрезвычайно изменчиво, и все построения, касающиеся идеологической надстройки, очень гипотетичны. Наряду с типическими общими чертами, сближающими разные человеческие коллективы, есть черты индивидуальные, наиболее трудные для изучения сравнительно-историческим способом, так как конкретные явления и институты даже в стадиально равных обществах могут быть различными. Следует учитывать также специфику развития отсталых племен в различных природных условиях и нельзя пытаться прямо использовать факты, установленные для племен тропической зоны, для реконструкции жизни обществ, представленных, скажем, археологическими культурами умеренной зоны Европы. Иногда местные условия могут изменить весь характер материальной культуры. У кубу, например, все орудия изготовлялись из дерева, так как у них не было камня. И при наличии одинакового уровня хозяйственно-культурного развития сохраняются различия между племенами и народами. На том основании, что в культурах мадленцев Южной Франции и эскимосов есть много параллелей, вовсе не следует, что у них были одинаковые экономика, семейные отношения или верования.

Очень осторожно можно использовать для исторических реконструкций изучение пережитков. Во-первых, они представляют остатки первобытной жизни в очень измененном виде; во-вторых, их трудно датировать. Можно лишь предположительно решить, отражением какой исторической эпохи они являются. К грубым ошибкам приводят попытки экстраполировать в отдаленное прошлое пережитки без сложного анализа их истинного значения и времени появления.

И все же, несмотря на все эти оговорки и призывы к осторожности, большинство ученых и в первую очередь ученые-марксисты признают, что единство всемирно-исторического процесса состоит в наличии для всех частей человечества одинаковых законов исторического прогресса, и это дает право и возможность применять сравнительно-исторический метод для реконструкции отдаленного прошлого.

Основой периодизации первобытной археологии и поныне остается описанная выше «система трех веков», т. е. деление истории человечества по материалу и технике изготовления орудий труда на каменный, бронзовый и железный века. Как мы видели, эта система за почти полтораста лет своего существования претерпела ряд усовершенствований, в пределах каждого из трех веков появились градации на более мелкие периоды, но принцип периодизации сохранился. Эта периодизация дает лишь последовательность фаз развития технологии, но не всегда может быть связана с чистыми отрезками времени: ведь, например, бронзовый век в разных областях мог начинаться и кончаться в разное время, а кое-где мог и вообще не существовать 7.

Археологическая периодизация, всецело основываясь на технологическом критерии, естественно, не дает полного представления о развитии первобытного производства.

стр.64

Более совершенная периодизация, основанная на комплексной характеристике эволюции первобытного хозяйства, была создана Л. Морганом и развита Ф. Энгельсом. По Моргану, эпоха дикости — время присваивающего собирательского и охотничье-рыболовческого хозяйства; ее низшая ступень длится от появления древнейшего человека до начала применения огня; средняя ступень — от применения огня и возникновения рыболовства до изобретения лука и стрел; высшая ступень — от изобретения лука и стрел до изобретения керамики. Эпоха варварства — время производящего земледельческо-скотоводческого хозяйства; ее низшая ступень начинается с изобретения гончарства и заканчивается введением скотоводства; средняя — от введения скотоводства и поливного земледелия; высшая — с появления железа. Эпоха цивилизации начинается с возникновения письменности.

Дальнейшее развитие науки потребовало уточнения периодизации Моргана. Выяснилось, что применение огня было известно уже древнейшему человеку, а рыболовство распространилось приблизительно одновременно с луком и стрелами. Поэтому гранью между низшей и средней ступенью дикости следует считать не эти признаки, а завершение процесса антропогенеза и широкое распространение искусственно изготовленных специализированных каменных орудий для производства орудий. Признаком, определяющим переход к высшей ступени варварства, было появление не железа, а вообще металла (бронзы). Кроме периодизации Моргана было предложено много других культурно-исторических и социально-экономических периодизаций, но ни одна из них не завоевала достаточной популярности.

В настоящее время большинство советских ученых делят первобытную историю на три основных этапа: 1) эпоха первобытного человеческого стада, время становления человека, возникновения человеческого общества. Археологически этой эпохе соответствует ранний палеолит, в периодизации Моргана — низшая ступень дикости. 2) Эпоха первобытной родовой общины, или эпоха родового строя, время расцвета первобытнообщинной формации. Археологически ей соответствуют поздний палеолит, мезолит и неолит, в периодизации Моргана — средняя и высшая ступень дикости, низшая и средняя ступени варварства. 3) Эпоха разложения первобытнообщинного строя. Археологически ей соответствуют энеолит, бронзовый и ранний железный века, в периодизации Моргана — высшая ступень варварства 8.

Относительная хронология

В археологии применяются две системы датировки: 1) относительная хронология и 2) абсолютная хронология. Периодизация по «системе трех веков» имеет значение и для относительной хронологии. Известно, что неолит следовал за палеолитом, а бронзовый век за неолитом. Но вместе с тем бронзовый век в одной части земного шара мог совпадать с неолитом в другой его части. Поэтому утверждение, что то или иное явление относится к эпохе неолита, не удовлетворяет ученого, он стремится от относительной хронологии перейти к абсолютной, т. е. выразить хронологию в датах солнечных лет нашего календаря.

Относительная хронология опирается на несколько методов, важнейшими из которых являются типология и стратиграфия.

В историографической части уже шла речь о типологическом методе. Формы орудий, оружия и т. п. эволюционируют во времени вследствие

стр.65

разных причин. Археолог может очертить различные стадии такой эволюции и соответственно определить место любой найденной вещи в пределах серии и в границах эволюции. При построении серий археолог исходит из того, что развитие идет по пути технического и функционального улучшения. Однако не всегда удается вывести один тип из другого, кроме того, в процессе развития возможен и регресс. Поэтому типологические серии проверяются по совместным находкам. Изучение комплексов вещей позволяет синхронизировать вещи разных типов. Изучение совместных находок представляет известные трудности Так, комплекс находок на поселении не дает твердой уверенности в одновременном существовании вещей, так как поселение могло существовать долго, и вещи могут быть датированы, только если удасться по каким-либо признакам расчленить отдельные периоды существования поселения. Вещи, найденные в могильниках, тоже могут относиться к разному времени, так как могильники могли существовать тысячу лет. Другое дело комплекс вещей, найденных в одной могиле. Здесь можно определенно говорить, что они были одновременно положены в могилу, но даже в этом случае нельзя быть уверенным, что они были одновременно изготовлены. Один предмет мог быть древним, другой — новым в то время, когда они попали в землю. Однако многолетний опыт археологов убедил их в том, что в большинстве случаев такая разница во времени очень невелика и ограничивается одним-двумя десятилетиями. Осторожности требует и определение времени изготовления вещей, найденных в кладах. Так, в кладах бронзолитейщиков мы встречаем иногда очень старые вещи, очевидно, приобретенные мастером как сырье для переливки. К значительному промежутку времени могут принадлежать вещи, скопившиеся в святилищах, где люди приносили их в жертву в течение нескольких веков. Датировка по совместным находкам требует применения статистики и корреляции.

Пользуясь типологическим методом, следует очень осторожно датировать вещи одного типа, найденные в разных районах, особенно при попытках перейти от относительной к абсолютной хронологии, так как неравномерность развития человеческого общества в разных частях Европы вела к тому, что вещи сходных типов использовались в разное время.

Стратиграфические наблюдения, т. е. наблюдения за последовательностью залегания культурных слоев, имеют первостепенное значение при установлении периодов времени заселения того или иного поселка, пещеры и т. п. и относительной их хронологии. Даже в том случае, если поселение однослойное, т. е. было заселено однократно, стратиграфическое положение найденных вещей помогает установить время заселения. Особое значение имеет стратиграфия пещер и гротов для изучения каменного века. Часто периоды повторного заселения пещер отделены один от другого тысячелетиями, и между культурными слоями лежат стерильные прослойки, которые бывают покрыты сталагмитовыми образованиями. Относительная хронология различных культур палеолита основана главным образом на анализе стратиграфических отложений в пещерах и гротах. Некоторые курганы содержат разновременные погребения, и стратиграфия позволяет хронологизировать их.

В археологии существует понятие «горизонтальной стратиграфии». Речь идет о последовательных этапах развития одного поселения или возникновения могильника. На основании характера находок можно установить, какая часть поселения в какое время была заселена или как рос могильник. Например, чаще всего более древние могилы занимают центральную часть могильника, более поздние расположены по его краям. Горизон-

стр.66

тальная стратиграфия — не специальный метод исследования, а лишь один из приемов, применимый только в комбинации с другими археологическими данными.

Следует отметить, что относительная хронология, установленная в результате стратиграфического изучения одного поселения, может быть применена для установления хронологии на обширных территориях. Так, некоторые культуры, связь и хронологическую последовательность которых не удается установить, могут быть датированы, если на одном поселении встретятся слои, содержащие элементы этих культур.

Для установления связей между различными культурами важны наблюдения над «синхронизмами», т. е. сходными или однородными одновременными явлениями, наблюдаемыми в двух или нескольких разных культурах. Например, в бронзовом веке, благодаря высокому уровню развития металлургии в Ирландии, ее изделия импортировались в разные страны Европейского континента. Наиболее типичны золотые «лунулы», найденные на территории Англии, Франции, Бельгии, ГДР и ФРГ, Скандинавии. Из этого можно сделать вывод, что различные культуры, в которых присутствуют такие «лунулы», существовали одновременно.

Относительная хронология дает возможность набросать общую схему развития первобытной Европы. Но для отдельных культур и явлений, даже если удается найти их место в этой схеме, временные колебания могут достигать нескольких столетий.

Естественно, что археологи ищут методы перехода от относительной датировки к абсолютной. Целям той и другой служат некоторые применяемые в археологии методы естественных наук. Таковы, например, геологические и астрономические методы. Датировка археологических находок геологическими методами сама по себе не позволяет перейти к датам нашего летосчисления. Это происходит только в том случае, если сами геологические явления, т. е. факты истории Земли, будут абсолютно датированы. С точки зрения геологии, четвертичный период характеризуется последовательными наступлениями и отступлениями ледника, которые и определяют его геологическую периодизацию. Ледниковый период (плейстоцен), грубо говоря, соответствует палеолиту в археологии. Изменения климата во время плейстоцена оказали влияние на изменение фауны. Поэтому для датировки палеолитических стоянок огромное значение имеют находки костей животных, по которым можно судить о том, в какую геологическую эпоху они жили. Стратиграфия ледниковых отложений непосредственно связана с археологической датировкой. Однако у самих геологов остается еще много нерешенных проблем. Так, например, им не удалось убедительно синхронизировать последовательные фазы альпийских и скандинавских оледенений; абсолютная датировка геологических периодов колеблется иногда в пределах десятков тысяч лет и т. д.

Методом перехода от относительной к абсолютной геологической датировке является астрономический. Еще в середине XIX в. начали строить различные предположения о причинах периодических оледенений в плейстоцене. Одна из интересных гипотез высказана И. Бланшаром. Он полагает, что причиной климатических изменений было перемещение полюсов, которое непрерывно происходит под влиянием притяжения Луны и Солнца и вращательного движения самой Земли. Однако на самом деле, по-видимому, причины климатических изменений были более сложными, чем только перемещение полюсов, они связаны были с эксцентричностью орбиты нашей планеты, с наклонным положением эклиптики и т. п. Во всяком случае, как полагают, на климат влияет изменение солнечной радиации, поступающей на поверхность Земли и зависящей от

стр.67

колебаний наклона эклиптики и эксцентриситета орбиты. В 1920 г. белградский астроном М. Миланкович опубликовал работу об интенсивности солнечных излучений на Землю, в которой дал (на основании чисто астрономических вычислений) кривую их изменений в течение последних 600 тыс. лет. В 1924 г. немецкий метеоролог В. Коппен сделал открытие, что кривые солнечных излучений можно сопоставить с ледниковыми периодами и что годы меньшей интенсивности излучений соответствуют оледенениям, а большей интенсивности — межледниковым периодам Если бы Коппен оказался прав, то был бы найден хороший способ датировки эпохи палеолита.

Вот какие даты получились на основании кривой Миланковича:

Гюнцское оледенение — 590—540 тыс. лет назад

I межледниковье, длительность — 60 тыс. лет назад Миндельское оледенение — 480—430 тыс. лет назад

II межледниковье, длительность — 1900 тыс. лет назад Рисское оледенение — 240—170 тыс. лет назад

III межледниковье, длительность — 60 тыс. лет назад

Вюрмское оледенение — 111—22 тыс. лет назад

Максимум последнего оледенения (Вюрм III), к которому относится последний период мадленской культуры, по геохронологической таблице Миланковича приходится на 25 тыс лет до нас. Вычисленные другими (геологическими) методами даты как будто бы совпадают с датами Миланковича. Так, по Пенку и Брюкнеру мадленская культура в Швейцарии относится ко времени 24 тыс. лет до наших дней.

Многие геологи поддержали взгляды Коппена. Но в последнее время высказаны некоторые возражения, в частности потому, что вычисленные по Миланковичу даты резко расходятся с датами, вычисленными с помощью радиокарбонного анализа (о нем см. ниже) 9. Часть ученых полагают, что современные знания недостаточны, чтобы решить вопрос о значении солнечных излучений для палеоклиматических изменений и чтобы основывать на этом убедительные выводы 10.

В течение второй части четвертичной эпохи — голоцена — климат также изменялся, правда, не так значительно, как в плейстоцене, но все же в достаточной степени, чтобы можно было наблюдать это по изменению растительности В 1916 г. Леннарт фон Пост предложил метод пыльцевого анализа, ставший с тех пор одним из распространенных в археологической практике методов сравнительной датировки 11. Пыльца растений хорошо сохраняется в течение тысячелетий в определенных условиях (например, в торфе или в песке). Древние почвы, и ныне покрытые толстыми слоями позднейших геологических образований, также сохраняют пыльцу. Микроскопическим анализом пыльцы определяют виды растений и их относительное количество в каждом слое Таким образом можно установить состав флоры той эпохи, в течение которой образовался этот слой, так как, очевидно, изменения в растительности окружающего ландшафта отражаются на попавшей в болото пыльце. Состав флоры, τ e. относительное количество разных видов растений, изменяется в зависимости от изменений климата. При сухом климате преобладают одни виды растений, при влажном — другие, и т. д. Анализируя пыльцу растений, определяют, к какому климату относится тот или иной слой торфа или почвы 12. Главным образом на основе пыльцевого анализа удалось установить изменения климата в Западной Европе в послеледниковое время.

В некоторых странах, например в Дании и Голландии, работы по пыльцевому анализу настолько обширны, что для отдельных районов известно развитие всей растительности в малейших подробностях для каж-

стр.68

дого столетия. В подобном случае пыльцевой анализ дает надежные основания для археологических датировок. Но следует остерегаться переносить выводы, полученные для определенной местности, на соседние области, где состав почв мог быть другим и, следовательно, другой могла быть растительность.

Кроме хронологии, пыльцевой анализ имеет и другое значение для археологических исследований; он дает представление о природном окружении древнего человека. Так, удалось установить, как менялась лесная одежда южнонемецкого пейзажа: в мезолите господствовал орешник, в неолите был дубовый смешанный лес, в бронзовом и раннем железном веке — буковый лес 13. Пыльцевой анализ отражает также процесс сведения лесов в период развития земледелия. Наиболее ранние земледельческие поселения в умеренной зоне Европы частично были впервые обнаружены пыльцевыми диаграммами в Дании, показавшими наличие злаков и увеличение травянистого покрова по мере отступления лесов 14.

Для относительной датировки применимы некоторые химические методы. Например, уже свыше 150 лет известно, что кости, находящиеся в земле, воспринимают из почвенных вод фтор. На этом основан химический метод датировки ископаемых костей по содержащемуся в них фтору. Процесс обогащения костей фтором протекает очень медленно и зависит от содержания фтора в почвенных водах в данной местности. Поэтому метод датировки по фтору хорош для относительной датировки костей. Чем древнее кости, найденные в земле, тем больше они содержат фтора. Кости, сравнительно недавно (1, 5—2 тыс. лет назад) попавшие в землю, содержат 0, 3—0, 5% фтора, верхнепалеолитические — около 1%, а нижнепалеолитические— около 2%. Сравнивать древность костей можно, только если известно количество фтора в почве в данной местности и если временной разрыв между сравниваемыми костями не менее 10 тыс. лет, так как при медленном накоплении фтора пределы вариаций будут налагаться друг на друга. Несмотря на такие ограничения, этот метод очень полезен для палеозоологии и палеоантропологии 15.

Недавно предложен метод сопоставления возраста костей по изменению скорости распространения в них звука. Было обнаружено, что со временем скорость распространения звука в костях уменьшается. Например, скорость звука в костях 500-летней давности составляет 1/2 от скорости звука в современной кости.

Одним из методов относительной датировки, предложенным геологами, является датировка по изменению уровня морской поверхности. Когда ледниковые периоды сменялись периодами потепления, уровень моря из-за стекающей с глетчеров воды повышался на несколько метров. В свою очередь ледник, толщина которого достигала иногда 1000 м, давил на земную поверхность. Все это вызывало повышение и понижение береговой линии морей Северной Европы. Так, в Швеции со времен мезолита наблюдается подъем береговой линии. Поселения, которые прежде находились на побережье, сейчас отстоят от него на много километров. Регистрация изменения береговых линий позволила составить относительную хронологию мезолитических и неолитических поселений Скандинавии. Наоборот, повышение поверхности Северного моря заставило жителей береговой полосы сооружать искусственные жилые холмы (Теrреn или Wurten) и повышать постепенно их уровень (в средние века). Стратиграфия таких холмов дала основы для средневековой хронологии. Метод датировки этих памятников разработан голландским ученым А. Е. ван Гиффеном и немецким ученым В. Хаарнагелем 16.

стр.69

Абсолютная хронология

Для установления абсолютной хронологии также применяются методы собственно археологические и методы естественных наук. Некоторые из них являются переходными, промежуточными, так как дают в первую очередь основания для относительной датировки, но в отдельных случаях позволяют установить и абсолютные даты.

Среди методов абсолютной датировки археологических памятников применяется предложенный шведским геологом Г. Де Геером метод датировки по ленточным глинам.

При отступлении ледников на север в послеледниковый период у основания ледника образовались озера из талых вод, на дне которых ежегодно откладываются слои глины. Летние слои светлее, зимние — темнее. Их называют «ленточными глинами». Так происходит год за годом, и каждая новая «лента» подобна годичному кольцу на дереве. Толщина «лент» колеблется от 0, 5 до 1 см и зависит от климатических условий того года, когда образовался слой (в теплое лето слой будет толще). Типичные комбинации толстых и тонких слоев практически не повторяются. Де Геер и его многочисленные сотрудники, произведя тысячи измерений «ленточных глин» в Швеции, составили график колебаний их роста и вычислили, что начало последнего таяния ледника относится к 6839 г. до н. э. Де Гееру удалось предложить абсолютные датировки для различных геологических фаз голоцена, закончившихся возникновением современного Балтийского моря (море Иольдиевое, озеро Анциллус, море Литориновое) и охватывающих почти 12 тыс. лет 17. На этом методе главным образом основана хронология мезолита Северной и Северо-Западной Европы Методы Де Геера (опубликовавшего первые свои работы еще в конце XIX в. ) были усовершенствованы финскими и американскими учеными, но все же их применение встречает ряд трудностей, важнейшая из которых заключается в установлении взаимосвязей между «ленточными глинами» из районов, отдаленных друг от друга.

В начале XX в был найден метод установления исторической хронологии по годичным кольцам деревьев, так называемая дендрохронология. Основан этот метод на том, что наблюдаемое неравенство прироста годичных колец деревьев связано с определенной закономерностью в изменении климата. При благоприятных условиях у дерева за вегетационный период вырастает толстое годичное кольцо, при неблагоприятных — тонкое. Так как основными условиями, определяющими рост годичного кольца, являются метеорологические (в первую очередь температура и влажность), то внутри определенной климатической зоны деревья одной породы, даже произрастающие в разных лесных массивах, имеют одинаковые колебания годичного прироста 18.

Изучая годичные кольца бревен археологических памятников или растущих деревьев, можно восстановить историю леса, т. е. историю благоприятных и неблагоприятных условий в годы его жизни. Если удастся составить шкалу, отражающую чередование годичных колец на деревьях, выросших в данной местности за сотни лет, то можно путем сравнения чередования толстых и тонких колец интересующего нас бревна со шкалой определить, когда дерево было срублено, ибо у разных деревьев, произраставших в одно и то же время, годичные колебания роста колец за этот период будут совпадать, причем, как это было сказано о «ленточных глинах», типичные комбинации толстых и тонких колец практически не повторяются.

стр.70

Американский ученый Дуглас, добившийся больших успехов в применении дендрохронологии, пользовался показаниями гигантской секвойи — дерева, растущего тысячи лет. Ему удалось составить климатическую шкалу на 3250 лет назад от современности и точно датировать развалины индейских поселений за 1300 лет. Однако в Старом Свете нет так долго растущих деревьев: дуб или сосна живут максимум 150—200 лет (некоторые породы дуба — до 400 лет). Это составляет известную трудность в применении дендрохронологии для абсолютной датировки в Старом Свете, и ею пользовались главным образом для установления относительных дат. Так, например, во время раскопок свайного поселения Бухау был обнаружен палисад из 14 тыс. бревен. Казалось невероятным, чтобы люди, пользовавшиеся примитивными орудиями труда, могли за короткое время свалить столько деревьев. Исследование годичных колец показало, однако, что все деревья для палисада были срублены в течение четырех лет. В последнее время дендрохронологи добились значительных успехов и для установления абсолютной датировки европейских археологических памятников. В частности, большое значение для всего северо-востока Европы имеют работы советских ученых в Новгородской археологической экспедиции.

Советскими, французскими и английскими учеными разрабатывается метод датировки керамики по данным палеомагнетизма. Обожженная глина очень мало подвергается изменениям, даже если сотни лет находится в земле. Когда остывают подвергшиеся обжигу изделия из глины, они приобретают намагниченность и сохраняют магнитное поле, которое существовало в момент их обжига в данной точке земного шара. Эта намагниченность обожженной глины остается неизменной, а элементы земного магнетизма в каждой точке земного шара с течением времени медленно изменяются. Если определить магнитное поле изучаемой керамики и сопоставить его с известным нам магнитным полем Земли в то или иное время, то можно определить абсолютно точно дату обжига изучаемого предмета. Дело только в том, что нам пока неизвестно, каково было магнитное поле Земли в прошлые эпохи. Для того чтобы датировать археологические объекты, нужно сначала, пользуясь уже датированными предметами из обожженной глины, составить кривые, представляющие собой функциональную зависимость геомагнитного поля от времени, и притом для отдельных частей земного шара особые кривые. Разработка датирования с помощью палеомагнетизма встречает много трудностей, но они преодолимы, и археологи возлагают на этот метод большие надежды 19.

Я не останавливаюсь на многих других заимствованных из естественных наук методах датировки археологических материалов, так как они не принесли еще существенных результатов для европейской археологии и находятся в стадии разработки 20.

Наибольшее значение пока имеет замечательный метод датировки по радиоактивному углероду, предложенный профессором Чикагского университета Вилардом Либби в 1948 г. Этот метод основан на том, что радиоактивный углерод С14 (изотоп углерода с атомным весом 14), образующийся в атмосфере в результате действия космических лучей, затем окисляется и усваивается растениями, а через растения животными. Предполагалось, что количество изотопа С14 на каждый килограмм органического и живого вещества постоянно в течение последних 60 тыс. лет. Но содержание С14 в мертвых тканях убывает, причем скорость распада закономерна, т. е. в определенный срок распадается определенное количество С14. Продолжительность существования изотопа в мертвых тканях

стр.71

достаточно велика: период полураспада равен 5568±30 лет («значение Либби»). Таким образом, по количеству С14 в органических остатках можно определить время, протекшее с момента их смерти.

Достигнутая сейчас точность датировки равняется ±50—100 лет, таким образом, хронология по С14 не датирует в полном смысле этого слова, а указывает отрезки времени, в которые укладываются даты. Лучшим материалом для датировки является дерево, но можно использовать и другие органические остатки. Пределом возможных точных измерений при все более слабеющем излучении является возраст 60 тыс. лет. Хотя это всего лишь менее, чем 1/10 всей истории человечества, нельзя не признать важности для исторической хронологии радиокарбонного метода. Уже тысячи важных для истории древнего мира дат установлено с его помощью 21.

Но все же этот метод при нынешнем его состоянии несовершенен и не может полностью удовлетворить археологов. Не говоря уже о том, что допускаемая ошибка (±50—100 и больше лет) слишком велика, некоторые анализы вследствие разных причин, мешающих точному измерению (иногда вследствие загрязнения проб современным углеродом), определяют даты, находящиеся в очевидном противоречии с историей, и их приходится отвергать. Это вызвало оживленную дискуссию между археологами — противниками этого метода, оспаривавшими вообще его ценность и применимость для установления абсолютной хронологии, и сторонниками 22.

В основу методики измерения дат по радиокарбону легло предположение, что концентрация С14 в атмосфере была постоянной и неизменной и что период полураспада равен 5568 лет. Однако дальнейшие исследования привели к выводу, что за последние 7 тыс. лет были вековые вариации концентрации радиоуглерода в атмосфере, скорость его образования изменялась, изменялась также скорость перемешивания радиоуглерода в различных резервуарах (атмосфера—биосфера—гумус—океан). Кроме того, были вычислены другие значения периода полураспада, наиболее вероятное из них 5730±40 лет 23. В целом ряде случаев было установлено несоответствие календарного, т. е. истинного, и радиоуглеродного возраста образцов. Все это как будто бы усиливало позиции противников радиокарбонных датировок. Однако большие серии дат, полученных по С14 в разных лабораториях, открыли такие возможности исторического исследования, что пренебречь ими уже невозможно. Несмотря на весьма относительную точность датировок по С14, эти датировки до сих пор являются наиболее надежным основанием для построения хронологической шкалы.

Пока методика датировок по радиоуглероду совершенствуется, приходится условно принимать полученные даты с тем, чтобы в будущем были внесены некоторые коррективы 24. Так, на совещании в Кембридже в 1962 г. было решено пользоваться пока «значением Либби», т. е. исходить из предположения, что период полураспада равен 5568±30 лет, так как иначе трудно было бы сравнивать даты, вычисленные по вновь установленному периоду полураспада, со старыми.

В связи с успехами дендрохронологии началась проверка дат, полученных радиокарбонным анализом, и составление графиков соотношения тех и других 25. Сейчас эта работа находится в самом начале, однако можно надеяться, что в дальнейшем будет проведена калибровка радиокарбонной шкалы с помощью дендрохронологической, и радиокарбонные даты станут вполне сопоставимыми с историческими календарными датами 26.

стр.72

Датировка по С14 даже при всем несовершенстве метода, которое мы не можем не признать, все же наиболее успешна из всех ныне применяемых, так как дает наибольшую степень приближения к истинной хронологии событий. Это постепенно начинают понимать все находившиеся в оппозиции к новому методу ученые, и почти вся хронология «доисторической» Европы сейчас построена на радиокарбонных датах (в тех случаях, когда они получены в достаточном количестве, чтобы их проверить и отвергнуть возможные ошибки). Я не вижу возможности при нынешнем положении в науке согласовать противоречивые датировки, предложенные разными археологами, не избрав в качестве критерия оценки более или менее точные даты радиокарбонного анализа. Кроме того, именно применение датировки по С14 позволило перейти от относительных датировок, установленных другими естественнонаучными методами, к абсолютным: от этапов развития растительности к датам, выраженным в годах летосчисления, и т. п. Поэтому в последующем тексте везде, где это возможно, я ссылаюсь на радиокарбонные даты. Читателю следует, однако, учесть, что эти даты, вычисленные без учета вековых колебаний содержания С14 в атмосфере, существенно моложе календарных. В особенности это относится к европейским неолиту и раннему бронзовому веку. Отклонения радиоуглеродного возраста от истинного до середины I тысячелетия до н. э. незначительны, но, например, в середине IV тысячелетия до н. э. они достигают 13%.

Для древнего палеолита, где датировка по С14 уже невозможна, может быть применен калий-аргоновый метод датировки. Он основан на измерении распада радиоактивного калия-40 или аргона-40, которые содержатся в горных породах со времени их формирования. Период полураспада калия равен 1, 3X109 лет с поправкой на 10%. Калий содержится во многих горных породах и минералах, таких, как базальт и вулканический туф. В Антарктике калий-аргоновые даты, равные 2, 7 млн. лет назад, получены из потоков лавы, лежащих выше ледников. Эта дата заставляет полагать, что температура океана начала быстро падать между 2, 7 и 2, 3 млн. лет назад и что. таким образом, плейстоцен равен 3 млн. лет. Даты, полученные для отдельных фаз плейстоцена, указывают, что нижний плейстоцен (виллафранк) в ущелье Олдувай (Восточная Африка) равен 1, 75 млн. лет, а сходные геологические находки во Франции датируются 1, 6 млн. лет назад.

Историко-археологические методы хронологизации

Перечисленные методы абсолютной датировки имеют первостепенное значение для дописьменных эпох истории. Однако для эпох, когда уже существовала письменность, на первое место выдвигаются историко-археологические методы хронологизации.

В странах, где существовала письменность, большей частью удается связать те или иные археологические памятники, а следовательно, и найденные там вещи с датами, указанными в письменных источниках. Лучше всего дело обстоит с хронологией Греции и Рима, где монеты, керамика и другие вещи датированы уже с точностью до полувека, а иногда и до нескольких лет. Например, археологи раскапывают римский лагерь, о котором из письменных источников известно, что он существовал всего 25 лет. Таков римский лагерь Халтерн в Вестфалии, который был осно-

стр.73

ван Друзом в 11—9 гг. до н. э. и разрушен после поражения Вара в 9 г. н. э. (самое позднее — через несколько лег после этого, т. е. в 16 или 17 г. н. э. ). Следовательно, все оружие, керамика, стекло, найденные в этом лагере, укладываются в этот промежуток времени. Множество таких раскопок дало возможность установить абсолютную хронологию античных древностей и по ним датировать многие памятники Средней и Западной Европы. Так, многие кельтские погребения латенского времени датированы по найденным в них аттическим вазам.

Хуже обстоит дело с хронологией на Ближнем Востоке и в Египте. Здесь письменные источники восходят к III тысячелетию до н. э. Но древнейшие документы содержат очень сомнительные даты. Фактически историческая хронология Ближнего Востока опирается на твердые основания только с IX в. до н. э. Относительно ранних эпох идет еще много споров. Достаточно привести в качестве примера, что дата правления Хаммурапи за последние десятилетия менялась учеными несколько раз. Лучше обстоит дело с египетской хронологией, где достоверные даты как будто бы доходят до середины III тысячелетия до н. э. Но и здесь датировки много раз менялись и до сих пор отличаются некоторой неопределенностью. Так, начало первой династии Египта по Борхардту относится к 4186 г. до н. э., по Э. Мейеру — к 3315 или 3197 г. до н. э., по Штоку — к 2900 г. до н. э. Последняя дата как будто бы ныне принята, но сам Шток внес поправку на 80 лет (2820 г. до н. э. ), и одни ученые теперь принимают младшую, а другие — старшую хронологию Штока.

Отдельные вещи, идеи, обычаи проникали из стран, где уже существовала письменность, к первобытным народам Европы. Могут быть встречены импортированные вещи или местные подражания им. Естественно, что подражания моложе, чем их прототипы. Если последние точно датированы, то эта дата послужит terminus post quem для предметов, найденных в Европе. Сами импорты дают более точную дату 27. Чаще всего время их появления в Европе близко ко времени бытования в той стране, где они были произведены.

Еще больше уверенности в правильном установлении хронологии дает перекрестная датировка, например, если египетские вещи XIX в. до н. э. найдены в Европе, а вещи европейские — в египетских комплексах XIX в. до н. э. Классическим примером подобной датировки являются установленные А. Эвансом даты минойской культуры. В Кноссе Эванс нашел в среднеминойском слое II египетскую диоритовую статуэтку с иероглифической надписью, которая может быть датирована временем XII или самое позднее XIII династии. Синхронность среднеминойского периода и Среднего царства Египта подтвердилась находкой критских вещей в Египте. В Кахуне — городе, построенном Сезострисом II (1906—1887 гг. до н. э. ) для рабочих, воздвигавших его пирамиду, найдено большое количество черепков сосудов камаресского стиля, относящегося ко II стадии среднеминойского времени. Другие камаресские сосуды были найдены в погребении XII династии в Абидосе. Перекрестная датировка была применена и для других периодов минойской культуры.

Г. -Ю. Эггерс приводит яркий пример того, как на основании находок импортных вещей можно устанавливать даты для очень отдаленных от Юга районов Европы.

В позднем бронзовом веке в Европе одним из любимых предметов экспорта были кувшины с ручками, встречающиеся в Микенах и Греции, а также в Египте — в Телль-эль-Амарне и в гробнице Рамзеса III. По египетским находкам эти кувшины могут быть датированы 1350—1150 гг.

стр.74

до н. э. В Микенах в позднюю эпоху распространения названных кувшинов между 1200—1150 гг. до н. э. встречается фибула (застежка), по форме близкая к современной так называемой английской булавке. Такие же фибулы встречены в погребении в Мюлау в Северном Тироле, где вместе с ними найдены урны, сходные с встреченными в курганных погребениях на южном побережье Балтийского моря. В этом погребении найдена бронзовая пластинчатая фибула, характерная для позднего бронзового века Северной Европы. Такие же фибулы найдены в кургане близ Хага в Упланде в Швеции. На основании этого ряда сопоставлений удается установить связи между Египтом, югом и севером Европы и датировать 1200 г. до н. э. найденные здесь могильники 28.

Аэрофотосъемка

Среди методических приемов современной археологии особое место занимает аэрофотосъемка. Первые опыты съемки с воздуха были проведены еще до первой мировой войны, когда снимали с воздушного шара Стонхендж в Англии и Остию (порт древнего Рима) в Италии. Во время первой мировой войны была использована для археологических изысканий аэрофотосъемка на Ближнем Востоке. В Англии археолог О. Кроуфорд с 1922 г. начал систематически проводить аэрофотосъемку, в результате которой были открыты следы древних земледельческих кельтских и саксонских полей и множество древних поселений, курганов и других сооружений. Опубликованная в 1928 г. О. Кроуфордом (совместно с А. Кейлером) книга «Уэссекс с воздуха» может считаться трудом, положившим основание «аэроархеологии» 29. Свыше тысячи аэрофотоснимков, сделанных майором Г. Алленом, имели огромное значение для изучения культурного ландшафта древних поселений Англии и «кельтских полей». Аэрофотосъемка оказалась решающей силой для аграрной археологии. Совершенно невидимые с земли следы системы древнего землепользования удалось зафиксировать с воздуха. В 1945 г. английский археолог Д. Бредфорд начал работы по аэрофотосъемкам в Италии, в результате которых было открыто свыше 200 неолитических поселений в Апулии, два десятка средневековых укреплений, древние поля, дороги и т. д. 30 В результате этих открытий решительно изменилась археологическая карта Италии.

В последнее время аэрофотосъемка служит одним из важнейших и постоянно применяемых в европейской археологии методов исследования. Подробно разработаны приемы и принципы, применимые специально для археологических целей 31. Удобство аэрофотосъемки заключается не только в том, что в течение минуты может быть снят значительный ландшафт в трех измерениях (с применением стереосъемки), но и в том, что с высоты полета видно то, чего не видно с земли. Вот один из примеров. Древние объекты можно различать по цвету растительности. Так, если древние землекопы брали землю для насыпки валов из рва, лежащего вокруг памятника, то скопление перегноя во рву будет лучше питать корни растений, и здесь растительность будет гуще и выше, чем рядом. На каменистых остатках растительность будет более бледная, желтая и т. д. Поэтому, если даже древние сооружения полностью снивелированы, они могут быть обнаружены на снимке. Конечно, для съемок важно правильно выбрать освещение, время года и т. п. Хороший пример, иллюстрирующий важность сезона съемок, приводит майор Аллен. Он снимал римскую виллу в Дитчлей у Шербюри (Оксфордшир, Великобритания) в конце марта и в конце июня. Июньское фото с зеленеющими на

стр.75

поле культурами позволяет ясно прочитать план сооружений: стены светлые, рвы темные. Детали так ясно видны, что для изучения плана раскопки дадут мало нового. Та же территория, сфотографированная в марте, со вспаханной почвой, ничего не дала для выявления древних остатков.

В Средиземноморском бассейне на снимках ясно видны следы римской аграрной системы: большие территории, разделенные ил отдельные участки в результате парцелляции, происходившей при основании римских колоний на рубеже нашей эры. Несмотря на истекшие века, границы древних участков сохранились до наших дней благодаря сети дорог и современных полей. То же касается и кельтских полей: позднейшие аграрные системы не уничтожили их следов, видных с воздуха.

Другой пример значения аэрофотосъемки для археологии — открытие в 1956 г. этрусского города Спины. С 1922 г. в дельте р. По, в болотах Комаккьо, на осушенной в результате мелиоративных работ площади был открыт большой этрусский некрополь. В 1953 г. в другой части заболоченной территории было снова открыто кладбище. Предполагали, что эти кладбища были связаны с упоминаемым древними географами этрусским городом Спиной. Но самого города археологи не могли найти, пока не была произведена аэрофотосъемка. Болота за тысячи лет засосали Спину, покинутую жителями под натиском галлов. Но на зеленом ковре болотной растительности фотография обнаружила более темные полосы, обозначающие древние каналы и прямоугольные участки, с редкой растительностью на местах, где были дома и другие постройки. Начатые раскопки подтвердили открытие 32.

Математические методы в археологии

Среди современных методов исследования особое значение приобретает статистический. Уже давно было обращено внимание на то, что метод определения археологической культуры по нескольким ведущим типам инвентаря и датировка комплекса по одной-двум находкам вещей таких типов, по существу, является ненаучным. Слишком субъективны могут быть суждения каждого исследователя. Гораздо более научно отличать один культурный комплекс или горизонт от другого не по двум-трем типам вещей, а по статистическим отличиям в устройстве целого комплекса. Иногда даже вещи могут быть одинаковыми, но их соотношение в комплексе выражает хронологические или хорологические отличия. Статистический метод не заменяет типологического, но помогает ему.

Успешно применили статистический метод французские археологи при изучении палеолитических комплексов 33. Успешно он применяется и советскими археологами 34. Разрабатываются и общие принципы количественного анализа археологических материалов 35.

Вероятно, не совсем правильно рассматривать в разделе, посвященном математическим методам, некоторые принципы уже упоминавшегося выше научного течения «новой археологии». Эта школа ставит перед собой задачу разработать теорию археологии, определить ее общие принципы и приемы исследования. В связи с этим ее представители уделяют наряду с общефилософскими вопросами большое внимание различным методам естественных наук: физическим, биологическим и др. И все же среди новых возможностей, открывшихся в связи с успехами естественных и точных наук, наибольшее влияние на «новую археологию» оказала кибернетика. Это дает нам право рассматривать «новую археологию» в данном разделе. В нескольких строчках трудно охарактеризовать работы предста-

стр.76

вителей этого течения, в чем-то сходных, но все же очень разных, таких, как Р. Ватсон и Л.. Бинфорд в США, Д. Кларк и К. Рэнфрью в Англии и других. Но нельзя не упомянуть об этом явлении в археологической науке, особенно четко обозначившемся в 60-е годы.

Один из важнейших принципов этой школы состоит в том, чтобы применить к изучению человеческой культуры строгий системный подход, внесенный в науку кибернетикой. Человеческое общество рассматривается как информационная система с разными каналами передачи информации. Более того, каждая ячейка этого общества — небольшая первобытная деревенская община или город в эпоху цивилизации — считается системой саморегулирующейся, гомеостатической, очень четко реагирующей на любое нарушение относительного динамического постоянства внутренней среды. Поэтому задача археологии — открыть законы культурного развития и прежде всего систему взаимодействия отдельных элементов, составляющих культуру. А ввиду того, что культура как целое пока не может быть успешно изучена, ее приходится рассматривать как совокупность субсистем, каждая из которых взаимосвязана с другой и с целым, но изучается как один из компонентов сложного явления. Однако выбор элементов, которые составляют систему, зависит от нас самих. Поэтому в разных моделях культуры могут различаться неодинаковые субсистемы. Важнейшие из них: субсистема средств существования — средства пропитания и их ресурсы; технологическая субсистема — производственная деятельность человека; социальная субсистема; идеологическая субсистема; коммуникативная субсистема, включающая обмен ценностями и торговлю. Каждая субсистема может рассматриваться как саморегулирующаяся, но изменение в одной из них неизбежно вызывает изменение в других. Общества и культуры существуют в состоянии равновесия и, если не наступает катастрофа, ведущая к их гибели, нарушение равновесия должно быть восстановлено 36.

С точки зрения ученых, принадлежащих к школе «новой археологии», системный подход создает специфические возможности изучения археологической культуры и культуры вообще во времени и пространстве, большие по сравнению с возможностями, предоставляемыми изучением археологических комплексов методами, которые применяли до сих пор. Поэтому важно избежать слабостей археологической систематики, попыток измерять мультивариантные явления, следует генерализовать сопоставление культурных отличий и сходств. Статистическое понимание сущности археологического объекта позволяет научно определить типы и их серии 37. Отсюда особое внимание «новой археологии» к статистическим и компьютерным методам в анализе вещей и систем 38.

Одни археологи, подобно Д. Кларку, пытаются разработать конкретный аппарат археологического исследования, таксономический и статистический, и наряду с этим создать общие модели культуры и культурного процесса как взаимоотношений какого-либо археологического объекта с внешней средой и другими объектами в динамике роста и развития. Это чисто теоретические построения. Другие пытаются эти методы приложить к конкретному археологическому материалу. Таковы упомянутая выше работа Рэнфрью о Кикладах и Эгейской цивилизации или статья Кэнта Флэннери о ранних культурах Мезоамерики 39.

Нельзя не признать заслуг представителей «новой археологии» в поисках научных методов подхода к материалу, попыток определить основные понятия науки и установить более современные приемы исследования. Несомненной заслугой их является признание той основной посылки научной археологии, которую всегда признавали археологи-марксисты и под-

стр.77

вергали сомнению некоторые другие ученые, а именно: что вещественные остатки дают систематические отчеты о древних культурных процессах и институтах, о поведении человека в древности, т. е., короче говоря, о человеческих обществах, которыми были созданы эти вещи 40.

Но «новая археология» не ограничивается этим. Ее главная задача — открытие законов развития культуры или (в том случае, если исследователь не признает существования общих законов исторического развития) объяснение культурных изменений, развития того или иного общества. Кроме того, ее задача — создать общую концепцию науки, которой археология будет следовать, создать философию археологии 41. Для этого необходимы внутренний анализ и точное изложение хорошо обоснованных принципов археологических рассуждений (археологическая логика), специальная разработка общих принципов и изучение особых качеств археологической информации (археологическая гносеология, теория познания) и точное определение археологических концепций и их возможностей (археологическая метафизика) 42. Все это нужно прежде всего для того, чтобы приспособить археологическую интерпретацию к основным понятиям позитивистской философии науки. Даже если бы сторонники «новой археологии» не называли, как они это делают, свою философию позитивистской, каждый читатель с легкостью увидит влияние позитивизма на их взгляды. В этих взглядах имеются и отрицательные (плюрализм и признание непознаваемости конечных исторических законов — «законов культурного развития») и положительные (сближение археологии с естественными науками, утверждение значения точных, математических методов исследования, признание значения экономического фактора в жизни общества, экономических изменений и т. п. ) стороны. Все это разные стороны позитивизма. Здесь не место вдаваться в критику позитивизма — философского направления, враждебного марксизму. Читатель может обратиться к специальной литературе по этому вопросу. Для нас достаточно признания, что «новая археология», действительно вносящая много интересного в практику археологических исследований, по своим общефилософским позициям далека от принятых в советской археологии взглядов.

Археологические культуры и этнические общности

Вопросы интерпретации археологических данных, т. е. в первую очередь построения на их основе исторических выводов, не менее сложны, чем вопросы датировки. Здесь мы сталкиваемся с двумя крайними точками зрения: одни ученые преувеличивают возможности археологии и торопятся ответить на вопросы, на которые при нынешнем состоянии источников археология еще не может дать ответа, другие отличаются излишним скептицизмом и ограничивают возможности археологии описанием материалов, отказываясь от исторических реконструкций. Чтобы избежать этих крайностей, следует определить границы археологических знаний, возможностей археологии как исторической науки.

В первую очередь я остановлюсь на вопросе о соотношении археологической культуры и этнической общности 43. Выше, в связи с критикой теории Коссинны, я уже касался этого вопроса.

Вследствие отсутствия четкой дефиниции при выделении «культур» часто наносят на археологические карты очень разные по своей значительности признаки. Собственно, это происходит так: картографируя однотипные археологические объекты, мы замечаем, что, кроме объектов ши-

стр.78

рокого распространения, можно обнаружить вещи, погребения, постройки, типические для замкнутого района и позволяющие отличить этот район от соседних. Поскольку картографируются явления разнородные, а теоретически не обосновано, какие из них наиболее существенны, это дает широкий простор для субъективных решений. Одни ученые выделяют археологические культуры, считая важнейшим признаком чаще всего типы вещей, другие включают и формы поселений, погребений и т. д. В результате вводятся в научное обращение как равноправные объекты исследования культуры, отличающиеся не только по содержанию, но и по охватываемой ими территории — от совсем небольших до занимающих тысячи квадратных километров. В последнее время наряду с термином «археологическая культура» все чаще для культур с широким территориальным охватом вводится термин «культурная область». Самый метод картографирования различных признаков лишь по принципу их особенностей для данного района и данной исторической эпохи, естественно, ведет к тому, что за археологическими культурами скрываются разные исторические явления, среди которых лишь одно из возможных — наличие этнической общности.

Следует обратить внимание на различие понятий «археологическая культура» и «культура» вообще, рассматриваемая как совокупность материальных и духовных ценностей, созданных человечеством. Археологическая культура — это прежде всего культура материальная, или технологическая: орудия труда, инструменты, жилища и т. п. Ее изучение позволяет характеризовать взаимодействие человека с природой. Другие стороны человеческой культуры — социальная (образующаяся из отношений людей между собой) и идеологическая (идеи, верования, знания) — предстают перед археологом лишь как результаты научной реконструкции. Но именно эти стороны представляют то индивидуальное, что характеризует данную культуру, ибо научные и технические открытия быстро распространяются от общества к обществу, и одинаковая или близкая материальная культура встречается на огромных пространствах 44.

К сожалению, понятие «этническая общность» толкуется в современной науке также весьма расплывчато 45. Все, кто пытался составить перечень видов социальных связей, могущих очертить понятие «этническая общность», неизбежно сталкивались с тем, что в определении участвуют многие признаки — общность языка, территории, религии и т. д., но в то же время ни один из них не является ни обязательным, ни главным 46. Советские этнографы в последнее время пришли к заключению, что индексом, показателем, субъективным выражением всей совокупности объективных данных, определяющим принадлежность к той или иной этнической общности, в конечном счете является этническое самосознание. Само собой разумеется, что этот признак трудноприменим для объектов, изучаемых археологами.

Не разработана и классификация типов этнических общностей. Обычно называют три типа: племя, народность, нация. Нация как явление позднее нас в данном случае не интересует. Археолог, имеющий дело с первобытнообщинной эпохой, прежде всего обращается к племени, признаки которого можно очертить, основываясь на данных этнографии. Это — союз кровных родов, объединенных общностью происхождения, и отсюда следуют производные признаки: единство названия племени, языка, территории, хозяйственных интересов, религиозных представлений, обычаев (на позднем этапе развития и политическое единство). Однако племя — слишком мелкая категория, в археологических материалах почти неуловимая и потому в археологии почти не наблюдаемая. Даже сейчас дроб-

стр.79

ность племен такая, что их нельзя сравнивать ни с одной самой мелкой из археологических культур. На изданной Американским музеем естественной истории карте народов Тропической Африки выделено свыше 1 тыс. племен, в одном только Камеруне 225 племенных групп. Число индейских племен Америки превышает 700.

То, что называли племенами античные авторы или русские летописцы и что иногда удается определить по археологическим данным, — союзы племен. Но это — явление очень позднее: союзы племен возникают уже на рубеже классового общества. До них на протяжении большей части первобытнообщинной эпохи основной категорией этнической общности были группы родственных племен, живших на смежных территориях, говоривших на диалектах одного языка (или, вернее, на языках, близких друг к другу) и обладавших многими общими особенностями культуры. Очевидно, именно такие общности представляют большие археологические культуры («культурные области»), которые относятся чаще всего к энеолиту, бронзовому или раннему железному векам и играют важнейшую роль в изучении дописьменной истории. В зарубежной литературе к ним применяют (впрочем, без глубокого смыслового анализа) термин «народ». Вместо «культура шаровидных амфор» говорят «народ шаровидных амфор». Мы избегаем термина «народ» и говорим «носители культуры шаровидных амфор». Видимо, мы здесь имеем дело с какой-то этнической категорией, охватывающей ряд племен.

Но какие из признаков этнической общности могут найти отражение в археологических материалах, могут быть картографированы и характеризовать древние племена и народы?

Советские ученые полагают, что археологические культуры дают возможность получить представление о гораздо более широком круге явлений, чем только об этнической принадлежности их создателей. «Археологическая культура отражает развитие производительных сил и производственных отношений, а также ряда надстроечных явлений, характеризующих в совокупности данное общественное целое, и является источником для восстановления определенного этапа в истории того или иного народа и его культуры (в общеупотребительном смысле)... В пределах широких археологических категорий можно отметить такие особенности быта, одежды, жилища, утвари, труда, орнамента, деталей погребального обряда и т. п. той или иной локальной группы населения, которые дают основание характеризовать эту группу уже как этническую», — писал А. Д. Удальцов 47. Однако некоторые археологи еще придерживаются устаревшего взгляда, что всякая археологическая культура должна иметь этническое значение. Под археологической культурой они понимают такие ассоциации археологических явлений, которым безусловно соответствуют определенные этнические единства. Археологической культуре должна отвечать одна и только одна этническая общность людей 48.

Но если основывать наши рассуждения на реальных фактах, то можем ли мы считать, что археологическая культура совпадает с этнической общностью? И существуют ли непосредственные ее связи с таким важнейшим признаком этнической общности, каким является язык? Обратимся к конкретным примерам из этнографии, заранее оговорив, что они относятся к народам, связанным с определенными географическими условиями, определенным типом хозяйства, и потому представляют проблему в несколько огрубленном виде. Зато здесь мы имеем дело с явлениями, так сказать, «чистыми», без многочисленных исторических наслоений.

Примером, подтверждающим тезис о единстве культуры и этноса, могут служить эскимосы Америки. Территория их расселения целиком сов-

стр.80

падает с границами хозяйственно-культурной арктической области, единственными представителями которой они являются. Они едины в расовом отношении. Их диалекты настолько слабо дифференцированы, что эскимос с Аляски без большого труда поймет эскимоса из Гренландии. Формы их жизни и соседних индейцев настолько различны, что мы без труда можем провести этническую границу 49. Пример противоположный — индейцы пуэбло. Их культура до мелочей сходна на больших территориях расселения от юго-западных штатов США до Северной Мексики. Но разговаривают они на четырех различных языках юта-ацтекской группы: тано, керес, хопи (шошоны) и зуньи. Количество примеров, когда у различных современных народов наблюдается чрезвычайно сходная, а иногда и одинаковая культура, может составить огромный список. Назовем хотя бы узбеков и таджиков, латышей и эстонцев, чувашей и марийцев, болгар и гагаузов, гиляков и ульчей.

Поскольку этнические единства первоначально складывались среди отдельных групп людей, постоянно общавшихся между собой, а средством общения был язык, древнейшие этнические и языковые общности, вероятно, совпадали. «В дальнейшем, однако, в силу различных закономерностей и темпов развития языка и культуры такое совпадение неизбежно частично или полностью утрачивалось, хотя связь между обоими этими общественными явлениями в тех или иных формах всегда сохранялась» 50.

В случаях, когда происходят процессы ассимиляции, заимствования языков в связи с приходом новой этнической группы, взаимоотношения языка и культуры сложнее Можно привести примеры, когда, резко различаясь с соседями в формах жизни и даже несмотря на заимствование языка, народ сохраняет почти в неприкосновенности свою прежнюю культуру. Такова, например, культура разговаривающих на сингалезском языке ведда на Цейлоне или части пигмеев Африки, живущих в этносимбиозе с неграми. Завоевание Нормандии викингами Роллона в начале X в. (911 г. ) отделено от вторжения в Англию Вильгельма Завоевателя (1066 г. ) периодом в полтора столетия. С точки зрения археологии в культуре норманнов в период между этими двумя датами нет никакого перерыва, только постепенное, нормальное развитие. Если бы мы располагали лишь археологическими данными, то нам осталось бы неизвестным, что в этот период норманская аристократия, забыв «собственный язык, до такой степени восприняла французский, что именно он был введен норманнами в Англии и навязан на много веков как государственный язык» 51.

Археологи понимают, что одинаковая материальная культура может принадлежать сообществам разговаривающих на разных языках людей, и давно уже предполагают, что, скажем, восточная область единой гальштатской культуры раннего железного века принадлежала иллирийцам, а западная — кельтам. Попытки автохтонистов искать предков того или иного народа на той же территории, где народ этот ныне проживает, чаще всего неосновательны ввиду того, что на протяжении многих веков непрерывно происходили миграции. Народов, история которых протекала бы в полной изоляции, почти не существует. Географические границы распространения языковых семей и групп непрерывно изменяются. Нужна крайняя осторожность при сопоставлении языка и археологической культуры. Поскольку здесь не удается установить никакого закона взаимосвязи, исследователю приходится поочередно пересмотреть все возможности в каждом отдельном случае, отказавшись от наивного отождествления археологической культуры и языковой группы. Такой вывод для языковедов совсем не нов.

стр.81

Но если мы не можем установить непосредственную корреляцию языка и археологической культуры, то нельзя ли все же выявить такие связи через посредство других компонентов этнической общности, ибо для археологов и этнографов, в отличие от лингвистов, этническая общность — понятие иное, чем только лингвистическая общность. Мы уже отмечали, что самый метод выделения археологических культур таков, что они оказываются очень разными в этносоциологическом смысле явлениями, разными формами исторических общностей Отдельные из них могут представлять собой лишь определенный хозяйственно-культурный тип, выражающий специфические особенности развития в различных географических условиях (например, пешие охотники лесной полосы, оседлые рыболовы низовьев больших рек) 52. Там, где идет речь об археологической культуре, соответствующей хозяйственно-культурному типу, нет никаких оснований предполагать этническую или языковую общность 53. Поэтому прав Н. Н. Чебоксаров, который утверждает, что памятники неолитической культуры Восточной Европы, характеризовавшиеся керамикой с ямочно-гребенчатым орнаментом, не дают ответа на то, принадлежали ли они действительно родственным по происхождению и языку древним финно-угорским племенам или были оставлены группами рыболовов и охотников таежной полосы, имевшими различное происхождение и во многих случаях, возможно, даже не связанными между собой. Это тем более верно, что, например, хозяйственно-культурный тип, к которому относятся северные восточнославянские племена, больше отличался от южного восточнославянского, чем от соседствующего с ним финно-угорского

Сложнее обстоит дело с теми археологическими культурами, которые соответствуют по своему характеру так называемым историко-этнографическим областям. В этих случаях бывает трудно, а иногда и невозможно ответить на вопрос, имеем ли мы дело с группами, родственными по происхождению и близкими по языку, или же с разнородными, выработавшими в результате длительного исторического контакта общие черты культуры. Лучший пример таких областей — Прибалтика или Северный Кавказ, где существуют очень близкие культуры при крайней языковой дробности.

Итак, какие элементы археологической культуры могут свидетельствовать о том, что данное общество представляет некую этническую единицу? Это элементы, не связанные непосредственно с производством, с географическими условиями, влияющими на хозяйство и быт, главным образом те, что относятся к духовной стороне жизни, к искусству, религии, которые отражают традиции, переходящие от одного поколения к другому. В самом деле, орудия труда и оружие могут быть сходными у разных народов; они, как иногда говорят, «не этноспецифичны», так как их форма определяется в первую очередь функциональным назначением и лишь затем традициями. Жилище и приемы строительства зависят в большей мере от географических условий (климата, наличия того или иного строительного материала и т. п. ). А вот орнамент и форма сосудов — на редкость устойчивые элементы культуры и часто, несмотря на многие изменения судеб того или иного племени, по традиции сохраняются на протяжении веков, так что даже в новых формах можно увидеть их генетическую связь с прежними Художественная форма является выражением идеи, связана с особенностями развития человека в пределах данной исторической области, с определенной исторической эпохой и определенной степенью этнического самосознания.

В глубокой древности особенности художественного развития каждой области наблюдаются гораздо более последовательно, чем в современно-

стр.82

сти, однако и здесь необходима осторожность. Например, в сходных исторических условиях у разных племен могут независимо возникнуть сходные элементы материальной культуры. Так, в эпоху энеолита на гигантских пространствах от Дуная до Китая у раннеземледельческих племен появилась очень сходная крашеная керамика. У разных племен независимо друг от друга могли сложиться одинаковые приемы изготовления и украшения посуды. Бывает, что керамика разных племен нивелируется в процессе исторического развития. Нельзя, например, различить керамику бургундов на Рейне и вестготов в Южной Галлии. Здесь деятельность мощных производственных центров и распространение моды имели такое значение, что собственно племенные формы были утрачены. Хорошим отличительным признаком племени являются особенности в одежде, в прическах, на что обращали внимание еще античные авторы. Но, к сожалению, в археологических материалах мы не находим ни одежды целиком, ни причесок, а лишь отдельные детали: металлические застежки, шпильки, пояса, пуговицы, по которым, правда, иногда удается реконструировать целое. Но именно эти детали одежды были больше всего подвержены влиянию международной моды, происходили из одних и тех же производственных центров. Наконец, для этнических определений могут иметь значение детали погребального обряда, и именно детали мелкие, подчас малозаметные.

Логически можно предположить, что такие особенности материальной культуры, как названные выше, не зависящие от производства и потому могущие служить «этнизирующими» признаками, должны развиваться параллельно с признаками языковыми и, таким образом, могут указывать на этнолингвистическую связь 54, наличие традиций в каком-то обществе предполагает общение между его членами, а средством общения является язык. Никаких иных доказательств справедливости этого утверждения мы привести не можем.

Слабость метода заключается в том, что мы вынуждены рассматривать культуру не как целое, а как сумму ее отдельных частей, причем «диагностическими» оказываются, как правило, признаки второстепенные.

Представители «новой археологии», рассматривающие культуру как сумму находящихся во взаимодействии субкультур, не смогли выработать систему обнаружения тех признаков сходства и различия, которые позволяют судить о данной культуре как о некоей этнической общности, отличающейся от других общностей. Вообще само по себе понятие этнической общности их мало интересует. Придавая значение нематериальным аспектам «культуры», они рассматривают язык и письменность прежде всего как средство информации и коммуникации. Психология, поведение членов первобытного коллектива для них не являются признаками этноса. В соответствии с принципами бихевиоризма они признают, что поведение представляет совокупность реакций организма, вызываемых стимулами среды. Но устойчивые нормы поведения рассматриваются только как элементы культурной, а не этнической общности.

Установить, что некоторые археологические культуры позволяют судить об этнических общностях, а следовательно, и о языковых явлениях, еще недостаточно ни для археологов, ни тем более для лингвистов. Были сделаны попытки сопоставить существующие в языкознании представления о формировании древнейших языковых общностей с данными археологии. История и практика таких сопоставлений — тема для особого разговора, и, не касаясь ее здесь, отметим лишь, что ни языковеды, ни археологи, с нашей точки зрения, не подготовлены еще к решению таких вопросов. Обнаруженные совпадения данных археологических карт с дан-

стр.83

ными лингвистических при неполноте тех и других — не более, чем совпадения, и не могут быть признаны основой для научных обобщений. Неудачные поиски территории, где могло возникнуть индоевропейское языковое единство, служат этому лучшим доказательством.

Особая проблема — возможность отождествления археологической культуры и того или иного упоминаемого в письменных источниках народа 55. Казалось бы, что здесь все просто: достаточно определить, какие характерные памятники были на территории, которую древние авторы называют территорией расселения какого-либо народа в их время. Более того, определив такую культуру, можно ретроспективно идти в глубь веков и, прослеживая генетические связи, выяснить ее древние корни. Однако в практике археологов иногда производятся реконструкции при недостаточной критике источников, что порождает ложные представления об этногенезе ныне существующих народов. Сведения античных авторов очень неполны, ненадежны и неточны Нередко они не описывали действительные этнические единства, а классифицировали их. Так, схема Гекатея, утверждавшего, что на востоке живут индийские племена, на севере — скифы, на западе — кельты, на юге — эфиопы, долго была исходной для греческих авторов и в частности служила причиной того, что они причисляли германцев к кельтам. Тацит считал венедов германцами, потому что они оседлы и этим отличаются от кочевников-сарматов. Наиболее точные этнографические описания Европы к северу от Альп впервые появились у Цезаря, но даже он в угоду своим политическим соображениям указал на Рейн как границу между кельтами и германцами, хотя в его время Рейн такой границей еще не был 56.

Но и собственно археологические материалы, относящиеся к раннеисторическим эпохам, предстают в сложном для изучения виде Археологам легче судить о культурах наиболее древних — каменного века и эпохи раннего металла, когда население еще было редким, контакты и торговые связи между отдельными обществами слаборазвиты Тогда вследствие замкнутой жизни общин культура каждой человеческой группы (родственной или территориальной) создавалась главным образом на основе опыта предыдущих поколений, на основе местных традиций 57. Археологические культуры того времени, вероятно, чаще всего соответствовали таким этническим общностям, как племена или группы родственных племен 58. Именно в эти эпохи, о языках которых мы ничего не знаем, археологические культуры предстают в наиболее «чистом» виде

В более позднее время очень трудно определить границы развитых археологических культур, таких, как, скажем, латенская, поскольку они оказали большое влияние на соседние культуры, и обширные пояса переходных зон не позволяют выяснить, какова была первоначальная территория, где зародилась культура. И во всяком случае нельзя отождествлять территорию народа, создавшего такую культуру, с территорией ее распространения, так как необходимо считаться с ростом величины этнических общностей, с тем, что основные процессы, оказывающие влияние на их формирование, — консолидация и ассимиляция. Эти процессы охватывали не только родственные, но и чуждые друг другу племена Формирование крупных этнических общностей, больших европейских семей народов — кельтов, германцев, славян — происходило во время, близкое к тому, когда впервые о каждом из них упоминают письменные источники. Эти общности вступали в письменную историю в момент решительных изменений их культуры, когда они как бы сбрасывали с себя старую археологическую «одежду». Поэтому так сложно с помощью археологии возвести этническую историю этих народов в более древние эпохи

стр.84

Отсюда трудности в попытках решения вопроса, скажем, об этногенезе славян. В целом культура славян VI в. н. э. настолько отличается от предшествующей, что создается впечатление их внезапного появления в это время.

Попытки искать «этнизирующие признаки» в предшествующих культурах до сих пор не увенчались полным успехом.

Сходная картина и у германцев. Утверждение Г. Коссинны, что культура германцев позднелатенского времени, описанная Цезарем, может быть возведена к бронзовому веку или даже неолиту северных областей, неосновательно 59. В позднее римское время типологические ряды фибул, керамики, украшений обрываются и образуются новые, которые удерживаются иногда до эпохи викингов и корни которых находятся не на севере, а в кельтской культуре среднелатенского времени.

Сходная картина у кельтов. Они упоминаются впервые в письменных источниках в V в. до н. э. — это ранняя латенская культура. Она появляется внезапно, и хотя есть основания искать кельтов в кругу населения гальштатской культуры, точных археологических доказательств нет. На территории, позже приписанной кельтам, было столько волн народных передвижений, что народ, который мы называем кельтами, является продуктом многочисленных скрещиваний и перемещений. Поэтому неверно опыт опознавания этнических общностей, пригодный для эпох, имеющих письменные источники, применять для периодов, именуемых в зарубежной науке «доисторией».

Если мы примем терминологию, согласно которой этническая общность — это народ, а этнографическая группа — это часть народа, то каковы возможности археологии наметить границы таких этнографических групп?

Казалось бы, удачным должно быть решение вопроса о границах поселения древних германских племен, так как сведения Цезаря и Тацита относятся ко времени, когда эти племена действительно существовали. Но несмотря на то что Коссинна, считая этот вопрос легко разрешимым, якобы нашел каждому из названных в письменных источниках германских племен свой археологический эквивалент, и поныне, через 50 лет, еще недостаточно данных, чтобы дать подлинно научный ответ. Критическое изучение находок в Средней Европе, относящихся к римскому времени, показало, что можно наметить границы между германцами и римлянами, германцами и балтами, но нельзя по археологическим данным определить все мелкие германские племена, названные Тацитом в его «Германии».

Археологические культуры, которые можно было бы связать с племенами, намечаются, но их гораздо меньше, чем племен в письменных источниках, и мы пока еще не знаем, что означают эти культуры.

Проблема, вероятно, была бы решена, если бы мы имели карту разговорных языков той эпохи для сравнения с археологической картой. Но известно, как мало мы знаем кельтский или иллирийский языки и ценой какой опасной акробатики даются реконструкции целого по известным отрывочным данным. Бельгийский археолог Де Лаэт жалуется на чрезвычайно быструю эволюцию взглядов языковедов по вопросу о том, на каком языке разговаривали в Бельгии накануне римского завоевания. Сначала считали, что на германском, потом решили, что на кельтском, на короткое время одержал победу иллирийский язык, сейчас на горизонте вырисовывается «бельгийский» — доиндоевропейский язык с наслоившимся кельтским. А источники не менялись: несколько собственных имен, названий божеств, названий местности и довольно ясное свидетель-

стр.85

ство Цезаря в пользу кельтского языка 60. Мы привели этот пример с целью показать, как неустойчивы еще наши знания даже по вопросам, по которым мы располагаем сравнительно достаточными археологическими источниками.

Таковы трудности, связанные с участием археологов в решении проблем этногенеза. Область этногенетических исследований требует комплексного решения проблем коллективными усилиями археологов, этнографов, лингвистов, историков, антропологов. Археологические источники сами по себе дают возможность установить наличие этнокультурных областей в глубокой древности, но всякая попытка связать эти данные со сведениями об упоминаемых античными авторами или ныне существующих народах уже выходит за пределы возможностей одной археологии. Степень и возможности участия в решении проблем этногенеза должны быть определены специалистами каждой из названных выше дисциплин. Но поскольку для нас, археологов, такие возможности небезразличны, сошлемся на авторитетные мнения специалистов.

Антропологи считают, что при современном состоянии наших знаний использование антропологических данных для решения проблем этногенеза наиболее эффективно в зонах контакта между расами первого порядка (европеоидами, монголоидами, негроидами). Все работы по исторической антропологии не поколебали основного, принципиального убеждения антропологов, что расовые (биологические) отличия людей не влияют непосредственно на их культуру. Поэтому антропологические данные в отдельных случаях должны помочь в деле сопоставления археологических культур и этнических общностей, но почти никогда не могут иметь решающего значения 61.

Из всех смежных наук наибольшие надежды археологи возлагают на топонимику. Но вот что пишут специалисты: «Топонимика с давних пор играла доминирующую роль в этногенетической проблематике. В этом, конечно, нет ничего удивительного, так как местные названия — самый заметный результат локализаций и миграций этнических групп. Однако до последнего времени основные принципы методики топонимического исследования оставались спорными, и использование топонимического критерия для определения пространственно-временных характеристик этнической группы оказывалось сомнительным. Прежде всего неверным представляется в настоящее время положение о том, что районы наибольшего сосредоточения гидронимов определенной языковой принадлежности являются областью первоначальной локализации соответствующей этнической группы» 62. «Немало бед принесли упрощенные представления об «увязке» наук, как всегда, когда не задумываясь, твердят кажущееся ясным. Часто повторяют, что только взаимное подтверждение данных топонимики археологическими, этнографическими и т. д. обеспечивает достоверность. Но готовы ли сейчас науки ко встрече? Карты археолога, антрополога, диалектолога, топонимиста трагически неполны и изменчивы... Поспешное и некритическое «перекидывание мостиков», навязывая науке выводы, не опирающиеся на ее материал, приводило к вульгаризаторским фантазиям, за которые приходилось дорого расплачиваться. Опасно скороспелое искусственное привязывание топонимических данных к археологическим или обратно. Понятна научная осторожность авторов лучшей топонимической работы у нас — В. Н. Топорова и О. Н. Трубачева (Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962. — А. М. );... они в итоге большой исследовательской работы подчеркнуто ограничили свои выводы сферой языка, отводя всякую попытку увязывать полученные результаты с данными археологии» 63.

стр.86

Топонимика является лишь одной из областей лингвистики. Для решения теоретических основ этногенеза важно установить взаимоотношения археологии и лингвистики в целом.

Не соответствует современному уровню языкознания предположение, что для поздних эпох главным направлением глоттогонического процесса являются дифференциация, распад языковых единств, расселение народов из единого центра 64. Основываясь на этом предположении, некоторые археологи ищут центры происхождения культур. Однако этногенетический процесс, по-видимому, протекал по-разному в разные исторические эпохи, и если на начальных этапах человеческой истории это была преимущественно дифференциация, дробление и расселение племен, то на рубеже доклассового и классового общества это была главным образом интеграция, слияние различных этнических общностей и образование на их основе новых народностей. В последнее время среди лингвистов все большее распространение получает мысль, что так называемые праязыки, якобы породившие целые языковые семьи путем дифференциации, были на самом деле группами диалектов, имевших общие черты 65.

Еще в 1950 г. С. П. Толстов выдвинул гипотезу «первобытной лингвистической непрерывности», согласно которой в результате тысячелетней истории первобытных родов, взаимообмена и взаимопроникновения языки ближайших локально родовых групп были настолько близки между собой, что не имели резких лингвистических границ. Все первобытные языки столь близки друг к другу, что оказываются на положении позднейших диалектов или даже говоров, — однако при удалении на определенное расстояние взаимная понимаемость постепенно исчезает. Но вместе с тем это отнюдь не диалекты в современном понимании, а самостоятельные языки, так как кроме них никаких других языков не существовало и каждый из них являлся орудием общения экономически самодовлеющего коллектива. Эта гипотеза, предполагающая, что и в древности протекали важнейшие процессы интеграции языков, позволяет понять причины некоторых неудач в попытках решать проблемы этногенеза путем сопоставления археологических и языковых данных.

Если речь идет не о соответствии археологических культур и этнических общностей в глубокой древности, а о проблемах этногенеза современных народов, то в конечном итоге единственно научным методом является метод восхождения от известных поздних данных к более ранним. Но оказывается, что труднее всего в таком восхождении перешагнуть рубеж письменной и дописьменной эпох, о чем уже говорилось выше. Над всеми этими фактами советские ученые задумывались и приходили к заключению, что появление новых «этнических качеств» следует связывать с теми переломными, критическими периодами в истории племен и народов, «когда происходят коренные изменения в общественном строе и в идеологии» 66. Одним из таких переломных периодов было время зарождения классового общества, к которому и относится появление на исторической арене славян, германцев и кельтов. Советские ученые справедливо отмечали, что «языкам и национальностям современной Европы предшествовали некогда совершенно иные языки и этнические образования, сменявшие в свою очередь еще более древние и примитивные языки и этнические группы» 67. Древние племена, известные нам по археологическим культурам, могли быть общими предками различных исторических народов — и славян, и германцев. Языковые предки германцев, славян и балтов разговаривали на каких-то древнейших североиндоевропейских наречиях. К какому времени отделилась балто-славянская группа наречий и когда она разделилась на славянскую и балтскую, никто пока

стр.87

сказать не может 68. Во всяком случае, есть все основания полагать, что каждый народ восходит не к единому, а к нескольким предкам, что количество этнических единиц в ходе истории уменьшается Это не препятствует, однако, тому, что в отдельных случаях происходит распадение племен и народов на дочерние племена и на роды.

Относительно бронзового века еще нельзя говорить ни об иллирийцах, ни о кельтах, ни о славянах: во II тысячелетии до н. э. этих народов или их прямых предков вообще не существовало. Характеризуя отдельные племена и их группы, выявляемые по археологическим источникам в Европе в бронзовом веке, еще нельзя пользоваться этническими наименованиями, заимствованными из письменных источников. Консолидация племен как этнических общностей, к которым восходят современные народы, произошла на высшем этапе развития первобытнообщинного строя, накануне возникновения классового общества. Попытки найти того кроманьонца, от которого произошел славянин, и другого кроманьонца, от которого произошел француз или англичанин, не только научно не оправданны, но порочны, так как в них содержится идея об извечной биологической разнице, предопределявшей судьбу каждого народа на протяжении всего его исторического пути. Принципиально важным тезисом марксистского учения об этногенезе всегда являлось отрицание «чистого» как в расовом, так и в языковом и культурном отношении происхождения народов.

Одна из причин трудностей в изучении проблем этногенеза — слабость источниковедческой работы, «потребительское отношение» к источнику. Вместо полного и всестороннего анализа археологического источника исследователь подчас выбирает из него лишь данные, подтверждающие его концепцию, и отвергает другие. При этом, как правило, вероятность того, что событие произошло или могло произойти, рассматривается как достаточная, чтобы исходить из представления, что это событие действительно было. Простое совпадение ареала археологической культуры с данными письменных источников, указывающими на близкие к этой культуре территории, населенные какими-то племенами, считается достаточным для отождествления этих племен с данной культурой. После этого происходит элементарная формально-логическая ошибка: автор предполагает доказанным то, что он должен был доказать. Такое отношение к источникам определяется не только неразработанностью методики исследования, но и тем, что в ряде случаев археология, несмотря на значительные темпы роста своих источников, не обладает еще достаточным их количеством, чтобы ответить на вопросы этнической истории, а исследователи торопятся эти ответы дать.

Высказанные мною сомнения в ныне достигнутых возможностях этнического определения археологических культур побудили меня в дальнейшем тексте предпочитать археологические названия культур названиям, связывающим их с какой-либо лингвистической или этнической общностью Вместе с тем, признавая, что археологическая культура в большинстве случаев является созданием какого-либо народа или группы племен, я допускаю применение терминов типа «племена шнуровой керамики» и т. п.

стр.88

Другие аспекты понятия «археологическая культура»

Изменение границ культуры может свидетельствовать о переселении народа, иногда о завоевании им новой территории и о вытеснении или ассимиляции прежнего населения этой территории. Однако в мировой археологии о миграциях и завоеваниях существует множество гипотез, основанных на недостаточных данных. Например, предположение о миграции племен, основанное только на распространении типичной керамики или оружия, или погребального обряда, может быть ошибочным, так как межплеменные сношения и связи способствовали распространению вещей и идей независимо от того, переселялся ли сам народ, создавший эти вещи и идеи. В результате диффузии отдельные элементы культуры могли проникать на территории, очень отдаленные от племен, в среде которых они возникли. Археологи в большинстве своем признают, что мегалитические погребения возникли в результате распространения определенной религиозной идеи без переселений какого-либо народа — носителя этой идеи. Поэтому совсем нелогично, когда те же ученые в связи с распространением обряда погребения в урнах говорят о миграции народа «полей погребальных урн» 69.

Только в том случае, если не отдельные элементы культуры, а культура в целом в одном районе наблюдается в более позднее время, чем в другом, можно говорить о переселении народа или части его. Если в результате встречи завоевателей или переселившихся на новые территории племен с местным населением возникает смешанная культура, то очень трудно установить факт завоевания или миграции, так как всегда остается предположение о смешении разных культур в результате мирных сношений, диффузии элементов культуры.

Если даже различные горизонты одного и того же памятника показывают изменение элементов культуры, то раньше, чем решать вопрос о том, свидетельствует ли это изменение о завоевании или о смене населения по другой какой-либо причине, следует взвесить, каковы эти элементы. Мы уже говорили, что наиболее обильный в раскопках, прочный, стилистически выразительный материал человеческой деятельности, характеризующий отдельные племена, — это керамика. Повседневная (не парадная) керамика вследствие широкого употребления и консерватизма в ее изготовлении служит лучшим индексом в наших попытках отличить одно население от другого, чем парадная керамика, формы которой могли заимствоваться или даже сами сосуды могли распространяться из единых производственных центров.

В бронзовом веке была распространена так называемая минийская керамика. Эта высококачественная, сделанная на круге и хорошо обожженная серая керамика найдена в Трое (слои VI—VII), в материковой Греции (среднеэлладский период) и в некоторых других местах Эгейского мира. В Трое и Микенах ее находки связаны со слоями разрушения городов. На этом основано предположение, что эту керамику принес с собой новый народ — завоеватель. Я в дальнейшем также придерживаюсь этого предположения. Но все же у нас нет доказательств того, что разрушители городов и создатели минийской керамики — это одни и те же люди. Минийская керамика встречается вместе с местной, сделанной без круга, и есть основания для предположения, противоречащего нашему: она могла появиться из каких-то производственных центров, распространявших свою продукцию среди различных народов 70.

стр.89

Еще раз повторяю, что, решая вопрос о миграциях и завоеваниях, следует помнить многочисленные в истории примеры заимствования и диффузии культуры без каких-либо значительных смещений населения.

Наконец, постоянно необходимо иметь в виду, что сходство отдельных элементов культуры не всегда является результатом связей между культурами; оно может возникнуть независимо в разных обществах в сходных общественных или хозяйственных условиях.

Много места в исследованиях археологов занимают попытки вывести одну культуру из другой и представить, таким образом, процесс развития на отдельных территориях в виде непрерывной цепи культур, сменяющих одна другую. Основанием для таких построений служит то, что в некоторых культурах, относящихся к более позднему времени, сохраняются элементы, характерные для культур предшествующего времени, — такие, как керамические формы или орнаменты и т. п. Чаще всего эти культуры позднего времени входят в большие культурно-исторические области и на огромном пространстве своего распространения не представляют полного единства 71. Такова, например, культура курганных погребений.

Вопрос о характере таких культурных областей и закономерностях их возникновения остается неясным. Вероятно, большие культурные области возникают не в результате роста и распадения какой-то единой этнической группы, а в результате симбиоза, консолидации многих предшествующих обществ, происходящей вследствие прогрессивного развития и установления связей. При этом возможно, что элементы одной из археологических культур распространяются на ряд различных племенных групп. Но они остаются лишь элементами культуры и не создают полного единства. Это лишь воздействие одной из культур, а не ее распространение в полном смысле слова. Так, названная выше культурная область курганных погребений создана различными племенами с различными неолитическими традициями, и местные особенности сохраняются в отдельных районах распространения курганных погребений. На начальном этапе развития культурной области эти местные особенности в какой-то мере нивелируются в результате резкого хозяйственного подъема и усиления общих связей. Но постепенно возрождаются внутренние связи отдельных мелких групп, появляются иные источники культурных влияний, единство культурной области распадается, внутри нее консолидируются другие племенные группировки, развитие которых приводит к созданию новых археологических культур.

Таким образом, процесс возникновения новых культур — это не прямая линия превращения одной культуры в другую, а сложный процесс дифференциации и интеграции, смешения племен и изменения их хозяйственной и общественной жизни. Поэтому попытки непосредственно вывести одну культуру из другой мне кажутся несостоятельными, и в дальнейшем я очень осторожно пользуюсь такими выводами. При этом, конечно, исключаются такие случаи, когда название новой культуры получают памятники позднейшего этапа старой. Например, культуру ноа в Румынии рассматривают как позднейший этап культуры монтеору. Здесь связи не представляют сомнения и отрицать их было бы нелепо. Но если единая линия развития культур прослежена, то приходится отказаться от различных наименований и объединить такие культуры под одним названием, сохранив первоначальное деление как названия этапов развития культуры.

Наш термин «культурно-историческая» область имеет французский эквивалент «l'aire culturelle et historique». Немецкий термин «Kreis» и его английский эквивалент «Sphere» менее точно передают содержание

стр.90

обрисованного выше понятия культурной области, но употребляются в специфическом смысле для обозначения не только территории, занятой ядром культуры, но и областей на периферии, находящихся под влиянием этой культуры, или таких, на которые распространяется диффузия различных элементов 72.

Вместо названия «культурная область» иногда употребляется термин «археологическая провинция». Правильное определение этого термина предложено А. А. Формозовым. Он называет так большой район, в котором на протяжении длительных отрезков времени, более длительных, чем время существования культур и культурных областей, сохраняется единство материальной культуры, несмотря на смену одной археологической культуры другой. Такие «археологические провинции» существуют от мезолита до бронзового века включительно 73.

В западноевропейской литературе очень часто встречается обозначение «группа» (вместо «культура»). В этот термин вкладывается разный смысл. Венгерский археолог Ф. Томпа писал о «группе ленточной керамики», внутри которой выделял три культуры: линейной керамики, бюкка и тисы, т. е. «группой» он называл культурно-историческую область. М. Гарашанин, Я.. Баннер и другие считают, что термин «группа» соответствует прежнему понятию «культура» 74.

Однако на самом деле большинство западноевропейских археологов под «группой» понимают некую общность, выявленную по керамическому комплексу. Культура передает единство, широкое сходство элементов, «группа» же представляет лишь фрагмент культуры. «Группа» не обязательно совпадает с «культурой», а лишь отличается специфическими формами посуды и орнамента. Отсутствие четкой дефиниции и постоянная путаница в применении терминов «культура» и «группа» очень усложняют описания фактов западноевропейской археологии. К тому же, наблюдается увлечение чрезмерной керамической типологизацией, на основании которой, не придавая должного значения таким важным элементам культуры, как хозяйство, религиозные и общественные формы, выделяют ступени и подгруппы внутри отдельных культур 75. Это увлечение некритическим дроблением культур приводит к тому, что несмотря на новые открытия общая картина европейской археологии не обретает четких очертаний, а становится все более мозаичной и сложной, и все труднее отделить второстепенные явления от главных. В дальнейшем изложении я употребляю термин «группа» только для обозначения керамического комплекса, хотя и признаю, что такие комплексы могут передавать некие эстетические традиции, позволяющие отличить одну этническую группу от другой.

Таковы некоторые аспекты важнейшего в археологии понятия «культура».

Изучение археологических культур сравнительным методом служит основным приемом современной археологии. Сходные явления в различных культурах могут рассматриваться: 1) как генетические, т. е. как результат их родства по происхождению и последующих расхождений; 2) как стадиальные, т. е. возникшие независимо в генетически не связанных между собой обществах, в сходных условиях социального развития; 3) как результат культурного взаимодействия, заимствования или диффузии. Только сравнительное изучение, учитывающее все эти возможности, может дать ответ на вопрос об истинных взаимосвязях культур и их происхождении.

Я не могу подробно останавливаться на возможностях археологии в реконструкции всех сторон жизни первобытного человечества, таких, как природная среда, питание, жилище, поселения, орудия труда, оружие, одежда и украшения, техника, обмен и торговля, транспорт, искусство и т. д. 76

стр.91

Обращу лишь внимание на то, что и здесь, кроме собственно археологических методов, приходят на помощь методы и данные естественных наук: химии, палеозоологии, пыльцевого анализа, металлографии, спектрографии и т. д.

Особые трудности представляет реконструкция по археологическим данным духовной и социальной жизни первобытных обществ. Выше уже было сказано, что мы признаем принципиальную возможность таких реконструкций, но с постоянной оговоркой, что, создавая модель первобытного общества по археологическим данным, мы не претендуем на безусловную точность, а говорим лишь об известной степени приближения к подлинной картине 77.

Мы можем судить о социальном равенстве или неравенстве по характеру жилищ, погребений, по одежде, украшениям и оружию. Однако бывает трудно решить вопрос о том, какие формы господства породило социальное неравенство. Известно, например, что в примитивных обществах существовало домашнее (патриархальное) рабство. Но как оно могло отразиться в археологических материалах? Для таких рабов не строили специальных казарм, как, например, это было иногда в классовых рабовладельческих странах, не применяли ошейники или цепи. В Британии найдены цепи для рабов, относящиеся ко времени господства белгов, но они применялись не для домашних рабов, а для работорговли, для экспорта в римский мир. Мы можем предполагать наличие домашнего рабовладения, но не можем его доказать по археологическим данным. Иногда встречаются парные погребения, в которых одно сопровождается богатым инвентарем, а другое лишено всякого инвентаря. Это может быть погребение раба вместе с господином. Но так ли это? Возможно, признаком рабского труда является возведение огромных сооружений, требовавших участия больших коллективов людей. Но гораздо более вероятно, что это делали свободные общинники.

Можно было бы привести много других примеров недостаточности археологических данных для реконструкции общественной жизни первобытных людей.

И все же терпеливые поиски и осторожные дедукции дали возможность во многих случаях представить себе социальное устройство первобытных обществ. Это одно из важнейших достижений современной археологии, ее огромный вклад в создание истории первобытного общества.

Здесь следует еще раз сказать о значительном влиянии, которое в последнее время оказывают на мировую археологию материалистические взгляды, марксистские идеи, в частности советских ученых. Речь должна идти не только о прямом принятии марксистских взглядов, а и о том, например, что распространение идеи о возможности социальных реконструкций по археологическим данным само по себе содержит признание марксистского тезиса о закономерности исторического развития. Около 30 лет назад Г. Чайлд писал: «Наши советские коллеги... показали, как внутреннее развитие общества может объяснить обширную область археологических фактов. Применение ими марксизма к доистории породило исследования, которые кажутся более историческими, чем перечни вторжений, и солидно обоснованы наблюдениями» 78. Чайлд считал себя марксистом, но сейчас многие положения материалистической археологии принимают ученые, которые не только не задумываются над тем, к какой философской школе они принадлежат, но и, вероятно, решительно протестовали бы, если бы их назвали марксистами.

Излагая принципы археологических исследований, обратим внимание на вопрос о влиянии географической среды на развитие общества.

стр.92

Прежде всего следует избежать ошибочного взгляда, что географическая среда и вся внешняя природа — это одно и то же. Географическая среда — это особая часть внешней природы, составляющая вещественное единство с обществом, или, иными словами, комплекс природных явлений, изменяемых деятельностью общества и составляющих естественные границы, в которых действуют производительные силы и развиваются производственные отношения общества 79.

Влияние географической среды на развитие общества неодинаково на разных этапах истории. Чем дальше мы идем в глубь истории человека, тем больше его зависимость от окружающих природных условий, которые он должен принимать и к которым он должен приспосабливаться, почти не имея возможности эти условия изменить.

Постепенно человек не только освобождается от полной зависимости от природы, но и начинает сам влиять на природу. Это в большей мере проявилось в период классовых обществ.

Признавая влияние географической среды на общество, нельзя преувеличивать его и считать непосредственным и определяющим. Нельзя из климата и рельефа местности выводить всю последующую историю. На протяжении истории географические условия, которые считались неблагоприятными, могут стать полезными, и наоборот. Изрезанность материков морями и реками на ранних этапах жизни человечества препятствовала общению, но с изобретением средств плавания этот географический фактор стал способствовать общению отдельных групп человечества. Человек может активно воздействовать на географическую среду, и в исторический период за сравнительно короткий срок, благодаря деятельности человека, в его географическом окружении произошли изменения более значительные, чем те, которые без участия человека происходили в течение десятков тысяч лет. Первая значительная перемена во взаимоотношениях человека с природным окружением происходит тогда, когда человек начинает заниматься скотоводством и земледелием. С этого момента прекращается исключительное влияние природы на человеческое общество; оно становится взаимным.

Влияние географических факторов на общественные явления очень разнообразно. Возьмем, к примеру, миграции в эпоху палеолита и неолита. Они определялись в значительной мере географическими факторами: климатом и его изменениями в ледниковую эпоху; истреблением или уходом дичи (для охотничьих племен); истощением почвы (для земледельческих племен) и т. д. Направление миграций определялось теми же факторами: теплыми климатическими зонами, обилием дичи, неистощенными почвами и т. д. Географические пути миграций определялись рельефом и гидрографией. Теми же факторами (рельефом и гидрографией) в какой-то мере определялись пути обмена и торговли 80.

* * *

В настоящем введении я не ставил своей задачей ни дать полный обзор истории археологии в Европе, ни целиком описать методы и принципы археологических исследований. Та и другая темы так велики, что требуют написания специальных книг. Я коснулся лишь тех частей этих тем, которые должны помочь читателю при чтении последующих разделов книги.

стр.101