III. Запечатлен ли закон природы в душе человека? нет, не запечатлен

После того как выше мы доказали, что закон природы существует и что этот закон познаваем с помощью светоча природы, может возникнуть сомнение, что же это за светоч природы, который, освещая все вокруг подобно солнечному свету, сам, однако, остается неведомым, а природа его — скрытой от нас. А так как человек не способен познать ничего, если основание этого познания либо не запечатлено в душе с самого рождения, либо не проникло в нее путем чувственного восприятия, целесообразно исследовать основы этого познания и установить, являются ли души людей при рождении только чистыми досками, которые будут заполнены позднее результатами наблюдений и размышлений, или они несут запечатленными в себе от рождения законы природы, указывающие им их долг. Когда мы спрашиваем, запечатлен ли закон природы в душах людей, мы хотим узнать, существуют ли какие-то моральные принципы, рождающиеся вместе с нашим умом и как бы высеченные в нем, так что они столь же естественны для души и неотрывны от нее, как и сами ее способности — воля и интеллект, и которые, будучи неизменными и всегда ясными, становятся нам известными безо всякого усилия и напряжения мысли. Но в том, что такого рода записи закона природы, запечатленной в наших сердцах, вообще не существует, убеждают следующие аргументы.

Во-первых, остается только словами и никем до сих пор не доказано, хотя над этим трудилось немало людей, утверждение, будто души людей при рождении представляют собой нечто иное, а не чистые доски, способные принять любые знаки, но не несущие ни одного, записанного на них природой.

Во-вторых, если этот закон природы целиком и сразу запечатлевается природой в душах людей при самом рождении, то как же получается, что люди, все до единого обладающие душами, в которых якобы запечатлен этот закон, не приходят тотчас же, безо всяких колебаний к .co

 

==16

гласию относительно этого закона и не проявляют готовности повиноваться ему? Почему об этом законе они придерживаются столь противоположных взглядов, когда в одном месте нечто рассматривается как требование природы и здравого разума, а в другом — как совершенно иное, когда то, что у одних считается достойным, у других считается позорным, когда одни толкуют закон природы иначе, чем другие, третьи вообще не признают никакого, и все вместе считают его темным? Если кто-нибудь на это ответит (а я знаю, что так отвечают), что этот закон, запечатленный природой в наших душах, или частично стерся, или полностью уничтожен в результате грехопадения первого человека (а этот аргумент большинству людей совершенно неведом, ибо они вообще никогда не помышляли о первом человеке и его грехопадении), то такого рода ответ, не говоря о том, что он имеет малое отношение к философии, менее всего был бы способен разрешить проблему и снять сомнение. Ведь, утверждая, что этот закон, изначально записанный в сердцах людей, был уничтожен, они неизбежно утверждают одно из двух, а именно что этот закон природы или частично утрачен, т. е. некоторые из его требований исчезли, или же утрачены все его требования. Если некоторые требования этого закона совершенно стерлись в человеческих сердцах, то оставшиеся либо одинаковы для всех, либо различны. Если они одинаковы для всех, тогда все люди, где бы они ни жили, легко пришли бы к соглашению относительно них, поскольку их легко познать, а между тем мы не видим ничего подобного. Если же утверждают, что сохранившиеся в человеческих душах (animis) требования природы неодинаковы и эти запечатленные в человеческих душах при рождении принципы различны у разных людей, то я хочу спросить, в чем причина этих различий, коль скоро природа в своих творениях остается всюду той же самой, неизменной и единообразной? Кроме того, разве не представляется нелепым утверждение, что человеческие умы в самих основаниях отличаются друг от друга? Каким же тогда образом можно было бы познать закон природы и определенные принципы справедливости и порядочности, если мы однажды допустим, что в разных людях заложены различные и неодинаковые требования природы и принципы поведения? Если же они утверждают, что этот изначально запечатленный в людских умах закон уничтожен совершенно, тогда где же тот закон который мы ищем? В таком случае пока его не будет, если только мы, отка-

 

==17

завшись от инскрипции, не найдем другого принципа его познания.

В-третьих, если этот закон был записан в умах людей, то почему же маленькие дети, необразованные люди и дикие народы, живущие, как говорят, без всякой организации, без законов, без всякого образования, следуя лишь природе, не знают и не понимают лучше всех остальных этого закона? Ведь они абсолютно свободны от привходящих понятий, способных увлечь умы с правильного пути, они не испытывают влияния чужих мнений, заимствованных извне, которые могут или исказить, или стереть из памяти, или совершенно уничтожить требования природы, и они не имеют иных наставников, кроме самих себя, и не следуют ничему, кроме природы. Если бы закон природы был записан в сердцах людей, то, надо полагать, он обнаруживался бы среди этих людей без подчисток и описок. Но как далеки от добродетели нравы этих людей, как чужды они всякой гуманности! Нигде нет такого обмана, нигде нет такого коварства, такой звериной жестокости, когда людей приносят в жертву богам и своему гению, умилостивляя их кровью собрата! Обо всем этом легко может узнать всякий, кто познакомится с историей Старого и Нового Света и описаниями путешествий, и никто не поверит, что у этих диких и нищих народов лучше всего известен и соблюдается закон природы, потому что среди большинства их невозможно обнаружить и малейшего следа благочестия, кротости, верности, целомудрия и прочих добродетелей, а вся их жизнь проходит в грабежах, воровстве, прелюбодеянии и человекоубийстве. Следовательно, закон природы, вероятно, не записан в человеческих сердцах, если те, кто не имеет иного проводника, кроме самой природы, в ком требования природы никак не нарушены установленными моральными нормами, живут, не ведая никакого закона, как будто бы и вообще никакого понятия правды и чести не должно быть.

Я допускаю, что среди более цивилизованных народов, испытавших влияние образования и морали, существуют некие определенные и несомненные моральные представления, которые они сами признают за закон природы и убеждены, что они запечатлены природою в их сердцах, однако далеко не уверен, что они восприняты от природы, а не проистекают из какого-то иного источника. Эти представления, быть может, и содержат какие-то наставления природы, однако они становятся известными не от природы, а от людей. Ведь эти представления о правде и чести,

==18

столь дорогие для нас, в большинстве своем принадлежат к тем, которые еще в самом раннем детстве, еще прежде, чем мы сможем каким-то образом судить о них или понять, как они приходят к нам, постепенно, капля за каплей вливаются в наши еще не подготовленные умы родителями или нашими наставниками и другими людьми, с которыми нам приходится общаться. Убежденные, что все это способствует формированию нравственной жизни, они, быть может сами воспитанные в том же духе, стремятся вложить эти представления в не окрепшие еще души детей как необходимые для нравственной и счастливой жизни. В этом отношении особенно предусмотрительны и настойчивы те, для кого на этих нравственных основаниях зиждется вся надежда на достижение жизни будущей. И наконец, поскольку эти представления таким вот образом, незаметно для нас самих, проникают в наши беспечные умы, пуская корни в наших сердцах (а мы между тем и не знаем, как и когда это случается) и укрепляя свой авторитет единодушным одобрением и согласием всех людей, с которыми общаемся, мы сразу полагаем необходимым сделать отсюда вывод, будто эти представления запечатлены в наших сердцах богом и природой, ибо не видим иного источника их происхождения. Утверждая их в повседневной практике в качестве жизненных правил, мы не были бы уверены в жизни будущей и раскаивались бы в прошедшей, если бы усомнились в том, что правила эти есть закон природы: ведь неизбежно пришлось бы сделать вывод, что если то, чему мы следовали до сих пор, не есть закон природы, значит, мы жили дурно и бессмысленно. Именно поэтому мы так дорожим этими первыми юношескими представлениями, внушенными нам другими людьми, высоко их ценим, упорно верим в них, не позволяем кому-либо усомниться в них и, утверждая их как принципы, не разрешаем самим себе ни сомневаться в них, ни обсуждать их с несогласными — ведь мы же считаем их принципами! Отсюда ясно, что может существовать многое, что иной сочтет запечатленным в своем уме природою, однако же происходящее из других источников, и отсюда не следует, что все, во что мы готовы верить и считать неким принципом, источник которого нам тем не менее неведом, и есть закон природы, запечатленный природою в наших сердцах.

В-четвертых, если закон природы запечатлен в наших сердцах, то почему же глупцы и сумасшедшие не имеют о нем никакого понятия? Ведь, как утверждают, он непо-

 

==19

средственно запечатляется в самих душах, которые менее всего зависят от конституции и структуры телесных органов, а только она, как известно, и отделяет немудрых от мудрых.

В-пятых, если бы закон природы был запечатлен в наших сердцах, то следовало бы заключить, что спекулятивные принципы запечатлены точно так же, как и практические, что, однако, как мне кажется, вряд ли доказуемо. Ведь если бы мы захотели вспомнить основополагающий и знаменитый научный принцип: для одной и той же вещи невозможно одновременно и быть и не быть, мы бы легко поняли, что эта аксиома не запечатлена в наших сердцах природой и никем не принимается как допущение до тех пор, пока она или не становится известной от другого, или не будет доказана путем индукции и наблюдения над отдельными фактами, что и является подлинным методом установления аксиом. Таким образом, ясно, что никакие принципы, ни спекулятивные, ни практические, не запечатлены природой в наших душах.