Исследование мнения отца Мальбранша…1694.
Замечания к книгам Норриса…1693.
Локк Дж. Сочинения в трех томах: Т. 2.— М.: Мысль, 1985.— 560 с.— (Филос. Наследие. Т.94).- С.441-483
ИССЛЕДОВАНИЕ МНЕНИЯ ОТЦА МАЛЬБРАНША О ВИДЕНИИ ВСЕХ ВЕЩЕЙ В БОГЕ
1. Проницательный и остроумный автор книги «Recherche de la Vйritй» ' выдвинул в этом произведении наряду с великим множеством прекрасных мыслей, здравых рассуждений и необычных размышлений также и понятие «видение всех вещей в боге» как наилучший способ объяснения природы и характера идей в нашем сознании. Желание устранить свое непритворное невежество вынудило меня рассмотреть, можно ли считать, что эта гипотеза, будучи изучена и рассмотрена в разных ее частях, излечит наше невежество, т. е. является ли она понятной и может ли удовлетворить человека, который не хочет обманывать себя и, принимая слова за вещи, считать, что он знает то, чего он на самом деле не знает.
2. Прежде всего хочу заметить, что о[тец] Мальбранш, перечислив другие теории и показав в ряде глав, насколько трудно пытаться дать объяснения человеческому познанию с позиций этих теорий и сколь они недостаточны для удовлетворительного объяснения наших идей, на развалинах этих теорий строит свою теорию «видения всех вещей в боге» как единственно правильную, ибо лучшую найти невозможно. Этот аргумент, отнюдь не являясь лишь argumentum ad ignorantiam2, теряет всю свою силу, стоит только подумать о слабости нашей души и ограниченности наших способностей и найти в себе достаточно скромности, чтобы допустить существование множества вещей, которых мы не можем полностью понять, а также подумать о том, что бог не обязан все способы совершения своих дел представлять нашим мыслям для тщательного исследования и ограничивать себя лишь тем, что должны понять мы. Очень мало будет способствовать излечению моего невежества также и тот аргумент, что эта гипотеза — лучшая из четырех или пяти предложенных гипотез3, притом все они с изъянами, если и эта тоже содержит в себе нечто несообразное с ней самой и непонятна для меня.
==441
3. 0[тец] Мальбранш в своем «Recherche de la Vйritй», книга 3, часть 2, глава 1, говорит, будто все, что воспринимает наша душа, «должно быть действительно представлено ей и быть тесно соединено (intimitely united) с ней», Вещи, воспринимаемые душой, суть не что иное, как ее собственные ощущения, представления или понятия, а поскольку они находятся в душе, ее видоизменения не нуждаются в идеях, которые представляли бы их (to represent them). Но все вещи, внешние душе, мы не можем воспринимать иначе, как через посредство вторгающихся в нее (interventions) идей; при этом мы предполагаем, что вещи сами по себе не могут быть тесно связаны с душой. Поскольку же духовные вещи могут быть связаны с душой, постольку он полагает вероятным, что они могут являть себя непосредственно, а не через идеи. Однако он сомневается в этом, так как не верит в существование какой-либо другой чисто умопостигаемой субстанции, кроме бога, и считает, что хотя дух, возможно, и может соединиться с нашей душой, однако в настоящее время мы не в состоянии целиком познать его. Но в данном случае он говорит главным образом о материальных вещах, которые, по его словам, конечно, не могут соединиться с нашими душами таким способом, какой необходим для того, чтобы душа могла воспринимать их, ибо им свойственна протяженность, а душе нет и, следовательно, между ними [и душой] нет никакой соразмерности.
4. Такова суть доктрины Мальбранша, изложенной в первой главе второй части третьей книги, насколько я могу ее понять. Должен сознаться, что там имеется много выражений, которые, на мой взгляд, не содержат ясных идей, а один лишь звук их вряд ли устранит мое невежество. Например, что значит «быть тесно соединенным с душой»? Что означают близкие отношения двух душ или духовных начал? Дело в том, что идея близких отношений заимствована от тел, части одного из которых проникают сквозь оболочку другого и соприкасаются с его внутренними частями. А что представляет собой идея близких отношений между двумя существами, не имеющими оболочки и протяженности? И если это не будет объяснено так, чтобы я получил ясную идею такого отношения, то я немногим лучше буду понимать природу идей, находящихся в моей душе, когда мне скажут, что я вижу их в боге, который, «имея тесную связь с душой», являет их ей, чем когда просто говорят, что идеи по воле божьей возникают в душе благодаря определенным движениям нашего тела, с кото-
==442
рым соединена наша душа. Сколь несовершенным ни был бы этот способ объяснения существа дела, он все же не хуже любого другого, который, будучи лишен ясных идей, не может устранить моего незнания способа моего восприятия.
5. Но автор утверждает, что «материальные вещи, конечно, не могут соединяться с нашими душами». Да, наше тело соединено с душой; но, говорит он, «не тем способом, который необходим для того, чтобы душа могла воспринимать их». Объясните мне характер этого соединения и покажите, в чем же разница между соединением, которое необходимо для восприятия [вещей] и не необходимо для него, тогда я признаю, что это затруднение устранено.
Довод, который выдвигает он в пользу того, что материальные вещи не могут соединяться с душой таким способом, какой необходим для восприятия их душой, следующий: «Так как материальные вещи имеют протяженность, а душа нет, то между ними нет никакой соразмерности». Если это и свидетельствует о чем-либо, то только о том, что душа и тело не могут быть соединены, так как тело имеет поверхность, присоединение к которой возможно, а душа не имеет таковой. Но это не разъясняет, почему у души, соединенной с телом, как это имеет место у нас, не может возникнуть идея треугольника, возбужденная в ней этим телом, тогда как благодаря связи ее с богом (между богом и душой столь же мало соразмерности, как между любым материальным или нематериальным существом и душой) душа видит в боге идею треугольника, существующую в нем,— поскольку мы не можем представить себе треугольник, видимый в материальном мире или же в боге и не имеющий протяженности.
6. Он говорит: «Кроме бога, нет иной чисто умопостигаемой субстанции». Здесь я снова должен сознаться в собственном невежестве, так как не имею никакого представления о «субстанции бога»; не могу я также понять, почему бог более постигаем, чем любая другая субстанция.
7. Есть еще одно утверждение, которое заставляет меня усомниться в самой основе этой гипотезы, а именно: мы можем «воспринимать» лишь то, что «тесно соединено с душой». Причина, почему некоторые предметы (а именно материальные) не могут быть «тесно соединены с душой», заключается «в отсутствии соразмерности между душой и ними». Если посчитать эту причину основательной, то из нее следует, что, чем больше соразмерность между душой
==443
и любым другим существом, тем лучше и ближе они могут быть связаны. Тогда я задаю вопрос: что больше соразмерно друг с другом — бог, который является существом бесконечным, и душа или же конечный сотворенный дух и душа? Кроме того, автор утверждает, что, «по его мнению, кроме бога, нет иной чисто умопостигаемой субстанции» и что «в настоящее время мы не можем до конца постичь сотворенный дух». Докажите это на основании выдвинутых Вами принципов тесных отношений и соразмерности, тогда эти принципы в какой-то мере помогут разъяснить Вашу гипотезу, в противном же случае «тесные отношения» и «соразмерность» суть лишь звуки, которые могут позабавить нас, но не научить чему-либо.
8. В конце этой главы автор перечисляет те несколько способов, посредством которых, как он думает, мы получаем идеи, и сравнивает каждый из них со своим собственным. Последующие главы покажут, насколько последний вразумительнее остальных. Прежде чем перейти к рассмотрению этого вопроса, хочу заметить, что автор берет на себя большую смелость, утверждая, что мы должны получать идеи только одним из этих способов и не можем понимать предметы никаким иным. Это утверждение, по-видимому, построено все на том же высоком мнении о наших способностях, а именно что бог может заставить свои создания действовать лишь путем, доступным нашему пониманию. Совершенно справедливо, что мы можем рассуждать и размышлять об этих [созданиях] лишь в пределах, допускаемых нашим познанием, и было бы хорошо, если бы мы так и делали и каждый раз, когда чего-либо не видим, чистосердечно признавались в своей близорукости. Признаюсь, когда утверждают, что не может быть иного способа только лишь потому, что мы не постигаем никакого иного, то это мало поучительно. И если бы я стал утверждать, что бог, возможно, создал наши души таким образом и так соединил их с нашим телом, что каждый раз, когда под влиянием внешних предметов в нашем теле происходят определенные движения, душа получает те или иные восприятия, или идеи, хотя и непостижимым для нас способом, то это, возможно, показалось бы столь же правдоподобным и поучительным, как и столь решительно изложенное положение.
9. Хотя учение об образах (species), разработанное перипатетиками 4, совершенно не удовлетворяет меня, все же, думаю, нетрудно было бы показать, что объяснить недостатки, приписываемые автором этой доктрине, так же легко, как и недостатки, которыми изобилует его соб-
==444
ственная гипотеза. Но так как это не мое дело — ни защищать то, чего я не понимаю, ни отдавать предпочтение ученой тарабарщине философских школ по сравнению с тем, что еще непонятно мне у о[тца] М[альбранша],— то я остановлюсь лишь на том в его возражениях, что относится к истине, как я ее понимаю. Хотя я и не считаю, что какие-либо материальные образы, имеющие сходство с вещами, являются источником восприятия для наших органов чувств благодаря воспринимаемому нами постоянному потоку, исходящему из тела, я полагаю, однако, что восприятие нами тел, находящихся на каком-то расстоянии от нас, может быть объяснено (в той мере, в какой мы способны понять это) движением частиц материи, исходящих из этих тел и воздействующих на наши органы чувств. При осязании и восприятии вкуса существует непосредственный контакт. Звук достаточно убедительно объясняется колебательным движением, передаваемым окружающей среде, а запахи могут быть объяснены без особых трудностей испарениями пахучих тел 5. Поэтому о[тец] М[альбранш] возражает только против зрительных образов, так как объяснение их материальными причинами действительно труднее всего. Но тот, кто допустит, что частицы света чрезвычайно малы и движутся с огромной скоростью и что тела, по всей видимости, обладают большой пористостью,— как это мы можем допустить, сравнив золото, в котором пористость мало заметна, с воздухом, средой, в которой лучи света достигают наших глаз, той средой, в которой имеется миллион лучей, отскакивающих от любой видимой поверхности любого тела, причем нашего зрения достигает, возможно, лишь одна тысячная или одна десятитысячная часть, достаточная для того, чтобы вызвать такое раздражение сетчатки, которое порождает ощущение в нашей душе,— тот не найдет серьезными возражения, которые выдвигаются на основании того, что материя непроницаема, а также того, что эти лучи мешают друг другу и взаимно уничтожаются в среде, которая ими переполнена. Что же касается утверждения, что из одной точки мы можем увидеть много предметов, то оно не является аргументом против образов или видимых изображений тел, приносимых в глаз лучами света, ибо глазное дно, или сетчатка, являющаяся для этих лучей тем местом, где происходит само видение, отнюдь не является точкой. Неверно также утверждение, что, где бы ни находились наши глаза, зрение осуществляется в одной точке, т. е. что лучи, доставляющие зримые образы, встречаются в некоторой точке; ведь они
==445
вызывают совершенно определенные ощущения, попадая на определенные участки сетчатки, что совершенно точно установлено оптикой. Изображение, которое они рисуют на сетчатке, довольно велико по размеру, так как оно занимает на сетчатке пространство диаметром минимум тридцать секунд круга, окружность которого находится на сетчатке, а центр — где-то в хрусталике. Каждый, кто хотя бы немного разбирается в оптике, поймет, что очень немногие люди могут воспринимать предмет размером меньше тридцати минут круга, центром которого является глаз. Если же задуматься над странным на первый взгляд опытом, когда, приставив торчком к стене три куска бумаги на расстоянии полуфута или фута друг от друга, мы увидим только два крайних, а средний не увидим совсем, если наши глаза будут устремлены в одну точку, то мы должны будем признать, что зрение не осуществляется в какой-то одной точке. Ведь совершенно ясно, что когда мы смотрим одним глазом, то между крайними плоскостями видимой нами поверхности всегда имеется одна часть, которую мы не видим одновременно с крайними плоскостями. Обычно мы не обращаем на это внимания, так как смотрим обоими глазами или же, глядя одним глазом, быстро поворачиваем глазную ось по направлению к тому предмету, который нам хочется отчетливо увидеть.
10. Мне думается, сказанного мной достаточно, чтобы понять, каким образом благодаря материальным лучам света наш глаз воспринимает видимые образы, что бы ни возражал о [тец] М[альбранш] против приводимого в моей гипотезе объяснения материальными причинами. Но если изображение запечатлевается на сетчатке таким путем, то мне одинаково непонятно, как мы видим его в этом случае и как мы видим его в том случае, когда мне говорят, что мы видим его в боге. Должен сознаться, что я не понимаю, как мы видим его и в первом и во втором случае; мне только представляется более трудным познать определенное видимое изображение в единообразной неизменной сущности бога, чем в разнообразно меняющейся материи. Однако каким именно путем я вижу его в том или в другом случае, до сих пор ускользает от моего понимания. Я, кажется, понимаю, каким образом лучи света запечатлевают образ на сетчатке глаза. Можно также понять, каким образом движения, исходящие из нее, передаются мозгу, и я убежден, что они в свою очередь создают идеи в нашей душе, но каким именно путем — для меня непостижимо. Этот вопрос, по-моему, может быть разрешен только ссылкой на
==446
милость бога, пути которого неисповедимы. Я думаю, что мне в равной мере понятно, когда говорят, что это идеи, которые возникают во мне благодаря животным духам 6 по закону, установленному богом, и когда говорят, что это идеи, которые я вижу в боге. Я, несомненно, обладаю идеями, причем и в том и в другом случае бог является первопричиной того, что я ими обладаю, но, сознаюсь, я не понимаю, каким образом они возникают, как происходит восприятие, хотя и ясно, что в создании их участвует движение, причем движению, видоизмененному таким образом, предназначено быть причиной того, что мы обладаем этими идеями. Любопытное и искусное строение глаза, приспособленного ко всем законам рефракции и диоптрики, объясняет нам тот факт, что видимые объекты могут быть точно и правильно изображены на глазном дне.
11. Следующий его аргумент против видимых образов заключается в том, что такие факторы, как расстояние и очки, изменяют наши идеи о величине видимых предметов. Этот аргумент хорош в полемике с перипатетиками, но если разобраться в нем, то можно прийти к выводу, что мы видим фигуры и величины вещей скорее на дне наших глаз, чем в боге. Наши идеи о них, а также тот факт, что их величина пропорциональна величине пространства на дне глазного яблока, на которое воздействуют лучи, запечатлевающие там образ предмета, наводят на мысль о том, что мы видим изображение на сетчатке. Это столь же верно, как и то, что, уколов палец, мы чувствуем боль.
12. Далее он говорит, что когда мы смотрим на куб, то «видим все его стороны равными». По-моему, это ошибка; в другом месте я уже показал, каким образом наша идея о правильной геометрической фигуре есть не истинная идея этой фигуры, а такая, какая в силу привычки (подобно ее названию) служит для того, чтобы побудить наш разум составить такую идею.
13. Что касается его утверждения, что мы способны увидеть предмет на расстоянии нескольких миллионов лье в тот самый момент, когда этот предмет открывается нам, то, по-моему, нетрудно доказать, что это фактическая ошибка. Ибо наблюдения за спутниками Юпитера показали, что свет распространяется последовательно и доходит от Солнца до нас примерно за десять минут.
14. Думаю, что из сказанного мной можно понять, каким образом мы способны представить, что материальные причины могут от отдаленных от нас предметов достичь наших органов чувств и произвести в них различ-
==447
ные движения, возможно и являющиеся причиной находящихся в нас идей, что бы ни говорил о[тец] М[альбранш] во второй главе против материальных образов. Признаю, что его аргументы состоятельны, если их применять против образов в том смысле, как их понимают перипатетики. А поскольку говорят, что мои принципы согласуются с Аристотелевой философией, я поставил перед собой задачу освободить ее от тех трудностей, которые ей вменяют в вину, в той мере, в какой мои мнения соприкасаются с ними 7.
15. Третья глава его книги ставит своей целью опровергнуть «мнение тех, кто думает, что наша душа имеет силу создавать идеи вещей, о которых она хочет думать, и побуждается она к тому впечатлениями, производимыми предметами на наше тело». Кто думает, что идеи суть лишь восприятия, вызываемые в душе определенными движениями тела по воле бога, который повелел, чтобы определенные восприятия всегда сопровождали определенные движения, хотя нам и неизвестно, как именно эти восприятия производятся, тот действительно понимает эти идеи или восприятия только как пассивную реакцию души на воздействие на нее внешних предметов, независимо от нашего желания. Но он станет рассматривать идеи как сочетание действия и пассивного состояния, когда душа проявляет к ним интерес или оживляет их в памяти. Возможно, нам удастся ниже рассмотреть, обладает ли душа такой силой; наш автор и не отрицает этой силы, так как в той же самой главе он пишет следующее: «Когда мы постигаем какой-нибудь квадрат чистым разумением, мы можем также воображать его, т. е. воспринимать его, рисуя себе его образ в мозгу». Следовательно, в данном случае он признает за душой силу рисовать в мозгу образы и воспринимать их. Это обстоятельство приводит меня в еще большее замешательство по поводу гипотезы Мальбранша, ибо если душа настолько связана с мозгом, чтобы быть в состоянии рисовать в нем образы и воспринимать их, то мне непонятно, как это согласуется с тем, что он говорит несколько раньше, в первой главе, а именно что «материальные предметы, конечно, не могут соединяться с нашей душой способом, необходимым для того, чтобы она могла воспринимать их».
16. Сказанное об объектах, возбуждающих в нас идеи через посредство движений, и оживлении идей, некогда запечатлевшихся в нашей памяти, признаюсь, не объясняет в полной мере, каким именно образом это происходит. Здесь я должен откровенно признать свое невежество и был
==448
бы рад найти в теории Мальбранша разъяснение этого; однако в его толкованиях я нахожу затруднения, которых не могу преодолеть.
17. Он утверждает, что душа не может создавать идеи, так как они являются «реальными духовными существами», т. е. субстанциями; таково заключение параграфа, где он называет абсурдной мысль о том, что они «уничтожаются, как только не представляются больше разуму». Вся сила этого аргумента направлена на то, чтобы люди его именно так и поняли, хотя я и не помню, чтобы он где-либо открыто высказывал это или же прямо называл их субстанциями.
18. Я лишь замечу здесь, что мне представляется просто непостижимым, чтобы духовная, т. е. не имеющая протяженности, субстанция могла представлять душе какую-либо протяженную фигуру, как, например, неравносторонний треугольник или два треугольника разной величины. Далее, если бы даже я мог представить себе, как не имеющая протяженности субстанция может изображать геометрическую фигуру или быть идеей какой-либо фигуры, то по-прежнему трудно понять, каким образом моя душа ее постигает. Пусть даже это субстанциональное существо будет безусловно несомненным, а его изображение самым ясным, я все равно не могу понять, каким образом мы ее видим.
Даже если бы близкие отношения двух непротяженных субстанций были столь же доступны нашему пониманию, как тесное соединение двух тел, они все равно не могли бы составить восприятия, которое есть нечто, выходящее за рамки этих отношений. Однако несколько ниже он соглашается с тем, что идея «не является субстанцией», и все же утверждает, что это — «духовное существо». Следовательно, это «духовное существо» должно быть либо «духовной субстанцией», либо модусом духовной субстанции, либо отношением, ибо я не имею представления о чем-либо еще, кроме этих трех возможностей. Если мне скажут, что это модус, то это должен быть модус субстанции бога. Уже это было бы странно: говорить о каких-то модусах простой сущности бога и пытаться при помощи этих модусов объяснить природу наших идей; [это значит] предлагать мне непостижимое в качестве средства постижения того, что мне неизвестно. Таким образом, кроме новой фразы, он ничему не научил меня и оставил в таком же неведении, в каком может находиться человек, когда он ничего не понимает. Так что сколько бы ни предполагали, будто идеи
15 Джон Локк, т. 2
==449
являются реальными духовными существами, но если они не субстанции и не модусы, то пусть они будут чем угодно, природа их остается столь же неясной для меня, как и тогда, когда мне говорят, что они являются восприятиями, каковыми считаю их и я. Я обращаюсь к читателю с вопросом, стоит ли из-за легкости понимания отдавать предпочтение гипотезе, которая объясняется через посредство реальных существ, не являющихся ни субстанциями, ни модусами.
19. В четвертой главе автор доказывает, что мы не видим предметы посредством тех идей, которые сотворены вместе с нами, ибо наши идеи даже очень простой фигуры, например треугольника, не бесконечны, хотя и могут существовать бесконечные треугольники. Не стану разбирать здесь, что это доказывает, но я не могу пройти мимо приводимого им обоснования, опирающегося на его гипотезы, а именно: «Это происходит не по недостатку идей и не потому, что бесконечное не представляется нам, но лишь по причине малой вместимости и протяженности наших душ, потому что протяженность нашего духа очень узка и ограниченна». Иметь малую протяженность — значит все же иметь какую-то протяженность, что весьма плохо согласуется с тем, что было до этого сказано о наших душах, а именно что они «не имеют протяженности». Однако сказанное им здесь и в других местах книги можно понять так, будто бы душа, обладая лишь малой протяженностью, не может одновременно вместить в себе все идеи, постижимые в бесконечном пространстве, ибо лишь небольшая часть этого бесконечного пространства может воздействовать на душу за один раз. Если именно так понимать близкие отношения души с бесконечным существом, благодаря которому она получает идеи, то мы, естественно, придем к таким же грубым представлениям, какие имела бы крестьянская девушка о бесконечной форме для масла, на которой вырезаны фигуры всевозможных родов и размеров и отдельные части которой, будучи случайно приложены к ее куску масла, оставляют на нем фигуру, или идею, которая в данном случае нужна. Я не скажу, станет ли кто-нибудь объяснять наши идеи таким образом; я не могу только понять, как можно согласовать то, что он говорит здесь, с тем, что он ранее говорил о тесных отношениях в лучшем смысле.
20. Далее он говорит, что, если бы у нас был склад всех идей, которые необходимы, чтобы видеть предметы, они не пригодились бы нам, так как душа не знала бы, какую именно выбрать, чтобы, поставив ее перед собой, увидеть
К оглавлению
==450
солнце. Трудно понять, что именно он подразумевает здесь под солнцем, но если согласовать это с его гипотезой «о видении всех вещей в боге», то каким образом он может знать, что в мире имеется такая реальная сущность, как солнце? Видел ли он когда-либо солнце? Нет, но каждый раз, когда глазам его являлось солнце, он видел идею солнца в боге, а бог являл ему ее; солнце же он увидеть не может, так как оно не может иметь непосредственной связи с его душой. Откуда же он знает, что существует солнце, которого он никогда не видел? А поскольку бог творит все предметы наипростейшим способом, то для чего тогда богу творить такое солнце, идею которого мы можем увидеть в боге, если он соблаговолит явить ее нам, когда то же самое можно сделать с тем же успехом и без реально существующего солнца?
21. Далее он говорит, что бог в действительности отнюдь не производит в нас столько новых идей, сколько различных предметов мы воспринимаем в каждый момент. Не стану исследовать, доказал он это или нет.
22. Однако он говорит, что «мы во всякое время действительно имеем в самих себе идеи всех вещей». Отсюда следует, что фактически в нас самих постоянно имеются идеи всех треугольников, что только что отрицалось, «но они существуют в нас смутно». Если мы видим их в боге, а в нем они существуют не смутно, то мне непонятно, как мы можем смутно видеть их в боге.
23. В пятой главе он говорит нам, что «все твари, даже самые телесные и самые земные, суть в боге, хотя совершенно духовным (spiritual) и непостижимым для нас образом». В данном случае и ему и мне одинаково непонятны эти хорошие слова; утверждение, что «материальные сущности находятся в боге духовно», ничего не говорит ни ему, ни мне; что касается выражения «духовно», то оно может лишь означать, что материальные существа присутствуют в боге нематериально. Такие и подобные им выражения были изобретены нашим тщеславием, для того чтобы прикрыть, а отнюдь не устранить наше невежество. А «материальные существа суть в боге», потому что «их идеи суть в боге, а те идеи, которые бог имел о них до сотворения мира, ничем не отличаются от него самого». Помоему, это почти все равно что сказать, что в боге есть множество, поскольку мы видим множество в том, что «не отличается от него самого»; больше того, это значит сказать, что материальные существа суть бог или же часть его. Я не думаю, чтобы автор имел это в виду, но боюсь, что
15*
==451
именно так должен говорить тот, кто считает, что знает разум божий много лучше, чем свой собственный, так что пользуется божественным разумом для того, чтобы объяснить человеческий.
24. В шестой главе он ближе подходит к объяснению своей доктрины, впервые заявив, что «идеи всех существ находятся в боге». Ну что же, предположим, что бог обладает идеей треугольника, лошади, реки точно так же, как и мы; пока это еще ни о чем не говорит, так как мы видим их такими, каковы они в нем; таким образом, идеи, которые находятся в нем,— это те самые идеи, которые мы воспринимаем. Я понимаю это так, что бог обладает теми же самыми идеями, что и мы. Это, конечно, означает, что идеи существуют, но об этом уже договорились раньше, и, я думаю, этого никто не станет отрицать, однако, что же они такое, мне это утверждение пока не говорит.