2) Физического аспекта данного процесса.

Если бы при этом переходе потенции из мпсцЮ депэ в человеческое не было никакого посредничества, мы имели бы чудо, которое превосходило бы метаморфозы Овидия,44 имели бы подлинную тератологию.45 Но посредничество есть и здесь; мы можем, по меньшей мере, обозначить ту область, где кроется разъяснение, если я тут же заранее замечу, что, конечно же, не все и не до мельчайших подробностей становится нам ясным.

Первое, что можно отметить: воля опосредствующего Лица является единственной причиной вочеловечения, и оно же только в себе самом должно иметь материальную возможность этого воплощения, будучи и в этом отношении независимым от всего внешнего. Оно само есть материя, как само является причиной. Лишь при таком понимании можно по достоинству оценить выражение Ебхфьн ЭкЭнщуен,46 он лишил себя самого божественного образа. Итак, он превратил себя самого, не свою подлинную самость, а свое вне-божественное, субстанциальное бытие (благодаря которому оно могло быть для себя) в материю. Вы, наверное, помните по первым лекциям, что материальность и нематериальность, а также сущее и не-сущее, если брать более высокое осмысление этих понятий, не являются понятиями полностью противоположными, что как раз то, что в себе самом или по отношению к чему-либо подчиненному выступает как нематериальное или сущее, по отношению к чему-либо более высокому может выступать как материальное и соответствен-

192

но как не-сущее. Однако здесь тотчас заявляет о себе и второй момент: материализация нематериального и тем более добровольная материализация всегда совершается только по отношению к более высокому, которое через это начинает существовать; когда материализующее себя полагает над собой нечто более высокое, когда оно ему подчиняется, тогда оно (более высокое) обретает существование, которого как нематериальное было лишено как раз через материализующее себя. То, что некогда было нематериальным, может материализоваться лишь в отношении к более высокому. Мы это наблюдали уже в мифологии. То начало, которым сознание на первых порах было полностью захвачено, представляет собой не нечто изначально материальное, а, скорее, нечто в своем роде в высшей степени нематериальное, противостоящее всему конкретному и пожирающее его, однако именно это начало (В) в определенный момент вступает по отношению к более высокой потенции, по отношению к А2, в материальную соотнесенность или материализуется по отношению к ней. Это происходит, как вы знаете, в тот момент, который мы охарактеризовали как Уранию. Но подобно тому как принцип начала материализует себя по отношению к более высокой потенции, она сама материализует себя по отношению к тому, что уже в пей выступает как еще более высокая потенция, материализуется по отношению к той, которую мы охарактеризовали как А3 и которая есть Дух, т. е. подчиняет ей свое бытие, полагает его в пассивное состояние по отношению к ней, как в свое время первое начало положило себя в страдающее состояние по отношению к этой потенции. Подобно тому как это начало лишилось тяги к поглощению, вступив в соотношение с более высоким и превратив себя в материю, в основание будущего конкретного, точно так же это более высокое, бытие которого в себе было исполнено славы, обесславливает это бытие, низводит его до уровня материи по отношению к более высокому, что,

_193

однако, всегда совершается лишь в относительной мере, и, таким образом, по отношению к более глубокому оно все-таки остается нематериальным. Без отношения к более высокому материализация, конечно же, была бы невозможна, однако это более высокое, делающее возможным материализацию второй (опосредствующей) потенции, дано нам в той третьей потенции, которая до сих пор, т. е. до тех пор, пока длится напряжение, сама находилась в напряжении по отношению ко второй и была отъединена от нее. Но именно благодаря тому, что вторая потенция упраздняет напряжение по отношению к высшей, — это как раз и совершается в том событии, которое мы назвали материализацией, — она дает этой третьей возможность связать себя преемством с нею, что и произошло в крещении Христа, сопровождаемом зримыми проявлениями; ибо подобно тому как в первом полагании, когда огненное начало ложится в основу последующего процесса, когда внешним проявлением этого угасания выступает вода,* вода же, в которую погружается и в которой как бы погребается Христос во время крещения, является лишь внешним признаком внутренней материализации, благодаря чему субстанциальная природа Христа сделала себя доступной Духу, а именно как Святому Духу.**

Таким образом, первая причина воплощения Христа полагается тем, что вторая потенция материализуется по отношению к более высокой. Причем не личность как таковая (которую пришлось бы мыслить как ничто), а потенция, естественное, субстанциальное этой личности — вот что материализуется подобным образом, и здесь вы снова видите, сколь необходимо определить эту личность не просто как личность, но также как естественную потенцию, придать

* Philosophiе der Mythoiogie. S. 203; Einleitung in die Philisophie der Myihologie. S. 153. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

** См. выше. С. 97. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

194

ей субстанциальное бытие. Однако при одной лишь материализации она еще не творится, и только таким образом, принимая тварную форму, она полностью лишается внебожественной божественности. Говорить, что она материализуется, значит сказать, что она превращает себя в материю органического процесса, причем процесса высшего уже потому, что ей надлежит стать на место человека, быть вместо него. Однако, будучи демиургнческой потенцией, она свободна по отношению ко всему и ко всему открыта, как таковая она не отъединена пи от чего. Поскольку она лишь через свое собственное действие (здесь всегда имеется в виду, что это совершается лишь по отношению к более высокой потенции, которая таким образом соприсутствует) превращает себя в материю органического процесса, она совершенно свободно может выбирать место этой материализации и к тому же — как мать — может выбирать уже живущее человеческое существо, дабы родиться от женщины как человек* и тем самым сделать себя тварной по отношению к Богу, причем, лишая себя всякой славы, она впервые получает право быть вне Бога; это право имеет очень важное значение, ибо, как сказано, речь идет не о том, чтобы упразднить внебожественность данной потенции, а, скорее, о том, чтобы она утверждалась, дабы тем самым Христос мог быть вечным посредником. Ибо если бы он вернулся в Бога, согласно своей субстанции, он больше не мог бы быть посредником. Своим внебожественным бытием он теперь как бы обязан своему вочеловечению. Таким образом, мы можем сказать: то, что изначально, ен Ьсчз, было у Бога и в каком-то смысле само было Богом, тот субъект, через который впоследствии все было сотворено и который потом (после творения, с момента грехопадения) был ен мпсцЮ депы, а также был подлинным Господом человеческого сознания, итак,

_____________

* Гал. 4, 4.

_195

именно этот субъект, после того как настала полнота времен, в назначенный срок родился человеком. Это рождение является последним событием, однако полностью обращенным вовне и полностью же вступающим в круг других внешних событий. Этот факт не мог совершиться только в сознании человека, не мог, в отличие от фактов мифологии, обладать лишь субъективно-объективной истиной, ему с необходимостью подобала абсолютно объективная истина, он должен был быть чем-то совершающимся независимо от человеческих представлений.

Это станет вам понятным, как только вы поразмыслите над следующим.

Ранее мы показали, что в язычестве примирение было лишь внешним. Можно также сказать, что оно было лишь субъективным, потому что преодолевало не истинную и подлинную причину отъединения от Бога, не само божественное негодование, а лишь его последствие в сознании. Так как там речь шла только о следствии, примирение совершалось только в сознании, т. е. было лишь субъективным. Здесь же речь идет об упразднении самого божественного негодования, не просто следствия, имевшего место в сознании, а самой причины. Это могло совершиться лишь благодаря объективному событию. То, что там (в язычестве) было лишь субъективным (обладало лишь субъективной истиной), здесь должно было совершиться объективно. То, что там было вымыслом, здесь стало истиной. Именно то, что язычники лишь предполагали, то, что они, как это метко выражает немецкий язык, лишь во-ображали (ein-bildeten), думая, что боги существуют в человеческом образе, здесь стало явной истиной, зримой человеческими глазами и, как говорит Иоанн, осязаемой руками,47 и легко понять, что такая история, которую мы теперь обозрели и которую, конечно, не отыщешь в книгах, такая история могла завершиться лишь таким событием, лишь такое событие должно было ее завершить.

196 ____________

С явлением такого порядка история экстатическая переходит в историю действительную. Нередко отмечают, что состояние, в котором находилось человеческое сознание во времена язычества, было состоянием вне-себя-положенногобытия. Это экстатическое состояние, которое для сознания влекло за собой ряд представлений, полагало внутреннюю историю, не могло кончиться ни чем иным, как событием, которое было необычайнее, трансцендентнее всех фактов упомянутой внутренней истории и представляло собой факт несомненной, объективной реальности, факт недвусмысленно явный, общеисторический, полностью обращенный вовне. Благодаря этому экстатическое сознание, находившееся вне всякой действительности, возвратилось на почву этой действительности, и это могло произойти только благодаря такому факту. Лишь действительный факт, который одновременно был столь необычайным, что больше него ничто не могло произойти, мог завершить язычество, т. е. положить ему недвусмысленный конец.

Довольно часто, правда, говорят, что апостолы или вообще первые провозвестники христианства придумали историю о сверхъестественном зачатии Христа, чтобы сделать христианство преемлемее для язычников, сделать более сообразующимся с их представлениями. При таком решении, которое, впрочем, не требует особых усилий, чтобы до него додуматься, забывали о том, что рассказ о чудесном зачатии Христа появляется в Евангелии, которое прежде всего было написано для евреев, и, допуская (хотя и не признавая окончательно), что таким вымыслом апостолы хотели что-то выиграть у язычников, нельзя не признать, что у иудеев они ровно столько же потеряли бы, и тем не менее в первую очередь они обращались именно к последним. Забывали и о том, что учение о Вочеловечившемся, распятом как человек и умершем Сыне Божьем для иудеев было соблазном — scandalum,48 а для эллинов или язычников, по меньшей мере,

_197

безумием, чем-то таким, что вызывало у них насмешку.49 Эта идея должна была воздействовать на язычников не как simile™ или бнблпгпн,51 не как подобное, а, скорее, как противоположное, как contrarium.52 Именно тот, кто был ен мпсцЮ депы, мог именоваться богом язычников, поскольку пребывал в таком качестве (ен мпсцЮ депэ), а не тот, кто явился в образе раба и был уничижен до смерти. Эллины много говорят о мпсцбАт деюн, Так, например, у Ксенофонта* Сократ говорит: «ФЬт мпсцЬт фщн деюн».53 Ему вторит Цицерон**: «Saepe Faunorum voces exauditae, saepe visaeformae Deorum».54 Тот, кто находился ен мпсцЮ депх, именно в этой мпсцЮ, как естественная потенция, был началом язычества. Когда же он отказался от этого образа вплоть до смерти, в нем, так умирающем, умерло все язычество. После этого все, что язычники мнили о богах, существующих в человеческом образе, а также о смертных, которым приписывали augustiores quam humanos natales,55 было признано заблуждением. Когда начали вершиться сами дела, их тени исчезли. Перед этим столь объективным фактом, свершившимся на глазах у мира, очнувшегося от своих чар, исчезло все, во что прежде верили, и все это стало вымыслом, хотя в самом начале оно было не просто поэзией, но основывалось на некой субъективной необходимости. Известно, что с приходом Христа история обретает совсем иное значение, чем имела до этого.

_______________

*Memor. IV, 3, 13. **DeNat.D. II, 2, 6.

Тридцать первая лекция

До сих пор, по свойственному мне обыкновению, я лишь в общих чертах излагал ту точку зрения, которую считают правильной, теперь же хочу перейти к некоторым подробностям, а также ответить на возможные возражения.

Итак, что касается физического аспекта вочеловечения, то в общем и целом оно покоится на том, что вторая потенция, согласно своему субстанциальному бытию, независимому от Бога, становится материей по отношению к более высокой потенции, дабы тем самым найти переход к полной сотворенности этого бытия, насколько оно является внебожественным, после чего в ней освобождается чисто божественное, ее чистая самость, и чистое Божество восстанавливается в Вочеловечившемся, между тем как теперь и третья потенция как божественное Лицо, как Святой Дух, получает возможность связаться с ним. Важным здесь является связь с третьей потенцией, и лишь по отношению к ней, согласно нашему утверждению, возможно мыслить становление внебожественного материей, переход к вочеловечению. О зачатии Христа (каковое и является этим переходом) говорится в двух Евангелиях, в них же должны находиться и следы такого отношения — и они находятся. У Матфея (Мф. 1, 20) ангел говорит Иосифу: «фп гбс ен бэфз геннздЭн ек рнеэмбфпт еуфЯн бгЯпх» — «ибо родившееся в ней есть от Духа Святого». Многозначный смысл предлога ек ни в коем случае не предполагает, что это ек надо понимать sensu materialй,1 в том смысле, что он указы-

199

вает на causa ex qua2; его можно воспринимать и в sensu potentialй3: «Зачатое в ней зачато силою Святого Духа», т. е. это сделал возможным Святой Дух. И действительно лишь силою более высокой потенции предыдущая могла материализоваться, стать веществом, материей будущего рождения. Кроме того, рнеэмб бгйпн, Святой Дух, может означать не только божественное всемогущество (= рнеэмб депа). Такими общими разъяснениями упраздняется все исторически более высокое, все последовательное, в котором одном, как мы уже видели во многих случаях, и заключается разъяснение. Я не хочу утверждать, что автор Евангелия понимая сказанное им именно так, как его понимаем мы. Да это и вовсе не обязательно; во многих случаях видно, что евангелисты просто записывали то, что сами не воспринимали в связном единстве, в целостном значении. Отчасти их поведение было похоже на то, как ведет себя сознание в мифологии: оно тоже выражает нечто, смысл которого ему самому остается неясным; понятие богодух-новенности главным образом следовало бы разуметь именно так. Издавна в догматике было принято считать, что действие Святого Духа ни в коем случае не было таковым, чтобы Иисуса можно было назвать его Сыном — в тот момент Дух действовал не уресмбфйкьт,4 а дзмйпхсгйкют.5 Это можно было бы представить так: когда А2 становится материей, т. е. = первой потенции, тогда А3 становится = второй, т. е. демиургическая функция переходит к третьей потенции. Таково первое образование того относительно материального, но также и относительно нематериального основания человека Иисуса. Отсюда человек Иисус, подобно всякому другому человеку, возникает благодаря одному лишь естественному течению.

Другое выражение кажется мне не менее поучительным: Святой Дух действовал лишь пйкпнпмйкют.6 Под божественной пйкпнпмЯб7 ученые отцы Церкви понимают не просто

200 ____________

множество божественных личностей, а отношение, порядок, в силу которого они действуют и являются как последовательно сменяющие друг друга потенции.

В отношении со-действия Святого Духа не менее выразительным оказывается и то, что говорит Лука. В словах: «Дух Святой найдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя» содержится намек на понимание Святого Духа как чего-то высшего, что находит на другое и приходит к нему; они напоминают сказанное Анаксагором: «ЕЯфб нпхт Эрелдюн (то же самое слово8) бхфЬ дйекьбмзуе» — «тогда нашел на это нус (а именно на гомеомерии, мировое семя) и упорядочил их». Уничижаясь, предыдущая потенция уступает место более высокой и как бы привлекает ее, заставляет действовать.* Все сопутствующие обстоятельства, характерные для обоих отрывков, я, пожалуй, оставлю без обсуждения, нам важно лишь то, что Слово принимает человечество лишь ек рнеэмбфпт бгЯпх, лишь при соприсутствии или содействии Святого Духа. Здесь я хочу сделать одно общее замечание. В Новом Завете тоже всегда и всюду надо проводить различие между самим предметом и способом его понимания. Последнее определяется временем, а также понятиями осмысляемого. Сам предмет предшествует всякому его изложению, он остается объективным, тогда как в изложение привносится нечто субъективное. Поэтому в отрывке из Луки можно было бы помимо эпического изложения предполагать наличие эпического же приукрашивания. Это нисколько не вредило бы самому предмету. Самое главное заключается в

________________

* Уже через изначальное отношение потенций определено, что вторая потенция может материализоваться лишь по отношению к первой, ибо потенция может уничижаться, низводить себя до материального лишь по отношению к более высокой. Без наличия более высокой потенции такой переход был невозможен, но силою более высокой потенции, т. е. той, которая, будучи мыслимой вне напряжения, означает рнеэмб бгйпн, силою этой потенции он, конечно же, был возможен.

__________________201_

том, что для своего вочеловечения или — скажу определеннее — для того, чтобы заложить первооснову для своей человечности, Слову не требуется никакой другой материи, кроме той, которую оно имеет в себе, причем имеет благодаря тому, что оно обладало в себе самом тем бытием, которое отличалось от его подлинной самости, которое лишь становилось по отношению к нему, лишь привносилось, на котором покоилась его независимость от Бога, его самостоятельная, независимая от Отца слава и которое лишь Оно — его подлинная самость — может низвести до уровня потенции тварного человеческого бытия. Итак, когда Слово лишает себя славы, согласно своему субстанциальному (субстанциальное есть именно то, что в нем не зависит от Бога), когда оно лишается мпсцЮ депы, которая прежде покрывала божественное (ибо даже в Ветхом Завете личное могло действовать лишь через естественное), и нисходит в материальное, согласно своей субстанции, тогда в нем открывается истинно божественное, истинная слава, а облачение совлекается. Мы видели славу его, говорит Иоанн.9 Сам переход, вне всякого сомнения, представляет собой нечто необычайное, т. е. его невозможно объяснить исходя из начал чисто материального мира. Для того чтобы его понять, нам надо возвыситься до сверхматериальных причин, но, будучи необычайным, т. е. не поддающимся объяснению на основе обычного миропорядка, он в контексте порядка более высокого не есть нечто неестественное, но вполне естественное и постижимое. А теперь вкратце о некоторых возможных замечаниях.

Если Христос черпал праматерию, рсюфпн эрпкеЯменпн10 своего органически-человеческого бытия (а речь идет только об этом) только из себя самого, тогда это так же мало сказывается на его происхождении от праотцев, как и в той теории, которая не признает никакого содействия со стороны любого земного отца, т. е. любого, происходящего от своих