1) Нравственный аспект, или вопрос о том. Для чего, собственно, задумано вочеловечение?

Здесь я сразу хочу акцентировать внимание на одном моменте. Когда мы говорим о вочеловечении, речь идет не о том, что Слово (этим общим термином я буду пользоваться и в дальнейшем), или рассматриваемая нами личность, упраздняет свою вне-божественность, а также не о том, что она упраздняет сущностно божественное, что есть в ее природе и что становится явным именно в человечестве. Она не может отречься от своего изначального Божества. Однако она не должна упразднять и свою внебожественность. Это а) невозможно, ибо не она положила такое определение своему бытию (внебожественность) и не ей его упразднять; с другой стороны b) это не может быть замыслом, ибо тогда просто отменяется то, что было положено ранее и что по отношению к природе всегда является поступательным процессом, который всегда должен возрастать, и как раз для того, чтобы быть посредствующей, она должна быть относительно независимой от обоих начал, которые ей надо опосредствовать. Будучи вне Бога, она близка человеку, родственна ему, но, будучи вне человека, она подобна Богу. В вочеловечении речь идет не об упразднении внебожественности, а о том, что в ней (во внебожественности) она освобождается от божественного образа, мпсцЮ депэ. Вочеловечение и есть это отречение, человечество же есть не что иное, как чистое выражение, чистый результат этого отречения, без материального содействия какой-либо иной причины.

Но каково основание этой чисто нравственной (не физической) необходимости освободиться от божественного ав-

188

торитета? После всего изложенного здесь я хочу сделать совсем краткое пояснение.

В язычестве тоже действовала опосредствующая потенция, и можно сказать, что она была его доминирующим началом. Здесь она действовала в своей внебожественности, но именно поэтому она лишь внешним образам преодолевала то начало, которое разделяло нас с Богом, отъединяло от него. Это начало, чуждое человеческому сознанию и — при возможности действовать неограниченно — упраздняющее его, в язычестве, а также в иудаизме преодолевается лишь actu,41 но не в своей потенции, в своем основании. Поэтому оно требует постоянного, никогда не прекращающегося акта, требует непрестанной жертвы, ибо преодолевается не в своей сути и, следовательно, раз и навсегда, а лишь в своем действии, которое всегда повторяется, делая эту ситуацию похожей на ситуацию с лекарством, снимающим симптомы, но не упраздняющим причину заболевания. .Языческий культ представлял собой непрестанно повторяющееся примирение, преодоление противоборствующего начала. (Сам глагол соlere,42 берущий начало в слове «культ», уже свидетельствует о том, что речь идет о сокрытии (occultation), о том начале, проявлению которого надо препятствовать, которое надо возвращать в сокрытое, непроявленное или удерживать его там).* Через божественное обетование с ветхозаветными жертвами было связано кратковременное сознание примирения, однако это внешнее примирение было лишь прелюдией к истинному, совершенному примирению, в котором надлежало преодолеть не только внешнее начало (внешнее по отношению к Богу), но и саму волю Отца, преодолеть и как бы склонить ее к тому, чтобы человечество снова было обращено к своей истинной сущности, своей природе, исполненной благодати. Именно для человечества это внеш-

________________

* Ср.: Philosophie der Mythologie. S. 164. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

189

нее начало стало причиной отъединения от Бога и, так как это отъединение предстает как бедствие, оно стало для него и наказанием, а также средством воспитания. Ничто не могло упразднить это начало в его действии, если воля Отца не изменялась. Теперь эту волю не мог упразднить сам Отец; как таковая, т. е. без какого-либо иного вмешательства, она должна была пребывать такой, какою она была, пребывать совершенно неизменной.* Что касается человека, то он тоже не мог ее упразднить, по отношению к ней он был совершенно безвластным и бессильным. Опосредствующая же потенция не могла упразднить ее только так, как внешнее начало, — с помощью одного лишь необходимого или естественного действия. Волю можно преодолеть лишь волей, а именно той волей, которой, поскольку она сильнее смерти, не может противостоять никакая другая, пусть даже всемогущая. Здесь возникла необходимость не в физическом, а, как я говорю, в нравственном преодолении воли, которое было возможно лишь благодаря предельному, но в то же время добровольному покорению Божеству и которое вместо человека было совершено этой опосредствующей потенцией, ибо даже самое добровольное, на первый взгляд, подчинение человека на самом деле таковым не было бы. Однако в том, что касалось ее воли, эта опосредствующая личность не имела за собой вины, она пребывала в полной независимости и самостоятельности по отношению к Отцу, и могла бы существовать лишь для себя, если бы не захотела быть Божьей, как говорит апостол: «Вы же — Христовы, а Христос — Божий».** Вы видите, сколь важно понятие, опосредованное тем, что было сказано ранее, понятие, согласно которому примиряющая личность совершенно свободна по отношению к Богу и никоим образом не приневолена при-

_______________

* См. выше. С- 65. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.) ** I Кор. 3, 23.

190

носить в жертву самое себя. Сначала ей, скорее, надлежало достичь всей полноты славы, полностью подчинить себе человеческое сознание, как это и произошло в развитии язычества. Именно здесь она полностью стала владыкой человеческого сознания; мир этого сознания был ее миром, где, будучи отъединенной от Бога, она была подвержена сильнейшим искушениям, влечению того космического начала, которому она последовала бы, если бы этому не препятствовал оставшийся в ней Божий настрой. Если даже Вочеловечившийся не избегнул искушения космического начала, то куда более надлежало подвергнуться искушениям еще властвующей (не уничиженной) потенции! Уже приводившийся отрывок из Послания к Евреям, где говорится о первосвященнике, который был искушен во всем, надо соотносить и с до-человеческим существованием, ибо в недолгой, неяркой человеческой жизни Христа не было места для столь сильных искушений. Однако это господство над внешним началом было достигнуто лишь для того, чтобы принести его, а тем самым и самое себя, в жертву в этой внебожественной славе. Последний акт, к которому, собственно, и было обращено все предыдущее, представлял собой жертву самой опосредствующей личности, которая, будучи невинной, заняла место виновного. Однако она не могла достичь этого непосредственно (действительно принести себя в жертву), для этого было необходимо вочеловечение. Решение принести жертву есть чудо божественного умонастроения, здесь божественное пронизывает естественное, здесь совершается высочайшее откровение, и поскольку вместе с этим актом полностью упраздняется напряжение, причем не просто на какой-то миг, а однажды и навсегда, именно потому этот акт представляет собой последнее, за которым не может следовать никакого другого, quo nil majus fieri potest.43

Итак, я говорю, что вочеловечение, конечно же, есть чудо, а именно чудо божественной устремленности. Однако, как

_191_

только такая мысль появляется, как только принимается решение о великой и возвышенной жертве, ничто не препятствует тому, чтобы она до некоторой степени совершилась естественным образом, пусть не в общем смысле, но хотя бы относительно естественным образом, а именно в соответствии с природой названной высшей потенции. Итак, здесь мы приступаем к рассмотрению