Vlast_i_obschestvo_Sibir_v_XVII_veke_Novosibirsk_1991

мов». Но этот разгул только сопутствовал значительно бо­ лее существенным злоупотреблениям. При всех сборах с крестьян зерна часть его отчислялась в адрес воеводы; объ­ ем тяглого обложения крестьян зависел от получаемых взяток; поуездный сбор на «храмовое строение» по 5 алтын с десятины без всякого учета поступал к воеводе и оста­ вался «безвестным»; на «оржаном и яровом поле» подго­ родных крестьян «с Велика дня Петрова заговенья» пасся воеводский табун в 50 голов. Мирские выборы целовальни­ ков были заменены воеводскими назначениями, в резуль­ тате чего общины не могли контролировать приход и рас­ ход денежных сумм. В самом городе с торговых и промыш­ ленных людей воевода взимал особый «сбор» — с провози­ мых по проезжим таможенным выписям товаров и денег взыскивалось по 4—6 руб. с каждой сотни рублей; не же­ лавших платить этот «внеочередной сбор» сажали в тюрь­ му или попросту задерживали на Верхотурье до спада воды на реках или до бездорожья. Присылавшиеся из Чердыни плотники для постройки речных транспортных судов также облагались «налогами». Наконец, чтобы оправдать вмеша­ тельство в делопроизводство таможни и отпускать в Моск­ ву награбленное добро «своим изволом», что строжайше запрещалось воеводам, М. Ф. Стрешнев объявил государе­ ву грамоту, выданную таможенному голове К. Гогулину, поддельной, «воровской». Весь этот красочный перечень дополнялся насильственной женитьбой посадского человека и новокрещенного татарина на воеводских дворовых «дев­ ках», которых по понятным обстоятельствам нужно было выдать замуж216.

Самоуправство воеводы, нарушение им и государствен­ ных интересов, и интересов сословных групп населения было настолько очевидно, что ближайший помощник вое­ воды подьячий с приписью М. Лихачев не выдержал и в июле 1645 г. в приказной избе при других чинах воевод­ ской администрации обвинил М. Ф. Стрешнева во многих нарушениях порядка управления. Ничего не добившись в разгоревшейся ссоре, М. Лихачев через две недели вышел из приказной избы на площадь и свои обвинения в адрес воеводы всенародно довел до сведения собравшихся «вся­ ких чинов людей»217. После такого шага М. Лихачев был, по-видимому, отстранен воеводой от дел, так как на его место уже в декабре 1645 г. из Москвы отбыл Ф. М. По­ стников, вступивший в еще более ожестченную борьбу с воеводой. В феврале 1646 г. Ф. М. Постников прибыл на Верхотурье и сразу же при попытке ревизии хлебных по­

260

ступлений в слободы уезда (Невьянскую, Тагильскую, Арамашевскую, Ницынскую) убедился в злоупотреблениях воеводы и его подручных, которые «мир продавали и му­ чили и всякую изгоню чинили», и в боязни мирских ста­

жение не ждали для себя добра от его приезда. К этому времени воевода проведал, что изветная челобитная от Ва­ силия Савина «и всей земли», жалобы от торговых и про­ мышленных людей, государевых плотников и ясачных лю­ дей достигли Сибирского приказа. Уже на другой день по­ сле приезда Ф. М. Постникова в съезжей избе произошел скандал. Воевода, по словам Ф. М. Постникова, решил его «от великого государя дела отогнать», а для дискредитации подьячего применил маневр, который им испытывался в отношении таможенного головы. Он объявил, что Ф. М. Постников прислан не по указу, и вернул к испол­ нению обязанностей М. Лихачева. Трудно сказать, в какой степени реально было натуралистическое описание Ф. М. Постниковым всех издевательств, которые ему при­ шлось вытерпеть от воеводы. М. Ф. Стрешнев грозил ему как самозванцу кнутом и тюрьмой. Затем его слуги избили подьячего и бросили у калитки его двора. В описании этого трагического эпизода бросается в глаза одна существенная деталь — население Верхотурья не осталось равнодушным к происходившему и, если бы многие люди «миром» не под­ ступили к двору, где происходило насилие, то подьячему, быть может, не удалось бы сохранить жизнь. На следующий день это событие приобрело еще большую огласку. Жена и взрослые дети Ф. М. Постникова повезли его по городу, «яв­ ляя миру» насильство воеводы. Слуги М. Ф. Стрешнева по­ пытались захватить подьячего, но неудачно, и, как писал Ф. М. Постников, «мир в том явку нашу и позор и меня заму­ чена и всего в крови видели и слышали»219.

Обращение второго по служебному рангу в воеводском управлении лица к общественному мнению представляется в этом эпизоде наиболее важным для понимания существо­ вавших в сибирском городе представлений о воеводской власти и отношениях среди местного административного управления.

По материалам многочисленных сысков, вызванных жалобами на злоупотребления воевод, их сварами и склока­ ми, можно заметить обычную для того времени практику по­ ведения воевод. Они, смотря по обстоятельствам, опирались на отдельные социальные группы населения — служилую

261

верхушку или ее представителей, торговых людей и их аген­ тов, родоплеменную «знать», ясачных людей — «шишимор, горланов, ушников, ябедников и заговорщиков».

М. Ф. Стрешнев был не так прост, как можно было бы подумать, читая перечень его деяний. Он опирался на свою дворню, зависимых ст него людей и подьячих приказной избы. Среди обвинений в адрес воеводы нет данных о его насилиях над служилыми людьми, а также над окружени­ ем воеводы. Поэтому-то войско проявило нейтральность при столкновении воеводы с Постниковым. Этим можно объяснить обращение Постникова не к отдельным социаль­ ным группам населения, в ко «всему миру», к обществен­ ному мнению все о городского населения.

Другая примечательность описываемых событий заклю­ чалась в самом обращении административного лица. Точно так же пытался действовать и предшественник Ф. Постни­ кова М. Лихачев. Ни тот, ни другой не видели в обраще­ нии к населению нарушения административного долга и, что не менее любопытно, их действия не были осужде­ ны Сибирским приказом. Разного рода доносы отдельных лиц из воеводского управления в Сибирский приказ были явлениями само собой разумеющимися. Но и их публич­ ные выступления против зарвавшегося в своей власти вое­ воды считались возможными, а коль скоро так, то и уча­ стие мирских органов в подобных случаях было, с точки зрения верховной власти, допустимо. Обращение Ф. М. Постникова к миру Верхотурья предохранило его на время от издевательств М. Ф. Стрешнева.

Тем временем в Москве собирался на воеводство в То­ больск боярин И. И. Салтыков, и начальник Сибирского приказа кн. Н. И. Одоевский счел целесообразным пору­ чить будущему управителю Сибири при проезде через Верхотурье самолично произвести сыск о деятельности М. Ф. Стрешнева. Н. И. Одоевскому уже хорошо были из­ вестны поступившие из Верхотурья челобитные, и 14 мар­ та 1646 г. он принял важные решения — на время поваль­ ного сыска М. Ф. Стрешнева с сыновьями, чтобы они не мешали следствию, выслать в Туринск, а И. И. Салтыкову иметь в виду, что вопрос о снятии верхотурского воеводы с поста уже предрешен2^0.

К апрелю 1646 г. И. И. Салтыков со своим товарищем кн. И. С. Гагариным и сопровождавшими их лицами до­ брался до Верхотурья. Близилась неожиданная по своей авантюрности развязка «государения» М. Ф. Стрешнева. Свой сыск И. И. Салтыков начал с разбора таможенных

262

злоупотреблений М. Ф. Стрешнева и прежде всего с его за­ хвата летом 1645 г. таможенной документации для «про­ верки» записей и отстранения таможенного головы К. Гогулина от досмотра воеводского имущества, отправленного в октябре того же года в Москву. Повальный обыск под­ твердил уже известные в Сибирском приказе жалобы221. Дальнейший сыск и высылку Стрешневых в Туринск И. И. Салтыков не смог осуществить. М. Ф. Стрешнев на­ чал препятствовать проведению сыска, что уже было «по­ рухой» чести И. И. Салтыкова, а затем в съезжей избе ос­ корбил его, заявив, что все привезенные им государевы грамоты подложные. При первом же свидании воевод дело дошло до выражений не литературного свойства. Помимо чисто деловых обстоятельств в обострении диалога сказа­ лось их положение при дворе. По существу столкнулись представители двух дворцовых группировок — Салтыковы приходились племянниками матери царя Михаила Федоро­ вича, «великой старицы» Марфы, а жена царя Евдокия Лукьяновна происходила из рода Стрешневых. Сановный боярин И. И. Салтыков тотчас начал собираться в даль­ нейший путь в Тобольск, намереваясь потребовать затем от Сибирского приказа сыска над М. Ф. Стрешневым по поводу уже оскорбления самого себя. В начале мая кара­ ван судов И. И. Салтыкова отплыл по Туре от стен Верхо­ турья, и в этот момент М. Ф. Стрешнев развил бурную де­ ятельность. В городе забил сполошный колокол, около од­ ной городовой стены и в Покровском девичьем монастыре вспыхнули костры, М. Ф. Стрешнев спровоцировал слух о поджоге города И. И. Салтыковым, и начался насильствен­ ный сбор подписей горожан под челобитными о деяниях тобольского воеводы и об оставлении М. Ф. Стрешнева на воеводстве на новый срок. При всем своем самовластии М. Ф. Стрешнев не забывал о значении мирских организа­ ций и в трудный для себя момент пытался опереться на них. «Советники» М. Ф. Стрешнева «лаяли» И. И. Салты­ кова «полуименем и недорогим человеком», а сам воевода назвал его «бояришком», а затем даже «вором»222.

Из всех известных «художеств» сибирских воевод дело о «поджоге» Верхотурья принадлежит к наиболее ярким, а его автору нельзя отказать в изобретательности. В июле 1646 г. Соликамский торговый человек М. Холкин привез в Тобольск И. И. Салтыкову письмо попа В. Савина с изло­ жением всех событий, последовавших после отплытия его каравана от Верхотурья. В середине октября 1646 г., узнав от И. И. Салтыкова содержание этого письма, недавно на-

263

знаменный начальник Сибирского приказа кн. А. Н. Тру­ бецкой приказал провести сыск «накрепко», и следствие над М. Ф. Стрешневым приняло новое направление223.

«Пожарная тревога», поднятая М. Ф. Стрешневым, не дала ему желаемых результатов. «Первый лучший» верхо­ турский посадский человек А. Белкин заявил при всем ми­ ре о «воровстве», «заводе» и ложных челобитиях Стрешне­ вых, и посадские люди отказались их подписывать2*4. Та­ ким образом, попытка М. Ф. Стрешнева организовать мир­ скую поддержку не только не удалась, но и выявила совер­ шенно определенную позицию посада Верхотурья. Не оста­ лись в стороне и :лужилые люди. Сохранились сведения о выступлениях отдельных казаков против воеводы. Стреш­ невы ответили новыми избиениями — тяжело пострадали А. Белкин и попытавшийся выехать со своего двора в Ни­ кольский монастырь Ф. М. Постников. После очередного избиения подьячий написал о себе: «с семьей и людьми за­ перли на дворе, и никого не пропущали, и писем моих на них изветных имать не велели, и я сидел взаперти более 20 недель», с середины мая до октября 1646 г.22* В конце концов И. И. Салтыков все же угомонил Стрешневых и за­ вершил воеводство Максима Федоровича. Из Тобольска в Верхотурье прибыл письменный голова А. Т. Секерин с двумя подьячими и служилыми людьми для продолжения сыска, начатого И. И. Салтыковым в апреле. По словам Ф. М. Постникова, Стрешневы государеву указу «учини­ лись сильны и супротивны», с Верхотурья «в опалу не пое­ хали», угрожали сыщикам избиением и убийством, отбили на дороге своих людей, которых пристава повезли в Пелым226. Стрешневых все же проводили в Москву, но Мак­ симу Федоровичу удалось опереться на свой клан и добить­ ся назначения на воеводский пост в Верхотурье своего шу­ рина Б. С. Дворянинова227, с которым на воеводство при­ был новый подьячий с приписью И. И. Недовесков, сыг­ равший видную роль в дальнейших событиях. Сначала в Сибирском приказе Б. С. Дворянинову даже пытались по­ ручить сыск по жалобам Ф. М. Постникова и И. И. Салты­ кова на М. Ф. Стрешнева228. Затем А. С. Нарбекову, на­ значенному воеводой в Нарым, было поручено при проезде на воеводство провести сыск по жалобе И. И. Салтыкова на М. Ф. Стрешнева в оскорблении. По всей вероятности, начальник Сибирского приказа кн. А. Н. Трубецкой, в это время еще не пользовавшийся при дворе влиянием, кото­ рое он приобрел через несколько лет, не захотел обострять отношений со Стрешневыми и разбор всех жалоб на Мак­

264

сима Федоровича решил проводить обычным бюрократиче­ ским путем, не акцентируя на них внимания. Более того, когда в мае 1647 г. А. С. Нарбеков сообщил А. Н. Трубец­ кому, что провести сыск по жалобе И. И. Салтыкова ему воспрепятствовал Б. С. Дворянинов, новому верхотурскому воеводе было сделано лишь замечание. В грамоте на Вер­ хотурье Б. С. Дворянинову отмечалось, что поступил он «негораздо», и сообщалось о передаче сыска П. А. Протасьеву, красноярскому воеводе, который обязывался при воз­ вращении с воеводства в Москву задержаться на Верхо­ турье229.

Разбор шумного и скандального дела о воеводстве М. Ф. Стрешнева явно затягивался, что имело свои серьез­ ные последствия.

К осени 1648 г. обстановка на Верхотурье еще более обострилась; помимо посадского населения недовольство охватило и служилых людей. Б. С. Дворянинов затронул одну из статей дохода служилых — торговлю с ясачными людьми — и согласно полученному наказу запретил до

звал тем, что им не «потакал». Казаки же передавали сво­ им товарищам в уезд: «Борис-де здесь государю прибыли ищет, а вас-де губит во всем, чем-де вы преж сего все сыти бывали и зипуны наживали и в вогуличи-де выезживали с товары без заказу»230. К тому же воевода начал взыски­ вать со всего населения Верхотурья деньги за недобор госу­ дарственных таможенных пошлин и оброчных сумм с мельниц231.

К осени 1648 г. вести о восстании в Москве докатились до Сибири; полыхало восстание в Томске. Представители верхотурского воеводского управления, опасаясь возмуще­ ния, сами начали думать о смещении Б. С. Дворянинова. При первом сколько-нибудь удобном случае можно было ждать «отказа» воеводе. Такой предлог был быстро найден, и воевода Б. С. Дворянинов, человек жесткий и непривыч­ ный к политической гибкости, оказался совершенно не го­ товым к возникшей ситуации. В середине октября 1648 г. во время допроса «с пристрастием» в приказной избе бег­ лый крестьянин М. Кабаков, .не стерпев боли, закричал: «Государь-царь, пощади». Б. С. Дворянинов то ли не обра­ тил внимания на необычную формулировку вопля, адресо­ ванного к нему, то ли был даже польщен столь высокой титулатурой, но так или иначе никак не «дезавуировал» такое обращение к своей персоне. По существовавшей же

265

государственно-правовой практике понятие «царь-госу- дарь», обращенное не к носителю верховной власти, дава­ ло повод объявить «слово и дело», т. е. бросить обвинение в оскорблении царя. Так как сибирское население на себе испытывало все неприятности «государения» воевод, мол­ чаливое «согласие» Б. С. Дворянинова на царский титул тем более могло быть воспринято очень резко. Этим-то и воспользовался присутствовавший на пытке подьячий с приписью И. И. Недовесков. 19 октября И. И. Недовесков с «молодыми» подьячими и группой казаков подал тамо­ женному голове Федору Дрягину изветную челобитную с изложением всего происшествия и просьбой послать ее в Тобольск И. И. Салтыкову, дабы оградить себя от возмож­ ной опалы и наказания за умолчание «непристойных слов», прозвучавших в приказной избе. На следующий день делегация от служилых и посадских людей и староста подгородных крестьян «от всего мира» явились на воевод­ ский двор и объявили Б. С. Дворянинову запрещение сно­ ситься с Тобольском и Москвой, общаться с кем-либо в го­ роде, «покаместа мир придумает с Игнатием и с Федором» (т. е. Недовесковым и Дрягиным. — Лет.), и забрали у него городовые ключи.

Еще через два дня в Воскресенской церкви всем горо­ дом был сформулирован приговор, согласно которому уп­ равление передавалось И. И. Недовескову. В составленной Б. С. Дворяниновым и доставленной в Москву в конце ян­ варя 1649 г. росписи «советников» Недовескова и «бунтов­ щиков» перечислялись подьячие приказной избы, пятиде­ сятники, десятники и казаки, староста ямщиков, многие посадские люди232. Действительно, пространная изветная челобитная для посылки в Москву уже ото всего города, на основе которой был объявлен «отказ» воеводе233, была со­ ставлена от имени семи подьячих, многочисленных служи­ лых людей разных чинов, посадских людей, старосты ям­ щиков, старосты подгородных крестьян. В ней называлась причина отказа, которую И. И. Недовесков «с товарищи» в «мир являли», и главное — отражалась самостоятельность решения городского мира — «на суд» к Б. С. Дворянинову не идти во избежание царской опалы. Мир, перехвативший отписку воеводы в Тобольск, решительно отвергал его вер­ сию о том, что «взбунтовал» народ И. И. Недовесков, ко­ торого ц провозгласили воеводой. В дальнейшем мир очень дипломатично отклонял обвинение в бунте и указывал, что Недовескову «выбор» на воеводство не давался, а от управ­ ления его не отстраняли, так как за ним никакого «госуда­

266

рева дела» не возникало, тем более, что сам Б. С. Дворянинов Недовескову от дел «отказывал», а государевы дела вершить было нужно. Не менее умело авторы изветной че­ лобитной объясняли, почему мир привлек к себе крестьян подгородных деревень — чтобы им было ведомо «царствен­ ное дело», и почему он не выпускал с Верхотурья племян­ ников и людей Б. С. Дворянинова — они, будучи на пытке Кабакова, слышали «непригожие речи» и могут бежать, опасаясь опалы великого государя и казни. В заключение мир решительно утверждал, забывая даже М. Ф. Стрешне­ ва, что такого воеводы, как Б. С. Дворянинов, грабителя, мучителя, разорителя и миропродавца, Верхотурье не по­ мнит!

Сразу же после «отказа» воеводе верхотурский мир (подобно томскому) установил на дорогах заставы, а около двора свергнутого воеводы — караулы. Самому воеводе разрешалось выходить только в церковь. Перехваченные письма его свидетельствовали о том, что он просил у

И.И. Салтыкова присылки служилых людей для подавле­ ния бунта.

Вуправлении Верхотурья установилось своеобразное «двоевластие». Верхотурский мир не предполагал подме­ нять воеводскую власть и не отобрал у Б. С. Дворянинова городовую печать; не собирался он упразднять и приказ­ ную избу как центр управления. Во главе избы оставался

И.И. Недовесков, который, отправив в Тобольск челобит­ ную, извещал общесибирскую воеводскую власть, что он, не желая отвечать за всякую возможную «поруху» в съез­ жей избе, вынужден исправлять в ней текущие дела234. Таможенный же голова Ф. Дрягин как обладатель своей, таможенной, печати скреплял ею всю административную переписку, которая шла от его имени, проезжие грамоты и иную документацию235. Так, в конце октября 1648 г. он перепроводил в Тобольск извещение об отказе воеводе, верхотурскую челобитную на него и указанную челобит­ ную И. И. Недовескова235. Б. С. Дворянинов в связи с приездом на Верхотурье в ноябре служилых людей из Яку­ тии попытался прийти в съезжую избу для оформления их отправки в Москву, но не был туда допущен «мирскими»

людьми. Не помогла и грамота И. И. Салтыкова из То­ больска, потребовавшего, чтобы воевода и И. И. Недове­ сков «вместе» сидели в съезжей избе. Отписка И. И. Сал­ тыкова прибыла на Верхотурье в декабре 1648 г., когда

И.И. Недовесков с делегацией уехал в Москву, 14 декабря

Б.С. Дворянинов вновь попытался вернуться в съезжую

267

избу, и вновь «мирские люди» туда его не пустили и соста­ вили по этому поводу новую челобитную от имени 48 слу­ жилых и 18 посадских людей, 32 ямщиков и 23 подгород­ ных крестьян, во главе с их старостами. Челобитчики ре­ шительно писали, что до государева указа о перемене вое­ воды Б. С. Дворянинова за его «налоги, обиды и продажи» русским и ясачным людям в съезжую избу они не пустят и городовую печать у него отбирают^37.

Между тем верхотурская челобитная на Б. С. Дворяни­ нова, посланная Ф. Дрягиным с пятидесятником А. Долго­ вым и десятником В. Желваковым, прибыла в Москву. Си­ бирскому приказу много раз приходилось мирить враждо­ вавших между собой воевод и призывать их править «без розни». Начальнику Сибирского приказа А. Н. Трубецко­ му ситуация на Верхотурье, естественно, представлялась более сложной, коль скоро И. И. Недовесков город «взбун­ товал», «чего не повелось и наперед того не бывало»^38. Сибирский приказ не мог открыто запретить «отказ» вое­ водам, но мог поставить вопрос, насколько обусловлен был «отказ» Б. С. Дворянинову. Верхотурцам необходимо было доказывать не столько правомерность своего «отказа», сколько правомерность повода к нему и необходимость го­ сударева сыска о поступке Б. С. Дворянинова. Сложность этой задачи для верхотурцев усугублялась тем, что Сибир­ ский приказ очень серьезно отнесся к тому, что бунт не­ посредственно подняли представители его же местной ад­ министрации.

В первой половине декабря 1648 г. в Москву с общего­ родской челобитной прибыла делегация верхотурцев, со­ стоявшая из подьячих приказной избы и служилых людей во главе с И. И. Недовесковым. Их миссия кончилась неу­ дачей. Целый месяц А. Н. Трубецкой разбирал это дело и отверг основной довод челобитчиков о «неистовых речах». Делегации было заявлено, что «изветные слова» верхотур­ скому воеводе в вину не поставлены, так как и в Москве на пытках «от винных людей такие слова бывают» и их в расчет не принимают. И. Недовесков был обвинен в под­ стрекательстве к бунту, а Ф. Дрягин — в задержке воевод­ ских отписок в Москву и Тобольск и в раскрытии содержа­ ния административной переписки перед градскими людьми, «во всем мире». 22 января 1649 г. в грамоте новому то­ больскому воеводе В. Б. Шереметеву предписывалось И. Недовескова и Ф. Дрягина бить кнутом «на козле», а из мирских сообществ служилых и посадских людей, ямщиков и крестьян выбрать по три человека «сущих воров» и так­

268

же наказать их кнутом нещадно на торговой площади239. Сибирский приказ, шедший на серьезные уступки восстав­ шему населению Томска, в данном случае занял решитель­ ную позицию и отклонил возможность «отказа» воеводе.

Однако осуществить приговор над верхотурцами Си­ бирскому приказу удалось далеко не сразу. Б. С. Дворянинов, просидевший фактически под домашним арестом до декабря, в январе 1649 г. вновь пережил неприятные ми­ нуты, когда возвращавшийся из Москвы сын боярский Ф. Пущин с удовлетворением поведал ему, как в столице принимали томскую делегацию, как он «государские очи видел и у руки был», и заключил свой рассказ так: «намде и на Москве за то ничего не зделали... лишь бы доехать до Томсково — с князь Осипом-де (О. И. Щербатый. — Авт.) управимся и собою, хотя-де и жив будет и он-де [в] овчинной шубе с женою выедет»240.

По указу от 23 декабря 1648 г. Б. С. Дворянинов сни­ мался с воеводства. Ему объявлялось замечание за несооб­ щение об инциденте с «непригожими речами», предписы­ валось отписать, что подлинно кричал пытаемый крестья­ нин М. Кабаков, сдать город и отчитаться перед вновь на­ значенным воеводой Р. Р. Всеволожским241. К февралю 1649 г. Р. Р. Всеволожский прибыл на Верхотурье, но вол­ нение прекратилось далеко не сразу. Верхотурское населе­ ние воспрепятствовало наказанию И. И. Недовескова, из­ бивало людей Б. С. Дворянинова и грозило «убийством» ему самому242. Вернуться в Москву бывшему воеводе было

июне из отписки тобольского воеводы В. Б. Шереметева в

ских сообществ, всего 26 чел.244 Что же касается столь тяжко пострадавшего при исполнении служебного долга Ф. Постникова, то он еще в 1652 г. добивался в Сибирском

ся» с М. Ф. Стрешневым только по приказу царя. Итак, в 1649 г. Сибирскому приказу удалось «утишить» восстания в Томске и Верхотурье. Каковы бы ни были обстоятельства правительственного розыска по поводу этих крупных вы­ ступлений, Сибирский приказ вынужден был в обоих слу­ чаях не только согласиться с требованием убрать неугод­ ных населению воевод, но и допустить на будущее обычно­ правовую норму «отказа».

269