Журнал неврологии и психиатрии / 2007 / NEV_2007_05_09

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

трудников, но идеи материалистического объяснения психических процессов и гуманное отношение к душевнобольным были характерны для врачей того периода.

До 1779 г. в Санкт-Петербурге психиатрических больниц не было. Беспокойных пациентов доставляли в полицейские участки, помещали в карцеры (своего рода «приемные покои») вместе с пьяными и с уголовными преступниками. Основными мерами помощи в этих «покоях» были связывание и побои. Хронических спокойных душевнобольных либо оставляли дома, либо помещали в монастыри, а спокойные неимущие нищенствовали.

Первое в Петербурге отделение для душевнобольных было открыто в 1779 г. в здании, выходившем на Фонтанку,

— в участке, где в последующем (l782 г.) размещалась Обуховская больница. А.С. Пушкин героя «Пиковой дамы» Германа поместил именно в это отделение. Оно просуществовало до 1832 г., а затем было занято соматическими больными. Однако рост числа психически больных заставил снова развернуть в этом здании психиатрическое отделение, которое функционировало с 1845 до 1873 г. В нем работал П.П. Малиновский, опубликовавший свою знаменитую работу «Помешательство, описанное так, как оно является врачу в практике»3. Н.М. Лесков своего «левшу» отправил умирать в это отделение. Затем более 100 лет в него душевнобольных не госпитализировали.

Поскольку знать не могла размещать своих больных вместе с «простолюдинами», в 1832 г. в бывшем Потемкинском дворце на Петергофском шоссе была открыта больница Всех скорбящих для душевнобольных, переименованная

âсоветские годы в больницу имени А. Фореля. Вначале она имела 50 коек, число которых затем было увеличено до 100. Первым главным врачом этой больницы стал Ф. Рюль — квалифицированный психиатр, человек спокойный, с сильным характером. Вначале истории болезни писались на немецком языке. Разработанная Ф. Рюлем инструкция для персонала была проникнута человеколюбием и кончалась словами: «и не могите почитать их (больных) себе неравными». После Ф. Рюля главным врачом больницы стал Ф.И. Герцог, много сделавший для улучшения ее состояния. В журнале «Отечественные записки» за 1846 г. он дал описание этой больницы. Первые пациенты были переведены из Обуховской больницы и относились к «низкому сословию». В дальнейшем помещались пациенты из «привилегированных лиц». Декабрист Бестужев за 2 недели до смерти был переведен в нее из Шлиссельбургской тюрьмы в «состоянии крайнего истощения и угнетения». В этой больнице от органического поражения головного мозга умер известный художник П.А. Федотов. В начале XX века в ней лечился пионер высшего пилотажа С.Е. Уточкин.

Больница им. А. Фореля прекратила свое существование

â1941 г., когда фашисты приблизились к Ленинграду и она подверглась обстрелу. Эвакуация проходила в большой спешке в три разные части города. Архив, музей и подготовленные материалы по истории больницы погибли. В послевоенное время в ее здании разместилось общежитие рабочих Кировского завода. Так прекратила свое существование больница им. А. Фореля.

Градоначальник Санкт-Петербурга генерал Ф.Ф. Трепов (это в него стреляла Вера Засулич, входившая в группу освобождения труда), обеспокоенный переполнением «приемных покоев» полицейских участков, отдал приказ «помещать помешанных в отделение тюрьмы на Пряжке». Так родилась вторая психиатрическая больница для душевнобольных — Во имя Св. Николая Чудотворца. Главным вра- чом ее стал ученик И.М. Балинского П.А. Дюков, составивший задание для строительства первых деревянных корпу-

сов нашей больницы. Количество занятых коек в больнице Во имя Николая Чудотворца доходила до 700. В ней работали братья Чеховы. По впечатлениям о работе здесь А.П. Че- хов написал рассказ «Палата ¹6». В этой больнице работал известный психиатр В.Х. Кандинский — автор монографии «О псевдогаллюцинациях», в которой впервые в деталях описал многообразие психических автоматизмов. В 1942 г. фашистскими бомбами были разрушены два крыла основного здания больницы. После Великой Отечественной войны здание было отреставрировано — больница существует

èпо сей день. По нашему мнению, она заслуженно могла бы носить имя В.Х. Кандинского.

Бурный рост города и значительное увеличение числа душевнобольных привели к необходимости создания небольших городских и частных заведений для душевнобольных в приспособленных помещениях — больниц Охтинской, Новознаменской, Шульца—Фрея—Бари, Царицы Небесной, Маляревского и др. (на них мы не имеем возможности остановиться более подробно). Перейдем к вопросу о возникновении нашей больницы.

По рассказам работавших в больнице в царское время врачей И.А. Митропольской и С.В. Петрова, император Александр III, еще будучи цесаревичем, заболел брюшным тифом. При совeршении молебна за здравие он дал обет «совершить богоугодное дело». Градоначальник Санкт-Петер- бурга Ф.Ф. Трепов подсказал цесаревичу, что знати нужна еще одна больница для душевнобольных, помимо больницы Всех скорбящих.

На строительство этой больницы царь отпустил участок земли из ведомства уделов двора Его Императорского Высочества и 20 тыс. рублей годовых. Но этих денег не хватило, и тогда Ф.Ф. Трепов попросил крупных купцов принять участие в строительстве больницы — деньгами, лесом, кирпичом, кафелем и прочим строительным материалом, пообещав присвоить им звание почетных граждан города. Задание для строителей составлял и врачебный надзор за строительством первых деревянных коттеджей для больных осуществлял главный врач больницы Во имя Св. Николая Чу- дотворца П.А. Дюков.

Строительство было начато в 1870 г., закончено в 1871 г. Помимо подсобных помещений, было построено 5 деревянных коттеджей с мезонинами на 25 больных каждый. В мезонинах жили надзиратели и прислуга (санитары). Так на- чал свое существование Дом призрения душевнобольных, утвержденный Государем Императором Александром Александровичем 26 февраля 1870 г.

Дом призрения находился в высшем ведении совета попечителей, в который входили члены царской семьи, князья, принц, граф, статские, тайные, действительные советники, егермейстер, гофмейстер, сановники, камергеры. Медицинскими членами попечительского совета были проф. И.П. Мержеевский (1870—1907), проф. В.М. Бехтерев (1895—1914), главный врач больницы Во имя Св. Николая Чудотворца доктор медицинских наук О.А. Чечетт (1915— 1916). B попечительский совет входили и директора — главные врачи больницы П.Н. Никифоров (1870—1891), А.В. Тимофеева (1892—1914) и исполнявший обязанности директора И.С. Пироговский-Верисотский (1914—1917).

Первый главный врач Павел Никифорович Никифоров

— ученик И.М. Балинского «отличался административными

èособенно хозяйственными способностями». Для него характерны слова составленной им инструкции для персонала: «Умалишенные суть больные люди, которые имеют право на самый внимательный уход... При бурных проявлениях расстройства ума надлежит мерами кротости и терпения достигать успокоения больного, отодвигая на второй план

собственные спокойствие и безопасность... Не столько важно лечение теми или иными способами, как правильная ориентация ухода за больными и тех условий, которыми должно обеспечить их жизнь4.

Заботясь о занятости больных, П.Н. Никифоров организовал при больнице ферму, оранжерею, парники, покосы и заготовки сена. Сам отбирал пациентов для привлече- ния к тому или иному труду. В отделениях для больных имелись настольные игры, музыкальные инструменты, библиотека, оборудование для шитья, вышивания, вязания, бильярд и пр.

Как главный врач он приложил немало сил для создания в больнице водопровода, электрического освещения, канализации. В 1870 г. им было начато строительство первого пансионного дома. Умер П.Н. Никифоров в 1891 г.5

С 1892 по 1914 г. больницей руководил доктор медицинских наук Александр Викторович Тимофеев, ученик И.П. Мержеевского. При нем в 1893 г. было закончено строительство первого пансионного корпуса на 50 больных муж- чин, из них 22 беспокойных размещались на 1-м этаже, а 28 — на 2-м (пансионными называли больных, за которых родственники платили от 5 до 500 рублей в месяц). В мансарде 3-го этажа жили надзиратели и санитары (в этом каменном корпусе сейчас размещены два мужских отделения и кафедра психиатрии Медицинской академии постдипломного образования).

На 1 января 1894 г. в Доме призрения в целом было 352 больных, из них 217 (61,6 %) находились на пансионате — их содержание оплачивали родные. Плата за больного в год составляла от 60 до 6000 рублей, в месяц — от 5 до 500 рублей (в среднем 60 pyблей 67 копеек). Если исключить самые высокие и низкие суммы, то на 90,3% пансионных больных приходилась оплата в год от 300 до 1200 pyблей, в месяц от 25 до 100 рублей. Внести такие деньги простые люди не могли, да и для среднезажиточных они были велики. Размер оплаты за содержание больного определяли члены совета попечителей больницы. За счет платных пациентов шло дальнейшее строительство больницы.

Â1900 г. был построен второй пансионный каменный трехэтажный корпус для женщин и обслуживающего их персонала. Как и в первом пансионном корпусе, 22 беспокойные женщины размещались на 1-м этаже, а 28 спокойных

—íà 2-м. На 3-м этаже жили надзирательницы и прислуга (в настоящее время во втором пансионном корпусе находятся три женских отделения и кафедра психиатрии Ленинградской педиатрической медицинской академии). В зале 2-го этажа располагалась домовая церковь во имя Св. Пантелеймона. Кроме того, на территории имелась общебольничная церковь — также во имя Св. Пантелеймона. Перед церковью был воздвигнут памятник Александру III — бюcт на гранитном пьедестале. К сожалению, церковь была повреждена в годы Великой Отечественной войны, памятник, а затем и пьедестал уничтожены и до 1990 г. ветхое строение церкви использовалось как кладовая. Сейчас церковь восстановлена и в ней регулярно проводятся богослужения.

Â1904 г. по составленному А.В. Тимофеевым заданию и проекту архитектора Г.И. Люцедерского были построены два каменных двухэтажных корпуса по 50 коек для беспокойных больных — мужчин и женщин. Вторые этажи были предназначены для персонала. Особенностью этих корпусов являлось то, что от основных помещений для больных большим широким коридором отделялось помещение для 4 изолированных комнат и в каждую помещался один особенно беспокойный больной. В этих изоляторах кроватей не было, на пол стелился матрац. Они имели крепкие двери с глазком для наблюдения. В палатах основного помещения дверей не было — имелись только дверные проемы. Двери были при

входе в вестибюль, кабинеты врачей, заведующего отделением, в буфетную, процедурную, туалет, они отделяли изоляционный коридор. Все двери в корпусах были дубовыми

— толстыми и крепкими, а оконные рамы — стальными с корабельными стеклами, которые невозможно разбить кулаком. Это позволяло обходиться без мелких пролетов в оконных рамах. Следует заметить, что корабельные стекла подходят для окон в психиатрических больницах больше чем современный, так называемый сталинит, который при ударе кулаком крошится на мелкие пластинки. С наружной стороны стены корпусов были выложены кафелем. В нижнем подвальном помещении размещались амосовские печи, предназначенные для воздушного отопления. Подогретый в таких печах воздух поднимался по проложенным в стенах каналам в помещения для больных.

Мебель в корпусах для беспокойных пациентов была утяжеленной, так что поднять ее одному человеку было практически невозможно. Для обеспечения этого в особые отсеки, имевшиеся в кушетках, столах, стульях для персонала, насыпали песок.

Кроме лечебных корпусов, в 1900 г. были построены кухня, баня, прачечная, котельная с дымогарной трубой, узкоколейная железная дорога для перевозки тяжестей в больницу Св. Пантелеймона. Дело в том, что к этому времени по договору Дом призрения обслуживал за определенное вознаграждение и больницу Св. Пантелеймона — обеспечи- вал ее приготовленной пищей, стиркой белья и электриче- ским освещением.

Помимо лечебных и хозяйственных построек, на территории Дома призрения строились отдельные дома для одного больного с прислугой. По преданию, на месте прогулочного сада 16-го отделения находился деревянный дом, в котором жил больной из семьи графов Орловых с прислугой. Из таких домов сохранился только каменный коттедж, построенный врачом-венерологом Алафузовым. В нем жила его дочь с прислугой и кухаркой. Врачи больницы ежедневно навещали этих больных и оказывали им необходимую помощь.

А.В. Тимофеев был не только хорошим организатором, но и эрудированным гуманным врачом. Он многое сделал для благоустройства больницы и усовершенствования диагностики и лечения пациентов на научной основе. При А.В. Тимофееве были начаты патологоанатомические исследования умерших, заведены «суточные ведомости», как тогда называли дневники наблюдения среднего медицинского персонала за поведением больных. Было полностью отменено использование смирительных рубашек.

А.В. Тимофеев сам занимался научной работой и поощрял исследования других врачей. Еще в период учебы в Во- енно-медицинской академии и подготовки к защите диссертации он имел дружеский контакт с И.П. Павловым, который в то время работал в лаборатории С.П. Боткина. Когда А.В. Тимофеев уже был директором Дома призрения, И.П. Павлов по воскресным дням на велосипеде приезжал к нему, и после обеда они проводили обход больных. Свои наблюдения за больными И.П. Павлов оформил в двух статьях, где дал физиологическую трактовку психического состояния больных. Позднее — в 1927 г. он писал: «Считаю своим долгом засвидетельствовать, что, посещая с научной целью лечебницу для душевнобольных на станции Удельной (около Ленинграда), заведуемую Александром Викторовичем Тимофеевым, ныне покойным, я был поражен введенным в ней режимом и порядком, так не походившими на то, что было в подобных учреждениях. Из расспросов выяснилось, что многое из того, что я видел там, было новостью на русской почве и требовало чрезвычайной энергии и организаторского таланта директора, чтобы быть осу-

ществленным. Естественно, что эта лечебница сделалась образцом, по которому потом преобразовались и другие русские учреждения для душевнобольных. Научный дух уч- реждения давал себя знать, кроме того как в научных исследованиях директора, но и в научной деятельности остальных врачей учреждения, многие из которых экспериментально работали как в заведуемой мною, так и в других лабораториях (А.Т. Снарский, И.Ф. Толочинов, А.И. Ющенко — ныне профессор и др.) в Институте экспериментальной медицины. Такая выдающаяся деятельность не должна быть забыта. Проф. Ив. Павлов».

Â1914 г. А.В. Тимофеев был мобилизован в армию, и с 1914 по 1917 г. обязанности директора Дома призрения исполнял И.С. Пироговский-Верисоцкий. По отзывам персонала, это был чрезвычайно требовательный и «черствый» врач. Персонал его не любил за постоянные придирки и штрафы.

ÂДоме призрения с 1896 по 1916 г. лечилась жена П.И. Чайковского А.И. Милюкова, которая, по всей видимости, страдала шизофренией (известно, что П.И. Чайковский с нею почти не жил и крайне редко бывал в больнице).

Âреактивном состоянии с депрессивным синдромом в больнице непродолжительное время лечилась известная артистка В.Ф. Комиссаржевская, которую навещали А.М. Горький, Л.Н. Андреев, С.С. Скиталец.

Родоначальницей нашей больницы была и другая — уже исчезнувшая больница, возникшая спустя 15 лет после на- чала работы Дома призрения. Речь идет об открытой в 1885 г. Санкт-Петербургской городской больнице для душевнобольных во имя Св. Пантелеймона6. Она разместилась южнее Дома призрения, за небольшим пустырем, в деревянных бараках, выстроенных в 1832 г. для земледельческой школы. Во время эпидемий в этих бараках размещали инфекционных больных. После окончания строительства барачной больницы для инфекционных больных им. С.П. Боткина бараки бывшей земледельческой школы опустели. Их-то и арендовала Санкт-Петербургская городская дума для размещения душевнобольных хроников из переполненных стационаров для душевнобольных. До 1922 г. Дом призрения и эта больница существовали раздельно7.

Âотличие от Дома призрения, где имелся большой попечительский совет, в больнице для душевнобольных во имя Св. Пантелеймона попечителями были члены городской думы — П.П. Жуков (1894—1898), И.М. Яковлев (1898—1899), Е.В. Остолопов (1900—1916). Каких-либо особых почетных званий они не имели.

Âприспособленных бараках были размещены 700 больных (1904 г.) — в 9 мужских отделениях с 440 больными и 6 женских с 260 больными. Из женских были два полубеспокойных, одно беспокойное, одно буйное, одно полубеспокойное слабое и одно спокойное. Среди мужских отделений, где лечились 440 больных, одно было полубеспокойным, одно — буйным, одно — полубеспокойным соматиче- ским, два — беспокойными для лиц преклонного возраста, два — спокойными рабочими с работой внутри отделений, одно — рабочим с работой вне отделений.

Больница во имя Св. Пантелеймона, как и Дом призрения, находились в парках, которые развивались и поддерживались в должном порядке. Погибшие деревья заменялись новыми, обихаживались аллеи, часть которых погибла. Помимо хозяйственных и жилых (для персонала) построек, в этой больнице имелось 13 деревянных бараков и 2 каменных здания для размещения больных (все деревянные уже снесены). Одно каменное двухэтажное здание в настоящее время занимает центр стерилизации медицинских инструментов и архив. Ранее в нем размещалось отделение для буйных больных. Второе каменное одноэтажное здание

— впоследствии общежитие — ко времени написания этого очерка оставалось пустым.

На территории больницы деревянные помещения занимали одинокие врачи, надзиратели, надзирательницы, служители и служительницы (санитарки); семейные работники жили вне больницы.

Кухня и прачечная в этой больнице были в начале ее организации. Потом главный врач Н.Я. Смелов сумел договориться с главным врачом Дома призрения А.В. Тимофеевым, чтобы за особую плату кухня и прачечная Дома призрения обслуживали и больницу Св. Пантелеймона. Позднее

âней было выстроено лишь специальное здание для сушки белья (затем его занимало общежитие).

Âстаром деревянном барском доме, выходящем на Скобелевский проспект, была построена церковь Вознесения Христа Спасителя. Строительство ее относится примерно к 1932 г. Позднее здесь открыли больничный клуб, со временем здание пришло в ветхое состояние (в дальнейшем оно стало реконструироваться).

Главным врачом больницы Св. Пантелеймона с 1885 по 1891 г. был Владимир Федорович Чиж — ученик И.П. Мержеевского, который после окончания Военномедицинской академии был оставлен в ней для усовершенствования, затем находился в заграничной командировке, после возвращения из которой защитил докторскую диссертацию «Патологоанатомические исследования спинного мозга при прогрессивном параличе помешанных», стал профессором. Одновременно он читал лекции по судебной психопатологии на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета (они были изданы в 1890 г.). За время работы в больнице В.Ф. Чиж опубликовал 14 работ и организовал в ней психологическую лабораторию. Больных он распределял по отделениям с уче- том пола, возраста и психического состояния. Были организованы два отделения с открытыми дверями для спокойных больных, которым позволялось выходить за территорию больницы и гулять по поселку Удельная. Хотя больные не совершали каких-либо криминальных поступков, вскоре жители поселка стали возражать против его посещения больными. Настойчивые требования жителей привели к тому, что прогулки были ограничены территорией больницы. После избрания на кафедру психиатрии в Юрьевский университет (теперь Эстония, г. Тарту) В.Ф. Чиж уехал в Юрьев, сменив Э. Крепелина, и проработал там до конца своей жизни.

Â1892—1895 гг. главным врачом больницы Св. Пантелеймона был Степан Александрович Беляков, также уче- ник И.П. Мержеевского. Он защитил диссертацию «О патологоанатомических изменениях ЦНС при старческом слабоумии». В дальнейшем был старшим врачом больницы Всех скорбящих, где выполнил работы «О цистоцеркозе головного мозга», «О влиянии заболевания органа слуха на развитие и течение душевных расстройств», «О самоубийствах и несчастных случаях в психиатрических заведениях». Обнаружены также два написанных С.А. Беляковым отчета о работе больницы Св. Пантелеймона за 1892 и 1893 гг. Первый был опубликован в виде отдельной книги, второй — в журнале «Архив психиатрии, неврологии и судебной психопатологии» (1894; 3: 21—52). В дальнейшем С.А. Беляков работал в Самарской психиатрической больнице, где умер

âотносительно молодом возрасте — 53 лeт.

Следующим главным врачом больницы Св. Пантелеймона с 1895 по 1897 г. был Николай Николаевич Баженов. Эта деятельность обобщена им в докладе на заседании общества психиатров «Об организации призрения душевнобольных в Санкт-Петербурге»8. В этом докладе он отстаивал возможность

Что касается медицинского персонала, то большинство врачей занимали среднее положение между привилегированными слоями общества и простолюдинами. Некоторые врачи были выходцами из дворян и имели чинные и прочие привилегии. Из первых выпусков врачей-женщин в больнице работали В.П. Шелехова-Головина, затем с 1913 г. И.А. Митропольская, в 1914 г. М.А. Драбкина и В.П. Маляревская.

Было принято, чтобы врачи держались обособленно не только от младшего, но даже от среднего персонала. Так, в Доме призрения между коттеджами и мужским беспокойным отделением существовали три дорожки. В царское время по средней дорожке могли ходить только врачи и надзиратели, а боковыми пользовался прочий персонал.

Надзиратели того времени соответствовали по должности современным медсестрам и медбратьям, хотя по знаниям далеко отставали от них. В 1901 г. из 29 надзирателей и надзирательниц больницы Св. Пантелеймона только у 6 было среднее образование, а у остальных — ниже среднего. Из надзирательниц 10 вообще не имели медицинского образования, 16 закончили краткосрочные медицинские училища (повивальных бабок, ротных фельдшеров, сестер милосердия) и только 3 имели законченное среднее медицинское образование (фельдшера, фельдшерицы-акушерки). Прислуга (санитарки) наполовину была неграмотной.

Надзиратели и прислуга Дома призрения жили в мансардах своих отделений, питание и обмундирование полу- чали от больницы. Чтобы выйти за ворота больницы, прислуга должна была получить разрешение надзирателя. Женская и мужская прислуга не должна была общаться. Даже на кухне были проделаны два окна для раздачи пищи с разных сторон здания — одно для женской прислуги, другое для мужской, несмотря на это санитары и санитарки встреча- лись. Детям персонала не разрешалось жить на территории больницы.

В больнице Св. Пантелеймона условия для персонала были более демократичными. Н.Я. Смелов для облегчения жизни служителей больницы создал общежитие для одиноких, а вне больницы — семейное общежитие и ясли (он заметил, что семейные работники увольняются реже).

Пользовались яслями 43 семьи, из них 23 служащих больницы. Ясли были открыты 362 дня в год, в них было записано 67 детей. За 1904 г. ясли имели 4155 дневных и 892 ночных посещения; среднее число посещений в день составило 11,5. Попечителем яслей являлась Н.И. Смелова, вра- чом — К.М. Веденеев, надзирательницей — М.И. Пейбо.

Тем не менее дисциплина в больнице была достаточно строгой, учитывалась иерархия должностей. Надзирательница и служительница не имели права сесть в присутствии врача. При появлении на обходе врача весь персонал вставал. За провинность накладывались штрафы — от 50 копеек до 3 рублей при заработной плате 16 рублей в месяц. И если в Пантелеймоновской больнице штрафы были отменены в 1904 г., то в Доме призрения они сохранялись до 1917 г. Штрафы налагались «за неряшливое отношение к службе», «за появление в нетрезвом виде и пронос водки», «за сон на дежурстве», «за плохой надзор за больным», «за уклонение от исполнения своих обязанностей», «за самовольную отлучку из павильона», «за побег больного», «за грубость надзирательнице» и, кроме того, «за грубость к больному». Помимо наложения штрафа, служителя могли и уволить. Были и «условные» штрафы, которые отменялись за хорошее поведение.

От надзирателя требовалось быть ровным в общении, уметь владеть собой, не проявлять раздражения даже при самых грубых и обидных «выходках» больных, обладать деликатностью и тактом, чтобы неуместными словами и поступками не возбудить против себя больных. В то же время

требовалось, чтобы он проявлял достаточные энергию и настойчивость в проведении своих требований, умел входить в мысли, чувства и стремления больных, понимал их духовный склад. Надзиратель должен был следить за физи- ческим состоянием больных, раздавать лекарства (все инъекции выполняли врачи), делать ванны, измерять температуру, накладывать повязки, наблюдать за приемом пищи, докладывать врачу об изменении физического состояния больных. Дневники наблюдений (суточные ведомости) были введены в Доме призрения в 1892 г., в больнице Св. Пантелеймона — в 1897 г. Надзиратель должен был также следить за работой прислуги, учить служителей, как следует выполнять их обязанности, обращаться с больными, убирать палаты, нести дежурство и т.д. Он отвечал за все имущество в павильоне и вел отчетность (дневник поведения больных, инвентарные книги белья, одежды, обуви, мебели, посуды, собственных вещей больных), составлял требования на пищу, хозяйственные вещи, лекарства, деньги, вел записи сдаваемого в стирку белья, записи библиотечных книг, журналы прислуги и книгу распоряжения врача.

Проверка работы персонала в ночное время осуществлялась контрольными часами. Надзиратели на этих запломбированных часах должны были оставлять отметки (проколы) каждые 2 часа. Горе было той надзирательнице, которая несвоевременно ставила отметку на ленте часов.

В 1903 г. было организовано систематическое обуче- ние надзирателей. Занятия проводились врачами 4 раза в неделю в вечернее время по 1 часу. В программу занятий входили анатомия и физиология, гигиена, учение о заразных болезнях и дезинфекции, учение о психически больных и уход за ними, фармакология и рецептура, подача первой помощи, организация больничного дела и ведение отчетности11.

К палатной прислуге — служителям предъявлялись также определенные требования. Служителю вменялось в обязанности быть трезвым, смелым, добросовестным. Все служебное время он должен был безотлучно находиться у больных, относиться к ним гуманно и терпеливо, безропотно переносить обиды, брань и побои. В обращении с больными он должен проявлять находчивость, наблюдательность, понимание душевного cocтoяния пациента, хотя не только здоровье, но часто и жизнь служителя подвергались опасности. В случае нападения больного он должен быть достаточно ловок и смел, чтобы суметь вовремя предупредить несчастье. Служитель должен был следить за физическим состоянием больных и обо всех замеченных расстройствах докладывать надзирателю. Кроме того, служители обязаны были убирать и содержать в чистоте павильоны, в которых работали, следить за чистотой и порядком своей рабочей одежды.

Днем служители работали по 10 часов с перерывом на обед в 2 часа. Во время обеда его подменял служитель, свободный от смены. Ночная смена длилась 12 часов. Так что по существу служитель работал 12 часов в сутки, имел 415 рабочих часов в месяц. В начале службы он получал 9 рублей в месяц, каждые шесть месяцев его зарплата повышалась на 1 рубль. Максимальная зарплата составляла 16 рублей. Кроме того, служитель получал право на койку в общежитии, питание из расчета 13 копеек в день (больных кормили на 20—30 копеек в день) и 80 копеек в месяц на одежду. При этих условиях, естественно, трудно было всегда быть хорошо и чисто одетым, особенно принимая во внимание частую порчу одежды. Если учесть еще и штрафы, которые до 1904 г. достигали порой трети месячной зарплаты, то будет понятна фраза главного врача больницы Св. Пантелеймона Н.Я. Смелова: «При таких условиях удивительно не то, что из больницы ежегодно увольняются 107% (по отношению к общему штату прислуги, 126,5%