Upravlenie_etnopolitikoy_Severnogo_Kavkaza_-_20

âГрозном. «Я видел этих русских. Они очеченились. И больше на чеченцев похожи, чем сами чеченцы»,

– рассказал источник. Что же касается православных верующих, проживающих в столице республики, то, по словам источника, местный православный приход насчитывает не более 20 человек. «По праздникам, как они сами утверждают, собирается человек 50». По словам И. Табацковой, посетившей на пасху город Грозный (04.04.2010), «за исключением собственно празднования Пасхи, всю последующую пасхальную неделю православный храм Грозного был закрыт»1.

Русской культуре бросают вызов и группы внутри России. Один из них исходит от тех переселенцев, кто отказывается ассимилироваться и продолжает оставаться, верен духовным ценностям, обычаям и культуре своих родных народов и передает их из поколения в поколение. Русские, как правило, либо не хотят ассимилировать мигрантов-кавказцев, либо наталкиваются на трудности, пытаясь сделать это, а степень, в которой определенные кавказские народы хотят ассимилироваться, остается неясной. Данный феномен наиболее заметен среди кавказцев – мусульман (только осетины на СК являются христианами).

На СК сегодня происходит протест к «русской массовой культуре», имеющей целенаправленное тиражирование «примитивных ценностей», с доминированием развлекательности. В силу более строгого воспитания кавказцы усваивают негативное отношение к употреблению спиртных напитков, к легким межполовым связям. Например, «алкоголь» трансформируется в кавказском общественном сознании

âнеизбежный атрибут обычаев, традиций, правил хорошего тона русских. Но протест сформирован не только в сфере массовой культуры, так Заводской суд города Грозного принял решение об изъятии 58-го тома Большой энциклопедии, выпущенного издательством «Терра», в которой, по его мнению, содержится экстремистская статья о Чеченской Республике и чеченцах (06.04.2010). Судебное разбирательство было инициировано уполномоченным по правам человека в Чеченской Республике Н. Нухажиевым совместно с прокуратурой республики по факту публикации в 58-м томе материалов, искажающих историю Чечни и носящих клеветнический характер, сообщает «РБК» со ссылкой на пресс-службу чеченского омбудсмена.

Âкачестве экспертов на заседании суда выступили сотрудники Академии наук Чечни и ученыеисторики. Они называли материал Большой энциклопедии о чеченском народе «провокационным», «оскорбительным», «идеологизированным», содержащим «односторонне интерпретируемые исторические и современные факты истории», что, по мнению экспертов, «навязывает читателю античеченские настроения, способствует разжиганию межнациональной розни в России».

По словам адвоката Мурада Мусаева, представлявшего сторону истца, чеченцы представлены в материале энциклопедии, как «кровожадные варвары, способные лишь на разбой и бандитизм» и при этом ни слова не сказано о «героических подвигах чеченцев, защищавших Россию». Сторона ответчика на заседание суда не явилась, несмотря на извещение. В дальнейшем решение суда будет направлено

âМинистерство юстиции России для включения 58-го тома Большой энциклопедии в федеральный список экстремистских материалов. В аппарате омбудсмена рассчитывают, что данный пример «подтолкнет к началу судебных процессов и по другим опубликованным материалам, оскорбляющим честь и достоинство чеченского народа и разжигающим межнациональную вражду».

Как объясняет ситуацию один из ведущих специалистов-востоковедов, Алексей Малашенко, «в плане историко-философском противостояние двух социокультурных систем (русской и чеченской), их взаимное и постоянное отторжение неизбежно. Не было мира в Чечне ни при одной из политических систем... Чечня, похоже, всегда будет разительно отличаться от Смоленской области или Приморского края. И поэтому когда-нибудь она обретет свою независимость, и, дай Бог, чтобы на границах у России было одним дружественным государством больше»2. Русские были тем звеном, которое интегрировало народы в единое социокультурное пространство Российской Империи и СССР, привнося на этническую переферию новые государственно-правовые нормы и ориентиры.

Современные этнокультурные процессы на СК характеризуются неустойчивостью, противоречивостью взаимодействия традиционалистской, фундаменталистской и модернизационной альтернатив. Это может стать культурной легитимацией, как ослабления, так и укрепления позиций РФ на своих южных рубежах в условиях вызовов глобализации и геополитических трансформаций.

3.4. Отношение к финансовому благополучию.

Проблема взаимосвязи экономических вопросов в контексте ситуации на СК стала сегодня наиболее обсуждаемой. Главный теоретический вопрос заключается в выявлении первопричин: действительно

1Русские в Чечне превращаются в чеченцев // Кавказское новостное агентство [Электронный ресурс]. – 2010

–Режим доступа: http://skfonews.ru/news/115

2См.: Независимая газета, 31.12.1994.

41

ли боевиками (радикалами, сепаратистами) движет убеждение, что после отделения от РФ их материальное благополучие улучшится, или же они готовы пожертвовать благополучием во имя достижения гораздо более значимых целей – утверждение своей религиозной идентичности (шариатское правление), национальной идентичности (независимое государство)?

Со слов местного населения, – «дотационность СК не от скудности природных ресурсов и отсутствия желания работать, а оттого, что все финансовые поступления используются в интересах конкретных семей, превративших госслужбу в бизнес. И все знают эти семьи»1. Семья сегодня в кавказском понимании – это ограниченный круг людей, состоящих друг с другом в родственных, дружеских и экономических отношениях. Практически все социальные связи от обращения в поликлинику, до получения водительских прав носят локальный, персонифицированный, межличностный характер, либо через знакомых или «знакомых знакомых». Здесь характерно «хоровое» восхваление первого лица, он же и являться «держателем денежного мешка».

Вообще к статистике доходов (уровень безработицы и т.д.) на СК следует относиться критично. Вызывает сомнение, что средний житель Ингушетии в соответствии со своими доходами (приведенными к прожиточному минимуму) живет почти в 1,5 раза хуже, чем житель Ивановской области2. Если судить не по средним заработным платам или бюджетной обеспеченности, а по другим показателям (размеры и качество жилья, владение автомобилями, объемы меняемых иностранных валют, состояние здоровья, число студентов вузов, средней продолжительностью жизни), то получится, что СК не является «зоной бедности». Несмотря на слабую экономику, политическую нестабильность

èотсутствие инвестиций, люди здесь умеют обустраивать свою жизнь. А если судить уровень достатка населения по ценам на первичном и вторичном рынках жилья, рассчитываемых Госкомстатом (данные 2003 г.), то Махачкала уступает лишь Москве, С.-Петербург и Ханты-Мансийску.

Несомненно, особый этнокультурный менталитет народов СК заметно отличается от общероссийского. Даже в условиях советской социально-политической обстановки Кавказ развивался по своим особым законам, зачастую не вписывавшимся в партийные требования. «Для народов, традиционно населяющих СК, советская норма (потребления) была абсолютно неприемлема, так как входила в противоречие с выработанными веками обычаями и традициями, духовно-нравственными

èкультурными ценностями. В республиках СК не иметь дома и жить бедно считается позором».3

При попытках наведения экономического порядка Центру следовало бы учитывать, что финансовое благополучие и демонстрация его всегда были достаточно значимо на СК: лучший дом с высоким и красивым забором, лучший автомобиль, жить достойно, но не тяжело работать и т.д. Это зависит и от этнического сознания, духовных черт и традиций местных народов. Там, где в ментальности преобладает прагматизм, рационализм и гражданско-территориальные основания этноидеологии, значение финансового достатка может быть принципиальным или даже определяющим. А на практике именно эффект материальных требований («у нас безработица и нищета»), и даже в какой-то времени шантажирование («дайте деньги для усмирения боевиков») поспособствовал определить экономический вектор в создании СКФО, по крайней мере официально: «в целях урегулирования этнических, культурных и религиозных противоречий борьба с бедностью должна стать основополагающим принципом развития юга России». Складывается впечатление, что раз для остальной части России «жить бедно не считается позором», путь они обеспечивают народы СК.

В северокавказском, пусть даже демократическом, обществе персонификация отношений четко ограничивает доступ к управленческим и экономическим ресурсам представителей «меньшинства», поскольку обладающие эффективной численностью представители «большинства» имеют больше возможностей оказывать прямое и непосредственное влияние на свое положение в иерархии власти4. Подозрительность, обида, ощущение несправедливости и бессилия в таких условиях возникают гораздо чаще и, прежде всего у наиболее малочисленных народов. Так, анализируя скудную информацию по

1Цит. по: Колесников Ю.С. Модернизация территориальной организации экономики и макроэкономические функции этноэкономики // Этноэкономика и модернизация иной парадигме развития национального хозяйства: ресурсы устойчивости и резервы адаптивности. – Ростов-на-Дону, 2004.– С. 19.

2См.: Регионы России: социально-экономические показатели. – М, 2002. – С. 63.

3Цит. по: Иванов П. П. Каким быть федерализму в России. «Российская газета», 30.05.2006 г.

4Дружинин А.Г., Гонтарь Н.В. Асимметрия в социально-экономическом развитии территорий Юга России: тенденции роста в условиях рыночной трансформации // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Юбилейный выпуск. – 2002. С. 69.

42

биографиям ликвидированных боевиков-салафитов, можно заметить некоторую характерную особенность: большинство из них не имело каких-либо родственных связей с правящими этнокланами1.

3.5. Роль языка.

Язык как фактор интеграции разных народов уступает только религии2, поскольку недостаточная компетентность в другом языке и, как следствие, в других аспектах культуры ведет к преувеличению психологических различий между народами. Это, пожалуй, на сегодня остается одним из немногих знаков косвенного присутствия русских в мононациональных республиках3. Кавказские народы, принадлежащие к разным языковым группам, все еще общаются между собой на русском языке, – языке межнационального общения. Можно выявить две тенденции: двуязычье (использование родного и русского); языковая ассимиляция (использованию русского языка, как основного средства внутрисемейного общения в семьях коренных жителей).

Некогда для неграмотного крестьянина в любой части Российской империи язык его отцов был естественным и единственно возможным. Но с появлением больших городов, железных дорог и современного образования положение усложнилось. Для украинца, татарина или грузина, покинувшего свою деревню, недостаточно было знания только родного языка, чтобы выйти в большой имперский мир. Рост подвижности населения усиливал «имперскую» роль русского языка и в то же время умножал число тех, кто вынужден был пользоваться им, не будучи его естественным носителем. Незнание или слабое знание русского языка служило барьером на пути социального продвижения, к которому стремилось все большее число представителей невеликорусских этносов. Жизнь ставила их перед необходимостью выбора (или компромисса) между родным и русским языком4.

Повышение рейтинга национальных языков, искусственно взвинченное в ходе этнической мобилизации и суверенизации, привело к ощутимому падению престижа русского языка и элементов общероссийской культуры. В то же время социальная потребность в русском языке как языке науки, культуры, образования, рыночной экономики и межнациональных общений осталась на прежнем высоком уровне.

Приоритетное положение русского языка на СК, определявшееся в основном политическими причинами, постепенно обусловило его доминирование во всех сферах. В советский период наблюдалось значительное снижение этнолингвистической жизнеспособности малочисленных этносов, что привело к языковой ассимиляции их части. Овладение русским языком малочисленными народами отражало стратегию индивидуальной мобильности, желание интегрироваться в доминантную группу и таким образом приобрести позитивную социальную идентичность.

С 90-х во всех республиках СК были предприняты значительные усилия по возрождению традиционных языков. Борьба за независимость началась с движений за возрождение национального языка. Глубокая связь языка с этнической идентичностью обнаруживается даже в попытке выделения новой идентичности, конструируемой в настоящее время на основе общего языка – «русскоязычной национальности» в постсоветской диаспоре5. Лишь вхождение в состав РФ пока сохраняет кириллицу для национальных языков. Например, со становлением независимостью Ичкерии, была попытка перевода чеченского языка на латиницу. Азербайджан, Кыргызстан, Туркменистан и Узбекистан сменили кириллицу на латинский алфавит, а говорящий по-персидски Таджикистан позаимствовал арабскую письменность.

Все эти движения были сугубо политическими, и их ближайшая задача заключалась в ослаблении зависимости республиканской власти от союзного центра, а конечная – в выходе республик из состава

СССР. «Развал Советского Союза, – подчеркивает М.Н. Губогло, – начался с мобилизованного лингвицизма, благодаря крторому языки титульных национальностей были возведены в статус государственных языков, практически заблокировали доступ представителей нетитульного населения

âкабинеты власти и содействовали достижению трех результатов: форсированной неокоренизации

1Этнорелигиозный терроризм / Ю. М. Антонян, Г. И. Белокуров, А, К, Боковиков к др.; Пол вел. Ю. М. Антоняна. – М.: Аспект Пресс, 2006. С. 218.

2Пинкер Ст. Язык как инстинкт (Пер. с английского). М.: УРСС. 2004. С. 12.

3Сафронова Н. Один из факторов адаптации при изучении русского языка как иностранного // Вестник высшей школы. – 2003. – ¹ 6.

4Дешериев Ю.Д. Роль русского языка и русской культуры в духовном развитии народов Северного Кавказа. // Великий Октябрь и передовая Россия в исторических судьбах народов Северного Кавказа. – Грозный, 1982. – С.90.

5Кутьева М.В. Этнокультурные аспекты изучения языков // Педагогика. –1998. – ¹ 3

43

аппаратов управления, становлению этнократических режимов в бывших союзных республиках и, наконец, распаду СССР»1.

Роль русского языка как языка межнационального общения снижается. На этом фоне с активизацией ислама, с некоторых районах Дагестана уже начался постепенный процесс захвата арабским языком этой ниши2. Вслед за миграционной динамикой краев и области ЮФО идет изменение и в образовательном процессе средней школы – появление курсов обучения языкам народов СК там, где раньше этого не было.

И все же в некоторых республиках русский язык остается языком общения между народами. Только в Дагестане имется несколько десятков языков3:

1) кавказские языки.

–дагестанская ветвь.

–аваро-андо-цезская группа (аварцы, андийцы, ботлихцы, годоберинцы, каратинцы, ахвахцы, багулалы, тиндалы, чамалалы, цезы, гинухинцы, гунзибцы, бежтинцы, хваршины).

–лезгинская группа (лезгины, табасараны, агулы, рутульцы, цахуры, крызы, будухи, хиналуги, арчинцы, удины).

–даргинский язык (даргинцы, кайтагцы, кубачинцы).

–лакский язык (лакцы).

–нахская ветвь.

–чеченский язык (чеченцы-аккинцы).

2)кыпчакская группа тюркских языков (кумыки, ногайцы).

3)иранская группа индоевропейских языков (таты).

Язык в качестве этноразделительного признака в отношениях русских и кавказцев увеличивает свое значение. Кавказцы, как правило, двуязычны и хорошо владеют русским языком, но большинство из них отмечают значение языка как этнического индикатора. Как в публичной сфере, так и в повседневной жизни речь на родном языке с каждым годом слышится все чаще4. Все без исключения национальные организации считают язык значимым фактором, подчеркивающим этнические различия, а угрозу утраты родного языка рассматривают как одну из самых острых проблем развития своего народа5.

Существует множество подтверждений того, что между языком и этнической идентичностью существует тесная взаимосвязь: использование языка влияет на формирование и поддержание групповой идентичности, а групповая идентичность влияет на паттерны предпочтения и употребления языка6. Очень часто язык оказывает большое влияние на формирование этнической идентичности подростков из национально-смешанных семей: многие из них выбирают национальность в зависимости от родного языка или даже «третьего» языка – языка обучения. Случается, что в некоторых ситуациях члены этнолингвистических групп больше идентифицируют себя с теми, кто говорит на одном с ними языке, чем с теми, с кем они имеют общее происхождение и культуру.

Единый язык является одним из главных цементирующих элементов нации и гражданской идентичности, он возможно даже важнее, чем этническая принадлежность. Государство вправе требовать, чтобы вновь прибывающие иммигранты изучали русский язык, равно как и придерживались основополагающих норм и правил, распространенных в принимающем сообществе. Ослабление общегосударственной лояльности, выражаемое в недооценке социальной значимости русского языка

èофициального двуязычия, в переоценке этнического языка, путает ориентиры широких масс населения, обесценивает установку на более высокие статусные роли русского языка на государственном уровне

èна общероссийском пространстве.

§ 4. РЕЛИГИОЗНЫЙ ФАКТОР.

Пожалуй, нет другой темы, более деликатной, тесно связанной с моралью, нравственностью и этничностью, чем религия. Принято считать, что в РФ бытовые и групповые конфликты между представителями разных народов даже при жестком противостоянии обычно не носят религиозного

1М.Н. Губогло «Языки этнической мобилизации». М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. С. 84.

2Макаров Д.В. Официальный и неофициальный ислам в Дагестане. – М., 2000. С. 59.

3Дагестан: этнополитический портрет. Очерки. Документы. Хроника / сост. и отв. ред. В. Ф. Грызлов. Т. 1-4. Ì., 1993–1994. Ñ. 90.

4Султанов К. К. Национальное самосознание и ценностные ориентиры литературы. М.: ИМПИ РАН, 2001. С. 8.

5Редько Л. О статусе языков в подготовке педагогов в системе высшего профессионального образования// Современный Кавказ. – Пятигорск: Изд-во ИРПРГ на Северном Кавказе, 2006. – С.140

6Сорокин Ю. А., Марковина И. Ю., Крюков А. Н. Этнопсихолингвистика. М., 1988. С.171.

44

характера. Но ценности православия не всегда совпадали с общими ценностями всего российского государства, в то же время эта религия невольно придает себе главенствующее значение в истории и развитии государства. Сегодня почти все политические силы (Центр и республики СК) трактуют ту или иную религию в качестве атрибута этничности. Когда политики говорят о проблемах русского народа, то вставить в свои программы «немножко православия» стало почти обязательной нормой, происходит национализация или даже этнизация церкви1. У кавказских политиков самых разных ориентаций правилом «хорошего тона» стало афишировать свою приверженность «исламским традициям».

Религию можно считать катализатором национальных противостояний, а религиозные аргументы

– одни из основных в производстве насилия, с опорой на которые рождаются ксенофобия, нетерпимость, что в конечном итоге ведет к мобилизации на физическое насилие2. Так, страдающие от господствующего большинства, лишенные возможности удовлетворения своих религиозных потребностей, группы становятся инициаторами насилия и используют религиозные аргументы в целях сохранения, возрождения или защиты своей религии.

Сейчас на СК сосредоточено более 40% всех российских мусульман3. При этом мигранты с СК более активны в выполнении религиозных догм, чем мусульмане Поволжья, и во многих городах центральной России составляют основу прихожан мечетей. Паломники из Дагестана составляют подавляющее большинство выезжающих в хадж россиян, а в его мусульманских учебных заведениях учатся гораздо больше студентов, чем суммарно во всех остальных регионах4. Важность «исламского» фактора признается всеми, но все же его роль и степень влияния на формирование идентичности в конкретных ситуациях различны. Религиозная принадлежность народов СК всегда являлась наиболее очевидной отличительной чертой, для них самих она была одним из аспектов формирования национальной идентичности, но конечно не единственным, поскольку в большинстве случаев предки нынешних мусульман принимали ислам не всегда по причине религиозной убежденности5.

Ислам и православное христианство составляют две ведущие по численности конфессии, между которыми установился дух взаимопонимания на территории РФ, но только между официальными религиозными лидерами. Все чаще звучат (на всех уровнях) высказывания типа: «В России, стране с огромным количеством мусульман, практически отсутствуют публичные политики на Центре из числа мусульман. Конечно, они есть в государственном аппарате, но чиновники следуют неписаному кодексу: не показывать принадлежность к исламской религии, хотя посещение высшими чиновниками православных богослужений уже вошло в традицию»6. Иногда напряженность может возникнуть даже вследствие слишком эмоционального восприятия религиозной символики. Так, изображения на крестах (с низовой частью «купель христова») многие склонны трактовать как победу христианства над исламом. Не сплочению национальных и конфессиональных общностей России способствует и ныне существующая государственная символика РФ – мусульманская общественность страны неоднократно ставила вопрос о гербе России, содержащем изображения крестов.

Религиозный фактор в этнополитических процессах в Северо-Кавказском макрорегионе формирует особую среду межгруппового взаимодействия, которое испытывает на себе влияние не только межконфессиональных, но и внутриконфессиональных отношений, что обусловливает возможность внутриэтнических противоречий, детерминированных религиозным фактором7. Особое место здесь занимает одна из проблем, порожд¸нных ситуацией религиозного плюрализма, а именно то, что сам по себе религиозный плюрализм оказывается недостаточным в более религиозных пространствах, в которых ид¸т процесс агрегирования элит и масс по этническим и религиозным основаниям, так как там наличествуют социальные субъекты, которые стремятся утвердить собственную идентичность, легитимизируемую также и религией8. Учитывая это, можно сделать вывод о том, что значительное

1См. О социальной концепции русского православия – М. 2002. С.373.

2Крывелев И.А. Религии и церкви в современном мире. М.,1961. – С.113.

3Российский Кавказ. Книга для политиков / Под ред. В.А. Тишкова. – М. : ФГНУ «Росинформагротех», 2007, С. 74.

4Нуруллаев А.А. Мусульманская умма (сообщество) России – составная часть российской цивилизации// Российская цивилизация: (Этнокультурные и духовные аспекты). – М., 1998. – С.231.

5Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Вып.1. – М.,1998. – С.23.

6Цит. по: Мухаметшин Ф.М. Мусульмане России: судьбы, перспективы, надежды. – Ì.,2001.-Ñ.8.

7Санглибаев А.А. Этнополитические процессы и конфликты на Северном Кавказе. – Черкесск: Изд-во КЧИГИ, 2008. – 278 с.

8Дибиров А.Н. Религиозно-политический экстремизм как проблема раскола национальной идентичности Дагестана // Россия и мусульманский мир: научно-информационный бюллетень ИНИОНРАН. Центр гуманитарных нучно-информационных исследований, 2008, ¹6 (192), С.78-92.

45

влияние религиозного исламского фактора на развитие этнополитических процессов на СК, вероятнее всего, будет сохраняться ещ¸ в обозримом будущем1.

4.1. Исламизация СК.

В основе крайне успешной государственной деятельности пророка Мухаммеда лежала пропаганда нового вероучения, которая была связана практически со всеми фунциями настоящего государство.

Èтакое исламское государство изначально строилось на фундаментальной идеологической платформе. Признавая значение этнокультурных и иных различий среди российских мусульман, следует

учитывать и тот контекст, в котором идея всероссийской мусульманской общины обретает безусловную реальность. Зачастую ислам рассматривается в качестве интегральной духовной составляющей этнических культур и местных народов. Более того, он объявляется фактором, способным объединить разрозненные нации и народности в единое целое, ибо ислам всегда стоит над нациями и государственными образованиями и идеологией2. Но, на самом деле в жизни происходит совершенно по-другому, так как вмешиваются многие другие факторы, в первую очередь, экономические и «политическая целесообразность», принуждающие отойти от решения проблем, используя исламский фактор и мусульманскую идентичность народов региона.

На СК ислам всегда выполнял социально-мобилизующую роль, особенно в переломные исторические периоды. Среди них можно выделить национально-освободительное движение под руководством имама Мансура (1785-1791 гг.)3, имама Шамиля (1834-1959 гг.)4, восстания и абречество (1866-1916 гг.)5, революцию и гражданскую войну в России (1917-1920 гг.)6, депортацию отдельных северокавказских народов (1944-1957 гг.)7, мероприятие по «восстановлению конституционного порядка» (1994-1996 гг.)8 и, наконец, «антитеррористическую кампанию» (октябрь 1999 – по сегодняшний момент)9.

Âистории кавказских народов религия неоднократно становилась знаменем как национального, так и социального протеста. В период Кавказской войны XIX в. национально-освободительное движение проходило под лозунгами создания на Кавказе мусульманского государства – имамата. Идеологией движения явился мюридизм10 – северокавказская вариация суфийского ордена Накшбандийя11, привез¸нного в регион проповедниками из Средней Азии и Ирана в начале XIX в. В то же время шейх Кунта-хаджи Кишиев, распространивший в Чечне суфийский орден Кадирийя (из Передней Азии), выступал за мирное разрешение проблем с метрополией12.

Âгоды Гражданской войны представители обоих тарикатов (орденов) выступили против советской власти (восстания под руководством Узун-хаджи Салтинского и имама Н. Гоцинского). В годы советской власти, даже понеся крупные потери (в конце 20-х – 30-х гг. практически все муллы были арестованы, многие из них расстреляны, были закрыты все мечети), суфийские тарикаты продолжали свою деятельность. Многие находящиеся на партийной и государственной работе чиновники продолжали тайно исполнять религиозные обряды13. В период чеченского кризиса представители одного и того же тариката могли оказаться по разные стороны баррикад. В частности, представители тариката Кадирийя встали на сторону Дж. Дудаева. Часть из них также поддержали ваххабитское направление в чеченском кризисе14.

1Залимханов З.М, Ханбабаев К.М. Политизация ислама на Северном Кавказе. – Махачкала, 2000. С. 75.

2Husain M.Z. Global Islamic Politics. – N.Y.: Longman, 2003, Ð. 13.

3Ахмадов Ш. Имам Мансур // Народно-освободительное движение в Чечне и на Северном Кавказе в конце XVIII в. Грозный, 1991. С. 74.

4Рамазанов Х.Х. Эпоха Шамиля. Махачкала, 2004. С. 32

5Мальсагова Т.Т. Восстание горцев в Чечне в 1877 году. Грозный, 1968. С. 5

6Бердяев С.К. Разбои на Северном Кавказе: Из воспоминаний старого администратора: (Период 1907-1915 ã.).

–Париж, 1936.С.66

7Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: Народы в эшелонах (20–60-е годы). – М.: ИНСАН, 1998. С. 60.

8Шарафутдинова Э.Ф. Чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект. – Ростов н/Д, 2008. С.16

9Курбанов Х.Т. Религиозно-политический экстремизм на Северо-Восточном Кавказе. – Ростов н/Д, 2006. С.23.

10Багиров А. Мюридизм и Шамиль // Большевик, 1950, XIII. С. 21–37; Покровский Н. М. Мюридизм у власти / / Историк-марксист. 1934. Т. 2. С. 30, 35

11Зейнулла Расули (Расулев) ан-Накшбанди. Избранные произведения / Пер. с араб. Насырова И. Р. Под ред. с коммент. и примеч. Насырова И. Р. Уфа: Изд-во ЦДУМ, 2001. С. 88.

12Бирюков А.В. Российско-чеченские отношения в XVIII – середине XIX // Вопросы истории. 1998. ¹ 2. C. 46

13СухопаровА.Советскиемусульмане:междупрошлымибудущим//Общественныенаукисегодня.–М.,1991.–¹6.

14Акаев В.Х. Религиозно-политический конфликт в Чеченской республике Ичкерия // Центр. Азия и Кавказ. –

Лулео, 1999. – ¹ 4.

46

Всплески исламизации на СК исторически совпадали с крупнейшими войнами и восстаниями против российского господства1. Все эти конфликты начинались как борьба за территорию и ресурсы, а мобилизующим началом на низовом уровне служили вначале этнокультурные, затем и религиозные факторы. Распространение ислама, а порой и его насаждение военно-политическими лидерами (от шейха Мансура до Джохара Дудаева), следовало за этнической мобилизацией, а не наоборот. В этом контексте экспансия ислама (и заимствование его «чистых» форм у арабского мира) служила, прежде всего, осуществлению мирских целей, не намного отличаясь от всплесков религиозности в большинстве других воюющих государств2. Вместе с тем в ходе затяжных конфликтов (а к ним относятся все крупнейшие силовые акции Центра на СК) процесс исламизации приобретал собственную внутреннюю логику и динамику, причем различия между «традиционными» и «заимствованными» формами отходили на второй план. В частности, сепаратистское правительство Дж. Дудаева в Чечне возникло на чисто светской основе социокультурного и политического протеста, прежде всего антиноменклатурной и уже затем антимосковской направленности; оно эволюционировало в сторону «исламизма» лишь по мере усиления военного давления со стороны федерального центра.

Небезосновательно и мнение о том, что вторжение федеральных сил в Чечню в декабре 1994 года послужило главным толчком к нынешнему этапу исламизации СК3, а затем и к распространению исламского радикализма и появлению в регионе воинственно настроенных эмиссаров из арабских стран4. Постановка этого вопроса позволяет лучше понять нынешнюю динамику и перспективы развития северокавказского ислама. К примеру, невозможно с уверенностью говорить о том, насколько глубоко пустил корни нынешний процесс «реисламизации» региона и в каком направлении могли бы развиваться события, если бы федеральный центр отказался от своей грубой силовой политики на СК.

Глубокие различия в степени и особенностях исламизации, ситуативность и неустойчивость ее конкретных проявлений во многом определяют собой характер взаимоотношений между группами российских мусульман и перспективы обретения ими субъектности в качестве социальной и политической силы. В этом смысле любой исследователь российского ислама, интересующийся не только краткосрочными перспективами, имеет дело с динамическим объектом, подверженным воздействию более широкого контекста. Ключевым вопросом здесь является степень самоотождествления кавказских мусульман со своими единоверцами в рамках всероссийской общины (уммы)5. Понятие общегосударственной уммы само по себе небесспорно и относится к высокоразвитым формам ислама в контексте «государств-наций»6.

Религиозная картина, которую большинство исследователей 1990-х – начала 2000-х гг. представляли во внешнеобусловленном радикальном свете, на 2011 г. дала свои собственные и очень жизнеспособные ростки. Лишь изредка мнение отечественных социологов, утверждающих, что значительная часть населения СК радикализировалась7, опровергают отдельные исследования. Например, результаты социологического опроса, проведенного Мадиной Богатыревой в августе– сентябре 2007 г. в республиках Дагестан и Ингушетия8.

Автор исследовала интенсивность религиозной жизни респондентов по следующим критериям: вера в Бога, посещение мечети, чтение Корана, совершение обязательных и дополнительных (сунны) намазов, соблюдение обязательных и дополнительных (сунны) постов и др. Результаты работы

1Сухачев В.Ю. Этническая и национальная составляющая в кавказском конфликте: пришествие «чужого» // Россия и Кавказ: сквозь два столетия. – СПб., 2001. – С. 171-176.

2Этнические конфликты в СССР. Причины, особенности, проблемы изучения / Под. ред. А.П. Осипова. М.: ИЭА РАН. 1991. С.32

3Добаев И.П. Политические процессы в исламском движении на Северном Кавказе // Научная мысль Кавказа.

–2008. - ¹ 1.

4Мамаев Ш. Черный араб // Итоги. 1999. 21 сент.

5Малашенко А.В, Исламские ориентиры Северного Кавказа. – М,, 2001. – С. 28.

6Нуруллаев А.А. Мусульманская умма (сообщество) России – составная часть российской цивилизации// Российская цивилизация: (Этнокультурные и духовные аспекты). – М., 1998. – С.29.

7Игнатенко А. А. Мусульманская самозащита от ваххабизма // НГ – Религии. 1999. 24 нояб.; Смирнов С. Экстремизм в исламе: истоки и тенденции // Континент. 2000. 20 сент. – 2 окт.; О распространении идей религиозного экстремизма на территории Российской Федерации. URL: www.infocentre.ru.; Ярлыкапов А. А. Проблема ваххабизма на Северном Кавказе // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. М., 2000. ¹ 134. С. 25; Тишков В.А. Отрицание России // Отечественные записки. 2005. ¹ 1 и др.

8Опрос проводился Сектором социологии религии Института социально-политических исследований РАН по согласованию с Советом муфтиев России

47

показали, что утверждения об «отчуждении от ислама из-за общего негативного фона» являются необоснованными. Так, в Дагестане мусульманами себя считают 98,5% от общего числа опрошенных. К православию себя относят 0,1%. В Ингушетии мусульмане составляют 99,5%, православными же себя считают 0,4% респондентов. Процент неверующих в Дагестане – 0,3%, в Ингушетии – 0,1%.

Âконце исследования сотрудник Института социально-политических исследований РАН делает ставшее уже характерным заключение: «Остается немало проблем, в основном сводящихся в недостаточной просвещенности мусульман в вопросах понимания некоторых важных принципов вероубеждения. Именно вакуум, образовавшийся в просвещении мусульман рассматриваемых регионов

èпородил множество проблем на СК и в России в целом. Поэтому разработка единого стандарта в области мусульманского просвещения должна стать главным приоритетом в деятельности тех структур, которые занимаются вопросами межконфессиональной толерантности. При этом важно в данном вопросе соблюсти т.н. срединную линию, которая позволяла бы найти точки соприкосновения между идеологически конфликтующими сторонами». М. Богатырева сложившуюся ситуацию на СК характеризует как тотальная исламизация с элементами подпольной радикализации.

Âряде территорий (например, в Гергебильском и Цумадинском районах Дагестана) шуры – советы мечетей и их имамы нередко контролируют деятельность сельских сходов, а порой и местной администрации. В средних школах в обязательном порядке введен курс «История ислама», освещающий исламское прошлое Кавказа; работают факультативы по арабскому языку, к преподаванию которого допущены мусульманские ученые – алимы1. Свободно ведется обучение по курсам исламских наук в сотнях медресе при мечетях2. Их выпускники могут продолжить свое образование в мусульманских вузах арабских стран и Турции.

Сегодня у российского ислама имется три основные тенденции – традиционализм, модернизм и обновленчество3. Под традиционализмом чаще понимают тарикатизм (тарикаты – суфийскими братствами). На Северо-Восточном Кавказе (Дагестан, Чечня и Ингушетия) ислам распространился в форме суфизма, представленного через тарикаты накшбандийа, кадирийа и шазалийа, оказывавших духовно-культурное и политическое влияние. Позиции этих тарикатов в данном регионе остаются прочными, как бы консервируя религиозную идентичность. Исторически исламское сообщество СК не имело единого центра и было совокупностью десятков народов, принявших ислам в разные времена

èв разных формах. В отличие от мусульман Поволжья, исповедующих одно направление ислама (ханафитский мазхаб суннизма), мусульмане СК исповедуют разные направления ислама: суннизм, шафиитская школа (ее исповедуют в основном чеченцы, ингуши и большая часть дагестанцев) ханафитская школа (народы Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгеи) и шиитский ислам – только в Дагестане (лезгины). Это что касается так называемых традиционных направлений в исламе4.

Можно с уверенностью сказать, что карта распространения ислама в России соответствует географии распространения этноисторических носителей в нашей стране, правда, степень исламизации разная. Говорить о едином центре ислама в России не приходится, нет и единой стратегии у российских мусульман. Некоторые исследователи придают исламизации самостоятельное значение5, другие более склонны рассматривать ее как одно из проявлений того же этнизма и даже называют исламизм «камуфляжем» национализма6. Однако при этом нельзя отрицать того, что в дискурсе ряда исламских организаций, по крайней мере, на уровне декларации, религиозно-доктринальный компонент явно превалирует над национал-сепаратистским7. В первую очередь это касается всевозможных проектов построения на территории Кавказа независимой теократии или включения этой территории в еще более обширное образование соответствующего толка.

1Маджлис алимов в Махачкале: Центральная Джума-мечеть // Приложение к газете «Ас-салам». – Махачкала, 2005.

2Государство и религия в Дагестане // Информационно-аналитический бюллетень Комитета Правительства РД по делам религии. – Махачкала, 2003.

3Ахунов А. Не просто джадидизм. URL: http://www.islam.ru/pressclub/histori/jzadidizm (дата обращения: 11.09.2009).

4Булатов А. Ислам на Северном Кавказе: современные проблемы. Северо-Восточный Кавказ. Ежегодный доклад. 2004. // http://eawarn.ru/; Малашенко А. В. Ислам для России. – М.: РОССПЭН, 2007, стр. 31; Ислам на юге России. Сб. статей / Сост. и отв. ред. Сызранов А.В. – Астрахань, 2007; Малашенко A.В. Исламские ориентиры Северного Кавказа. Книжная полка // http://www.kavkaz-uzel.ru/ и др.

5Кривицкий К. В. Религиозный фактор в этнополитической ситуации на Северном Кавказе // Религия и политика

âсовременной России. -Ì., 1997.-Ñ. 40.

6Малашенко А. Русский национализм и ислам // Этнические и региональные конфликты в Евразии. – М., 1997.

— Êí.2. – Ñ.8-22.

7Саид-Афанди. Мажмуатуль-Фаваид («Сборник поучений»). – Махачкала, 1998.

48

Применение жесткой и категоричной военной силы против салафитов показало остальным сторонникам исламского переустройства общества, что такая судьба в перспективе жд¸т и их, если они будут действовать таким же образом, противопоставляя себя существующей власти. Кроме того, они поняли, что официальное духовенство, связанное с интересами новой местной элиты, не было бы единственной идеологической и политической силой, ему пришлось бы иметь дело с иным направлением ислама, выражающим в крайней форме интересы противоположных социальных слоев. Тарикатское духовенство, преследуя, по существу, ту же конечную цель, что и их противники-неоваххабиты, – создание исламского государства, пытается достичь е¸ теперь легальным пут¸м, максимально используя все возможные способы проникновения во власть. При этом оно стремится к усилению своего общественнополитического влияния, к тому чтобы четче обозначить свое присутствие в жизни республик.

Мобилизационные, интеллектуальные, организационные и финансовые ресурсы суфийских орденов огромны1. Их политизация – уже состоявшийся факт2. В нынешней нестабильной социальнополитической обстановке на Кавказе, при фактическом отсутствии ясной идеологии Центра это чревато радикализацией в скором будущем и тарикатистского ислама. Стихийность исламизации СК, являющейся ответной защитной реакцией на явное противостояние с Центром означает, что многие мусульмане этого региона либо живут в локальном, изолированном от общегосударственной проблематики мире, либо отказываются идентифицировать себя с Россией как с государством, и тем самым отвергают и собственную принадлежность к потенциальной общероссийской умме.

Исламский фактор зачастую используется в качестве идеологической и организационной оболочки для реализации практических интересов вовсе не исламистских сил и субъектов политического и социального действия. Политическая ангажированность ислама характеризуется как действиями лояльного к власти «официального духовенства», так и использованием религии в своих целях радикальными исламистами – неоваххабитами, находящимися в оппозиции к власти. Ислам в России

– это вопрос стратегического характера и он напрямую связан с безопасностью государства. Важную роль в возрождении ислама в России играли и играют мечети как центры пропаганды,

распространения и популяризации вероучения3. Мечеть в России, как и в мусульсанском мире – это не просто религиозный храм, но и социальный (социально-политический) центр, играющий заметную роль в общественной жизни района, города, где она расположена. Количество мечетей в России за последние 20 лет выросло в десятки раз4. В Татарстане их более 1100, в Башкортостане – 470, в Чечне – 465, Ингушетии – 300, в Дагестане – более 2000 (в 1989 г. – 27). Мечети играют двойственную роль в политизации и радикализации ислама: с одной стороны, они стали реальной силой, влияющей на политические процессы в России, с другой стороны неоваххабиты воспользовались ими для утверждения и распространения своей идеологии5. При посещении Президентом и Премьером РФ республик СК, в частности Чечни, заход в центральную мечеть уже входит в официальную программу визита.

Религиозный фактор в этнополитических процессах в Северо-Кавказском макрорегионе формирует особую среду межгруппового взаимодействия, которое испытывает на себе влияние не только межконфессиональных, но и внутриконфессиональных отношений, что обусловливает возможность внутриэтнических противоречий, детерминированных религиозным фактором. Особое место здесь занимает одна из проблем, порожд¸нных ситуацией религиозного плюрализма, а именно то, что сам по себе религиозный плюрализм оказывается недостаточным в более религиозных пространствах, в которых ид¸т процесс агрегирования элит и масс по этническим и религиозным основаниям, так как там наличествуют социальные субъекты, которые стремятся утвердить собственную идентичность, легитимизируемую также и религией. Учитывая это, можно сделать вывод о том, что значительное влияние религиозного исламского фактора на развитие этнополитических процессов на СК, вероятнее всего, будет сохраняться ещ¸ в обозримом будущем. И как доказательство, обращает на себя внимание результат опросов родителей в связи с введением в школах курсов основ религиозной культуры или «светской этики». В русских областях РФ за курс ОРК высказались всего 20 процентов родителей, а в Чеченской республике за «Основы ислама» – 99 процентов6.

1Хисматулин А. А. Суфизм. СПб.: Азбука-классика: Петербургское Востоковедение, 2003. С. 8.

2Кисриев Э. Ислам как политический фактор в Дагестане // Центральная Азия и Кавказ. – 2000, – ¹ 5 (11).-Ñ. 27.

3Маджлис алимов в Махачкале: Центральная Джума-мечеть // Приложение к газете «Ас-салам». – Махачкала, 2005.

4Государственная национальная политика и государственно-конфессиональные отношения в субъектах Российской Федерации в 2004 году, Т. 2. М., 2005. С. 312.

5Силантьев Р. Новейшая история ислама в России. – М., 2007. С. 44, 52-65.

6В.И. Карпец. // Северо-Кавказское новостное агентство [Электронный ресурс]. – 2010. – Режим доступа: http:/ /skfonews.ru/

49

4.2. Религиозное возрождение – как явление демодернизации.

Процесс модернизации всех сфер общественной жизни сопровождается рядом негативных явлений, таких, как материальное расслоение, упадок нравственности, рост преступности, изменение отношения к институту семьи, являющихся факторами дестабилизации процесса социально-политического развития. Подобная ситуация способствует активизации субъектности традиционных общественных институтов, таких, как религиозные организации, которые обладает значительным опытом и ресурсами духовно-нравственного воспитания1. Снятие ранее существовавших запретов и ограничений на культовую деятельность религиозных организаций и участие в ней граждан, ставшее результатом демократизации общественной жизни в РФ, явилась одним из ключевых факторов изменения политической субъектности религии2. В стране наблюдается интенсивный процесс возрождения религии, который сопровождается ростом числа религиозных объединений как традиционных, так и нетрадиционных религиозных движений, постепенно проходит процесс реституции, – «религиозный имидж» широко используется как отдельными политиками, так и политическими организациями3.

Известные теории модернизации при всем их стилевом различии исходят из общей эволюционной теории поступательного развития общества. Распад СССР вернул к жизни явления, которые религиозные специалисты называют «возрождением духовного образа жизни», якобы всегда присутствовавшего у жителей России, несмотря на жестокое подавление со стороны властей и господствующей идеологии. Казалось бы, подтверждением этого тезиса стали попытки введения шариатского правления и установления нового порядка, в том числе и норм поведения для женщин, не говоря об официально разрешенном многоженстве на СК. В Дагестане, Чечне, Ингушетии стали появляться женские фигуры с закрытыми лицами, как бы символизируя восстановление утраченной традиционной нормы. Всеобщим потрясением стали телерепортажи о публичной казни за совершенное прелюбодеяние по приговору шариатского суда.

Специфической чертой постсоветской России, как СК, так и центральной части, является так называемый религиозный регресс – возврат в прошлое со всей атрибутикой религиозной деятельности. Рассматриваемая ситуация не вписывается в контекст модернизации. Несмотря на светский характер российского государства, инкорпорирование религии в политику является весьма устойчивой тенденцией4, оказывая на нее все большее воздействие, и нынешний процесс является не просто возвращением в православие и ислам, а отдельной волной сегрегации российского народа. Возрождение религии – феномены глобальные, однако наиболее ярко они проявились в культурном утверждении православия и ислама, а также тех вызовах, которые они бросают разделению России.

«Модернизация» отождествляется с евро-американской моделью развития, а последняя – с христианством. Соответственно, Русская православная церковь обрела почти официальный привилегированный статус в государственной системе. Тем самым стрелки исторических часов в отношениях государства с церковью с характерным для России размахом были переведены назад почти к временам романовского царизма5. Официально процесс был запущен с октября 1990 г. когда Верховный Совет СССР принимает Закон «О свободе совести и религиозных организациях», где гарантировалось равенство всех граждан независимо от их отношения к религии, отменялся запрет на религиозную пропаганду, т.е. разрешалось не только свободное исповедание веры, но и ее проповедь, частные формы религиозного обучения, в том числе в специальных учебных заведениях. Религиозные организации получили статус юридических лиц.

Можно с уверенностью констатировать практически полное отсутствие в РФ модернистских реформаторских процессов в сознании титульных священнослужителей. Они откровенно заявляют о своих победах в возможности официально проповедовать в таких светских институтах как школа, армия, при этом религия их (православие и ислам), и вся сопутствующая атрибутика не менялась уже несколько сотен лет6. Последовательная реставрация традиционных нормативов стала достаточно

1Слобожникова В.С. Политическое содержание статусности религии в современной России // Трансформации политической системы России: проблемы и перспективы: Международная науч. конференция: тезисы докладов. М., 2007.

2Сгибнева О.И. Государственно-конфессиональные отношения в России. Волгоград, 2005;

3Дорофеева Е.С. Проблемы государственного регулирования религиозных отношений в современной России

//Религиозный фактор в процессе становления гражданского общества в современной России: Сб. науч. трудов. Саратов, 2004.

4Морозов А. Религия и политическая модернизация России. М., 2004. С. 33.

5Костюк К.Н. Русская Православная Церковь и общество: нравственное сотрудничество или этический конфликт

//ПОЛИС. 2008. С. 76.

6Митрохин Н. Не хлебом единым: Русская православная церковь предпочитает информационное гурманство

//Политический журнал. 2006. ¹ 13 (108)

50