Upravlenie_etnopolitikoy_Severnogo_Kavkaza_-_20

Армянская диаспора. Армяне не являются коренным народом СК, но на их примере можно исследовать явно выраженную диаспоральную модель. Мигранты дают возможность мигрировать своим родственникам, друзьям, знакомым, снабжая их информацией о том, как мигрировать, средствами для облегчения переезда, а также оказывают помощь в поиске работы и жилья. Миграция армян осуществляется избирательно в экономически выгодные условия и в места проживания русских

– Краснодарский (побережье) и Ставропольские край (центральный район), Ростовская область. Денежные переводы, отсылаемые мигрантами на свою историческую родину, для Армении являются важным источником поступления финансов.

Армянская диаспора на Черноморском побережье всегда была достаточно мощной и существует по меньшей мере 100 лет. На сегодняшний день в Краснодарском крае зарегистрировано 119 национально-культурных общественных организаций, из которых 42 – армянские. Во многих городах (Армавир, Туапсе и др.) количество этнических армян велико, в Адлерском районе Сочи они составляют около 1/3 населения. Многие из проживающих в крае армян – беженцы или вынужденные мигранты из Карабаха, Азербайджана, Чечни, Абхазии, Узбекистана. Однако благодатная территория Черноморского побережья указывает на миграцию армян как на продуманную и целенаправленную. Тяжелое экономическое положение в самой Армении спровоцировало приток мигрантов, которые, естественно, стремились быть поближе к соотечественникам, землякам и родственникам, живущих в престижном и благополучном районах.

Сейчас ситуация меняется. На уровне повседневного общения все чаще армян разделяют на «своих» и «чужих», на «новых» и «старых». Если у человека армянское происхождение, но он плохо владеет родным языком (больше говорит на русском), то чаще он свой. Если же приехал 10-15 лет назад, дома и при русских разговаривает на армянском, то отношение к нему несколько иное. Причем исходит такое представление не только от местных националистов, краевой администрации, представителей казачества, но и от условно называемых «местных армян». Кроме того, немалую часть приезжих составляли жители сельской местности, то есть люди более низкого культурного уровня и хуже, чем городские, а порой и вовсе не владеющие русским языком.

Представляется уместным отметить, что иногда под определение «приезжий» (со стороны традиционно проживающих групп населения) подпадают все армяне, притом вне зависимости от действительного времени проживания (переселились они недавно, либо живут уже продолжительное время, либо вовсе родились и выросли в данном регионе) – так издержки миграционных процессов распространяются на более широкие группы, нежели, собственно, на недавних мигрантов. Таким образом, существует риск трансформации мигрантофобии в этнофобию с негативным восприятием (этностереотипами) представителей определенных этнических групп, что в свою очередь влечет за собой эскалацию напряженности, а порой и эксцессы негативного характера.

Греческая диаспора1. Также одним из близких народов по культуральным особенностям к русским являются греки. Греки, расселенные ныне на СК, являются в большинстве своем потомками мигрантов, в разное время покинувших турецкие и иранские пределы. С появления русских на СК греки активно привлекались для освоения и укрепления Империи, особенно Причерноморья. Греческая диаспора сумела наладить эффективную торговлю через азовские и черноморские порты, но национальная политика советской власти была переменчива. Внутри диаспоры можно различать несколько локальных групп, каждая из которых обладает определенным, только ей свойственным комплексом культурных особенностей. Эти особенности связаны преимущественно с теми хозяйственными и культурными навыками, бытовыми привычками, которые складывались веками в местах их расселения.

Греки СК говорят на черноморском («понтийском») наречии, называют себя понти, язык понтиака (в русском варианте понтийцы, язык понтийский). Их самоидентификация значительно более выражена в сравнении с другими этническими группами греков России и сопредельных государств, так как культура окружающих их народов достаточно резко отличается от их собственной. Причины многочисленных миграций греков-понтийцев сложны. Имело место переплетение экономических и политических обстоятельств. Желание христианских подданных Османской империи перебраться в Россию сочеталось с политикой Российского правительства, стремившегося заселить и экономически освоить захваченные и опустошенные земли СК. Несмотря на все сложности, с которыми греки столкнулись в процессе переселения и адаптации на новом месте, они смогли влиться в хозяйственную

èобщественную жизнь, образовав заметный очаг культуры на СК.

1Анчабадзе Ю.Д., Волкова И.Г. Народы Кавказа. Материалы к серии «Народы и культуры». – Вып. XXVII. - Кн, 1. – М., 1993. – С. 160-183.

21

Но история греков на СК не была столь безоблачна, так существовавший с 1930 г. на Кубани Греческий национальный район в 1938 г. был упразднен, а греки в 1944 г. были репрессированы в Казахстанские степи. С началом 1990-х и резкого ухудшения состояния в Грузии, Абхазии, Средней Азии значительное число греков мигрировало на побережье Краснодарского края и в Ставрополье (центральный район). Если в Краснодарском крае численность греков остается достаточно стабильной, то в Ставропольском идет снижение численности за счет продолжающейся эмиграции в Европу и США.

В отличие от большинства репрессированных народов, туркам-месхетинцам так и не разрешили вернуться из Узбекистана домой в Грузию. После ферганских погромов месхетинские турки частично поселились на территории Краснодарского края и Ростовской области. Компактное расселение стало фактором, постоянно провоцирующим межэтническую напряженность (Крымский район, Краснодарский край). Политика руководства Краснодарского края по вытеснению данного народа, различные дискриминационные меры, агрессивное действие казачьих организаций и хорошо продуманная пиар-кампания США позволила значительному числу турков-месхетинцев (ок. 15 тыс. чел.) иммигрировать в Америку. В отличие от краснодарских поселенцев, судьба ростовских турков сложилась иначе, причина – в качестве земель для поселения. Если Крымский район Краснодарского края является благодатным для сельскохозяйственных работ, то Сальские степи Ростовской области отличаются достаточно неуютными условиями (сильные ветры, холодная зима, жаркое лето, неплодородная почва), и всегда это был слабо заселяемый район.

Казахская диаспора. В Астраханской области имеется казахская диаспора (самая многочисленная – 143 тыс. чел.). Для нее характерна разветвленная структура: во всех сельских районах, где казахи составляют значительную часть населения, есть казахские национальные общества и школы. Однако при своей многочисленности, конфликтогенной диаспорой казахская не является, в отличие от дагестанской и чеченской, которые принимают участие практически во всем массовых межнациональных драках.

§ 2. ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЙ ФАКТОР.

Âусловиях современной России, где институализация этнического фактора велика, вплоть до государственно-административного устройства, этническая принадлежность признается самым взрывным и вместе с тем наиболее общепринятым, легитимированным индикатором культурных различий1. Кроме того, в последние десятилетия развернулось активное конструирование этничности со стороны политических и научных элит: языковые различия вкупе с конструированием истории и акцентуацией религиозных различий позволили создать общество, в котором все люди превратились только в «представителей определенной национальности»2. Иными словами, искусственно был создан социальный феномен, когда людей перестали воспринимать как тружеников или безработных, преступников или законопослушных граждан, больных или здоровых, алкоголиков или наркоманов и т.д., но сперва (или только) как чеченцев, русских, кумыков. Таким образом, «фантом» этничности стал основным критерием отличий3.

Âэтнополитике СК можно выделить несколько черт:

1)многослойность: сочетание элементов традиционализма (этатизм, авторитаризм, анархизм, коллективизм, мессианизм, исламизм), советского прошлого (идеализм, вождизм, коммунистический эсхатологизм, баррикадное сознание, уравнительство) и модернизации (индивидуализм, ориентация на успех и конкуренцию, рынок);

2)гетерогенность: существование множества этнонациональных, региональных, конфессиональных

èиных субкультур;

3)фрагментарность: текучесть, неопределенность, неструктурированность, незавершенность, разорванность установок и ориентации;

4)конфликтность: отсутствие базового консенсуса, разлом по нескольким линиям – общество и власть, народ и интеллигенция, прошлое, настоящее и будущее.

1Авдеева Н.Н. Понятие идентификации и его применение к проблемам понимания человека человеком // Теоретические и прикладные проблемы познания людьми друг друга. – Краснодар, 1995. С.64.

2Рязанцев И.П., Завалишин А.Ю. Территориальное поведение россиян (историко-социологический анализ). – М., 2006. – С. 336-341.

3Шевелев В. Кавказ: пространство как политическая сила. // Информационно-аналитический портал Евразия.

–2010 [Электронный ресурс] Режим доступа: http://evrazia.org/article/1311

22

2.1. Общая этнополитическая ситуация.

Для прагматического крыла российского Центра подогревание этнического фактора в стране выполняет инструментальную функцию: оно позволяет предотвратить социальный взрыв путем переключения недовольства низов с правящей олигархии на более легкодоступный объект – на нацменьшинства. В то время как все формы демократического национализма подавляются или вытесняются на периферию политического пространства как представляющие угрозу для элиты и ее интересов на Западе, Центр не мешает, а порой и способствует деятельности организаций «этнократического толка»1. Взаимопонимание с этнократами позволяет Центру рассчитывать на голоса части социальных низов, которую периодически натравливают на этнические меньшинства. Власти также широко поддерживают попытки реставрации казачества в качестве военизированной гвардии, что заставляет вспомнить о его использовании в предреволюционный период для подавления все тех же национальных меньшинств2.

В СССР представительство национальных меньшинств во власти было заложено в институциональной структуре «коллективного руководства»: представителям основных этнических групп и стратегически важных субъектов Федерации были гарантированы места в Центральном комитете и Политбюро Коммунистической партии3, и это не были чисто формальные должности. Демонтаж системы коллективного руководства и переход к президентской системе «плебисцитарного» типа (при лишении парламента реальной возможности осуществлять свои функции и последующем сокращении самих этих функций) означали для национальных меньшинств отмену гарантированного представительства их интересов, существовавшего пусть и не на демократической основе, и установление «тирании большинства». Последние рудименты институционализированного представительства малых народов в федеральной исполнительной власти были ликвидированы в декабре 1993 года указом Президента Ельцина: было отменено положение, согласно которому главы правительств республик – субъектов Российской Федерации по должности входили в состав федерального правительства4. Что же касается выборного представительства, то, поскольку в рамках ельцинской Конституции представительство тех или иных сил в парламенте в обычных условиях не влияет на состав исполнительной власти, для национальных и религиозных меньшинств борьба за места в Думе не имеет смысла с этой точки зрения. Она целесообразна лишь как способ проникновения в «партию власти», однако для этого не обязательно избираться в Думу. Да и само правительство в этой системе выполняет почти исключительно менеджерские функции, поскольку основная политическая власть сосредоточена в президентской администрации. Сложившаяся асимметрия между численностью и степенью участия кавказцев в правящем слое Центра чревата риском, поскольку способствует их радикализации и применению недемократических средств в отстаивании своих интересов.

Формула «православие, самодержавие, народность», пройдя через советский период, сегодня модифицируется в идеологию русскости. Классическая ксенофобия с меняющимися вариациями национализма, с традициями антизападничества, антиамериканизма, антисемитизма, в связи с терактами дает раст кавказо-исламофобии, несмотря на то, что в реальности террористы демонстрируют своеобразный интернационализм. С другой стороны, хотя только часть институциализированного русского этноса (силовые структуры) принимает участие в борьбе против преступников, это преподносится как преследование государством этнического меньшинства, что еще больше усиливает ненависть и отчуждение кавказцев и русских.

Глобализация России, к сожалению, оказывается идеальной перспективой, нежели реальностью. Этничность усиливает идентификационные поля российской личности, а национальный вопрос – субъект политической деятельности, хотя социальная ответственность транснациональных корпораций, наднациональных бюрократических организаций на порядок ниже ответственности национальных (республиканских) парламентов и правительств5.

Осуществление этноакцентирующей тактики упрощается благодаря вертикальной социальноэкономической дифференциации на низовом уровне, поскольку реакция русского населения и кавказцев на кризисные проявления заметно различается. Крайняя степень атомизации и поляризации среди

1Хоперская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ростов н/Д., 1997.

2Санглибаев А.А. Этнополитические процессы и конфликты на Северном Кавказе. – Черкесск: Изд-во КЧИГИ, 2008. – 278 с.

3Шадт А. А. Национальный вопрос в зеркале советской культурной политики // Национально-культурная политика в сибирском регионе в ХХ веке. Новосибирск, 2004. С. 35.

4Чешко С.В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М., 1996. С. 19.

5Ярская В.Н. Повседневный расизм крупного города // Саратов: идентичность, ресурсы, стратегии. Материалы

Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. проф. Т.П. Фокиной. Саратов: Изд. СГУ, 2004а.

23

русских, особенно в крупных городах, разрушение семейных и социальных связей под воздействием имущественного неравенства явно контрастируют с устойчивостью кавказских сообществ. Представители кавказских народов демонстрируют способность смягчать последствия социальноэкономической дифференциации в своих рядах, сохраняя систему взаимопомощи и своего рода негосударственной социальной защиты. Это неизбежновызывает подозрения у определенной части русского большинства, которое, несмотря на кажущиеся преимущества этого своего статуса, не проявляет такой же способности к самоорганизации для защиты своих коллективных интересов. И при каждом обострении ситуации в стране Центр дает себе возможность играть на этом недоверии в своих интересах.

Этнокультурные и политические различия в России, судя по всему, не перекрывают, а усиливают друг друга. Кавказцы, в придачу к своему изначальному статусу этнокультурного меньшинства, также оказываются в составе перманентного политического меньшинства. Среди ведущих политических сил на сегодняшний день отсутствует такая, которая была бы не чисто западнической, а последовательно интернационалистской – в широком, именно «западном» смысле этого слова. Не менее важно и то, что лоббировать региональные интересы (это основная функция депутатов с периферии в российском парламенте) куда проще, будучи членом проправительственной фракции. Отсюда – искаженная система мотиваций, в соответствии с которой кандидаты из тех регионов, где население против «партии власти», вынуждены стремиться попасть именно в ее избирательные списки, либо в состав соответствующих фракций и групп после избрания в Думу.

Ситуации, когда инакость любого рода интерпретируется в терминах этничности, она всегда приводит к межнациональным конфликтам1. Россия не является уникальной страной с точки зрения национального многообразия. Другое дело, что здесь существует своя особенность, связанная с приданием чрезмерной значимости этническому фактору, тем более на СК. А это означает, что население республик вынуждено жить в узком и напряженном социальном поле, растрачивая большую часть сил и времени на примирение различныхи,преждевсего,национальныхинтересовэтническихгрупп.Данныйфактнаходитсвоеотражение

èв росте так называемого охранительного национализма, выражающегося в распространении среди традиционно проживающих этнических групп чувства тревоги по отношению к группам «переселенческим» (в первую очередь иноэтничным). В частности, подобная реакция «традиционного населения» выражается в опасении быть вытесненными из привычного для них жизненного пространства «представителями экономически организованных сообществ, плотно заполнивших ряд жизненно важных экономических ниш

èвытесняющих коренное население на обочину жизни»2.

Например, тенденция к протестному голосованию в республиках СК прослеживается даже в тех случаях, когда результаты выборов, по мнению широкого круга экспертов, были сфальсифицированы3. Подчас неправдоподобно высокий процент голосов, поданных за кандидатов «партии власти» в наиболее «непослушных» регионах, служит не последним поводом для предположений о том, что запредельные цифры отражают реальный уровень поддержки федеральных властей с точностью до наоборот (Ингушетия, акция «я не голосовал»). В политической деятельности управленческая культура оказалась восприимчива к номенклатурному опыту КПСС, т.е. воссоздано так называемое марионеточное положение меньшинства по отношению к большинству4.

Отказ от опоры на этноклановые группировки и иные патронажно-клиентские группы, с точки зрения Кремля, создал бы серьезные риски дестабилизации ситуации. (О том, что логика рассуждений федеральных властей именно такова, убедительно свидетельствует практика5). Ставшая привычкой опора на формально лояльные кавказские кланы и клиентско-патронажные группы не удерживает ситуацию от ее постепенного сползания в хаос. Политика горячей дружбы с господствующими северокавказскими элитами в интересах иллюзорной стабильности6 не решает кавказских проблем и, по сути, превращает СК в территорию замороженных и потенциальных конфликтов. Эта политика

1Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. – М.: Аспект-пресс, 1997.

–Ñ. 55.

2Степанов Е.И., Васильева Е.И. Конфликты в современной России: проблемы анализа и регулирования. – М.: Эдиториал УРСС, 1999. – С. 43.

3Диамбеков А. С. Некоторые гипотезы о влиянии фактора территориально-этнической ментальности на методы политического РR в Северной Осетии // http://www.inci.ru/vestnikiii/vest07.html.

4Манаков А. Г. Прикладные аспекты электорально-географических исследований // http://www.inci.ru/ vestnikiii.html.

5Тикунов В., Орешкина Д. Управляемая демократия: российский вариант // http://old.soob.ru/soob/00/00-12- 12/12ogl.htm.

6Святенков П.В. Машина порядка – М.: Алгоритм, 2008. – С. 24.

24

приводит также к эрозии доверия Центру со стороны жителей СК, значительная часть которых не связаны «железно» с кланами и ожидают от российского правящего класса меньшей архаичности в поведении, нежели от близких к ним этнократических кланов.

2.2. Национальные организации.

Межнациональные противоречия и конфликты не могут быть объяснены с помощью только этнических факторов. Этносы как таковые не выступают самостоятельными субъектами исторического или политического действия. В качестве такого рода субъектов выступают определенные элитные группы, претендующие на участие во власти и формирующие содержание национальных интересов.

Важной составляющей государственной системы являются общественные организации, прямо не включенные в аппарат государственной власти. Это политические партии, этнические, культурные, религиозные, благотворительные, профессиональные организации. Через них государство и конкурирующие с ним силы насаждают свое мировоззрение и свою идеологию, укрепляют свое влияние, добиваются поддержки своей политики со стороны союзников и ослабляют влияние противостоящих социальных групп.

Особое влияние на жизнь СК оказывают этнические общественно-политические объединения («национальные движения»), поскольку они обладают серьезным материальным, организационным, интеллектуальным ресурсом. Спецификой региона является противостояние этих организаций друг другу, которое на общем фоне едва ли заметно Центру, но серьезно влияет на уровень социальнополитической напряженности. Именно они, вступая в конфликт между собой за раздел сфер влияния, используя СМИ и массовые мероприятия, способствуют политизации и радикализации населения, формирование у него конфронтационного потенциала. Нельзя забывать еще об одном типе самоорганизующихся обществ, которых объединяет то, что они не зарегистрированы в соответствии с законом,либоявляютсяофициальнопризнаннымиэкстремистскими(националистическими)организациями. Но отсутствие юридического статуса не означает, что их деятельность сильно ограничена.

На первый взгляд может показаться, что понятие «терпимость» к другим религиям, народам и культурам является чем-то само собой разумеющимся, однако национальные организации это понятие стараются переосмыслить (Черкесский конгресс1). Вот, пример, некоторые тезисы:

–внедряемая в России установка толерантности есть не что иное, как секулярная идеологическая парадигма. Навязывание же идеологии толерантности в качестве общеобязательной противоречит Конституции РФ, в которой признается идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной (Конституция РФ ст. 13 ч. 1, 2).

–международные, государственные, общественные организации и структуры не вправе диктовать гражданину свое мнение по отношению к различным светским и религиозным идеям и представлениям, не вправе навязывать ему свое видение их культурных и ценностных характеристик и тем более призывать к уважению и принятию их морально-нравственных позиций и мировоззренческих установок. Это противоречит не только международному законодательству, но и Конституции РФ, где, в частности (ст. 9, ч. 2) говорится о том, что «государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от его убеждений и отношения к религии», а также (ст. 29, ч. 30), что «никто не может быть принужден к выражению своих мнений или отказу от них».

–идеология толерантности, в конечном итоге, воспитывает равнодушного к безнравственным идеям

èпоступкам гражданина, космополитичного и оторванного от своих традиционных корней человека. Историческая справка2. Первый этап формирования национальных движений в республиках

РСФСР относится к 1988-1989 годах. Даже, несмотря на большое давление местной номенклатуры и малой политической активностью основной массы населения, значительной ассимиляцией северокавказских народов, наличием многочисленных групп русскоязычного населения и т.п., Москва

1Ñì. URL: http://www/circassiangenocide.org/

2Гугова М.Х. Общественно-политические движения Кабардино-Балкарской Республики (II половина 80-х – середина 90-х годов ХХ века): дис. … канд. ист. наук. Нальчик, 2002; Устав «Движения за сохранение единства Кабардино-Балкарии» // Политика и право в сфере этногосударственных отношений Кабардино-Балкарии. Москва

–Нальчик, 2001. Т. 2. С. 249-250; Устав движения «Русскоязычный конгресс» // Там же. С. 194-196; Устав общества Русской истории и культуры «Вече» // Там же. С. 196-199; Добаев И.П. Политические институты исламского мира: идеология и практика. – Ростов н/Д, 2001. С. 99-108; Белозеров В.С. Этническая карта Северного Кавказа. М, 2005. С. 148-209; Российский Кавказ. Книга для политиков / Под ред. В.А. Тишкова. – М. : ФГНУ «Росинформагротех», 2007, стр. 74-180.

25

достаточно успешно стала насаждать националистические идеи. Первые «неформальные» организации в автономных республиках носили больше не национальный, а общедемократический характер. Появились Народный фронт и Зеленое движение Чечено-Ингушетии, Калмыцкий Народный фронт, дискуссионно-просветительский клуб «Перестройка» в Дагестане, клубы избирателей в Карачаево- Черкесии и др. организации.

Âначале декларируемыми целями этих групп были поддержка перестроечных процессов: демократизации, гласности, экономических и правовых реформ и пр., а также участие в общественнополитической жизни региона. Общедемократические организации выступали против местных партийносоветскихвластей,организовывалимассовыемероприятия(митинги,демонстрации,пикеты)стребованиями отставок в местном руководстве, поддерживали «демократических» и независимых кандидатов на выборах, выражали солидарность с демократическими движениями других регионов СССР.

Затем большинство первых «неформальных» организаций наряду с общедемократическими лозунгами выдвигали требования национального характера (проблем развития национальной культуры, языка, возрождения национальных традиций и т.п.), а еще позже часть требований стала выходить за рамки национально-культурной программы. Стали активно разрабатываться программы будущих национальных движений и росли кадры будущих национальных лидеров и идеологов.

Â1990 году нацорганизации еще не ставили вопрос о создании суверенного национального государства. Наиболее максимальными были требования чеченских национал-демократов о предоставлении республике союзного статуса. В то время стремление к выходу из РСФСР еще не было сепаратистским, поскольку общим единым государством являлся Союз ССР, а Российская Федерация была еще, по сути, искусственно созданным квазигосударственным образованием с довольно аморфным статусом и неопределенными полномочиями.

Формированию союза национально-демократических движений и общедемократических организаций в немалой степени способствовал лозунг уравнивания в правах всех национальнотерриториальных субъектов СССР, выдвинутый московскими демократами – лидерами Межрегиональной депутатской группы и движения «Демократическая Россия». Благодаря этому лозунгу на выборах 1990 года большинство национальных организаций в автономиях РСФСР поддержали демократических кандидатов, а все «неформалы» (фактически – национальная и демократическая оппозиция советско-партийным властям) составляли единый блок. Новое руководство России во главе с Б.Ельциным получило широкую поддержку со стороны национальных движений российских автономий. Однако в скором времени логика развития событий привела к размежеванию «неформалов», и прежде всего по вопросу об отношении к новому федеральному центру. Со второй половины 1990 года в недрах национальных движений формируются сепаратистские течения.

Августовский путч 1991 года на короткое время объединил национал-радикалов и демократов: в Нальчике было создано объединенное движение «Демократическая Кабардино-Балкария», в которое вошли лидеры кабардинской «Адыгэ Хасэ», балкарской «Тере», Демократической партии КабардиноБалкарии, а также депутатских групп «Радикальная реформа» и «Коммунисты за демократию». В Дагестане возник Координационный комитет защиты демократии и законов, в Карачаево-Черкессии

–Координационные советы демократических сил, объединившие демократические и национальные организации названных республик.

Общей политической платформой нового союза националистов и демократов являлось недовольство старым номенклатурным руководством республик и желание изменить политический режим. Этот союз не был альтруистическим: каждая из сторон втайне желала использовать союзника для того, чтобы добиться смещения республиканского руководства, а затем рассчитывала самой захватить власть.

Âавгусте-сентябре 1991 года в ряде столиц автономных республик (Грозном, Махачкале, Нальчике и др.) начались массовые митинги активистов объединенной оппозиции, которые требовали отставки республиканских Верховных Советов и проведения новых, демократических выборов.

Конец 1991 года ознаменовался новой радикализацией национальных движений в российских автономиях. На этот процесс в значительной степени повлияла победа «чеченской революции», однако усиление сепаратистских настроений, скорее всего, являлось общей тенденцией развития национальных движений того периода.

Радикализация национальных движений, их претензии на представительство «воли народа» и стремление к власти выразились в создании в 1990-1992 годах общенациональных представительных органов, которые за редким исключением оказались под контролем национал-радикалов. Радикализация

26

национальных движений привела к нарастанию межнациональных противоречий, а также к острым конфликтам национал-радикалов с местными властями.

Усиление национальных движений российских автономий и их претензии на власть вызвали беспокойство местных руководителей. Если в 1988-1990 годах «национальные кадры» республиканской партноменклатуры в той или иной степени поддерживали национальные организации и участвовали в организации общенационациональных форумов (съездов, конгрессов и пр.), то с 1991 года власти начали оказывать давление на национал-радикалов: запрещать митинги и демонстрации, привлекать к административно-судебной ответственности их организаторов за проведение «несанкционированных мероприятий», угрожать преследованием за «разжигание межнациональной вражды» и пр.

Осенью 1991 года, во время общего кризиса власти, охватившего страну после провала путча ГКЧП, обострение отношений между местным руководством и национальной оппозицией способствовало появлению экстремистских тенденций.

На СК усиление экстремистских тенденций в конце 1991 года связано с попыткой российского руководства ввести чрезвычайное положение на территории мятежной Чечни. В ответ кабардинские, балкарские, аварские, черкесские, карачаевские и др. национальные организации объявили о формировании добровольческих отрядов для помощи новому руководству Чеченской Республики. Организационным центром движения в поддержку Чечни стала Конфедерация горских народов Кавказа (позже – Конфедерация народов Кавказа), созданная в ноябре 1991 года на основе возникшей еще в 1989 году Ассамблеи горских народов Кавказа.

Ñначала 1993 года национальные движения российских автономий вступили в период спада, который,

âпервую очередь, связан с общей тенденцией к снижению политической активности на всем постсоветском пространстве. Немалую роль в углублении кризиса национальных движений сыграло укрепление исполнительных органов власти и активизация российской политики в регионах.

Начало боевых действий в Чечне в ноябре-декабре 1994 года вновь стало причиной усиления экстремистских тенденций в национальных движениях практически во всех республиках. Боевые действия на территории Чечни в 1995-1996 годах способствовали превращению национального экстремизма в мощную политическую силу, которая и до сих пор играет заметную роль в общественнополитической жизни СК.

Ñкардинальным изменением властных структур Центра, с приходом В.В. Путина, значительно изменилась и деятельность национальных организаций СК. Жесткое наведение порядка на территории Чечни наглядно продемонстрировало национальным элитам республик варианты последствий

выдвижения различного рода национальных идей.

2.3. Конфликт «право наций на самоопределение» и «сохранение территориальной целостности государства».

С распадом СССР и образованием РФ начался активный поиск новых форм самоидентификации, федерализма, сосуществования и взаимодействия этносов. Это позволило российским законоведам констатировать: «В течение длительного времени национально-культурная автономия представлялась в советской литературе всего лишь как теория, отвлекающая трудящихся от реальной классовой борьбы за свои классовые интересы. Однако постепенно сложилось понимание, что национально-культурная автономия направлена на защиту, сохранение и развитие культуры народов и является одной из форм их самоопределения»1. В контексте этнических конфликтов на СК наиболее сложной для оценки является концепции «право наций на самоопределение» и «сохранение территориальной целостности государства», которые преимущественно находятся в сфере политической теории и права.

14 декабря 1960 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию о предоставлении независимости колониальным странам и народам, в которой, «признавая горячее стремление всех зависимых народов к свободе и решающую роль этих народов в достижении своей независимости» и «исходя из убеждения, что все народы имеют неотъемлемое право на полную свободу, осуществление своего суверенитета и целостность их национальной территории», торжественно провозгласила: «Все народы имеют право на самоопределение; в силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие» (ст. 1)2. В Декларации отмечается, что «любые военные действия или репрессивные меры, направленные

1Комментарий к федеральному закону «О национально-культурной автономии» (с приложениями). М., Институт законодательства и сравнительного правоведения при правительстве Российской Федерации, 1997, стр. 6

2Права человека: Сборник универсальных и региональных международных документов. М., 1990. С. 46

27

против зависимых народов, должны быть прекращены с тем, чтобы предоставить им возможность осуществить в условиях мира и свободы свое право на полную независимость»1.

Вместе с тем составители пакта отдают себе отчет в том, что народ – понятие неоднозначное, во многих случаях в нем без труда обнаруживаются «большинство» и «меньшинство», выделяемые по самым разным основаниям. Учитывая реалии жизни, пакт предусматривает: «В тех странах, где существуют этнические, религиозные и языковые меньшинства, лицам, принадлежащим к таким меньшинствам, не может быть отказано в праве с другими членами той же группы пользоваться своей культурой, исповедовать свою религию и исполнять ее обряды, а также пользоваться родным языком» (ст. 27)2. Таковы самые общие установки, известные с 60-х гг. Хотя они и создают общую основу для разрешения национальных проблем, возникающих в разных странах и регионах мира, применять их в частных случаях не так просто. В последующие годы мало что изменилось в этом отношении.

Таким образом, в современном международном праве официально зафиксировано право народов на самоопределение. Это право подтверждают как юридически обязывающие документы (Устав ООН, Международные пакты об экономических, социальных и культурных правах и о гражданских и политических правах, Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, Африканская Хартия прав человека и прав народов), так и рекомендательные источники (декларации Генеральной Ассамблеи ООН, Алжирская, Азиатско-Тихоокеанская и Тунисская декларации международных конференций). Вместе с тем, формально право на самоопределение противоречит принципу территориальной целостности.

Принцип территориальной целостности также является одним из основных принципов международного права и как право на самоопределение, он зафиксирован в десятках международных правовых документах. Принятая в 1970 г. «Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества в соответствии с Уставом ООН» говорит о недопустимости нарушения территориальной целостности и политического единства государств. Однако не всех и не всяких, а лишь «соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов». Этот же документ утверждает, что «каждое государство обязано воздерживаться от каких-либо насильственных действий, лишающих народы... их права на самоопределение, свободу и независимость» и что «в своих мерах против таких насильственных действий... эти народы в порядке осуществления своего права на самоопределение вправе добиваться поддержки и получать ее»3.

Тем не менее, наиболее обстоятельные исследования так называемой коллизии между правом на самоопределение и принципом территориальной целостности государства, а также соотношения самоопределения и прав меньшинств не привели к каким-либо серьезным переоценкам в последнее десятилетие. Автор одной из самых последних работ по проблеме самоопределения и национальных меньшинств, признавая разные смыслы и интерпретации, которые вкладываются в данное понятие в странах Запада, бывшего советского блока и в странах так называемого третьего мира, все же делает следующий итоговый вывод: «Насколько самоопределение представляет собою законное право до сих пор точно не установлено, поскольку содержание термина «народ» никогда не было точно определено и поскольку сама международная практика в отношении самоопределения является во многом непоследовательной. Хотя деколонизация была всеобще признана в качестве составляющей части законного самоопределения, правовой статус других аспектов самоопределения остается неясным. Теория, что самоопределение влечет за собой представительное правление, широко признается западными государствами и большинством стран бывшего советского блока. Однако такое понимание самоопределения не принимается в качестве элемента международного права многими государствами третьего мира. Еще более неясным является статус этнического самоопределения. Хотя многие этнические группы в мире считают его для себя законным правом, этого не признает большинство государств. Этническое самоопределение не вписывается в систему международного права... Примат государства в международном праве означает, что все население государства рассматривается как основной атрибут этого государства. Традиционный примат государства в международном праве находится поэтому в фундаментальном противоречии с

1Черниченко С.В. Принцип самоопределения народов (современная интерпритация) // Московский журнал международного права. 1996. ¹ 4.

2Права человека: Сборник универсальных и региональных международных документов. М., 1990. С. 56.

3Цит. по: Карапетян Л. М. Все ли сказано о самоопределении? // Федерация. 1992. ¹ 35. С. 6.

28

требованиями выступающих за самоопределение этнических групп, потому что, по сути, такие группы стремятся подчинить позицию государства позиции группы»1.

Известный правовед Г.Б. Старушенко, семь лет представлявший СССР в Комитете ООН по ликвидации расовой дискриминации, отмечал в своих работах, что органам ООН так и не удалось выработать единого определения понятия «народ». Абсолютное большинство членов пришло тем не менее к общему мнению по вопросу о субъекте права на самоопределение. В изложении Г. Б. Старушенко, под ним понимаются «нации и народности, а также народы, состоящие из нескольких наций, народностей или национальных групп, имеющих общую территорию, одну или несколько других общностей (историческую, культурную, языковую, религиозную и т. п.) и объединенные общностью цели, которой они хотят достичь посредством самоопределения»2. Большинство членов ООН согласилось также, что, во-первых, право на самоопределение является всеобщим, во-вторых, слово «народы» означает население во всех странах и территориях вне зависимости от того, являются ли они независимыми, подопечными или несамоуправляющимися, и, в-третьих, это слово следует понимать в самом общем смысле и ни в каком точном определении нет необходимости, так как вопросы, связанные в самоопределением, решаются конкретно в каждом отдельном случае.

Новый всплеск интереса к доктринам возник в связи с радикальным переустройством посткоммунистического мира и, прежде всего в связи с распадом таких государств, как СССР,

Югославия и Чехословакия. Эти два принципа, по сути, являются основными юридическими мерами, которыми при первой же возможности оперируют как сепарационные (Чечня, Южная Осетия, Абхазия, Нагорный Карабах, Приднестровье), так и государствосохраняющие силы (Российская Федерация, Грузия, Азербайджан, Молдова).

Ñпервыми признаками возможности распада СССР (с 1985 г.) активно заработала мировая мысль

îразработки стратегий по стимулированию развития полиэтнических и поликультурных обществ3. Эта задача стала назваться одной из главных в документах ООН, ЮНЕСКО и Совета Европы. В докладах международной комиссии ЮНЕСКО о глобальных стратегиях развития общества подчеркивалось, что «человек должен осознать свои корни и тем самым определить свое место». Позже стали появляться самые разнообразные работы о необходимости и самоопределении народов. Мир стал называть распад СССР как «деколонизация порабощенных народов»4. Чуть позже эту практику не избежала и Российская Федерация5.

Риторика самоопределения была и остается основным эмоциональным и правовым аргументом процессов дезинтеграции и всех насильственных конфликтов на постсоветском пространстве6. Посткоммунистическая инженерия, особенно со стороны победителя (либерального Запада), с энтузиазмом обратилась к теме самоопределения. Многие специалисты, прежде всего бывшие советологи, призвали к пересмотру и модернизации принципа самоопределения в контексте новой геополитической ситуации. Причем в силу явной идеологической заангажированности борцов против последней империи (имеется в виду СССР) и «мини-империи» (имеется в виду Россия) коррекция и пересмотр пошли не в сторону снятия прошлых фундаментальных противоречий в доктрине, а в сторону их еще большей легитимации7.

Отдельные представители демократического крыла российской власти настаивали на немедленном включении положения о национальных автономиях в Конституцию России. Так, в 1992 г. появился проект Конституции РФ, подготовленный под руководством С. Алексеева и А. Собчака, в котором предполагалась такое федеративное устройство, где наряду с республиками существовали и губернии. Авторы предлагали образовывать этнические автономии для сохранения и развития этнической

1Тишков В.А. Забыть о нации (постнационалистическое понимание национализма) // Этнографическое обозрение. – 1998. – ¹ 5. – С. 3-24.

2Старушенко Г. Б. Против извращения принципа самоопределения народов и наций // Советское государство

èправо. 1958. ¹ 1.С. 67.

3Хабермас Ю. Европейское национальное государство: его достижения и пределы. О прошлом и будущем суверенитета и гражданства//Нации и национализм/Перевод с англ. и нем. М.: Праксис, 2002.Ñ.364-380.

4Корол¸в С.А. Конфликт колонизации. Российская власть и становление независимых социальных пространств.

– Ì.,2001. – Ñ.21-22.

5Архангельская Н. Проблемы сепаратизма в России: Сепаратизм элит имеет свою цену // КоммерсантъДейли. 1996, 29 ноября. С.3.

6Этнические конфликты в СССР. Причины, особенности, проблемы изучения / Под. ред. А.П. Осипова. М.: ИЭА РАН. 1991. С.32

7Мирский Г. Еще раз о распаде СССР и этнических конфликтах // МЭМО. – 1997. – ¹ 2. – С. 12-22.

29

самобытности и культуры малочисленных народов на основе выраженной ими воли организовывать автономное сообщество с фиксированным персональным составом на традиционно занимаемой ими территории1. Границы территорий и этносов в России никогда не совпадали.

Хотя понятие национальные автономии так и не было включено в Конституцию РФ 1993 г., тем не менее, о реализации сегрегации заговорило высшее руководство страны. На тот момент идеи при всей своей привлекательности и явной востребованности обществом еще не обрели конкретики. В 1994 г. в своем послании Федеральному собранию РФ президент России Б.Н. Ельцин, в частности, сказал: «Самоорганизация этнических общностей, не имеющих своих национально-территориальных образований на территории Российской Федерации или проживающих за пределами таких образований, возможна в различных формах национально-культурной автономии»2. Тем самым Б.Н. Ельцин катализировал и без того острую национальную проблему.

Âэтот период в Министерстве РФ по делам национальностей и религиозной политике началась работа над законом «О национально-культурной автономии». Затем в начале 1995 г. законопроект был передан в Комитет ГД по делам национальностей, в котором группа экспертов предложила иной концептуальный подход, выразившийся не только в смене его названия («Национально-культурное объединение граждан»), но и содержательной части. Предлагался отказ от попыток выделения группового субъекта национального права, что в условиях отсутствия четких дефиниций таких ключевых понятий, как «народ», «национальная группа», «этническая группа», «национальное меньшинство», выглядело вполне логичным.

Â1995 г. президент в своем ежегодном Послании опять затронул данную проблему и высказался по ней более содержательно: «Культурные, религиозные, деловые и другие интересы вызывают естественное стремление людей одной национальности, живущих в разных частях государства, к совместной деятельности. Государству необходимо обеспечить благоприятные условия для такого рода связей (прежде всего в форме национально-культурных объединений), в том числе в сфере использования родного языка, отправления обрядов, в области информации. Создание национальнокультурных объединений обеспечит разнообразие форм самоуправления народов». Здесь уже отмечались принципиально новые моменты. Президент больше склонялся к поддержке термина «национально-культурное объединение»3. Тем не менее, вне зависимости от терминологической сути, фактически провозглашалась одна из форм нового российского федерализма и определялась сфера деятельности.

Âконечном итоге выбор был все-таки остановлен на национально-культурной автономии. В мае 1996 г. федеральный закон «О национально-культурной автономии» был принят Государственной думой,

àмесяцем спустя подписан президентом России Б.Н. Ельциным. «Национально-культурная автономия в Российской Федерации, – говорилось в нем, – это форма национально-культурного самоопределения, представляющая собой объединение граждан Российской Федерации, относящих себя к определенной этнической общности, находящейся в ситуации национального меньшинства на соответствующей территории, на основе их добровольной самоорганизации в целях самостоятельного решения вопросов сохранения самобытности, развития языка, образования, национальной культуры»4.

Закон определял основные принципы – свободное волеизъявление граждан, самоорганизация и самоуправление, многообразие форм внутренней организации, сочетание общественной инициативы с государственной поддержкой, уважение языка, культуры, традиций, обычаев граждан различных этнических общностей, законность. Среди прав необходимо упомянуть самые важные. Прежде всего автономии наделялись правом свободного общения со своими зарубежными соотечественниками. Национально-культурные автономии наделялись правом устанавливать и поддерживать без какойлибо дискриминации гуманитарные контакты с гражданами, общественными организациями иностранных государств. Вместе с тем в законе подчеркивалось, что право на национально-культурную автономию не является правом на национально-территориальное самоопределение. Осуществление права нанационально-культурнуюавтономиюнедолжнонаноситьущербинтересамдругихэтническихобщностей.

Республики обрели реальную свободу выбора по сравнению с советским периодом, в силу чего региональный национализм стал еще сильнее укрепляться. Национальные элиты стремительно стали

1Брубейкер Р. Национальное государство и право на самоопределение: никакой связи?//Этнос и политика: Хрестоматия/Авт.-сост. А.А. Празаускас. М.: УРАО, 2000. С.165-172.

2Послание президента Российской Федерации Федеральному собранию. М., 1994, С. 64-65

3Послание президента Российской Федерации Федеральному собранию. М., 1995, С. 82

4ÑÇÐÔ, 1996, ¹ 25, ñò. 2965

30