30.4 Константин Аксаков (1817-1860)

1. Надо было пояснить понятие "соборности" у Хомякова. Со­борность - "собрание, сходка" - корневое значение. Аксаков при­бег к очень меткому и богатому пояснению. Соборность он пояснил метафорой хорового начала. Принцип хора: люди поют разными голосами разные партии, разные тембры, но они друг другу не противоречат и не мешают. Значит, хор - это пример гармониче­ского единения разнокачественных единиц. Гармония налицо, если поют правильно. Так и соборное начало. Оно не противоречит ин­дивидуальности, оно, наоборот, помогает гармонии общего дела. Хорошая меткая метафора.

2. От Аксакова пошла мысль, которая привилась среди народ­ников, эсеров, социал-демократов - противопоставление обще­ственной жизни и государственной власти. До сих пор есть это противопоставление у обывателя. Социальная жизнь - вещь хоро­шая, там проявляется соборное начало, это - жизнь народа. А госу­дарственное управление - это что-то сомнительное, а может быть и опасное, потому что в принципе государственной власти проявля­ется правовое, законническое начало, а это, с точки зрения Аксако­ва, уже искажение нормы. Он укорял западную жизнь, потому что на Западе законническое правовое начало гипертрофировано. оно развито в ущерб внутреннему нравственному началу. Надо бы, чтобы было развито внутреннее начало. Вроде бы, доля истины здесь есть, мысль важная, но она ложная, потому что государст­венная власть - это способ гармонизации социальной жизни или способ установления социального порядка, или способ социально­го регулирования, и отрывать одно от другого нельзя. У этого спо­соба есть минусы, но где нет минусов в нашей земной жизни. Бы­вают злоупотребления, а где их нет? Можно сказать, что надо и иерархию в Церкви ликвидировать, чтобы Церковь самоуправля­лась, как у протестантов. Эта мысль оказалась не только не верна, но и опасна, потому что это противопоставление вводит в искуше­ние политическую жизнь. К государственной власти начали отно­ситься (относились и до Аксакова) косо. в ней видели источник зла (самодержавие, бюрократия - в этом обвиняли государство около 50 лет перед революцией), и таким образом легко вносился разлад в общественную жизнь. Но освободиться от этого конфликта уже трудно.

19.11.98

30.5 Чаадаев (1794-1856)

Всегда вспоминаются имена: Жозеф Деместр. долго жил в Петербурге в качестве дипломатического представительства Сар­динского королевства (Италия), но не он произвел живое впечатле­ние на Чаадаева, хотя его Чаадаев знал. может быть, даже лично. Большее впечатление на него произвел знаменитый Шетабриам, яркая личность в этом отношении, это чистейший традиционалист, романтик, воспеватель средневековой Церкви, он написал книгу "Гений христианства", где христианство представлялось основ­ной культурной силой всех средних веков и последующего време­ни, как основной фактор христианской культуры. Ещё на него влияние произвели мыслители, которых сейчас никто не знает:

Бонельд и Баланш. Они - тоже представители этой точки зрения и выразители т.н. "социального христианства" (что это такое, мо­жет быть, станет ясно из мыслей самого Чаадаева). Это самое сильное влияние на Чаадаева. Шеллинга тоже нужно принять в расчет, особенно его учение о душе мира. Но и всё другое он знал прекрасно. Пушкин отлично знал Чаадаева, они познакомились ещё. когда Пушкин был в лицее. Чаадаева Пушкин ценил очень высоко, есть даже строки у Пушкина: "Рожден в оковах службы царской, он в Риме был бы Брут, в Афинах Переклес (Перикл), а здесь он - офицер гусарский". Личность бесспорно замечательная, и его уважали все без исключения, даже его мировоззренческие противники славянофилы. Можно сказать, это человек универсаль­ных знаний для своей эпохи. Но странное дело, о нем все высоко отзывались, а сказать о нем не чего: где его писания, где его тек­сты, на основании которых его можно было бы охарактеризовать? "Что это за философ такой, у которого нет трудов?" - говорили о нем иногда. Та информация, которая была о Чаадаеве: в 1836 году опубликовали его письмо, на основе которого его долго обсуждали, а содержание там ничтожное - всего лишь пессимистическая оцен­

ка культурного значения России. Просто сам стиль выражения пессимизма был вызывающий, и это привлекло внимание. Мысль же в сущности одна: как Россия ничтожна в культурном отношении по сравнению с западным миром. Стиль настолько был вызываю­щий, что правительство объявило его сумасшедшим. Кстати, осно­вания для этого были, правда не клинические: если вырвать это письмо из контекста его творчества, которое потом обнаружилась (его письма, "Апология сумасшедшего"), то казалось, что это вздорный капризный человек. Пушкин на это возразил очень трез­во, лаконично, с уважением к автору, полностью нейтрализовав эффект- он указал, что у России была своя история, и сказать, что российская история бессодержательна, нельзя.

Антропология. Оценка роли человека в социальной жизни и космологии. Основная мысль: человек формируется исключитель­но социально, т.е. социальная среда - это самый сильный фактор в духовном формировании человека. Сразу надо оговориться: ни в коем случае не надо путать этой серьёзной мысли с марксистским учением. Там тоже приблизительно такие же слова в вульгарно-упрощенной форме, но там социальная среда имелась ввиду в дру­гом смысле - в материальном (надо производить еду, и в этом про­изводстве еды человек воспитывается). Здесь же - в смысле духов­ном; сам по себе человек, изолированный индивидуум ничтожен, поэтому всё, что в нем есть духовного, это воспитывается в нем социально. Откуда в социальной среде такая возможность влия­ния? Ответ мудрый и чисто христианский: социальная среда своих мыслей не имеет, а все мысли, которые она бережет - это всё имеет своим источником Бога. Здесь чисто библейская концепция: ко­гда-то Бог создал человека в раю, с ним беседовал и передал (это метонимия, что беседовал), преподал человеку всю ту сумму зна­ний, сумму духовных сокровищ, которую потом социальная среда берегла. Почему социальная среда так важна - потому что единство людей в социальном целом позволяет быть преемственности. Тогда одни люди другим передают, и другие передают своим потомкам, эти потомки - своим потомкам. Это возможно только в случае не­прерывности традиции. А непрерывность традиции может быть сохранена только в том случае, если социальная среда сплочена. Это есть и в одном историческом промежутке, когда одни люди помогают другим сохранять духовное знание, и из поколения в поколение передаются. Это не марксистская мысль, о социальной среде, орудиях производства -- здесь небольшая доля правды. Мысль Чаадаева вполне дельная, трезвая, серьезная.

Эти мысли и есть то, что называется "социальным христианст­вом" -христианство, понимаемое социально. Роль христианства здесь - чисто историческая, и эту роль христианства нужно пони­мать так, что Церковь должна произвести христианскую культуру, поэтому влияние христианства на общество - это единственный верный критерий - какова культура, таков и эффект христианской деятельности. Налицо здесь, что церковная и социальная жизнь как бы переплетаются (в идеале это даже должно быть одно и то же). То сокровище духовная или та истина, которая содержится в соци­альной среде - это совокупность идей; можно назвать: море идей, соборный разум человечества, человеческий разум, но это не субъ­ект.

Если мы назовем человека социальным существом - вот и вся антропология, только это христианская антропология, потому что имеется ввиду христианская социальная среда. Это исходная пози­ция.

Эта позиция существенно корректируется учением собственно христианским - послание к Римлянам 8.20-22 - в грехопадении человека искажена его природа, и после грехопадения человеческая природа существенно попорчена. Эта антропология была известна. и никогда не забывалась в Церкви. Но странное дело. что в XVIII веке эту антропологию забыли. У Руссо от неё и следа не осталось. у него оптимизм относительно природы человека - человек по при­роде хорош, счастливое существо, его цивилизация испортила, а сам по себе он хорош - это просвещенческая глупая плоская ан­тропология. Шопенгауэр - атеист, но религию ценил, как народную метафизику, он высоко ценил христианскую антропологию, ибо этс вещь гениальная, объясняет многое в поведении человека: егс двойственность, страдание, тоску. При том остервенении протш традиционного христианства, в XVIII веке всё отбросили. Этс ошибка. Можно порицать средневековую Церковь, указывать н;

Исторчософское следствие из антропологии. Смыслом ис­тории человечества является христианство. Человечество в той степени осуществляет цель истории, в какой человечество вопло­щает в своей социальной жизни нормы христианства. Поэтому ближайшей и осязаемой задачей церковной жизни является хри­стианская культура, хранимая в социальной жизни - не исключи­тельная таинственная жизнь души, а именно социальный аспект христианского воспитания - это главное. Это он находит в Запад­ной Церкви - весь западный мир осуществляли эту задачу христи­анства. Он высоко оценивает результаты западноевропейской куль­туры; там всё проникнуто христианством. Даже в том случае, когда там есть безобразия, когда человек под влиянием первородного греха уклоняется от осуществления смысла своей жизни, и тогда помимо его воли Промысл Божий ведет к осуществлению челове­чеством его задачи. Эта мысль подчеркивается - даже помимо воли. Имеется ввиду довольно известное психическое явление - мы часто поступаем, не зная чего поступаем, или имеем пустяковый, иногда пошлый мотив поступка, иногда прямо безнравственный, а результаты поступка иногда оказываются плодотворными именно в христианском смысле (и у Гегеля есть мысль о хитрости мирового Разума, и здесь - Промысл Божий). Т.е. Промысл Божий ведет нас, иногда помимо нашей воли, туда, куда нам надо идти. Как же со свободой? Свобода человека активнее всего проявляется тогда, когда он идет против христианских норм, когда употребляет свои силы во зло, тогда он полностью осуществляет свою свободу, свой каприз. Но истинно свободным человеком можно назвать тогда, когда его усилия направлены в ту же сторону, в какую направлен Промысл Божий. Если попытаться извлечь серьезный смысл из этих намеков, то смысл правильный.

Чаадаев прекрасно понимал, что Промысл Божий распростра­няется не всё человечество. Подобное получилось с Чаадаевым, когда он стал оценивать влияние христианства в России и всю российскую историю рассматривать с точки зрения, как Промысл Божий осуществляет свою цель. Он увидел разницу. Западное хри­стианство социально осуществляется; это правда. Там почти лик­видирована бедность, уважение к каждому человеку (которое за­креплено социально и в правовом отношению), гуманное отноше­ние к заключенным, пленным - это влияние христианства. Если так трезво и серьезно посмотреть на западную жизнь, которая является исключительно детищем христианской культуры, то вслед за Чаа­даевым можно сказать, что это следствие христианского воспита­ния и осуществления христианской культуры. Но российская жизнь резко отличалась. Интенсивной христианской культуры на Руси не было. поэтому его оценка российской жизни была резко отрица­тельной в хлестком капризном духе (владел человек пером).

Был Александр Иванович Тургенев, известный интеллектуал той эпохи (не Иван Сергеевич). В 1935 году Чаадаев писал, что у России, видимо, есть своя роль в общеевропейской и общемировой истории. Может быть. Россия решит те проблемы, которые на За­паде не были решены, хотя и были сформулированы. В частности, он намекал на "социальный вопрос" - видимо, социальная неспра­ведливость. В 30-е и 40-е годы возник социальный вопрос: как быть с рабочим классом (4-е сословие). Он указывал, что у России

свои задатки, она не обременена традициями западной жизни и, как будто, освобождена от оков этой традиции и может что-то сделать свободно. Эти мысли и потом "Апология сумасшедшего" - это как будто оправдание за "Философическое письмо", и это оправдание не интересное. Его основные мысли - напряженные, глубокие, логичные, а эти оправдания носят какой-то формальный характер:

В письме кому-то за границу он сказал, что "ваша Церковь со­циальная, а наша Церковь мистическая" - правильная оценка, он вроде бы уже и Православие хвалит, отмечая, что у него просто природа иная. Он и прямо говорил: несправедливо было предъяв­лять обвинение великому народу и великой Церкви (имея ввиду свои обвинения в адрес России и Православной Церкви в своем философическом письме).

Гносеология. Вытекает из антропологии. Тоже социальная. 2 источника знания: опыт через органы внешних чувств, но этот опыт сам по себе никакого значения не имеет, потому что обраба­тывается идеями, т.е. мыслями, а мысли человека возникают от столкновения сознания индивидуальных - т.е. от социального влияния. Сокровищница мыслей, которую хранит социальная сре­да, - это и есть то средство, при помощи которого мы обрабатыва­ем данные опыта. Интересная мысль. Мы приобретаем эти мысли из социальной среды. Мы знаем, что говорили, что "мысли врож-дены нам", или "мысли приобретаются из опыта", а здесь - мы воспитываемся в социальной среде и из неё получаем мысли. Доля правды в этом есть, ибо язык мы получаем из социальной среды, а в языке содержится много общих понятий, которыми мы потом оперируем всю жизнь. Если посмотреть на наше знание попросту, мы можем сказать, что наше знание ~ это наименование словами языка каких-то предметов. Простые предметы или отвлеченные просто оснащаем их словами - вот и всё наше знание. Человек хорошо говорит, употребляет много слов - вроде бы и умный. Если относиться не по-обывательски, то принцип остается: кто точно говорит, тот и ученый. Если так посмотреть на природу знания, то доля истины в такой точке зрения есть. Мы действительно получа­ем язык (а не выдумываем его) извне, и им оперируем.

Удивительно, что он свою эпоху опередил в одном пункте. Держась за Промысл Божий (провиденциализм), он отрицал под­ход к истории, что всё происходит само собой, особенно он был против теории прогресса, которую называл "теорией принудитель­ного развития". Когда Бог движет историю в направление Своих целей — эта мысль понятна даже для религиозных людей, но как можно принимать теорию прогресса, когда автора этого прогресса нет, а прогресс как бы сам движется, он это отрицал. А это 20-е годы, задолго до теории эволюции, до развития теории прогресса (70-80-е годы).

Он занимал сторону прокатолических симпатий, но опередив свое время, он остался недопонятым чудаком; все его, уважали, но никто толком его не знал. К тому же он жил отрешенно от других, там была какая-то, видимо, гордость. Но это, конечно, золотой фонд духовной культуры.