Глава 3. Криминологические аспекты совместной

ПРЕСТУПНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

1. Взаимосвязь социологического, криминологического

и уголовно-правового аспектов изучения групповой

преступности

1. Научно-техническая революция, ее стремительное раз-

витие обусловили появление ряда новых отраслей знаний,

отпочкование новых наук. В то же время нормой стало ис-

следование одних и тех же объектов различными науками.

А это, в свою очередь, предопределило расширение взаимо-

связи и взаимодействия наук, появление целых их комплек-

сов, занятых изучением одного объекта, позволило углу-

бить, сделать разностороннее проводимые исследования.

Этот процесс, получивший большое распространение в

естественных науках, все шире захватывает и области зна-

ний, занимающиеся изучением сферы общественных отно-

шений и самого человека - активного и сознательного стро-

ителя нового общества. Он не только объединяет усилия

отдельных наук в комплексном изучении социальных явле-

ний, но и способствует обогащению каждой из наук как в

содержательном, так и в методологическом плане. Вместе

с тем, как обоснованно отмечает М. Г. Чепиков, <тесное

взаимодействие наук не означает <сведения> одной науки к

другой, ...поглощения одних наук другими. Напротив, объ-

единение наук на основе исследования какого-либо общего

для них объекта создает благоприятные условия для обога-

щения и дальнейшего развития каждой из них> [235, 137}.

2. Криминология как сравнительно новая отрасль зна-

ний, занятая изучением преступности, ее причин и условий,

а также разработкой рекомендаций, направленных на их

устранение, находится лишь в начале пути своего развития

1137, 3]. Этим, видимо, в значительной мере объясняется и

различие взглядов как на саму эту науку, так и на ее место

в системе наук.

Одни авторы, например, рассматривают криминологию

как самостоятельную науку в системе юридических наук

[112, 5; 132, 70-71-, 114, 127], другие, не отрицая ее само-

стоятельности, ставят ее, однако, <на стыке юриспруденции

с социологией> [206, 100-, 205, 132}, называя <социолого-

правовой> наукой [128, 4}', третьи-вообще считают кри-

минологию не самостоятельной наукой, а либо составной

частью, специальным разделом, отраслью науки уголовного

права> [74, 46}, либо частью социологии [118, 85}. Неко-

торые авторы рассматривают криминологию как самостоя-

тельную <комплексную> науку. При этом они полагают, что

криминологические исследования должны проводиться со-

циологами, экономистами, психологами, но не юристами-

криминалистами [233, 46-51}.

Не вдаваясь в полемику по поводу того, кто должен за-

ниматься криминологическими исследованиями (жизнь уже

определила это с достаточной четкостью), нужно отметить,

что сама постановка вопроса о создании <комплексной на-

уки> (хотя такие предложения делаются иногда и не только

в отношении криминологии) представляется неудачной.

Могут быть комплексные проблемы, требующие разносто-

роннего комплексного исследования, могут быть объекты

или явления, нуждающиеся в комплексном, с позиций раз-

ных наук, изучении, могут быть, наконец, комплексы наук,

занятые изучением одного объекта. Но не может быть ком-

плексной науки, объединяющей в себе признаки разных

наук. Это отнюдь не значит, что те или иные науки не могут

привлекать на службу методы, приемы, аппарат других

наук, но от этого они никак не становятся комплексными.

Однако, неза^симо от позиции, занимаемой тем или

иным автором в отношении места криминологии в системе

научного знания, все они сходятся на том, что изучение пре-

ступности, ее причин, а также личности преступника, моти-

вации преступного поведения должно опираться на социоло-

гические и психологические исследования. Более того, вы-

сказывается и такая точка зрения, что социологические и

психологические исследования, коль скоро они посвящены

изучению преступности, автоматически трансформируются

в исследования криминологические. Так, Д. Лакшас, один

из соавторов книги <Социалистическая криминология>,

пишет: <Социология, занимающаяся изучением преступнос-

ти, должна неизбежно стать криминологией и усвоить ее

методы. Другими словами, социология, ставящая своей за-

дачей исследование преступности, превращается в крими-

нологию>. Аналогично, по его мнению, обстоит дело и с со-

циальной психологией. <Коль скоро социальная психология

со своих специфических позиций обращается к преступнос-

ти, как к предмету своего исследования, она превращается

в криминологию и должна, подокно социологии, применять

методы криминологии> [259,61}.

Если стать на эту точку зрения, то невозможно будет

провести грань между социологическим и социально-психо-

логическим анализом антиобщественного поведения и его

криминологическим анализом. Между тем такое различие,

несомненно, имеется. Именно оно диктует целесообраз-

ность комплексного подхода к изучению преступности,

включение этого негативного социального явления в орбиту

интересов ряда общественных наук.

3. Комплексный подход, при котором преступность изу-

чается не только с позиций криминологии и уголовного

права, но и с позиций социологии, общей и социальной пси-

хологии, педагогики и других наук об обществе, о воспита-

нии его членов, формировании общественных отношений,

отвечающем целям их прогрессивного развития, может

обеспечить максимально возможную результативность в

борьбе с этим негативным явлением. Комплексный подход

позволяет высветить те стороны общественных отношений,

которые, на первый взгляд, прямого отношения к преступ-

ности не имеют, но при всестороннем охвате проблемы

оказываются так или иначе с ней связанными, поскольку

детерминируют ее проявление на тех стадиях, которые не

охватываются причинно-следственной связью. Поэтому сле-

дует, как нам представляется, проводить четкое отграниче-

ние специально социологических и социально-психологичес-

ких проблем преступности (когда эта часть отклоняющегося

поведения рассматривается в контексте всех общественных

отношений) от криминологического исследования преступ-

ности (когда это социальное явление становится специаль-

ным предметом изучения особой области юридического зна-

ния). В рамках такого общего разграничения можно обо-

значить и специально криминологические вопросы изучения

совместной преступной деятельности.

В этой связи необходимо прежде всего отметить, что и

социология и социальная психология рассматривают анти-

общественное поведение лишь как один из возможных вари-

антов поведения и свою цель видят в том, чтобы обеспечить

надлежащую социализацию индивида, в процессе которой

устранение возможностей антиобщественного формирования

личности - лишь одно из проявлений целенаправленного

воздействия общества. Главным же является такое форми-

рование личности, которое отвечает потребностям социалис-

тического общества, воспитанию ее сознательности, идей-

ной зрелости и социальной активности '.

Цель же криминологии - выявление и устранение из со-

циальной действительности причин, обусловливающих анти-

общественное поведение личности, и на этой основе ликви-

дация преступности как социального явления. За эти преде-

' <Процесс формирования личности хотя и интересует право и кри-

минологию, но, строго говоря, не является предметом их изучения: это

дело педагогики, психологии, социологии и других наук о человеке>,-

пишет В. Н. Кудрявцев [135, 90].

лы цели криминологии как науки не распространяются-

Речь идет в равной мере и об индивидуальном поведении

и о действиях группы лиц. Если криминологию малая соци-

альная группа интересует лишь как источник формирования

антиобщественной направленности личности и как источник

совместных преступных действий, то и в социологии и в со-

циальной психологии малая группа всегда рассматривается

как один из видов общности, результат взаимодействия

(общения) людей в процессе производства и всего социаль-

ного развития.

Объектом исследования социологии, как указывалось

выше, являются взаимодействующие между собой, вступаю-

щие в отношения друг с другом личности. При этом каждая

отдельная личность, взаимодействуя с другими людьми и с

обществом в целом, проявляет себя в различных действиях,

составляющих своеобразные кирпичики, из которых слага-

ется ее социальное поведение. Даже у лиц с прочно сложив-

шейся антиобщественной ориентацией не все совершаемые

ими действия имеют антиобщественную направленность-

Многие из них вообще никакой антиобщественной окраски

не имеют, а не^рторые, более того, могут быть признаны и

социально полезными. Поэтому и социология и социальная

психология всегда рассматривают человеческую личность в

ее тотальности, в контексте всего ее социального пове-

дения.

Криминологию же интересует личность преступника [51;

60; 145; 148; 183; 189; 247; 252а]. Из всего диапазона чело-

веческих поступков она выделяет лишь те, которые по сво-

ей сущности антиобщественны, и стремится выявить по-

рождающие их причины и условия. При этом выясняя

истоки, определяющие антиобщественную ориентацию

отдельных личностей, криминология, в конечном итоге,

интересуется массовыми явлениями, т. е. преступностью в

целом.

Но это не единственное и даже не основное отличие кри-

минологических исследований. В решении своей главной за-

дачи по предупреждению преступлений и в результате пол-

ному искоренению преступности криминология опирается не

только на общую профилактику (здесь как раз полнее всего

и проявляется общность задач криминологии и социологии),

но и на уголовное право, на специфический уголовно-право-

вой запрет, рассчитанный и на наказание лиц, нарушивших

этот запрет, и на общее и специальное предупреж-

дение совершения преступлений. Этот аспект, это предупре-

дительное направление деятельности государства в его бо-

рьбе с преступностью, является специфическим для крими-

нологии '. Дело в том, что при формировании такого запре-

та (а эта задача решается в процессе нормотворческой дея-

тельности государства, связанной с криминализацией опре-

деленных, признаваемых общественно опасными деяний)

уголовное право опирается (во всяком случае, должно опи-

раться) на выводы криминологии о распространенности и

общественной опасности того или иного вида преступной

деятельности, направленной на определенный объект. При

этом учитывается комплекс факторов, связанных как с об-

щественной опасностью самого этого действия, существен-

ностью причиняемого им вреда, так и с его распространен-

ностью, и с его относительной опасностью для социалисти-

ческих общественных отношений по сравнению с другими

антиобщественными действиями, признаваемыми преступ-

ными. Учитывается, естественно, и то, причиняется ли об-

щественно опасное последствие действиями одного лица

или совокупной деятельностью нескольких лиц, поскольку

при определенных условиях такое объединение вредонос-

ных усилий сопровождается повышением общественной

опасности для правоохраняемого блага.

Поэтому на криминологическом уровне прежде всего

должен быть решен вопрос о том, является ли тот или иной

тип деятельности по своей сущности общественно опасным,

и, если является, то какова степень его общественной опас-

ности, достаточна ли она для того, чтобы организовывать

борьбу с такими деяниями средствами уголовно-правового

запрета. Именно здесь как бы пересекаются вопросы крими-

нологии, уголовной политики и уголовного права. С этого

момента любое криминологическое решение, даваемое на

базе уголовной политики, неизбежно отражается на соот-

ветствующем уголовно-правовом решении, исходящем от го-

сударства, на выборе конкретных мер уголовно-правового

или иного воздействия на лиц, совершающих действия, яв-

ляющиеся общественно опасными ^ Будучи отраженными в

' Г. М. Миньковскнй, рассматривая криминологию как социологию

борьбы с преступностью, пишет, что она, <с одной стороны, дает общую

концепцию такой деятельности, в том числе характеризует место уго-

ловно-правовой подсистемы, а с другой - детально разрабатывает

профилактическую программу> [159, 183}.

" Криминологический подход в этом смысле всегда шире уголовно-

правового. И не только потому, что он рассматривает преступность как

явление, и не потому, что он намечает пути борьбы с преступностью на

ранних стадиях, до совершения конкретных, запрещенных уголовным

законом действий, но и потому, что он может приводить к выводу о

целесообразности применения к лицам, совершившим общественно опас-

ные, запрещенные уголовным законом деяния, не только уголовно-пра-

вовых, но и иных мер воздействия. Именно с этих позиций могут быть

надлежаще интерпретированы Указы Президиума Верховного Совета

нормах уголовного права, запрещенными под страхом нака-

зания, эти общественно опасные деяния становятся и проти-

воправными.

Таким образом, на стадии, предшествующей формиро-

ванию уголовно-правового запрета, криминологические ис-

следования должны обеспечить решение по крайней мере

трех специальных задач: а) выявить в поле человеческой

деятельности те поступки людей, которые представляют

опасность для социалистических общественных отношений;

б) помочь вычленить те из них, борьбу с которыми целесо-

образно организовывать посредством уголовно-правого за-

прета; в) провести в пределах этого узкого круга общест-

венно опасных деяний внутреннюю классификацию, которая

могла бы служить надежным ориентиром в ходе кримина-

лизации (или, наоборот, декриминализации) тех или иных

общественно опасных деяний '.

На практике, к сожалению, эти задачи не всегда реша-

ются надлежащим образом. Причиной тому являются два

фактора: не всегда своевременное обнаружение кримино-

логической реальности, требующей нового криминологичес-

кого решения; не всегда достаточно четкое ее осмыслива-

ние, связанное либо с недостаточностью информации, либо

с односторонностью подхода.

4. Криминологическое исследование совместной преступ-

ной деятельности, проводящееся на стадии, предшествую-

щей формированию уголовно-правового запрета, должно,

сверх того, дать ответ еще и на два дополнительных вопро-

са: а) при каких условиях социально-психологического об-

щения разноплановая деятельность нескольких лиц, направ-

ленная на достижение одного общественно опасного резуль-

тата, должна рассматриваться как совместная; б) какая

степень общности участников малой группы дает возмож-

ность рассматривать их действия как групповые, и следо-

вательно (в сфере антиобщественной деятельности), как

более общественно опасные. В пределах этого второго во-'

проса возможно и дальнейшее деление: градуирование в за-

висимости от степени организованности антиобщественной

СССР от 8 февраля 1977 г. [18] и соответствующие Указы Президиумов

Верховных Советов союзных республик, предусматривающие возмож-

ность применения к лицам, совершившим преступления, мер обществен-

ного и административного воздействия.

' <Криминология,- пишет И. И. Карпец,- создает также базу

для принятия обоснованных законодательных решений, связанных с

глубоким количественным и качественным анализом тех общественных

отношений, которые либо должны быть поставлены под защиту ново-

го закона, либо, наоборот, выведены за рамки правового регулирова-

ния> [114, /37].

группы, общественной опасности совместных действий ее

участников. Именно этот криминологический анализ и эта

криминологическая оценка являются базой для соответст-

вующего уголовно-правового осмысливания конкретного

вида общественно опасного деяния и его юридической оцен-

ки в рамках системы уголовного законодательства '.

По сложившейся традиции оба эти вопроса рассматри-

ваются в рамках уголовно-правового анализа института

соучастия. Конечно, анализируя нормы закона, регламенти-

рующие борьбу с совместной преступной деятельностью,

нельзя обойтись без раскрытия сущности той реальности,

которая вызвала к жизни эти нормы. Но это уже процесс,

идущий в обратном направлении. Само же появление этих

норм - результат криминологического обобщения опреде-

ленной социальной реальности, согласия законодателя с вы-

водами криминологического анализа, с его оценкой степени

общественной опасности определенных форм и типов чело-

веческого поведения, обусловливающих такое негативное

явление, как преступность.

Хотя такой криминологический анализ и проводится на

стадии, предшествующей формированию уголовно-право-

вых норм, но исходным материалом для него являются пре-

ступность как таковая, ее уровень, структура, динамика.

Именно изучение преступности как наиболее опасной формы

антиобщественного позволяет вычленить из всего поля че-

ловеческой деятельности те ее проявления, которые в инте-

ресах общества государство считает нужным запретить под

страхом наказания.

^ В ходе такого криминологического анализа обеспечива-

ется также решение главной задачи криминологии - пре-

дупреждение совершения новых преступлений на базе ней-

трализации порождающих их причин и условий. В решении

такой задачи криминология сначала ретроспективно выяв-

ляет эти причины и условия, а затем, уже в плане профилак-

тики, на будущее, разрабатывает меры по их устранению из

социальной действительности.

Подход к человеческой деятельности (в том числе и про-

тивоправной) с позиций социологии и социальной психоло-

' В литературе распространено мнение, что соучастие в преступле-

нии всегда более общественно опасно, чем совершение преступления

одним лицом [110, 69}. Будучи правильной в отношении групповых (в

узком смысле этого слова) преступлений, эта точка зрения неточна,

когда речь идет о соучастии с распределением ролей, т. е. о соучастии

как институте Общей части уголовного права. Назначение нормы о

с^^астии, помещенной в Общей части УК,- установить альтернатив-

ную действиям исполнителя объективную сторону деятельности его

соучастников,

^

гии со всей очевидностью показывает, что она в любых сво-

их проявлениях выступает как результат взаимодействия

индивида с окружающим миром, взаимодействия, в котором

формируется и проявляется личность человека. Именно в

деятельности полнее всего выражается цельность поведения

индивида в различных сферах жизни, обнажаются его цен-

ностные ориентации, выявляется его личностная сущность.

Поэтому, изучая преступную деятельность как таковую,

криминология накапливает информацию и о личности пре-

ступника, и о тех основаниях, по которым возможно прове-

дение классификации как преступлений, так и лиц, их со-

вершающих. Мы специально подчеркиваем это обстоятель-

ство, поскольку к личности преступника можно идти лишь

от его антиобщественной деятельности, а не наоборот. До

тех пор, пока антиобщественная направленность личности

не проявилась хотя бы на уровне отдельного поведенческого

акта, говорить о личности преступника нельзя. Иначе неиз-

бежно мы придем в противоречие с общими принципами, на

которых построено советское уголовное право и которые от-

ражают сущность советской уголовной политики.

Конечно, поскольку криминология как наука изучает

причины преступности и разрабатывает меры их устранения

из социальной действительности, классификация преступни-

ков, даваемая криминологией, должна отражать причины

индивидуального преступного поведения и способствовать

устранению этих причин, предупреждению преступлений.

Постулируя это положение, А. Б. Сахаров отмечает, что при-

чины индивидуального преступного поведения связаны с

нравственно-психологическими особенностями лица, с си-

стемой его ценностей и ориентаций. <Непосредственной

причиной человеческих поступков являются соответствую-

щие цели и мотивы, которые в большей или меньшей степе-

ни обусловлены нравственными свойствами личности либо

внешними ситуационными обстоятельствами> [190, 28].

Исходя из этого, он предлагает строить криминологическую

классификацию преступников по двум сочетающимся осно-

ваниям: а) по характеру антисоциальной направленности и

ценностным ориентациям личности и б) по глубине, стойко-

сти этой антисоциальности.

Но ведь судить о характере направленности личности, о

существе и стойкости ее социальных установок мы можем,

в конечном итоге, лишь по ее действиям, социальному пове-

дению. <По каким признакам судить нам о реальных

<помыслах и чувствах> реальных личностей?-ставил

В. И. Ленин вопрос в своей работе <Экономическое содер-

жание народничества и критика его в книге г. Струве> и

отвечал.- Понятно, что такой признак может быть лишь

один: действия этих личностей> [7, 423-424].

Именно в действиях, обобщаемых в деятельности, рас-

крывается направленность личности. И поэтому для того

чтобы положить в основу криминологической классифика-

ции преступников <характер антисоциальной направленно-

сти и ценностные ориентации личности> [190, 23]\ их сна-

' Едва ли направленность личности и ее ценностные ориентации

1]ожно рассматривать как понятия, стоящие в одном ряду. И в социо-

логии и в социальной психологии их обычно располагают на различных

ступенях одной иерархии. При этом в одних случаях направленность

рассматривают как <высшую подструктуру> [177, 82] личности, ее ин-

тегральное свойство, включающее и ценностные ориентации, и социаль-

ные установки, и уровень притязаний личности. <Ни ценностные ориен-

тации, ни уровень притязаний личности,- пишет К. К. Платонов,- не

следует отрывать от ее направленности, одним (и только одним) из

проявлений которой они служат> [177, 85].

Другие же авторы высшим уровнем диспозиционной иерархии счи-

тают систему ценностных ориентаций личности. Направленность же

личности они рассматривают как предшествующий ей диспозиционный

уровень, идентифицируемый ими с той или иной областью социальной

деятельности.

В частности, В. А. Ядов включает в иерархическую систему диспо-

зиций следующие четыре уровня: элементарные фиксированные уста-

новки, социальные фиксированные установки, базовые социальные

установки, определяющие общую направленность интересов личности в

ту или иную сферу социальной активности, и наконец, систему ценност-

ных ориентаций личности. Эту диспозиционную систему В. А. Ядов рас-

сматривает как основу психической регуляции социальной деятельности

людей. <Важнейшая, если не основная, функция диспозиционной систе-

мы - психическая регуляция социальной деятельности или поведения

субъекта в социальной среде>, - пишет он [246, 97].

Применительно к четырем уровням психической регуляции деятель-

ности В. А. Ядов структурирует и саму деятельность. Первый уровень

поведения - это специфическая реакция субъекта на актуальную

предметную ситуацию, которую он называет поведенческим актом. Да-

лее он выделяет поступок или привычное действие, которое как бы ком-

понуется из целого ряда поведенческих актов. Третий уровень образу-

ет целенаправленная последовательность поступков, составляющая по-

ведение индивида. И, наконец, целостность поведения в различных сфе-

рах и есть собственно деятельность во всем ее объеме.

В. А. Ядов корреспондирует тот или иной уровень поведения с кон-

кретным уровнем его психической регуляции. <Для регуляции поведе-

ния на уровне элементарного поведенческого акта в некоторой предмет-

ной ситуации может оказаться адекватной та или иная элементарная

фиксированная установка; для регуляции социально значимого поступ-

ка в данных обстоятельствах ведущие диспозиции скорее всего извле-

каются из системы фиксированных социальных установок; в случае

регуляции деятельности в определенной социальной сфере <ответствен-

ность> за общую готовность несут базовые социальные установки, на-

правленность интересов личности, а в регуляции социальной деятель-

ности личности в целом доминирующее значение приобретают ее цен-

ностные ориентации как высший уровень диспозиционной иерархии

Г246,99].

т

чала необходимо вывести их характера деятельности этой

личности.

Для исследователя причин преступности подлинным ин-

дикатором антиобщественной направленности личности яв-

ляется ее преступная деятельность. Только отталкиваясь от

конкретных актов противоправного поведения, ретроспек-

тивно прослеживая жизненный путь отдельных индивидов,

характер их взаимодействия с окружающей средой, можно

установить те действительные причины, которые определили

социальную установку личности, породили мотивы ее пре-

ступных действий. Иначе говоря, о негативно-пренебрежи-

тельном отношении к человеческой личности и ее важней-

шим благам, о корыстно-частнособственнических тенденци-

ях или индивидуалистически-анархистском отношении к

различным социальным установлениям и предписаниям, ко-

торые А. Б. Сахаров выделяет как основные формы антисо-

циальной направленности личности, мы судим обычно по

характеру совершенных этой личностью действий, по всему

ее социальному поведению.

Поэтому и при криминологическом изучении соучастия

следует также исходить из анализа деятельности всех сов-

местно участвующих в совершении преступления лиц. При

этом существенными элементами такого анализа является

и характер совершаемых отдельными соучастниками дей-

ствий, и взаимная координация их преступных усилий, и

стойкость существующей между ними связи. Именно сово-

купный анализ всех этих элементов дает основание для

оценки уровня общественной опасности конкретных совме-

стных действий, а, отсюда, и для вывода о направлениях

уголовно-правовой борьбы с ними, получающей выражение

в конструкции конкретных составов преступления. Дает он

и возможность судить об условиях, способствовавших объ-

единению усилий нескольких лиц для совместного соверше-

ния преступления, а, следовательно, и о тех наиболее

эффективных средствах, которые следует (наряду с общей

профилактикой преступлений) применять для предупрежде-

ния совместной преступной деятельности.

2. Криминологические и уголовно-правовые аспекты

видовой деятельности соучастников

1. Криминализация действий соучастников неразрывно свя-

зана с уяснением их причиняющего значения, той роли, ко-

торую они играют в формировании <главного> действия ис-

полнителя. Именно потому, что деятельность соучастников

развивается, как правило, на стадии, предшествующей фор-

мированию умысла и его реализации исполнителем, она

нуждается в криминологическом осмысливании. Первый из

вопросов, который требует такого осмысливания, заключа-

ется в том, чтобы определить, какая степень причастности

тех или иных лиц к преступной деятельности других лиц

может рассматриваться как общественно опасная и, потому,

как такая, которая должна попадать в орбиту уголовно-

правового регулирования. Прежде всего это, конечно, отно-

сится к случаям, образующим соучастие с распределением

ролей, поскольку ситуации, когда каждое из связанных с

преступлением лиц совершает действия, образующие объек-

тивную сторону состава конкретного преступления, каких-

либо сложностей в смысле их отнесения к уголовно-наказу-

емым не создают.

Вопрос о той минимальной степени причастности лица к

преступлению, которая дает основания рассматривать его

действия как общественно опасные, является преюдициаль-

ным и для законодательного решения вопроса об уголовной

ответственности за совершение конкретных действий, свя-

занных с преступлением, но не охватываемых объективной

стороной его состава, и для уголовно-правового конструи-

рования института соучастия. Иными словами, криминоло-

гическое осмысливание этих вопросов позволяет на базе

уголовной политики государства решить, как далеко долж-

на простираться сфера уголовно-правового воздействия, ка-

кой круг действий должен охватываться уголовно-право-

вым запретом.

2. Как известно, феодальное право, далекое от какого-

либо криминологического подхода к преступности, прибега-

ло к столь широкому уголовно-правовому регулированию,

при котором под действие уголовного закона подпадали не

только лица, непосредственно участвовавшие в совершении

преступления, не только те, кто своими действиями так или

иначе способствовал его совершению, но и те, кто в самом

широком плане был лишь едва причастен к нему тем, на-

пример, что находился на месте его совершения. Об этом

можно судить как по древним источникам права, так и по

современной доктрине соучастия в английском праве, во

многом несущей на себе печать средневековья [87; 258;

262].

Для буржуазного права характерно отсутствие глобаль-

ного криминологического осмысливания причинной обу-

словленности преступления, его связанности не только с

индивидуальной биографией лица, приведшей к формирова-

нию у него тех или иных личностных качеств, определенной

фиксированной установки, определяющей способы его реа-

гирования на те или иные внешние факторы, но и с систе-

мой господствующих в обществе цененостей, с той социаль-

ной ситуацией, в которой развивается и действует индивид.

3. Социалистическая криминология достаточно широко

исследовала взаимосвязь и взаимодействие личности и си-

туации. При этом вопрос этот рассмотрен и в широком пла-

не (взаимодействия индивида и внешней среды, как условия

формирования личности) и в узком - взаимодействия

свойств личности и конкретной жизненной ситуации, приво-

дящей к совершению преступления [79; 112; 128; 135; 138]'.

Но ведь в социологическом плане и внешняя по отноше-

нию к индивиду среда, и конкретная жизненная ситуация,

в которой ему приходится выбирать ту или иную линию

поведения, в конечном итоге слагаются из социального вза-

имодействия как отдельных личностей, так и их общностей.

Оставляя в стороне воздействие социального окружения на

индивида, на процесс формирования его личности, о кото-

ром уже выше шла речь, остановимся на тех аспектах

взаимодействия людей, которые имеют отношение к пробле-

ме совместной преступной деятельности.

Едва ли нужно специально доказывать, что действия

лица, совершающего преступление, неизбежно соприкаса-

ются, вступают во взаимодействие с деятельностью других

лиц. При определенных условиях именно эта деятельность

может обусловливать преступные действия лица или обра-

зовывать ситуацию, в которой эти действия осуществляются.

Иначе говоря, деятельность одних людей может быть при-

чиной или условием противоправных действий других. Мо-

жет она выступать и как повод к совершению преступления.

Таким образом, диапазон, в котором наблюдается взаимо-

связанность противоправного поведения с деятельностью

других лиц, весьма широк. Эта деятельность может быть

<нейтральной> по отношению к совершенному лицом пре-

ступлению, может быть поводом к совершению преступле-

ния, может создавать реальные условия для его реализа-

ции и, наконец, может быть его причиной.

Эта криминологическая реальность, точнее различные ее

проявления надлежаще интерпретируются уголовным пра-

' В. Н. Кудрявцев выделяет, например, три основные группы вопро-

сов, позволяющих раскрыть специфику антиобщественного поведения

и его причин. Первую из них составляют вопросы формирования лич-

ности в результате взаимодействия психофизиологических особенностей

индивида и внешней среды, вторую - взаимодействие личности и кон-

кретной жизненной ситуации, приведшей к совершению преступления и,

наконец, третью - вопросы общего соотношения социального и биоло-

гического в генезисе преступного поведения [131, 22}.

вом как на стадии конструирования уголовно-правового за-

прета, так и на стадии применения закона. Так, например,

такие составы как убийство с превышением мер необходи-

мой обороны или убийство в состоянии сильного душевного

волнения, вызванного насилием со стороны потерпевшего,

являются отражением на стадии формирования уголовного

закона ситуации, когда действия виновного провоцируются

поведением потерпевшего. Но и на стадии применения уго-

ловного закона, даже когда нет специального состава, смяг-

чающего ответственность в определенной, созданной потер-

певшим ситуации, поведение последнего принимается (во

всяком случае, должно) во внимание правоохранительными

органами '. Не отражаясь на квалификации действий лица,

совершившего преступление, оно так или иначе сказывается

на определении степени его вины.

Р. систематически пьянствовал, избивал свою сожитель-

ницу. Предпринятые последней попытки к тому, чтобы Р.

оставил ее, ушел из ее дома, ни к чему не привели. Тогда

она решила убить Р. Воспользовавшись случаем, когда Р.

после очередной попойки заснул, К. нанесла ему два удара

топором по голове. Утром она расчленила труп и закопала

в огороде, сказав соседям, что Р. уехал.

Суд, рассматривая дело по обвинению К. в убийстве,

не счел возможным согласиться с позицией защиты о том,

что К. действовала в состоянии сильного душевного волне-

ния, вызванного насилием со стороны Р" поскольку между

очередной ее ссорой с Р. и совершенным ею убийством про-

шло более суток. Вместе с тем суд, придя к выводу, что Р.

своими действиями создал ситуацию, которую К. восприни-

мала как безвыходную, избрал ей наказание по ст. 94

УК УССР в виде 8 лет лишения свободы.

В рассмотренном выше случае речь шла о ситуации, в

которой провоцирующим преступление моментом были дей-

ствия потерпевшего. Но такую ситуацию могут создавать и

действия посторонних лиц, провоцирующих виновного на

определенную форму поведения своим молчаливым сочувст-

вием, молчаливым одобрением его действий. Особенно часто

это наблюдается в среде несовершеннолетних. Один из та-

ких случаев описан Е. Богатом в судебном очерке <Урок>

[62, 31-62]. В нем речь идет о случае жестокого избиения

группой девочек-школьниц своей соученицы, проходившем

на глазах юношей из этой школы, и о том влиянии, которое

' Речь идет о так называемом виктимном поведении потерпевшего,

провоцирующего своим поведением преступника на определенные дей-

ствия [167; 184; 236; 256: 264].

3 906 65

присутствие <зрителей> оказывало на поведение правона-

рушительниц.

По современным криминологическим воззрениям такое

поведение отнюдь не всегда влечет за собой уголовно-право-

вую его оценку. Лишь тогда, когда закон возлагает на оп-

ределенных лиц обязанность чинить препятствия преступ-

ным действиям других лиц, их бездействие может повлечь

уголовную ответственность. Задача криминологии и уголов-

ного права как раз в том и заключается, чтобы определить

общественную опасность бездействия в определенных соци-

альных ситуациях и на этой основе - границы уголовной

наказуемости за бездействие.

Но и в первом случае, когда провоцирующим началом

являются действия потерпевшего от преступления, и во

втором - когда источником, провоцирующим преступление,

являются действия третьих лиц, речь идет лишь о поводах

к преступлению, либо об условиях его совершения, образу-

ющих в совокупности с другими объективными факторами

конкретную жизненную ситуацию, которая во взаимодейст-

вии со свойствами личности приводит к преступлению. Ины-

ми словами, в обоих этих случаях названные действия по-

терпевшего или третьих лиц не являются причиной совер-

шенного преступления.

Вместе с тем, в реальной действительности нередко

встречаются случаи, когда действия отдельных лиц настоль-

ко тесно переплетаются с преступным поведением других

лиц, что это последнее уже не может быть рассмотрено в

отрыве от этих действий. Они, тем самым, включаются в

причинную цепочку, обусловливающую общественно опас-

ное противоправное поведение исполнителя, которое, в ко-

нечном итоге, приводит к причинению ущерба правоохра-

няемым интересам.

Здесь сразу же следует провести разграничение между

отрезком причинной цепочки, который исследуется уголов-

ным правом, и тем ее отрезком, изучение которого входит в

предмет криминологии. Если в уголовном праве в качестве

начального звена причинной цепочки выступает конкретный

акт общественно опасного и противоправного поведения

лица, а в качестве ее конечного звена - преступный резуль-

тат, то в криминологии <в качестве начальных звеньев вы-

ступают явления, которые мы относим к причинам преступ-

ления> [131, 114], а завершающим звеном является кон-

кретный поступок человека.

4. Круг явлений, выступающих в качестве причин пре-

ступления, весьма обширен. Остановимся лишь на тех, ко-

торые идентифицируются с конкретными действиями прича-

стных к преступлению лиц. Причем подход к этим действи-

ям и в уголовном праве и в криминологии различен. Если

уголовное право рассматривает эти действия как нарушение

установленного уголовным законом запрета и как предпосыл-

ку уголовной ответственности, то криминология подходит к

ним исключительно с позиций причинности, с позиций того,

насколько эти действия обусловили совершение преступле-

ния исполнителем или насколько они содействовали ему.

Иначе говоря, в рамках криминологического анализа как

раз и устанавливается целесообразность уголовно-правово-

го запрета этих действий.

Причинная связанность этих действий с преступлением,

совершенным исполнителем, может быть различной. Низ-

шую границу такой связанности составляют те действия, ко-

торые лишь способствуют исполнителю в реализации его

преступных намерений, высшую - те, которые определяют

или направляют действия исполнителя.

В сфере уголовного права эта минимальная связанность

третьих лиц с действиями исполнителя определяется как

пособничество преступлению, максимальная же - как под-

стрекательство и организация преступления. Конечно и по-

собничество, и подстрекательство, и организационная дея-

тельность- понятия весьма емкие. В пределах одной и той

же функциональной роли степень напряженности дейст-

вий конкретного соучастника, их влияние на действия ис-

полнителя, а, следовательно, и оценка их общественной опас-

ности могут быть весьма различными. Но это уже вопрос,

который по праву занимает важное место в уголовно-пра-

вовой теории, в частности в тех ее разделах, которые посвя-

щены вопросам индивидуализации ответственности соуча-

стников. Криминологический же подход к этой проблеме

связан прежде всего с тем, что эти действия третьих лиц

выступают в одном причинном ряду с преступлением, со-

вершенным исполнителем.

Сложность этой проблемы в ее практическом воплоще-

нии заключается прежде всего в том, что в причинную за-

висимость с совершаемым лицом преступлением нередко

включаются и такие действия третьих лиц, которые по сво-

им внутренним свойствам, сущности криминогенного со-

держания иметь не могут, А это значит, что в задачу кри-

минологии, предметом изучения которой является преступ-

ность, входит установление дополнительных критериев, с

помощью которых из всех действий третьих лиц, причинно

связанных с преступной деятельностью исполнителя, дол-

жны быть выделены те, которым присущи криминогенные

свойства.

Мы уже говорили о том, что в деятельности получает

свое выражение внутренний настрой личности, ее социаль-

ная ориентация. Но для того чтобы выявить их, необходи-

мо рассматривать конкретную деятельность лица, причинно

связанную с преступным поведением исполнителя, в кон-

тексте всего социального поведения лица, в контексте кон-

кретной жизненной ситуации, в которой эта деятельность

развивается. Только так мы сможем проникнуть во внутрен-

нюю сущность действий, ставших объектом криминологиче-

ского изучения, только так мы сможем определить степень

их общественной опасности и на этой основе высказать со-

ображения о включении этих действий в сферу уголовно-

правовых интересов.

На необходимость проводить различие между сущест-

вом действий того или иного лица и его внешним проявле-

нием неоднократно указывал В. И. Ленин. <Представьте

себе,- писал он,- что ваш автомобиль окружают банди-

ты и приставляют вам револьвер к виску. Представьте се-

бе, что вы после этого отдаете бандитам деньги и оружие,

предоставляя им уехать на этом автомобиле. В чем дело?

Вы дали бандитам оружие и деньги. Это факт. Представьте

теперь себе, что другой гражданин дал бандитам оружие

и деньги, дабы участвовать в похождениях этих бандитов

против мирных граждан.

В обоих случаях есть соглашение. Записано оно или нет,

сказано оно или нет, это не существенно. Можно себе пред-

ставить, что человек отдает молча свой револьвер, свое

оружие и свои деньги. Ясно содержание соглашения. Он го-

ворит бандитам: <Я тебе дам револьвер, оружие и деньги,

ты мне дашь возможность уйти от приятной близости с то-

бой>... соглашение налицо. Точно также возможно, что мол-

чаливое соглашение заключается человеком, который дает

оружие и деньги бандитам для того, чтобы дать им возмож-

ность грабить других, и который потом получает частицу

добычи. Это тоже молчаливое соглашение.

Я вас спрашиваю, найдется ли такой грамотный человек,

который не сумел бы различить обоих соглашений. Вы ска-

жете: это наверно кретин, если действительно найдется

такой человек, который не способен различить то и другое со-

глашение...> [9, 341- 342]. Эту же мысль В. И. Ленин раз-

вивал и в другом месте, указывая на невозможность при-

знать лицо, давшее бандитам автомобиль, оружие, деньги,

во всех случаях <соучастником бандитов (хотя бандиты,

сев на автомобиль, могли использовать его и оружие для

новых разбоев)> [10,19].

Таким образом, криминологическое осмысливание кон-

кретной реальности, заключающейся в том, что действия

третьих лиц, пересекаясь с действиями исполнителя пре-

ступления, тем самым включаются в причинную цепочку,

приводящую к преступлению, должно привести к установ-

лению определенной суммы признаков, по которым эти дей-

ствия можно рассматривать как общественно опасные.

Именно совокупность таких объективных и субъективных

признаков должна служить критерием, с помощью которого,

на базе уголовной политики, формулируется конкретный

уголовно-правовой запрет, формируется и конструируется

определенная норма закона.

5. Недостаточная глубина социологического и кримино-

логического осмысливания определенной социальной реаль-

ности или ее неправильная интерпретация неизбежно отра-

жаются в уголовном законе. При этом последствия такого

отражения могут быть, зачастую, прямо противоположны-

ми: то ли область законодательного регулирования в кон-

кретной сфере борьбы с преступностью окажется чрезмерно

узкой и практике для надлежащего осуществления стоящих

перед ней задач придется прибегать к распространительно-

му истолкованию отдельных уголовно-правовых норм, то ли,

наоборот, отдельная норма уголовного закона окажется

сформулированной настолько широко, что будет охватывать

и те действия, которые по степени своей опасности должны

либо находиться в другом ряду, либо вообще не подпадать

под область уголовной юрисдикции. Примеры и той и дру-

гой крайности можно привести, не выходя за рамки инсти-

тута соучастия.

Как известно, уже в первых советских уголовно-право-

вых актах, вызванных к жизни борьбой с контрреволюцией,

делалась попытка определить различные формы антиобще-

ственных действий, направленных против власти рабочих и

крестьян, против нового революционного порядка '. Ана-

лиз этих актов и, в частности, тех из них, которые содержа-

ли постановления, устанавливающие ответственность от-

дельных соучастников, позволяет проследить, как осущест-

влялось криминологическое осмысливание конкретной

' Еще 26 октября (8 ноября 1917 г.) Всероссийский съезд Совегов

известил об аресте министров Временного правительства и предложил

всем армейским организациям принять меры к аресту Керенского, при-

чем всякое пособничество Керенскому рассматривалось как тяжкое го-

сударственное преступление [88, 20]. 27 октября (9 ноября) Военно-

революционный комитет обратился ко всем фронтовым и тыловым ар-

мейским, корпусным, дивизионным и ротным комитетам и Советам ра-

бочих, солдатских и крестьянских депутатов с призывом арестовать

Корнилова и <всех изобличенных участников его заговора как врагов

народа и революции> [89, 60}.

реальности, требующей использования уголовно-правовых

средств борьбы, как зарождался и оформлялся институт со-

участия. В законодательных нормах этого периода один за

другим назывались соучастники: исполнители, пособники,

подстрекатели, организаторы, а также укрыватели и недо-

носители; делалась попытка дать обобщенное описание

конкретных видов соучастия '.

Попытка обобщить эти разрозненные постановления пу-

тем формулирования общих принципов уголовной ответст-

венности соучастников была предпринята в <Руководящих

началах по уголовному праву РСФСР>, изданных НКК)

РСФСР 19 декабря 1919 г. [23]. В этом акте, являвшемся

первой пробой формулирования и систематизации норм

Общей части советского уголовного права, назывались три

вида соучастников: исполнители, подстрекатели и пособни-

ки ". Организаторы, о которых шла речь в ряде первых де-

' Например, в инструкции НК.Ю РСФСР от 19 декабря 1917 г. <О

революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его веде-

нию, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний>

указывалось, что <революционному трибуналу подлежат дела о лицах:

а) которые организуют восстание против Рабоче-Крестьянского Прави-

тельства, активно противодействуют последнему... или призывают дру-

гих лиц к противодействию или неподчинению ему> [20]. В ст. 2 декре-

та СНК РСФСР <О взяточнистве> от 8 мая 1918 г. устанавливалось,

что такому же наказанию, как виновные в принятии взяток, подвер-

гаются лица: <а) виновные в даче взятки и б) подстрекатели, пособни-

ки и все прикосновенные к даче взятки служащие> [21]. Следующий

за ним декрет, направленный на борьбу с преступлениями,- <О спе-

куляции>,-принятый 22 июня 1918 г. [22], уже не ограничивался

простым перечнем подстрекателей, пособников и прикосновенных к

преступлению лиц и указанием на их равную в принципе ответствен-

ность с главным виновником, но и давал также примерный перечень

деяний, рассматриваемых как соучастие в спекуляции, позволяющий су-

дить, насколько широко законодатель в тот период очерчивал круг

соучастников, а следовательно, и о том, как он истолковывал конкрет-

ную криминологическую реальность.

В законодательной практике Украинской ССР термины <пособник>,

<соучастник> и <подстрекатель> впервые встречаются в декрете СНК

УССР от II июня 1919 г. <Об ответственности лиц, виновных в пере-

возке помимо почтового ведомства писем, денег и посылок>. Ст. 2 это-

го декрета, в частности, устанавливала, что <пособники, соучастники,

подстрекатели и прикосновенные лица отвечают наравне с главными

виновниками>.

* Вопросам соучастия посвящен раздел V <Руководящих начал>

(ст. 21-24). Ст. 21 указывает, что <за деяния, совершенные сообща

группою лиц (шайкой, бандой, толпой), наказываются как исполнители,

так и подстрекатели и пособники. Мера наказания определяется не сте-

пенью участия, а степенью опасности преступника и совершенного им

деяния>.

Следует указать, что данное выше определение соучастия ограни-

чено в двух направлениях. Во-первых, оно охватывает лишь соучастие

в форме участия в организации, т. е. соучастие 501 ^спепэ, и участие в

кретов Советской власти, в этом акте вообще не упомина-

лись. Не упоминались они и в первом советском Уголовном

кодексе, утвержденном третьей сессией ВЦИК. 22 мая 1922 г.

[24], Как и <Руководящие начала> этот кодекс называл

лишь исполнителей, подстрекателей и пособников '. Не из-

менилось положение и с принятием 31 октября 1924 г. перво-

го общесоюзного закона, посвященного вопросам уголовной

ответственности,- Основных начал уголовного законода-

тельства Союза ССР и союзных республик [19]. В этом ак-

те вопросам соучастия была посвящена только одна ста-

тья, в которой указывалось, что наказание <применяется в

отношении всех соучастников (подстрекателей, исполните-

лей, пособников) в зависимости как от степени их социаль-

ной опасности, так и от степени участия в преступлении>.

Как видим, здесь устанавливается только общий принцип

ответственности при соучастии, но не дается ни определения

самого института, ни видов соучастников, круг которых по-

вторяет то, что было зафиксировано и в <Руководящих на-

чалах>. Естественно, что за эти пределы не выходили и при-

нятые в 1927-1937 гг. республиканские уголовные кодексы,

которые в конструкции своей Общей части базировались (с

некоторыми нюансами) на положениях <Основных начал>

1924 г.

И только с принятием в 1958 г. Основ уголовного зако-

нодательства Союза ССР и союзных республик [17] круг

соучастников был дополнен фигурой организатора. Возни-

кает вопрос: что же изменилось к моменту принятия Основ

толпе. Соучастие же в собственном смысле этого слова остается, по

существу, за рамками данного определения. Во-вторых, оно ограничи-

вает критерий наказуемости соучастников. Это ограничение критерия

ответственности приводит фактически, как справедливо замечает

А, Н. Трайнин [220, 48}, к отрицанию института соучастия в целом, так

как игнорирование степени участия того или иного лица в преступле-

нии и выдвижение на первый план его общественной опасности делает

ненужным существование специального института. Такое ограничение

тем более непонятно, что <Руководящие начала> противопоставляют

степень участия в преступлении степени опасности преступника, в то

время как в действительности степень участия преступника в осущест-

влении преступного деяния сплошь и рядом является существенным

показателем его опасности.

' Мы не вдаемся здесь в характеристику отличий постановлений

о соучастии, данных в УК 1922 г., а также в <Основных началах уголов-

ного законодательства Союза ССР и союзных республик> и принятых

на их базе республиканских уголовных кодексах, хотя и сами эти от-

личия являются интересным материалом для суждений о том кримино-

логическом подходе, который был использован законодателем в то вре-

мя. Подробный разбор этих отличий дан в нашей книге <Учение о со-

участии по советскому уголовному праву>, выпущенной в свет изда-

тельством <Наукова думка> в 1969 г. [65].

в той криминологической реальности, которая одна только

и является почвой для законодательного урегулирования

поднимаемых жизнью, практикой борьбы с преступностью

вопросов? Если говорить конкретно об организаторской

деятельности, то за истекшие десятилетия число лиц, совер-

шающих преступления в такой форме, неизменно сокраща-

лось. Криминологическая реальность, следовательно, не

только не ухудшилась, а наоборот, разрядилась. А это зна-

чит, что изменился подход к проблеме, изменилось ее кри-

минологическое и юридическое осмысливание.

Постфактум всегда трудно говорить о том, чем руковод-

ствовался законодатель, принимая то или иное решение, как

оценивал он существующую на момент принятия закона кри-

минологическую реальность. Это особенно трудно сделать

в отношении <Руководящих начал>, принятых свыше 65 лет

тому назад. Но между <Руководящими началами> и дейст-

вующим законодательством лежат две уголовно-правовые

кодификации. И, поэтому, по тем взглядам, которые разви-

вались на страницах печати в ходе этих кодификаций, дово-

льно точно можно составить представление о том подходе,

который существовал к этой проблеме. Это тем более легко

сделать еще и потому, что отголоски высказываемых тогда

точек зрения были слышны и после принятия нового уго-

ловного законодательства [117, 132-, 196, 410}.

6. Сторонники решения вопроса об ответственности за

организаторскую деятельность без посредства ее урегули-

рования в Общей части уголовных кодексов обычно приво-

дят аргументы двух видов. Во-первых, они утверждают, что

деятельность организатора настолько опасна, что ее нет не-

обходимости отличать от действий наиболее опасного из

соучастников - исполнителя, который своими руками осу-

ществляет преступление. И, во-вторых, что организатор

всегда принимает участие в осуществлении преступления и

поэтому ни для урегулирования вопроса об его ответствен-

ности, ни для квалификации его действий нет необходимо-

сти в специальных установлениях Общей части.

И первый и второй аргументы представляются нам не-

состоятельными. Их несостоятельность проявляется преж-

де всего в плане юридическом. Начнем с первого из

них.

В условиях провозглашения уголовным законом в прин-

ципе равной ответственности всех соучастников (а именно

так решался вопрос и <Руководящими началами>, и после-

дующими актами) едва ли есть какие-либо основания

умалчивать о каком-либо из соучастников только потому,

что он будет отвечать как исполнитель. Ведь такую же

ответственность, как исполнитель, несут по закону и другие

соучастники, названные в законе.

'Что же касается второго утверждения, а именно, что

организатор всегда принимает непосредственное участие в

совершении преступления, то оно не отвечает и фактичес-

кому положению дел. Нами в общей сложности было изу-

чено 20 дел, по которым один из соучастников преступле-

ния был признан судом организатором и его действия были

квалифицированы со ссылкой на ст. 19 УК УССР. Так вот,

из этих 20 дел в 8 зафиксировано, что организатор непос-

редственного участия в совершении действий, образующих

объективную сторону состава преступления, не принимал.

Напомним еще раз, что речь шла не об организованных

группах, а о преступлениях, относящихся к соучастию в

собственном смысле этого слова. Таким образом, кримино-

логическая реальность не дает оснований для такого уго-

ловно-правового решения, которое исключало бы органи-

затора из общего круга соучастников преступления и остав-

ляло бы вопрос об его ответственности нерешенным в

Общей части,

Можно было бы, обращаясь к юридической стороне во-

проса, сослаться и на то, что никакого различия в этом пла-

не между организатором, с одной стороны, и подстрекате-

лем или пособником, с другой, вообще провести нельзя.

Ведь и последние, если они сверх своих подстрекательских

или пособнических функций, еще принимают к тому же

непосредственное участие в совершении преступления, прив-

лекаются на практике к ответственности как исполнители,

поскольку считается, что их исполнительская деятельность

поглощает всякую другую.

Однако дифференциация ответственности соучастников, ее

индивидуализация применительно к степени участия в пре-

ступлении требуют полного учета всего сделанного испол-

нителем сверх того, что связано с осуществлением объек-

тивной стороны состава.

Таким образом, недостаточно полное криминологическое

осмысливание проблемы ответственности организатора мо-

жет привести, с одной стороны, к тому, что его деятельность

(когда он не принимает непосредственного участия в со-

вершении преступления) вообще останется за бортом уго-

ловно-правового регулирования', а, с другой (когда он дей-

ствует как исполнитель) - к тому, что его организаторская

' По уголовному законодательству, действовавшему до принятия

Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик,

это, как и некоторые другие упущения, компенсировалось существова-

нием института аналогии.

деятельноть будет неучтенной при определении степени его

участия в совершении преступления.

7. Противоположный пример ненадлежащего кримино-

логического осмысливания проблемы соучастия можно ви-

деть в том, что к числу действий, причинно связанных с по-

ведением исполнителя,- а именно они то и составляют

соучастие в преступлении,- были отнесены и действия, ко-

торые в причинной связи с поведением исполнителя не на-

ходятся, а именно - заранее не обещанное укрывательство.

Число примеров, когда неполный учет криминологичес-

кой обстановки или неадекватная ее оценка приводят к свое-

образным деформациям на уровне конструкции уголовной

ответственности, можно было бы продолжить. Но и сказан-

ное со всей очевидностью показывает важность учета всех

этих обстоятельств.

Поскольку в криминологическом плане причины, обус-

ловливающие поведение исполнителя, представляют опас-

ность для социалистических общественных отношений, го-

сударство, общество должны стремиться к их нейтрализа-

ции. В тех же случаях, когда в качестве таких причин

выступают действия других лиц, необходимо криминологи-

ческое осмысление целесообразности использования для

борьбы с ними средств уголовной репрессии, а если это бу-

дет признано необходимым, то и выявление границ, преде-

лов, до которых борьбу с действиями, причинно обуслов-

ливающими поведение исполнителя преступления, целесооб-

разно вести с помощью этих средств.

Как показывает практика борьбы с преступностью, та-

кие действия могут быть достаточно разнообразны. Они мо-

гут заключаться и в активном влиянии на лицо, на форми-

рование у него решимости совершить определенные, запре-

щенные законом действия, и в понуждении его к таким

действиям, и в планировании, организации их. На уголов-

но-правовом уровне такая деятельность охватывает весь

спектр поведения соучастников - от интеллектуального по-

собничества, способствующего формированию умысла ис-

полнителя, до организации преступления.

Наиболее опасными из этих действий являются те, ко-

торые связаны с проявлением инициативы лица в соверше-

нии преступления, поскольку в широком плане это означа-

ет что такое лицо выступает в качестве первопричины пре-

ступления.

3. Инициатор преступления и его криминологическая

характеристика

1. Роль инициатора преступления может быть надлежаще

осмыслена именно на криминологическом уровне, поско-

льку уголовный закон такой фигуры не знает и инициативу

в совершении преступления, по общему правилу, связывает

с действиями соучастников преступления или со специаль-

ными составами, предусмотренными в Особенной части

Уголовного кодекса. Но на криминологическом уровне для

всестороннего исследования проблем, связанных с проявле-

нием инициативы в организации совместной преступной

деятельности, открываются самые широкие перспективы.

Дело в том, что понятие <инициатор преступления>- это,

по существу, криминологический аналог социально-психо-

логического понятия <лидер> для тех случаев, когда речь

идет о совместной антиобщественной деятельности. Поэто-

му применительно к анализу деятельности инциатора пре-

ступления следует опираться на общесоциологические

и социально-психологические характеристики деятель-

ности лидера как стержня, объединяющего людей для

достижения общей, значимой для всех объединяемых,

цели.

В формировании преступления роль инициатора может

быть самой различной: от рождения <идеи> совершить пре-

ступление и <навязывания> ее конкретному лицу, выступаю-

щему в качестве исполнителя его преступных замыслов,

и кончая организацией всей преступной деятельности одно-

го или нескольких лиц.

Следует отметить, что <уровень> инициативы, проявляе-

мой лицом, степень его усилий по воплощению своих пре-

ступных замыслов в жизнь, обнаруженные при этом изоб-

ретательность, настойчивость и последовательность, также

как и характер употребленных при этом приемов и средств,

во многом зависят как от личностных свойств самого ини-

циатора, уровня его антисоциальности, так и от конкретной

ситуации, в которой его деятельность протекает, от лично-

стных качеств, ценностных ориентаций тех, на кого он стре-

мится оказать свое воздействие. Зависит деятельность ини-

циатора и от характера, длительности и стойкости межлич-

ностных связей, существующих между ним, с одной стороны,

II теми, кто попадает в орбиту его инициативы, с другой.

В тех случаях, когда речь идет о групповой деятельности,

она зависит и от характера группы, от системы господст-

вующих в ней ценностей, от степени сорганизованности ее

участников.

2. Можно считать бесспорным, что в любом преступле-

нии, в котором участие принимают два или большее коли-

чество лиц, инициатива в совершении антиобщественных

действий всегда принадлежит одному из них. При этом,

особенно когда речь идет о преступлении, совершаемом со-

исполнителями, инициатива, проявленная одним лицом,

может легко подхватываться другими соучастниками, кото-

рые, воспринимая эту инициативу <на лету>, вносят в нее

и свой собственный вклад. Чаще всего это бывает в пре-

ступлениях ситуационных, таких, например, как групповое

хулиганство. Отсюда нередко затруднительно, а то и просто

невозможно выявить инициатора преступления. Здесь сра-

батывает пресловутый механизм социально-психологиче-

ского заражения, который в условиях общности группового

настроя действует почти с неотвратимостью.

Иное дело те случаи совместного совершения преступле-

ния, в которых имеет место распределение ролей. И здесь

возможны ситуации, когда инициатива, выраженная подст-

рекателем, попадает на <благоприятную> почву, когда, на-

пример, совета, данного им человеку, переживающему опре-

деленную конфликтную ситуацию, может при определенных

условиях оказаться вполне достаточно для порождения у

него решимости совершить преступление. Но чаще всего

при распределении преступных ролей инициатору приходит-

ся прилагать определенные усилия к тому, чтобы добиться

от других соучастников выполнения желаемой для него их

функциональной роли.

Не все участники преступления, совершаемого с расп-

ределением ролей между ними, могут быть инициаторами

преступления. Так пособники - и интеллектуальный и

физический - ни при каких условиях инициативы в соверше-

нии преступления не проявляют. Наоборот, они сами обыч-

но выступают как объекты воздействия со стороны инициа-

тора. В роли этого последнего может выступать и исполни-

тель, который уговаривает конкретное лицо оказать ему

помощь в выполнении задуманного им, и подстрекатель,

который, являясь интеллектуальным автором преступления,

определяет к фунциональной роли и исполнителя и пособ-

ника. Может в этой роли выступать и организатор преступ-

ления. Возможны, конечно, и случаи, когда пособник, ока-

зывая помощь другому лицу в совершении преступления,

действует по собственной инициативе, но это уже откло-

нение от общего правила, касающееся, притом, только его

собственных действий.

3. Инициатор - всегда <родоначальник> преступления.

Но когда лицо действует в одиночку, эта его инициатива

входит как составная часть в совершаемые им действия.

Если же лицо лишь обнаружит во вне свою инициативу

(например, расскажет кому-либо о том, что собирается

совершить преступление), но не воплотит своего намерения

в конкретные действия, то по современным криминологичес-

ким воззрениям эта часть его поведения самостоятельной

опасности (по общему правилу)' не представляет. Несом-

ненно, она свидетельствует о направленности личности, о

системе ее ценностных ориентаций, о необходимости прове-

дения определенных предупредительных мероприятий, но

не о необходимости использования для борьбы с этой нача-

льной стадией преступления такой крайней меры, как уго-

ловная репрессия.

Иное дело, когда инициатор действует не в одиночку, а

совместно с другими лицами, выступающими рядом с ним

в роли ведомых. Он при этом может действовать и совмест-

но с ними как соисполнитель, но может, породив инициа-

тиву, оставаться в стороне. В обоих случаях он, проявив

инициативу, в дальнейшем может утратить контроль над

действиями других лиц, над развитием событий. Именно

это обстоятельство и требует того, чтобы его поведение,

направленное на порождение у других лиц намерения со-

вершить преступление, рассматривалось особо, как дейст-

вие, представляющее самостоятельную общественную опас-

ность. Осмысливание этой криминологической реальности

и должно быть положено в основу конструирования инсти-

тута соучастия в уголовном праве.

Степень общественной опасности инициатора преступле-

ния зависит от интенсивности и характера совершаемых им

действий. Именно различия в деятельности инициатора, ее

объеме дают объективные критерии, по которым может

быть установлена его функциональная роль как соучастни-

ка преступления и определена степень его общественной

опасности.

4. Все случаи действий инициаторов преступления мож-

но, как указывалось выше, разбить на две большие группы:

а) когда инициатор не только действует в этой своей роли,

склоняя к преступлению других, но и сам принимает актив-

ное участие в совершении общественно опасных противо-

правных действий, к которым он определяет и других лиц.

Говоря на языке уголовного права, речь идет о тех случаях,

в которых инициатор действует и как соисполнитель; б) в

Исключение представляет, например, состав, предусмотренный ст.

100 УК УССР и соответствующими статьями УК других союзных рес-

публик.

77

которых инициатор, склонив других лиц к преступлению,

сам остается в стороне от фактического участия в действиях

этих лиц.

Что касается первой группы случаев, то здесь, участвуя

в самом процессе осуществления порожденного им преступ-

ления, инициатор, по существу, действует как исполнитель.

Но сверх того, он еще вовлекает в эти действия и других

лиц. Тем самым степень его опасности повышается. И хотя,

в рамках уголовного права, такое его <двойное> участие в

преступлении к сожалению по сложившейся практике и не

отражается на квалификации его действий, оно, безуслов-

но, должно учитываться при определении избираемой меры

наказания, зависящей, в соответствии с законом, от его

<вклада> в сообща совершаемое преступление. Эта <допол-

нительная> доля его участия в преступлении по сравнению

с другими соисполнителями может быть разной величины.

Она зависит в основном от интенсивности его инициативы,

от того, сколько усилий пришлось ему приложить, чтобы

нарушить законопослушную инерцию других соучастников.

Именно в интенсивности его инициаторской деятельности

проявляется прежде всего уровень его антисоциальности, а

следовательно, и степень его общественной опасности, его

<вклад> в сообща совершенное преступление.

Вторая группа случаев охватывает лишь те, где инициа-

тор не выходит за рамки этой своей функции. Однако это

отнюдь не значит, что роль его во всех случаях одноплано-

вая. Наоборот, как уже подчеркивалось, и уровень его ини-

циативы и характер совершаемых им действий может

быть различным. Он, например, может ограничить свое

участие лишь тем, что склонит к совершению преступления

исполнителя, но может, сверх того, найти ему и помощни-

ков, склонить их к выполнению этой функции, может соста-

вить весь план преступления, не только породив тем самым

у своих соучастников намерение совершить преступление и

принять в нем участие, но и облегчив им их преступные

действия, продумав за них все детали преступного плана.

Он может, склоняя лицо к преступлению, в одних случаях

ограничивать свои действия лишь советами, уговорами, уве-

щеваниями, а в других - прибегать к шантажу, угрозам

и т. д. Ясно, что степень опасности совершаемых им дейст-

вий при этом будет неодинаковой.

Отсюда задача криминологического анализа должна

сводиться к тому, чтобы, изучая групповую преступность,

выявить все встречающиеся на практике формы поведения

инициатора, сгруппировать их в зависимости от степени об-

щественной опасности и дать обобщенную типизацию, ко-

торая могла бы служить базой для ее отражения в уголов-

ном законе. На современном этапе такое криминологичес-

кое осмысливание позволило выделить две функциональные

роли, в которые чаще всего воплощается деятельность ини-

циатора: подстрекателя и организатора преступления.

5. Однако в определенной ситуации инициатором может

быть, как уже указывалось, и один из соисполнителей пре-

ступления. Это возможно в тех случаях, когда его деяте-

льность (помимо самого участия в реализации преступного

намерения) не выходит за пределы того, чтобы высказать

лишь саму мысль о совершении преступления. Если же со-

исполнитель, высказавший мысль о совершении преступле-

ния, сверх того еще и прилагает усилия, чтобы склонить дру-

гих соучастников к совершению предложенных им действий,

то его поведение приобретает окраску подстрекательства.

Когда же он еще и берет на себя руководство действиями

других соучастников, разрабатывает план совместных дей-

ствий, он, неизбежно, превращается в организатора.

Инициатором в совершении преступления в широком

смысле может быть и лицо, вовлекшее других неустойчи-

вых лиц в преступную деятельность вообще, без ее надле-

жащей конкретизации по объекту. Осмысливание этой

ситуации на криминологическом уровне позволило законода-

телю выделить в Уголовном кодексе ряд составов, предус-

матривающих ответственность за такое <проявление ини-

циативы>. К их числу относится прежде всего вовлечение

несовершеннолетних в преступную или иную антиобщест-

венную деятельность. Именно с учетом того, что формиру-

ющаяся психика подростков весьма податлива посторонне-

му влиянию, особенно, когда такое влияние исходит от лиц

несколько старших по возрасту и в силу этого особенно

<авторитетных> для подростка, законодатель счел необхо-

димым, в целях создания надлежащих условий для их фи-

зического и нравственного формирования, запретить под

страхом наказания всякую деятельность, направленную на

вовлечение несовершеннолетних в преступную и антиобще-

ственную деятельность, даже тогда, когда такие действия

взрослого ни к какому негативному результату не привели.

В тех же случаях, когда разлагающее влияние антиоб-

щественных элементов направлено не на подростков, а на

взрослых лиц, но не конкретизировано по объекту, уголов-

ная ответственность по современным криминологическим

воззрениям исключается.

В последнее время в криминологической литературе бы-

ло, правда, высказано мнение о целесообразности включе-

ния этой проблемы в сферу внимания и криминологии и

уголовного права. Рассматривая проблему лидерства в

криминологии, Л. М. Вайсберг представляет <ситуацию,

когда лидер блокирующейся на сугубо ценностной основе

компании (<идеолог>) ' развивает и укрепляет в единомыш-

ленниках мизантропические или собственнические взгляды,

будучи далеким от мысли <наставлять> их на путь преступ-

лений> [86, 96]. Резонно отмечая, что уголовное преследо-

вание за такие поступки, не связанные причинно и виновно

с последовавшим преступлением, было бы отступлением

от установленных советским уголовным законом принципов

и подрывало бы социалистическую законность, Л. М. Вайс-

берг, вместе с тем, полагает, что ответственность за такие

действия, тем не менее, должна наступать, и что задача

криминологии и уголовного права заключается в исследо-

вании проблемы <склонения (побуждения, вовлечения) к

преступному образу действий, причинно и виновно не свя-

занного с конкретными преступлениями; лидерство в нега-

тивной группировке есть чистый, специальный случай скло-

нения к преступной деятельности> (курсив наш.- Ф. Б.)

[86,96].

Характеризуя действия лидера группировки с отрицате-

льной направленностью, сконцентрированные на создании

и идейном сплочении такой группировки, но не связанные

причинно с правонарушениями ее членов, Л. М. Вайсберг

приходит к выводу, что эти действия: 1) бесспорно, общест-

венно опасны; 2) связаны с воспоследовавшим преступле-

нием не причинным, но иным значимым для совершения

образом; 3)' не должны оставаться вне реагирования со

стороны уголовного закона или, во всяком случае, науки

уголовного права; 4) влечь уголовную ответственность в

строго определенных законом случаях и 5) поэтому отно-

сятся к явлениям, лежащим на границе между соучастием

и непреступной общественно опасной деятельностью, кото-

рые должны рассматриваться как прикосновенность [86,

99-100}.

Спору нет, теоретические изыскания, проведенные

Л. М. Вайсбергом в части проецирования понятия лидерст-

ва на криминологию и уголовное право, сами по себе ин-

тересны. Они позволяют в криминологическом плане высве-

тить такие виды деятельности, которые граничат с преступ-

ными, но не образуют их, выступая, скорее, как обусловли-

вающий вид детерминации [143, 58, 144, 13-14]. Лицо,

занимающее в малой группе лидерские позиции и обладаю-

' Речь идет о типологии лидеров. <Лидер - это, прежде всего,

<идеолог>, и в этом непреложном факте исследователю открывается

<тайна> лидерства>,-пишет Л. М. Вайсберг [86, 80}.

щее, в силу этого, особым авторитетом среди ведомых, бе-

зусловно, имеет реальную возможность влиять на их наст-

рой, на определение их жизненных установок. Однако в тех

случаях, когда речь идет о взрослых, уже сформировавших-

ся людях, возможности такого влияния, естественно, огра-

ничены. И дело не только в том, что такие лица имеют

устоявшиеся взгляды, определенную жизненную позицию,

но и в том, что участвуя в общественной жизни, являясь

членами целого ряда других общностей, они испытывают

разнонаправленные влияния на макро-.мезо- и микроуров-

не, обладают в силу своего социального опыта способностью

взвешивать и оценивать эти влияния и сознательно опреде-

лять линию своего поведения.

При таких условиях криминализация неконкретизиро-

ванного негативного влияния лица, занимающего в малой

группе лидерские позиции, на членов этой группы едва ли

была бы оправдана. Не отрицая в принципе общественной

опасности таких неконкретизированных действий лидера,

трудно, однако, выявить их действительную роль в форми-

ровании асоциальной позиции личности, а отсюда, и сте-

пень их общественной опасности. Между тем, как известно,

для криминализации деяния необходима определенная, до-

статочно высокая степень общественной опасности. <Лишь

то деяние может быть правомерно криминализовано, обще-

ственная опасность которого достаточно (с точки зрения

уголовного управа) высока> [165, 216}. Но и этого недоста-

точно. Для криминализации деяния необходим также учет

относительной распространенности этих действий, положи-

тельных и отрицательных последствий их криминализации,

возможности четкого очерчивания в составе самого характе-

ра этих действий и многого другого [103, 115-118', 165,210-

242-, 136, 3-10}. Думается, что и автор в достаточной мере

понимал проблематичность постановки вопроса о кримина-

лизации таких действий, поскольку в качестве альтернати-

вы отнес их рассмотрение к сфере науки уголовного права.

Точнее же их следовало отнести к сфере криминологии, ибо

эти действия правомернее рассматривать с позиций усло-

вий, предопределяющих возможность совершения преступ-

лений, а в социально-психологическом плане - негативных

условий социализации индивидов и роли в этом групп не-

посредственного общения.

6. В тех же случаях, когда криминологический анализ

таких действий однозначно свидетельствует о высокой сте-

пени их общественной опасности, уязвимости объекта, ко-

торый следует от них охранять, наконец об относительной

их распространенности, законодатель решает вопрос и об

их криминализации, как это было в названном выше случае

установления ответственности взрослых за вовлечение не-

совершеннолетних в преступную или иную антиобществен-

ную (саму' по себе по общему правилу не преступную!)

деятельность.

Подтверждением правомерности такого решения явля-

ется многолетний опыт применения этой нормы, введенной,

как известно, в 1935 г. в соответствии с постановлением

ЦИК и СНК. СССР <О мерах по борьбе с преступностью

среди несовершеннолетних>. Вместе с тем, анализ судебной

практики и приведенные выше материалы конкретно-социо-

логических исследований, в которых важное место занима-

ло интервьюирование несовершеннолетних, отбывающих на-

казание в воспитательно-трудовых колониях, показали, что

возможности этой нормы для предупреждения преступности

несовершеннолетних используются далеко недостаточно. Из

100 изученных нами дел о вовлечении несовершеннолетних

в преступную или иную антиобщественную деятельность

лишь по 3 делам квалификация действий осужденного по

ст. 208 УК УССР (ст. 210 УК РСФСР) выступала в чистом

виде, да и то в двух из них речь шла о вовлечении несовер-

шеннолетних в пьянство. В остальных случаях квалифика-

ция действий взрослого соучастника по ст. 208 УК УССР

была результатом идеальной совокупности - совместного

участия с вовлеченным им несовершеннолетним в одном

преступлении. Это свидетельствует о том, что для пресече-

ния неконкретизированного негативного влияния взрослых

на несовершеннолетних, связанного с вовлечеием их в пре-

ступную или иную антиобщественную деятельность, и, сле-

довательно, для устранения этой причины преступности не-

совершеннолетних, названная норма используется слабо.

7. Полученные нами данные выборочного обследования

показывают, что каждое четвертое преступление несовер-

шеннолетних и каждое второе их групповое преступление

совершаются с участием взрослых. При этом в группах

подростков взрослые играют, как правило, весьма активную

роль. Н. Ф. Кузнецова отмечает и большую их роль в созда-

нии групп подростков, совершающих преступления. Следу-

ет, однако, отметить, что эти <взрослые> в основной своей

массе лишь ненамного старше остальных участников груп-

пы, По нашей выборке, как указывалось, 72 % таких взрос-

лых не достигли 20 лет. Близкие к этим данные дают выбор-

ки и других авторов. Если же в качестве предельного воз-

раста для взрослых соучастников преступных групп

несовершеннолетних установить 25 лет, то можно утверж-

дать, что 9/10 всех таких соучастников относятся к этой

возрастной категории. При этом, как уже отмечалось, по-

давляющее число преступлений несовершеннолетних носит

групповой характер, в связи с чем вопрос о преступных

группах и, прежде всего преступных группах несовершенно-

летних, нуждается в особом рассмотрении.

4. Криминологическая характеристика преступных групп

1, Одной из проблем, связанных с криминологическим

анализом совместной преступной деятельности, является

проблема формирования и функционирования преступных

групп'. Следует, однако, отметить, что криминологическое

понятие преступной группы не совпадает с уголовно-право-

вым. Если последнее охватывает групповую форму совер-

шения преступления, получившую отражение в нормах уго-

ловного закона, то в криминологии под преступной группой

понимают прежде всего группу непосредственного общения

(малую группу), объединяемую общими имеющими анти-

общественную направленность интересами и целями, свя-

занную единством преступных действий. Более того, крими-

нологическая характеристика преступной группы не исчер-

пывается тем, что этой группой совершено преступление^.

Поскольку криминологической анализ связан с выявлением

причин групповой преступной деятельности, в поле зрения

криминологии неизбежно попадают и все аспекты, связан-

ные с самим существованием преступной группы: формиро-

ванием, структурой, взаимодействием участников, способа-

ми и механизмами организации групповой деятельности,

словом, с выяснением вопросов, далеко выходящих за пре-

делы ее уголовно-правовой характеристики.

Являясь особым видом малой группы непосредственного

общения, преступная группа обладает рядом признаков,

присущих любой социальной группе. Основным, что отли-

чает ее от других контактных групп, является антисоциаль-

' Проблема групповой преступности - это не только проблема

групповых преступлений, но и проблема преступных групп, пишет

У. С. Джекебаев (86, 4].

' Судебная практика иногда использует криминологическое поня-

тие группы для квалификации деяний лица, действовавшего при совер-

шении преступления совместно с другими лицами, которые в силу по-

ложений уголовного закона (малолетство, невменяемость) не могут

рассматриваться как субъекты преступления. Так, в п. 10 постановле-

ния Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1964 г. <О судебной

практике по делам об изнасиловании> указывается, что <действия лиц,

организовавших изнасилование группой, следует квалифицировать по

ч. Зет. 117 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных

республик, независимо от того, что другие участники в соответствии со

ст. 10 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных рес-

публик не были привлечены к уголовной ответственности> [26, 197].

ная направленность, предопределяющая преступный харак-

тер действий как группы в целом, так и отдельных ее уча-

стников. Следует, вместе с тем, отметить что преступная

группа может сразу сформироваться, как группа, пресле-

дующая преступные цели (обычно формирование таких

групп связано с преступлениями против социалистической

собственности, где только объединение действий нескольких

лиц дает возможность преступникам осуществить свой за-

мысел), но может возникнуть и в результате трансформа-

ции стихийных групп непосредственного общения, в кото-

рых криминогенность вызревает постепенно под влиянием

либо преступных элементов, осуществляющих целенаправ-

ленное воздействие на такую контактную группу, либо оп-

ределенной криминогенной ситуации [57]. Второй путь воз-

никновения преступных групп типичен для противоправного

поведения несовершеннолетних.

2. Асоциальные группы несовершеннолетних, как пра-

вило, возникают не в связи с совершением преступных дей-

ствий, а для удовлетворения потребности подростков в меж-

личностном общении, компенсации их неудовлетворенности

своим социальным статусом в официальных группах обще-

ния по месту работы, учебы и т. д. [91, 59]. И лишь затем,

по мере углубления асоциальных настроений в группе под

влиянием ситуации или разлагающего влияния более опыт-

ных <взрослых друзей>, входящих в состав группы, или в

прошлом судимых несовершеннолетних, становятся на путь

преступлений. По данным, приводимым И. С. Полонским,

специально изучившим общение как действенный фактор

формирования личности подростков и юношей, такие <взро-

слые друзья> принимали участие в 40,8 % правонарушений

несовершеннолетних. Из них в 15,6 % они были руководи-

телями <операций>, в 25%- подстрекателями, стоящими

за спиной несовершеннолетних. <Многие из них,- пишет

И. С. Полонский,- обладают незаурядными организатор-

скими способностями, имеющими, однако, отрицательную

мотивационную направленность, половина - ранее суди-

ма> [178,67].

По общему правилу криминогенность группы, ее пред-

расположенность к антиобщественному поведению, к совер-

шению преступления ее членами <вызревает>, как указыва-

лось, постепенно. Возникнув для совместного времяпрепро-

вождения, такая группа, особенно если она существует

долго, обрастает со временем своими нормами, устоявши-

мися правилами поведения ее участников, которые, нередко,

под влиянием входящих в такую группу антиобщественных

элементов приобретают негативный характер.

3. В зависимости от социальной направленности стихий-

ные группы делят на три типа: а) просоциадьные, т, е. со-

циально положительные, ориентирующиеся на обществен-

но значимые ценности; б) асоциальные, т. е. стоящие в сто-

роне от основных социальных проблем, замкнутые в системе

узкогрупповых ценностей; в) антисоциальные, т. е. социа-

льно отрицательные, основу объединения которых состав-

ляют антиобщественные ценностные ориентации их членов

и функционирование которых нередко сопряжено с антиоб-

щественными поступками, а иногда и преступлениями [178,

60]. Этот последний тип групп является предтечей образо-

вания собственно преступных групп несовершеннолетних, в

основном ориентирующихся на совершение преступлений.

Такие преступные группы несовершеннолетних встреча-

ются у нас крайне редко. Чаще преступления совершают

лица, принадлежащие к криминогенным группам с разны-

ми социально-психологическими характеристиками. Пово-

дом к совершению преступлений членами таких групп

являются, как справедливо отмечает А. И. Долгова, в основ-

ном конфликтные ситуации, <возникающие не по их ви-

не> [90, 17-, 91, 60-61]. Именно поэтому криминогенные

группы несовершеннолетних, порождающие определенный

негативный настрой их членов, приводящий, в конечном

итоге, к преступлению, заслуживают тщательного крими-

нологического изучения.

4. Из названных выше трех типов стихийных групп не-

совершеннолетних к собственно криминогенным могут

быть отнесены только группы асоциальные и антисоциаль-

ные, поскольку просоциальные группы, ориентирующиеся

на общественно значимые ценности, действуют в русле нор-

мальной социализации объединяемых ими несовершеннолет-

них. Между асоциальными и антисоциальными группами

провести четкую границу нельзя, поскольку первые нередко

являются зародышем вторых. Они образуют почву, на

которой легко прививаются и получают развитие антисоциа-

льные взгляды и идеи. Следует также отметить, что каж-

дый из этих двух типов криминогенных групп не представ-

ляет собой чего-то устоявшегося, стабильного, четко опре-

деленного. Каждая отдельная группа может нести в себе

различный <криминогенный заряд>, отличается от других

длительностью своего существования, количественным,

возрастным и персональным (с точки зрения криминоген-

ной запущенности) составом, степенью сплоченности, ха-

рактером и жесткостью действующих норм, личностными и

социальными характеристиками лидера, его авторитетно-

стью в группе и т. д. Естественно, что все эти признаки кри-

миногенных групп имеют существенное значение как для их

криминологической характеристики, так и для разработки

конкретных рекомендаций, направленных на снижение кри-

миногенной зараженности, предупреждение совершения пре-

ступлений их членами и группами в целом. Криминологи-

ческий аспект изучения таких групп собственно и заключа-

ется в наиболее полном выявлении их характерологических

особенностей, с тем чтобы на основе обобщенной их типи-

зации можно было бы разрабатывать конкретные меры,

направленные на предупреждение объединения несовершен-

нолетних на антисоциальной основе как одной из непосред-

ственных причин совершения ими групповых преступлений.

По полученным нами данным, касавшимся 350 групп

несовершеннолетних, члены которых впоследствии совер-

шили преступление, почти половина из них (40 %) сформи-

ровалась по месту жительства. В их состав входили как

учащиеся школ и профтехучилищ, так и работающая моло-

дежь, хотя во всех случаях в смешанных группах всегда

явно преобладали представители какой-либо одной из со-

циальных категорий несовершеннолетних. Примерно в 16 %

смешанных групп, сформировавшихся по месту жительства,

входили лица, нигде не учившиеся и не работавшие. Неко-

торые из членов групп, сменив место жительства, продол-

жали почти ежедневно приезжать для встреч со своей груп-

пой. 34,3 % групп возникли по месту учебы. Их состав пре-

имущественно был однородным - школьники либо учащие-

ся профтехучилищ. В отдельных случаях имело место

вкрапление представителей других социальных категорий.

6,7 % групп несовершеннолетних образовались по месту ра-

боты. Остальные же - группы, сформировавшиеся в резу-

льтате продолжения знакомств, завязавшихся в пионерском

лагере или при случайных встречах'.

Большинство групп, сформировавшихся по месту жи-

тельства несовершеннолетних,- разновозрастные. Различия

в возрасте имеют место и в группах, образовавшихся в

школах и профтехучилищах. Однако если в группах, возник-

ших по месту жительства, разница в возрасте между млад-

шими и старшими иногда достигала 4-5, а иногда и 6 лет,

' И. С. Полонский, в течение многих лет изучавший стихийные дру-

жеские компании подростков и юношей г. Курска и Курской области,

пишет: <Более половины обследованных нами групп, стабильные, суще-

ствующие не менее трех лет и имеющие постоянных вожаков. По свое-

му социальному составу 29 % объединений городских ребят состоят из

одних школьников, 16 - из работающих подростков и учащихся проф-

техучилищ, 55 °/о имеют смешанный состав> [178, 59].

то в группах учащихся школ и профтехучилищ она обычно

не превышала 1-2 лет.

5. Учитывая, что изучением охватывались в основном

группы, уже совершившие преступление, особое внимание

было обращено на выявление основы, первоначального ин-

тереса, который привел к образованию определенной нефор-

мальной общности, а также вех, которые прошла в своем

становлении эта общность, что предопределило ее кримино-

генность и, в конечном итоге, совершение преступления. Из

общего числа изученных групп только 7,4 % возникли сра-

зу же как преступные (их участники специально объедини-

лись для совершения преступления). Еще 20,3% групп

сформировалось на антисоциальной основе. Хотя их члены

сразу и не договаривались о совершении преступления, но

уже в момент образования группы антисоциальное поведе-

ние рассматривалось как ценность, привлекающая их уча-

стников. Каждая встреча участников таких групп сопро-

вождалась совместными выпивками, почти в половине ве-

лись карточные игры на деньги.

Подавляющее же большинство (72,3 %) групп несовер-

шеннолетних сформировались на базе совместного время-

препровождения как в школе, после занятий, так и по ме-

сту жительства. Первоначальной основой возникновения

большинства таких досуговых групп было стремление под-

ростков к общению, общие интересы и увлечения (техни-

ка, фотография, чтение фантастики, посещение спортивных

соревнований, дискотек и т. д.). Криминогенность нараста-

ла постепенно, на протяжении длительного времени и была

связана либо с внедрением в такие досуговые группы лиц

с антиобщественной ориентацией, либо (что наблюдалось

чаще) с конфликтной ситуацией, в которую попадала груп-

па или отдельные ее члены.

6. Существенно отличался и состав таких групп. Груп-

пы, сразу сформировавшиеся для совместного совершения

преступления, в основном состояли из двух человек. Из 26

таких групп только две состояли из 3 участников и одна -

4. Все участники преступных групп были старше 17, а 7 из

них - совершеннолетними. Основной направленностью дей-

ствий группы было совершение корыстных и корыстно-на-

сильственных преступлений, причем последние были совер-

шены группами, в состав которых входили совершеннолет-

ние. Немногочисленными были и предкриминальные подро-

стковые группы, сформировавшиеся на антисоциальной

основе. Половина их состояла из 2, другая - из 3-4 чело-

век. 35,6 % участников были в возрасте 14-16 лет, 57,3 % -

16-18 лет, остальные-совершеннолетними. Более четвер-

ти участников этих групп в прошлом были либо судимы,

либо направлялись комиссией по делам несовершеннолетних

в спецшколы и спецпрофтехучилища.

В отличие от преступных групп и групп предкриминаль-

ных, сразу объединившихся на антисоциальной или асоци-

альной основе, досуговые группы несовершеннолетних бо-

лее многочисленны. Так, группы, сформировавшиеся по

месту жительства, обычно, насчитывали 6-8, а отдельные

до 12 участников, а группы, возникшие в школе, 3-5, иног-

да 6-8 человек. Следует, однако, отметить, что, как пра-

вило, криминогенный настрой поражал не сразу всю груп-

пу, а начинал с ее ядра, наиболее спаянного постоянным об-

щением. Более того, в момент совершения преступления

или непосредственно после него происходило расслоение

группы. Из 350 изученных нами групп только в 2 случаях

в совершении преступления участвовало 6 и в одном - 7 че-

ловек. В основной же своей массе преступления совершали

2 (41,1 %), 3 (36,3 %) и 4 (21,7 %) участника групп.

7. В криминальных и предкриминальных группах разрыв

во времени между образованием группы и совершением ен>

преступления обычно невелик. Из 26 преступных групп 13^

совершили преступление в первые сутки после сформирова-

ния, 8 - в первую неделю и еще 5 - в пределах месяца.

В предкриминальных группах, возникших на антисоциаль-

ной основе, 16 (22,5 %) совершили преступление в течение

первого месяца, 38 (53,5 %) -в течение полугода и 17

(24,0 %) -в течение первого года с момента образования.

В группах, образовавшихся для совместного проведения

досуга, только 28,4 % совершили преступление в течение

первого года, а 71,6 после того, как группа просуществовала

более года, в том числе 43,2 % - более двух лет.

Роли в совершении преступления во всех этих группах

распределялись так: организаторов было 23,2 %, исполни-

телей -61,8 и пособников - 15 %.

8. Криминологический анализ материалов, полученных

в ходе обобщения, позволяет сделать вывод, что если в от-

ношении преступных групп во всех случаях наиболее эффек-

тивными могут оказаться прежде всего уголовно-правовые

меры борьбы (пресечение преступной деятельности таких

групп сразу же после совершения ими первого преступле-

ния), то в отношении предкриминальных групп и, особенно,

досуговых наиболее эффективными должны быть меры, на-

правленные на оздоровление климата, привнесение в сфе-

ру общения подростков положительных ценностей, изоляция

антисоциальных элементов от таких групп и дискредитация

их в глазах остальных участников. Осуществление таких

мер возможно лишь при наличии своевременно полученной

и надлежаще оцененной информации. Именно поэтому в

борьбе с групповой преступностью несовершеннолетних

столь важна опора на общественность, своевременное вы-

явление и устранение конкретных причин и условий, спо-

собствующих объединению подростков на антисоциальной

основе, ограждение групп непосредственного общения не-

совершеннолетних от отрицательного влияния взрослых и

антисоциально ориентированных сверстников.

В этом направлении должна вестись и работа комиссий

по делам несовершеннолетних. Хотя в соответствии с поло-

жением об этих комиссиях одной из главных их задач яв-

ляется организация работы по предупреждению безнадзор-

ности и правонарушений несовершеннолетних, соответству-

ющая координация усилий государственных органов и

общественных организаций, на практике они основное вни-

мание уделяют рассмотрению дел о несовершеннолетних

правонарушителях и применению в отношении них установ-

ленных законом мер воздействия. Учитывая, что группы

несовершеннолетних, вставшие на путь правонарушений, пер-

воначально в своем подавляющем большинстве сформиро-

вались как досуговые, центр тяжести в предупреждении со-

вершаемых ими преступлений должен быть перенесен на

привнесение в эти группы таких идей и интересов, которые

способствовали бы их объединению на базе позитивных цен-

ностей. При этом в ряде случаев достаточно просто поддер-

жать и подвести необходимую материальную базу под те

интересы, которые в такой досуговой группе имеются, уста-

новить доверительный контакт с входящими в нее подрост-

ками. Это наиболее действенный способ и в ограждании та-

кой группы от разлагающего влияния антиобщественных

элементов и в предупреждении групповой преступности.

9. Иную картину представляет собой групповая преступ-

ность взрослых. Само образование групп, ориентированных

на совершение преступлений, здесь, как правило, связано

с общественно опасной деятельностью, направленной на до-

стижение общей для участников группы преступной цели.

Единство такой цели - стержень, вокруг которого происхо-

дит консолидация группы. Образование преступных групп в

ряде случаев выступает как средство реализации преступ-

ных намерений ее участников, поскольку некоторые пре-

ступления в одиночку вообще не могут быть совершены.

Количество лиц, участвующих в преступных группах, за-

висит от характера преступления. Среди изученных нами

2026 уголовных дел о групповых преступлениях 47,8 %

преступлений совершили 2 лица, 19,9-3, 8,9-4, 7,9-5,

15,5 %-6 и более. Характерно, что все дела, в которых

участвовали 6 и более человек,- это, по нашей выборке, в

основном дела о хищениях социалистической собственно-

сти, из них ^/з - дела о хищениях, совершенных путем при-

своения и растраты.

Изучение этих дел показывает, что многие из таких

групп существуют относительно долго (63 % - свыше од-

ного года). Возможность в течение продолжительного вре-

мени заниматься хищениями обусловлена как кругом лиц,

вовлеченных в хищения, четким распределением между ни-

ми ролей, так и наличием в группе организатора, руково-

дящего всеми ее операциями. Поэтому борьба с преступле-

ниями такого рода должна вестись путем своевременного

выявления таких групп. А это требует прежде всего усиле-

ния контрольных функций, соблюдения всех установленных

законом формальностей, связанных с использованием ма-

териальных средств.

Если в пресечении групповой преступности несовершен-

нолетних на первый план выдвигается профилактическая

работа, направленная на оздоровление климата в досуго-

вых группах подростков, изоляции их от антиобщественных

элементов, то в отношении преступных групп взрослых ос-

новным должно быть их своевременное выявление и разо-

блачение и на этой основе использование уголовно-право-

вых средств борьбы с ними.

Поэтому криминологическое осмысливание этих видов

групповой преступности является основой и для установле-

ния соответствующего уголовно-правового запрета, и для

использования в борьбе с ней законодательных мер.