Методы социально-психологических исследований / литература / якимова_социальное конструирование реальности
.pdfорганизованной последовательности речевыхактов. С точки зренияПоттераи его коллег, такой
способ эмпирического изучения дискурсивного генезиса психологических явлений плодотворнее традиционного лабораторного эксперимента, который приспособлен для выявления причинно-следственных, а не риторических связей. Р.Харре и Ф.Мохаддам, напротив, полагают, что дискурсивная психология может воспользоваться методом лабораторного эксперимента - при условии целенаправленного изменения его задач и организации (43). По их мнению, психологическую лабораторию следует превратить в сценическую площадку, где будут разыграны социальные эпизоды как упорядоченные цепочки дискурсивных действий. Экспериментатор в таком случае становится драматургом и режиссером в одном лице, а субъекты эксперимента получают роли и превращаются в актеров. Разумеется, драматургическая метафора и ролевые модели давно известны и широко применяются в социальной психологии. Новизна в данном случае состоит в том, что сценически-драматургическая аналогия будет использоваться как в аналитических, так и в перформативных целях, т.е. не только для осмысления существующих, по большей части институциализированных социальных практик, но главным образом для "постановки" социально-психологических ситуаций повседневности. Разыгрывание повседневных сюжетов по заранее составленным сценариям облегчит психологу доступ к "скрытому социальному знанию", которое проявляется как владение нормами локальной этнографии.
Именно эти норма и конвенции обнаруживают в своей "игре" участники эксперимента. "Цель эксперимента, - пишут Харре и Мохаддам, - не в том, чтобы идентифицировать причины поведенческих событий, а в том, чтобы понять интерпретацию разворачивающейся драмы ее участниками" (43, с.26-27). Но для этого экспериментатор-режиссер должен предусмотреть в своей постановке пространство для социально-дискурсивной импровизации. В этом пространстве актеры смогут показать, каким образом предложенная им роль приобретает качества интеллигибельности и уместности в рамках эпизода. Импровизация проистекает, таким образом, из интерпретации актером наличной ситуации и значения в ней предложенной роли.
Разъясняя суть дискурсивно-сценической трансформации лабораторного эксперимента, авторы используют древнегреческое понятие "эккиклема". Так называлась выдвижная площадка, которую в древнегреческом театре выкатывали на основное пространство открытой сцены, чтобы зрители могли видеть, что происходит внутри. Греки использовали эккиклему для того, чтобы привлечь внимание аудитории к некоторым (скрытым) моментам сценического действия. Тужецель,по мнениюХарреи Мохаддама, преследует и эмпирическоеисследование в социальной психологии: оно акцентирует те аспекты социальной жизни, которые до сих пор оставались в тени. Эксперимент как "эккиклема" напоминает моделирование универсума в физике, когдавоспроизводятсяневсе, атольконужныеэкспериментаторупараметры реального мира (43,с.35).
Применение метода "эккиклемы" позволит не только проникнуть в мир дискурсивного взаимодействия, но и даст ключ к адекватному толкованию природы намерений. Намерение - это не причина социального действия, оно проявляет себя в действии, обнаруживая его социальный смысл, который создается в практике дискурса. Сценический эксперимент помогает идентифицировать локальную "грамматику" различных классов социальных действий.
Для аналитических целей эта "грамматика" может быть описана в ее чистом виде - как свод конвенциональных правил социально-дискурсивного поведения. Однако более плодотворным Харре считает изучение этих правил в практике их реального функционирования в виде социальных представлений, начало которому положили работы С.Московичи.
ТЕОРИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ С.МОСКОВИЧИ: КОНСТРУКЦИОНИЗМ ИЛИ КОГНИТИВИЗМ ?
В 1961 г. в Париже былаопубликована монография Сержа Московичи "Психоанализ: его образ и его публика", в которой был показан процесс освоения психоаналитической теории и терминологии массовым сознанием французского общества 50-х годов 1. Это был рассказ о том, как научная концепция обрела качественно иное бытие, войдя в плоть и кровь повседневности и обыденной жизни французов, и превратилась в факт национального здравого смысла. Работа Московичи, почти не замеченная критикой тех лет, ознаменовала собой психологический ренессанс проблематики больших социальных групп, которая составляла главное содержание социальной психологии в период ее становления, а затем более чем на полвека оказалась вытесненной индивидуалистическим прочтением этой дисциплины. ИсследованиеМосковичиоказалосьедва ли не первой впослевоеннойФранцииоригинальной социально-психологической работой, автор которой покинул привычный американский фарватер и обратился к нетрадиционным методам анализа, возвращавшим науке о социальном поведении ее общественную направленность.
Опираясь на результаты многочисленных интервью с представителями разных слоев французского общества, а также на данные контент-анализа национальной прессы различной политической ориентации, Московичи попытался вычленить "французский образ" психоанализа как специальный элемент обыденного знания, который он назвал социальным представлением. Речь шла о том, как научное знание (в данном случае - теория Фрейда),
трансформируясь в факт обыденного (1 Moscovici S. La Psychoanalyse: son image et son public. - Paris, 1961.- 650 p.) сознания, становится конституирующим фактором социального мира обычного человека.
Как отмечал позднее один из английских комментаторов работ Московичи, социальные представления с самого начала оказались ближе социологической традиции с ее идеями социального конструирования реальности, коллективных представлений, Weltanschauung, чем устоявшимся понятиям психологии (аттититюд, мнение, перцепция, образ) (20, с.346). Книга Московичи стала одной из первых попыток содержательного противостояния позитивизму и индивидуализму "магистральной" социальной психологии в те годы, когда грядущий глобальный кризис ее методологических и метатеоретических оснований еще только угадывался. Эта монография возрождала тот пафос социальности, который, по замыслу родоначальников социальной психологии, должен был отличать эту дисциплину от индивидуальной и общей психологии.
Между тем, в 60-70-е годы то обстоятельство, что в идеях Московичи содержится не только теория социальных представлений, но и метатеория социальной психологии, которую два десятилетия спустя будут рассматривать как весомую альтернативу американской версии дисциплины, еще не было очевидным. И хотя Московичи был одним из активных участников критических дискуссий 70-х годов по поводу известного кризиса социальной психологии, социальные представления долгое время рассматривались только в качестве еще одного объекта социально-психологического анализа, существующего наряду с каузальной атрибуцией, формированием аттитюдов и т.п. Тот небольшой круг специалистов за пределами Франции, который был знаком с концепцией Московичи в начале 70-х годов, еще не подозревал, что этому феномену, по замыслу его создателя, уготовано привилегированное положение "стержневого объекта" социальной психологии будущего как "своего рода антропологии современной культуры" (44, с.514). На родине французского психолога его концепция быстро обрела популярность. Было создано несколько центров изучения
социальных представлений, регулярно публиковались результаты эмпирических исследований
в этой области.
Отталкиваясь от теоретических идей Московичи, его единомышленники видели свою цель в создании самой широкой панорамы современных социальных представлений, включая их генезис и пространственно-временную динамику. Тем самым они стремились реализовать две установки мэтра: во-первых, не копируя американские образцы, разрабатывать социальнопсихологическую науку, которая будет адекватна проблемам, значимым для французского общества; во-вторых, накапливать факты, создавая "социально-психологический банк данных", аналогичный тем, которыми уже располагают история, экономика, этология, детская психология.
Длярешенияэтихзадачфранцузскиепсихологиизбрали двапути. Однагруппаисследователей, вслед за Московичи, обратилась к проблеме трансформации массовым сознанием некоторых общезначимых явлений науки и культуры, а также образа человека и отдельных психосоциальных феноменов. О разнообразии тематики подобных исследований говорят их названия: "Болезнь и здоровье: социально-психологический анализ" К. Херцлиш, "Образ культуры у французских рабочих" Р.Каёза, "Женщина в обществе" и "Детство: мир иной" М.- Ж.Шомбар де Лёв, "Представления о теле и их трансформация" Д.Жоделе. В качестве аналитических методов здесь использовались полевые исследования, лонгитюдные наблюдения, структурированное интервью, конверсационный анализ, контент-анализ литературного и кинематографического Материала.
Вторая группа психологов (Ж.Абрик, К.Фламан, М.Плон, Ж.Кодол) предпочли более традиционный путь лабораторных экспериментов, объектами которых стали малые группы. Свою задачу они видели в демонстрации роли социальных Представлений как фактора внутригруппового взаимодействия. В качестве предмета исследования здесь выступала динамическая роль и значение представлений в ситуациях конфликтного взаимодействия, в условиях экспериментальной игры, в ходе внугригрупповой коммуникации, идентификации и т.п.
Знакомство европейских и американских социальных психологов с работами их французских коллег долгое время тормозилось отсутствием переводов. Только в начале 80-х годов, благодаря популяризаторским усилиям и организационноиздательской деятельности англичанинаР.Фарра и австралийца Дж.Форгаса западные специалисты смогли получить более или менее полное представление о концепции социальных представлений. Вскоре началось сотрудничество британских и французских психологов в рамках программы научного обмена между двумя странами. К началу 90-х годов теория социальных представлений завоевала немало сторонников в Великобритании, Италии, Испании, Португалии, Австрии, а также в Австралии и среди франкоязычных психологов Швейцарии и Канады. Сегодня эта концепция окончательно утвердилась не только в качестве специфически французской интерпретации предмета, задач и методов социальной психологии, но и как содержательная альтернатива сциентистски-позитивистскому образу этой науки, доминирующему в США. Характерной чертой новой европейской модели социальной психологии, по мнению ее благожелательного американского критика, социолога И.Дойчера, является "теоретическое и методологическое иконоборчество", неприятие современной социопсихологической моды и своеобразие методологического стиля, базирующегося на наблюдении в естественных условиях (60, с. 75). Нужно подчеркнуть, что И.Дойчер был о дним из немногих американцев, кто проявил интерес к идеям Московичи и его последователей. В большинстве своем американские психологи, против которых, по сути дела, был изначально направлен критический пафос французской (а также европейской) концепции социальных представлений, остаются индифферентными к брошенному им вызову. Эта концепция до сих пор не получила распространения в США;
исключение составляют лишь отдельные исследователи, участвующие в эмпирическом
изучении социальных представлений по французским методикам, а также теоретики социального конструкционизма, для которых представляют интерес как метатеоретический замысел "подлинно социальной" психологии, так и разработка проблем познания и конструирования социальной реальности в работах Московичи.
Первый очерк теории социальных представлений в английском переводе был опубликован в 1981 г. (58, с.181-209). Как и его расширенный вариант, появившийся три года спустя (60, с.3- 69), этот очерк был подготовлен Московичи специально для европейских психологов и содержал концентрированное изложение его взглядов, до тех пор известных лишь по отдельным (хотя и многочисленным) публикациям во Франции. Таким образом, это была одновременно и презентация идей новой французской школы в Европе, и систематизация ее теоретических положений.
Исходным пунктом рассуждении Московичи является его тезис о мире представлений как о некотором типе реальности, с которым сталкивается индивид в повседневной жизни. Эта позиция противостоит бихевиористской точке зрения, согласно которой мир физических объектов исчерпывает собой "окружающую среду" человека, существующую независимо от него и служащую стимулом его идей, образов, атрибуций и представлений. С точки зрения новой французской школы, "принципиальные формы нашего физического и социального окружения фиксируются в представлениях, и мы сами обретаем "форму" в соответствии с ними" (60, с. 13). У человека нет иного способа общения с внешним миром, чем с помощью уж существующихи вновь создаваемыхпредставлений. Представленияэто та социальнаяпризма, через которую воспринимается (предстает) реальность.
Отношения с миром окрашены двоякой спецификой социальных представлений: они "обусловливают опыт", события и людей, с которыми соприкасаются, и "предписывают", что и как именно надлежит мыслить. Под обусловливанием Московичи имеет в виду способность представлений включать объекты в систему существующих социальных конвенций, которые заставляют нас интерпретировать вещи и события так, а не иначе (например, видеть в поднятой руке знак приветствия, а в изменившемся цвете металла признак повышения его температуры).
Предписательность социальных представлений, т.е. их способность "навязывать себя с неистребимой силой", связана с когнитивной организацией человека, во-первых (т.е. с существующими ментальными структурами и механизмами), и с социально - культурной традицией, во-вторых. Власть традиции проявляет себя в том, что индивид не столько мыслит или представляет, сколько актуализирует в себе аккумулированный поколениями социальный опыт мышления и представления, который он "цитирует"; индивид как бы мыслит заново уже помысленное до него. Эту вездесущность социальной традиции и памяти Московичи облекает в метафорический образ "мыслящего общества", подразумевая совокупного субъекта социальных представлений, который не столько надиндивидуален, сколько неиндивидуален (хотя социальные представления являются достоянием каждого отдельного члена общества). Представления обладают портретным (изобразительным) и символическим (коммуникативным) измерениями.
Связующим звеном между "портретом" и "символом" выступает язык, который в одно и то же время является и языком наблюдения (или чистых фактов), и языком логики (или чистых символов).
Социальные представления (в отличие от коллективных представлений традиционного общества) приобретают первостепенное значение именно в условиях модерна, углубляющего пропасть между основными мировоззренческими системами (наукой, религией, идеологией,
политикой). В современном обществе особенно остра необходимость наведения мостов между
общими системами верований и абстракциями науки, с одной стороны, и конкретной повседневной деятельностью людей, с другой. "Налицо растущая потребность в постоянной реконструкции здравого смысла, т.е. определенной суммы знаний, составляющей субстрат образов и значений, без которых не может функционировать ни одно сообщество", - подчеркивает Московичи (58,с.185).
Социальные представления - это не только конституирующие элементы обыденного знания, но и строительные блоки социальной реальности. Превращение "представленного" в "реальное" - это сложный процесс, в котором участвуют как когнитивные механизмы, так и социальная коммуникация. В практике лингвистического (символического) обмена представления выполняют "перформативные" (исполнительские) функции: в качестве элементов языка или символов они, благодаря своей общезначимости, определяют данную ситуацию. Так, люди вполнеопределеннымобразомведут себяпо отношениюкхаризматическомулидеру, заставляя его, в свою очередь, вести себя (исполнять свою роль) в соответствии с ожиданиями (представлениями) других. Кроме того, представления "конструктивны": они избирают людей и предметы и помещают их в сеть взаимных отношений таким образом, чтобы эта практика отвечала условиям группы и содействовала коммуникации и поведению, которые соответствовали бы принятым в этой группе образам и понятиям. Тем самым саморепрезентация группы и ее представление своих социальных обстоятельств становятся ингредиентами групповой идентичности. С этой точки зрения "мы не можем разделять "субъективную" форму и "объективный" (т.е. принадлежащий внешним объектам) аспект социальных феноменов", так как "субъект представления присутствует в представленном объекте подобно тому, как деньги присутствуют в объекте купли-продажи, которому они приписывают стоимость" (44, с.517; 47, с.230).
Для того, чтобы понять содержание когнитивных механизмов, обусловливающих мотивы формирования и процесс функционирования социальных представлений, необходимо уяснить принципиальное различие двух форм бытия (и, одновременно, двух дискурсивных универсумов) - мира материализованного и мира согласованного. Рассмотренное в конвенциональных категориях (как мир согласованный), общество выступает как неотъемлемая часть жизни и поведения людей, как процесс и результат постоянного созидания ими социальной жизни, наполненной их целями и значениями. Это мир, где важны индивидуальные особенности, но каждый равен другому с точки зрения своей социальной значимости и компетентности: здесь все "любители" или "любознательные наблюдатели". Человек есть мера всех вещей - такова формула этого мира, а его парадигма - "исчезающее искусство конверсации".
В мире материализованном общество не узнает себя в творениях своих членов, эти творения отчуждаются и воплощаются в объектах, которые изучает наука. Здесь, напротив, вещи выступают мерой людей, которым наука предписывает, что истинно и что ложно. Этот дискурсивный универсум признает профессионалов (узких специалистов) и третирует любителей, его парадигмой служит компьютер. Иными словами, социальная и физическая реальность современности оказывается разделенной на два мира: способ познания материализованного универсума олицетворяет наука, путь к постижению универсума согласованного лежит через социальные представления, которые "формируют наше коллективное сознание, объясняют события и вещи, делая их доступными каждомуиз нас" (58,
с. 187).
Именно в этом последнем обстоятельстве и следует искать мотивы возникновения социальных представлений, подчеркивает Московичи. Каждое представление превращает "нечто неизвестное в то, что давно знакомо". Мир человеческого общежития - это мир, где каждый
хочет чувствовать себя защищенным от опасностей несоответствия, несовпадения, инаковости.
Все, что говорится и делается в универсуме согласовании, должно служить ранее принятому и устоявшемуся. Новое как таковое включается в этот универсум лишь постольку, посколькуоно способно "оживить диалог", вдохнуть новую струю в коммуникацию, спасти этот мир от рутины повторяемости. Это "динамика освоения (ознакомления), посредством которой объекты, индивиды и события делаются знакомыми и понятными на базе прежних событий и моделей"(58,с. 189). Здесь память стремитсявзять верхнадлогикой, прошлоенаднастоящим, образ - над действительностью. Акт представления переносит то, что тревожит и внушает опасения, из внешнего, незнакомого пространства во внутреннее, знакомое и привычное.
Таким образом, изучение социальных представлений предполагает поиск мотивирующих их элементов новизны и реконструкцию социокогнитивного процесса подтверждения старых выводов новыми посылками. Это происходит посредством закрепления и объективации социальных представлений.
Закрепление (анкеровка - в терминах Московичи) означает возврат представления (образа, понятия) к известной, общепринятой точке отсчета, "прицепление" его к обыденным образам и категориям повседневного опыта.
Объективация (воплощение) равнозначно трансформации абстрактного содержания в нечто почти физически осязаемое; это превращение того, что существует в мыслях, в нечто, существующее "в природе". Когда неизвестное помещено в знакомые рамки, появляется возможность сравнить его с известным, а значит, так или иначе интерпретировать. Будучи воплощенным в некотором конкретном, т.е. наблюдаемом и ощутимом виде, оно становится подвластным нашему контролю. Тем самым закрепление и объективация образуют инструментальную сторону формирования социальных представлений.
В свою очередь они обладают собственными механизмами действия. В первом случае - это категоризация и наименование, во втором - язык и память. Закрепить, "зацепить" социальное Представление - значит отнести его к некоторой категории, снабдив незнакомое именем (ярлыком). Если объект (идея, образ) соотнесен с категорией, он превращается в элемент конвенциональной категориальной сети и, следовательно, приобретает вполне определенные характеристики. Получив имя, он становится объектом коммуникации, поскольку нельзя обсуждать то, что не названо. Процесс представления себе объекта, пишет Московичи, - это "в основе своей процесс классификации и наименования, метод установления связей между категориями и именами" (58, с. 193). В результате категоризации и наименования представления, "посаженные на цепь" социальной памяти, приобретают социальную идентичность, а тем самым - и значение в согласованном конверсационном универсуме.
Объективация насыщает незнакомое понятие реальностью; в каждом представлении воплощается тот или иной уровень реальности, который создается социальным сообществом и исчезает вместе с ним (как, например, практически исчез уровень сверхъестественного в реальности модерна). Способность языка и мысли материализовать абстрактную сущность представления равнозначна"усилию трансформировать словоо вещи вовеществленноеслово". На первом этапе материализацияозначает открытие портретного эквивалента незнакомой идеи или объекта, что происходит путем сопоставления понятия и образа (например, понятие Бога и образ физического отца). Однако на практике невозможно все понятия "прикрепить" к конкретным образам. Поэтому социальные сообщества формируют те или иные комбинации слов (понятий), которые в принципе могут быть представлены.
Эти совокупности слов инкорпорируются в некоторую модель, или "фигуративное ядро",
образующие образную структуру, воспроизводящую в видимой манере структуру понятийную.
Формируя "фигуративное ядро", социальное сообщество ориентируется на образный арсенал социальной памяти. Так возникают клише, которые комбинируют разрозненные и упрощают сложные образы. В конечном счете "образ, ассоциируемый со словом или идеей, ввергнутый в
пучину социального бытия и пущенный по воле волн, начинает рассматриваться как реальность, - разумеется, как реальность конвенциональная,но все-таки реальность"(58, с.200). Исчезает различие между образом и миром, воспроизведенное понятие утрачивает характер символа,оно становится"копией реальности".Понятиетеряет произвольностьи абстрактность, приобретая "авторитет естественного факта"; для тех, кто его использует, понятиевыглядит как обладающее почти физическим, автономным бытием. На втором этапе происходит окончательная натурализация понятия; воспринятое окончательно заменяет собой мыслимое, так что изображение выступает бесспорным элементом реальности.
Дистанция между представлением и представляемой "вещью" исчезает ; то, что принадлежало понятиюкакдубликатуреальности,обращаетсявсвойствореального явленияи,такимобразом, становитсяистокомсамогопонятия.Поэтомуможнодажеговоритьотенденцииксоциальному номинализму, благодаря которой имена, идентифицирующие людей и вещи, множатся и распространяются, способствуя размещению своих носителей в пределах доминирующих представлений, утверждает Московичи. Теперь образы уже не занимают странного положения "между" словами, которые как будто обладают значениями сами по себе, и реальными вещами, которые подлежат обозначению; "приноровившись к вещам, они теперь сами есть то, что они обозначают" (58, с.201).
Противостояние двух дискурсивных универсумов, продолжает Московичи, реализует себя во взаимоисключающихспособахпознаниясоответствующихтиповреальности. Еслисоциальные представления превращают неизвестное в хорошо знакомое, то научные понятия воплощают обратное движение: от знакомого - к неизвестному и, тем самым, разрушают сложившуюся систему представлений о мире.
Наука, отправным пунктом которой некогда был здравый смысл, все дальше уходит от своих истоков. В свое время наука "снимала налет вульгарности с суждений здравого смысла", облекая эти суждения в форму научных постулатов. В эпоху модерна здравый смысл возвращает науку повседневности, переплавляя - посредством социальных представлений - научные истины в обыденные понятия.
Противоположные пути познания приводят к различным типам истины. Истинность социальных представлений (до тех пор, пока они остаются общезначимыми) основана на доверии к ним субъектов социального опыта; истинность научных понятий основана на законах: здесь "более доверяют правилам, чем людям и постоянно требуют новых доказательств" (44, с.518). Наконец, различны и типы объяснения, принятые в социальнодискурсивном и объектно-научном пространствах. В социальном мире существуют два типа познания.
Первый, известный под именем каузальной атрибуции, совпадает с причинным объяснением явлений, характерным для мира науки. Второй, обычно предваряющий первый, состоит в идентификации целей социальных субъектов и средств их достижения.
В терминах теории социальных представлений поиск причин и выведение следствий - это не что иное, как объяснение непонятного, т.е. трансформация неизвестного. Значит, изучение каузальной атрибуции должно принимать в расчет социальный контекст этой атрибуции, т.е.
опосредующий мирсоциальныхпредставлений. Вопрос"почему" применительно ксоциальной
реальностиозначаетнетолько"покакойпричине", нои"скакойцелью". Каузальнойатрибуции всегда предшествует процесс "обвинения" того социального субъекта, действия которого вызывают недоумение. "Обвинение" дает возможность проникнуть в скрытые мотивы непонятных поступков. Назвав политического девианта "врагом народа", индивид облекает идею в физический образ, который имеет вполне понятные, узнаваемые цели.
Таким образом, в объяснении социального явления участвуют и атрибуция, и "обвинение". Когда индивид ищет субъективные основания наблюдаемых действий, он прибегает к обвинению; когда его интересуют объективные факторы того, что на поверхности выглядит явлением субъективного порядка, он использует атрибуцию.
Эти процессы близки, но не синонимичны, "в одном случае причинность выступает в первом лице, в другом - в третьем" (58, с.206). Процесс каузальной атрибуции, - это ''привой" на плодоносящем дереве средств и целей. Этим соподчинением двух ликов социальной причинности постоянно пренебрегают социальные аналитики, проявляющие четкое стремление к "опричиниванию" познавательного контекста социальной реальности, считает французский психолог. В результате цели выглядят как причины, намерения выдаются за результаты, а средства выступают в виде следствий.
Изложенные выше идеи С.Московичи составляют теоретически ядро концепции социальных представлений.
По мнению его коллеги Д.Жоделе, работы идеолога новой французской школы остаются единственным в своем роде опытом систематического, всестороннего анализа данного феномена, в то время как его последователи сосредотачивают внимание на отдельных его аспектах. Это обстоятельство позволило Жоделе разработать классификацию более или менее автономных подходов к проблеме социальных представлений в новейших социопсихологических и междисциплинарных исследованиях. Классификация Жоделе включает три блока исследований, общим исходным пунктом которых служит интерпретация представлений как формы практического знания, связывающей субъект и объект. При этом понятия "субъект" и "объект могут наполняться разным содержанием, соответственно, поразному интерпретируются и их связи. Так, формирование представлений у индивидуального субъектаможет рассматриватьсякаккогнитивный процесс(тогдасубъект квалифицируетсякак познающая единица) или как продукт внутрипсихической деятельности (тогда акцентируются психологические параметры субъекта). В то же время в характеристику субъекта включаются социальные и культурные факторы.
Под субъектом может пониматься и социальная общность, тогда социальные представления рассматриваются как продукт идеологических процессов, протекающих в данной группе. Первый тип исследований, согласно Жоделе, составляет преимущественное изучение социокультурных условий формирования представлений и их циркуляции в обществе, а также языка коммуникации. Ко второму типу относятся описания социальных представлений как формы знания и их функции в процессе освоения социальной реальности (конструирование и интерпретация). К третьему типу принадлежат работы, выявляющие эпистемологический статус и когнитивную структуру представлений. В двух первых случаях аналитиков больше интересует образ мира, который создается и изменяется при посредстве социальных представлений; в последнем анализу подлежит процесс создания самого представления и его соотношение с миром объектов. Соответственно, два первых типа исследований акцентируют социальный генезис представлений и их роль в качестве конституирующих факторов знания о мире, тогда как последний делает упор на изучении их когнитивных параметров.
Классификация Жоделе позволяет констатировать, что последователи Московичи Не просто
ставят во главу угла разные аспекты его концепции, Но и рассматривают его идеи сразу в двух теоретических ракурсах - социокогнитивистском и социоконструкционистском. Подтверждением этому служат дискуссии в западноевропейских специализированных журналах, где концепция социальных представлений становится объектом полемики между двумя соперничающими направлениями в изучении социального познания. Если первоначально западные психологи, познакомившиеся с работами Московичи, были склонны рассматривать его теорию в русле когнитивизма, то со второй половины 80-ых годов растет число публикаций, авторы которых настаивают на возможности (и даже необходимости) ее конструкционистского прочтения. При этом одни комментаторы ограничиваются критикой того, что они называют уступками методологическомуиндивидуализму, которые сводят на нет социологический пафос идей новой французской школы (40; 41; 48; 50; 64; 67); другие выявляют точки соприкосновения концепции Московичи и англо-американского конструкционизма и развивают ее положения в этом направлении (24; 29; 36; 65; 66).
Можно выделить следующий круг взаимосвязанных проблем, которые обсуждают сегодня европейские психологи в связи с концепцией социальныхпредставлений: ееметатеоретическая ориентация (позитивизм /герменевтическая традиция), эпистемологический статус (новая парадигма /большая теория / методология изучения одного из явлений общественной жизни), роль в развитии когнитивизма /конструкционизма, социологические /индивидуалистические аналитические тенденции. Что же касается причин, обусловливающих разночтения, а порой и диаметрально противоположное понимание идей Московичи в западной социальной психологии 80-90-ых годов, то главными, несомненно, являются многоплановость самого феномена социальных представлений и нелюбовь французского психолога к (См.: Калькова В.Л. Исследование социальных представлений в европейской социальной психологии // РЖ "Социология" - М.: ИНИОН РАН, 1992, № 4.- С.92-109.) исчерпывающим дефинициям. Соглашаясь со своими критиками в том, что данный термин недостаточно четко определен, Московичи объясняет это расплывчатостью самого явления, которое ни поддается априорным дефинициям: его "легче схватить на интуитивном уровне и выяснить его значение при непосредственном использовании". Даже накопление эмпирических данных вряд ли поможет делу "определения", так что социальные представления, по-видимому, разделят судьбу многих социальных (и некоторых естественно-научных) понятий, которые "столь же пленительны, сколь туманны", - Полагает Московичи (46, с.957-958).
Вместе с тем, способы презентации этого феномена в работах идеолога новой французской школы дают пищу как для когнитивистских, так и для конструкционистских толкований. В пользу первого говорит описание социальных представлений как "когнитивных систем, обладающих собственной логикой и языком... в которых отражена теория или даже отрасль знаний в особом ее понимании - как способ идентификации и организации реальности" (60, с.345);в Пользувторого - ихинтерпретациякак"сущностейсоциальных, живущихсобственной жизнью, общающихся между собой, вступающих в противоречие и изменяющихся в гармоническом тандеме с течением нашей жизни" (58, с. 10). Детально разбирая ход объективации и закрепления, т.е. когнитивные механизмы формирования представлений, Московичи вместе с тем считает необходимым "освободиться от идеи, что представление чего- бы-то-ни-было - это имитация (ментальная или лингвистическая) фактов и вещей, обладающих значением вне выражающей их коммуникации" (47, с.230). Он стремится, таким образом, подчеркнуть различия ментальной репрезентации и социального представления; тем не менее последнее все же выступает интеллектуально-образной "копией" реальности, так как наряду с символической имеет и портретную ипостась. Вполне в духе конструкционизма звучит категорическоезаявлениеМосковичио том, что"нетникакойсоциальнойилипсихологической реальности как таковой, как не существует образов событий и людей, не связанных с личностью, которая эти образы создает" (47, с.230). Наконец, явно не вписывается в
когнитивистскую картину познавательных процессов следующее разъяснение французского
психолога относительно их формы и содержания: "Представление, которым мы располагаем, не связано непосредственно с нашей манерой думать; скорее наша манера думать и то, что именно мы думаем, зависит от предмета, т.е. от того факта, имеем ли мы в своем распоряжении данное представление... навязанное нам как достижение сменяющихся поколений" (60, с. 10).
С этой точки зрения, термин "социальное представление" кажется Московичи предпочтительнее близкого понятия "когнитивная схема", которое "указывает на упрощенное представление и менее глубоко укоренено в социальном мире" (47, с.215). Как и конструкционисты, Московичи различает два дискурсивных универсума и соответствующие им типы истины и причинности. Однако он не распространяет принцип социальной эпистемологии на процесс построения самого здания социальной психологии, оставаясь (как и когнитивизм в целом) заложником гипотетико - дедуктивной модели науки. В споре о том, должны ли физические теории по-прежнему служить образцом для построения теорий в социальной психологии, Московичи, по его собственным словам, в известной мере принимает обе позициитрадиционное"да"и нетрадиционное(ещенуждающеесяв доказательствах) "нет" (8, с.215). Подобная точка зрения, замечает Мэри Джерджен, равнозначна "балансированию между миром индукций и миром конструкций": оставаясь в теории приверженцем позитивистской традиции, на практике французский психолог является создателем такой модели социопсихологического знания, которая опровергает ее классические метатеоретические постулаты (29, с.433).
Прямо противоположное толкование концепции Московичи предлагает Э.Уэллс. Оноценивает новую французскую метатеорию как чрезмерно конструкционистскую и утверждает, что постулат о двух реальностях мешает адекватному развитию психологии социальных представлений, т.е. изучению реального явления общественной жизни. Главным мотивом метатеоретических идей Московичи Уэллс считает его веру в социальные конструкты как детерминанты человеческой активности и когнитивной деятельности. Эта вера связана с той концепцией человека как участника и творца социального мира, которую французский психолог хочет противопоставить "однонаправленной" информационной модели когнитивизма. "Глубоко социальная природа его теории, - поясняет свою мысль Уэллс, - требует такой концепции человека, которая не будет трактовать его как изолированное существо в окружении произвольных стимулов, лишенных значения, но поместит его в центр мироздания, полного символов и социальных соблазнов" (67, с.440). Московичи не отрицает субстанциональности физического мира, он не согласен лишь с тем, что физический мир детерминирует мир социальных представлений. Это положение представляется Уэллсу более, чем сомнительным, хотя бы потому, что отрицание физических оснований знания тождественно отказу от признания его чувственной данности, что чревато "эпистемологическим вакуумом". Необходимо таким образом переосмыслить метатеорию новой французской школы, чтобы она постулировала различие не двух самостоятельных реальностей, а двух аспектов одной и той же фундаментальной действительности. Подобная трансформация сохраняет ключевое утверждение Московичи о том, что человек и общество могут и должныизучаться с точкизренияхарактерныхдля нихверований, представлений, идей и целей, т.е. в терминах интенциональности. Идея интенциональности вполне отвечает намерению Московичиотыскать истокисоциальныхпредставленийипроследить ихдинамику. Кроме того, она открывает возможности для более глубокого проникновения в существо представлений, верований и целей, включая их физические предпосылки и носителей.
На этом пути вполне возможно сближение социальной психологии представлений и когнитивной науки (включая нейрофизиологию), которое Уэллс расценивает как желательное и взаимовыгодное.