Перспективы цивилизации в свете постиндустриальной теории

Теория постиндустриального общества была создана в первую очередь как инструмент осмысления специфики современного момента и направлений развития цивилизации. Между тем прогнозы, считающиеся неоспоримыми большинством ее приверженцев, остаются весьма немногочисленными. Так, отмечается, что в зрелом постиндустриальным обществе будут превалировать четвертичный и пятеричный секторы хозяйства, в которых окажутся заняты от трех четвертей до четырех пятых всего трудоспособного населения. Признается, что деятельность подавляющего большинства работников утратит трудовые черты и приобретет существен ные элементы креативности³³⁵. Возникнет общество, характери зующееся фактически полным отсутствием таких классовых противоречий, которые могли бы послужить серьезным деструктив ным элементом, социум, в котором система ценностей способна «установить, пусть и приблизительно, справедливое распределение

дохода, обеспечить его минимальный уровень для всех граждан и т. д.»³³⁶. Государство, представленное меритократией и работниками научной сферы, будет осуществлять программирование общественного производства и сохранять необходимый контроль над социальной сферой. В результате «дух информационного общества станет духом глобализма, а человек и природа могут жить в гармонии... предполагающей строгую самодисциплину и социальное сотрудничество»³³⁷.

Однако значительное количество вопросов и по сей день остаются нерешенными. При этом следует отметить, что современные общества сталкиваются не только с «внешними» по отношению к постиндустриальным структурам, но и с порожденными самим постиндустриальным развитием проблемами.

Рассматривая становление постиндустриальной теории, не следует упускать из виду, что оно происходило в очень сложный для западной цивилизации период, когда только что спало напряжение, вызванное волной социальных движений конца 60-х годов, но мир еще стоял на пороге крупнейшего в послевоенной истории экономического кризиса, когда активно шел процесс деколонизации, поражение коммунизма было еще далеко не очевидным, а опасность военного столкновения сверхдержав временами выглядела очень реальной. Поэтому вполне естественным было внимание, которое авторы подобных концепций уделяли глобальным процессам, развивающимся в современном мире.

Описывая «среду», в которой развиваются постиндустриаль ные социумы, исследователи отмечали не только чисто экономические противоречия, порождающие циклические и структурные кризисы (что наиболее рельефно изображено О.Тоффлером в его известной работе по проблемам «экоспазма»³³⁸), но и проблемы экологического характера. Кроме того, в качестве одной из важнейших характеристик этой «среды» рассматривались конфликты, постоянно возникающие в отношениях между Востоком и Западом, Севером и Югом. Следует заметить, что большинство классиков постиндустриальной теории, не относясь явно враждебно к коммунистическим режимам, но отмечая неэффективность созданных ими хозяйственных моделей, были уверены в историчес ком торжестве западного типа производства и западной системы ценностей. Именно ценности демократии и хозяйственной свободы, являющиеся объектом естественного стремления человека ХХ века и недоступные большинству населения коммунистиче ских стран, в конечном счете подорвали политическую стабиль

ность в Восточной Европе и разрушили коммунистическую систему³³⁹.

Между тем проблема увеличивающегося разрыва и нарастающего противостояния по линии «Север—Юг» привлекала и продолжает привлекать внимание всех без исключения футурологов. Несмотря на быстрый прогресс технологий, лишь немногие из развивающихся стран оказались в состоянии воспользоваться его плодами; для большинства же результатом наступления технетронной эры стало только предельно обостренное понимание недостижи мости западных стандартов жизни и западного уровня потребления. Следствием является усиливающееся чувство ущемленности, распространяющееся в «третьем мире» и способное вызвать взрыв ненаправленной ненависти³⁴⁰. Противоречия подобного рода становятся еще более актуальными ввиду нарастающей миграции населения этих стран в Западную Европу и США, правительства которых зачастую не могут найти адекватных мер в связи с ускорением этого процесса. Активизация исламской идеологии и политики, а также возможная экономическая и политическая консолидация Японии и Китая в наступающем столетии создают новые мировые центры силы, способные в случае непредвиденного развития событий подорвать хрупкую стабильность 90-х годов.

Однако для нашего исследования гораздо более интересен анализ сторонниками теории постиндустриализма тех социальных изменений, которые порождены непосредственно в процессе становления этой новой формы общественной организации.

В последнее время все чаще отмечается тот факт, что развитие некоммерческого сектора, увеличение числа добровольных организаций и прочие аналогичные процессы являются не столько свидетель ством торжества прогрессивных постиндустриальных тенденций, сколько последней попыткой людей хоть чем-то ответить на ускоряющееся вытеснение их не только из сферы собственно материаль ного производства, но и из сферы услуг. Адекватная оценка всей опасности этого явления возможна при учете двух обстоятельств. С одной стороны, большинство из высвобождающихся подобным образом людей не могут быть вовлечены в те быстро развивающиеся сферы информационной экономики, где требуются высокий уровень образования и творческий потенциал, и, следовательно, переходят в разряд граждан, фактически не имеющих шансов получить себе достойное занятие когда-либо в будущем. С другой стороны, эти люди, как и большинство членов свободного общества, воспитаны в соответствии с принципами западной «разрешающей утопии», которая на уровне

действия вполне может быть сведена до вседозволеннос ти, если алчность искусственно воспитывается в качестве единственного мотива этого действия³⁴¹. Скорость технологического прогресса такова, что он порождает на одном полюсе власть над гигантскими информационными массивами и взлет творческой активности у значительной части населения, создавая в то же время на другом полюсе не менее значительную массу людей, также покинувших сферу материального производства, но перешедших не в информационный сектор, а в «никуда», откуда нет возврата в быстро изменяющийся мир.

При этом имеет место и еще одна достаточно опасная тенденция. Помимо развития творческой деятельности на производстве и в свободное время технологический прорыв последних десятилетий порождает также и совершенно непроизводительную активность, в которую вовлекается все больше людей. Это приводит к замедлению темпов экономического роста³⁴², все большей избирательности в выборе деятельности и так далее. Результатом становятся растущая праздность населения, предпочитающего получать заработную плату, признаваемую достаточной, за выполнение минимальных обязанностей, а также ориентация на работу лишь в тех сферах, деятельность в которых им представляется наиболее приятной. Такая ситуация чревата для развития постиндустриальных наций не только большей внутренней нестабильностью, но и неготовностью к отражению нарастающей экономической агрессии со стороны азиатских экономик и стран «третьего мира».

Обращаясь к этим проблемам, мы выходим за рамки общетеоретической схемы и оказываемся в кругу тех исключительно важных, но все же относительно частных вопросов, которые мы подробно рассмотрим в четвертой части нашей книги. Сейчас же нам хотелось бы подчеркнуть те элементы внутренней связи и взаимодополняемости, которые, на наш взгляд, существуют между марксовой концепцией и теорией постиндустриального общества как двумя адекватными историческими доктринами.