Vinogradov_V_V_O_teorii_khudozh_rechi

68

10

Распространено убеждение, что всякое крупное произведение искусства должно непременно пройти через очищающий фильтр истории и как-то отстояться во времени, прежде чем оно может быть всесторонне понято.

Углубленные исследования языка и стиля отдельных представителей русской художественной литературы, главным образом XVIII—XX веков, начатые еще в 20—30-е годы и продолжавшиеся с особенной силой и напряженностью в 40—50-е годы, иногда сопровождались широкой конкретно-исторической постановкой важных проблем стилистики: об отношении «языка писателя» к общему литературному языку эпохи, о специфических свойствах индивидуального стиля того или иного художника слова, об его «лингвистическом спектре» ¹, о своеобразных принципах отбора, группировки и употребления лексики в тех или иных направлениях художественной литературы — соотносительно с развитием лексики литературного языка вообще ², о связи стилистики индивидуальной художественной речи с общими тенденциями развития литературного языка ³, о взаимовлиянии и взаимодействии стилей публицистики и художественной литературы, в частности, поэзии (см., например, многочисленные работы, посвященные анализу общественно-политической лексики и терминологии в поэзии Рылеева, Некрасова, в художественной прозе Герцена, Чернышевского и т. п.), о месте «художественного стиля речи» или «языка художественной литературы» в общей системе стилей литературной речи ⁴.

¹ См., например, докторскую диссертацию проф. А. Ф. Ефремова «Язык Н. Г. Чернышевского» («Ученые записки Саратовского гос. пед. института», вып. XIV, 1951). ² См., например, докторскую диссертацию проф. С. А. Копорского «Из истории развития лексики русской художественной литературы 60—70-х гг.» (Автореферат, Калинин, 1951}, посвященную анализу лексики сочинений Н. Успенского, Ф. Решетникова и В. Слепцова. Ср. также работы такого рода, как работа Н. С. Авиловой, К изучению языка поэтов-декабристов, «Материалы и исследования по истории русского литературного языка», т. IІІ, M. 1953. ³ См., например, работу В. Виноградова, Из наблюдений над языком и стилем И. И. Дмитриева, «Материалы и исследования по истории русского литературного языка», т. I, 1949. ⁴ См. дискуссию по вопросам стилистики в журнале «Вопросы языкознания» за 1954 г. и статью В. Виноградова, Итоги обсуждения вопросов стилистики, «Вопросы языкознания», 1955, № 1.

69

Изучение языка литературных произведений чаще всего сводится к описанию их лексики, реже фразеологии, еще реже — синтаксиса. Стилистические наблюдения над функциями разных разрядов лексики в структуре того или иного сочинения однообразны. Иногда наличие рукописных вариантов или переработанных текстов произведения позволяет изучать проблему отбора и оценки синонимических или параллельных средств выражения в стиле А. Чехова, М. Горького, К. Тренева («Любовь Яровая») и других писателей ¹.

Нередко при описании языка литературного произведения с точки зрения грамматической или лексической придается особенное значение преобладанию или частоте применения тех или иных выражений, конструкций. В этом усматривается специфика «индивидуальной манеры писателя выражать свои мысли». Например, в прозе Лермонтова отмечается широкое употребление соединительных конструкций с союзом и: ими великий писатель «особенно часто пользуется... для выражения присоединительных отношений» в своеобразном смысловом контексте ². Но есть ли в этом приеме какие-нибудь индивидуальные отличия, хотя бы от пушкинского применения этих конструкций, не объясняется.

Вообще принципы сопоставительного, а также типологического исследования стилистических систем разных писателей-современников у нас не разрабатываются или разрабатываются мало и слабо. Статистические способы изучения лексики, а также грамматических конструкций применительно к разным литературно-художественным произведениям не применяются. За последние годы не появлялось значительных исследований, посвященных речевой и стилистической характеристике широких литературных направлений (например, русского романтизма 20—30-х годов XIX века, ранних проявлений

¹ Ср., например, статьи: М. Я. Кривонкиной, Работа А. М. Горького над лексикой публицистических статей советского периода, «Ученые записки Карело-Финского гос. университета», т. V, вып. I, Исторические и филологические науки, Петрозаводск, 1955; Л. А. Введенской, Работа К. Тренева над словом, «Ученые записки Ростовск.-на-Дону гос. пед. института», вып. 4(14), 1955, и др. под. ² А. А. Тютяева, Сложносочиненное предложение в прозе М. Ю. Лермонтова, Автореферат, Харьков, 1953, стр. 14,

70

реализма в русской художественной литературе 30—40-х годов XIX столетия и т. п.). Вместе с тем у нас не обнаружилось согласия и единства в понимании отношения «языка художественной литературы» к другим стилистическим разновидностям литературного языка. Одни ставят стиль художественной литературы в параллель, в один ряд с ними, другие считают его (что гораздо ближе к истине) явлением иного, более сложного порядка. Ведь «язык художественной литературы использует, включает в себя все другие стили или разновидности книжно-литературной и народно-разговорной речи в своеобразных комбинациях и в функционально преобразованном виде. В области художественной литературы выступают свои специфические — композиционные и эстетико-стилистические — категории. Так, в словесно-художественном произведении формы литературной и нелитературной речи воспринимаются и осмысляются не только в плане их социально-диалектного или стилистического состава и построения, в плане историко-лингвистическом, но и в плане эстетическом, а также композиционно-контекстном, в плане субъективно-характеристическом, в отношении к «субъекту речи», с точки зрения социально-исторической характерологии. Стили речи в художественной литературе, своеобразно сочетаясь и объединяясь, отражаются и выражаются в стиле автора, в стиле «образа повествователя», в стиле персонажей литературного произведения.

Между тем характерной особенностью большинства наших новейших работ, посвященных языку и стилю писателей, является смешение или, вернее, недостаточное различение задач изучения русского литературного языка и языка художественной литературы. Оно сказывается даже в таких статьях и исследованиях, которые имеют своей целью анализ приемов словоупотребления в отдельных литературных жанрах, то есть вопросы стилистики литературы. Например, в статье Г. А. Шелюто «Лексика иносказаний в революционно-демократической литературе 60-х годов» изучаются принципы переносного употребления естественно-научных терминов в стилях революционно-демократической литературы 60-х годов, однако без глубокой связи с общими закономерностями развития лексической системы литературного языка в это

71

время ¹. В статьях и исследованиях, характеризующих работу писателей над языком произведений (по рукописям или печатным изданиям), нечетко разграничиваются вопросы, связанные с анализом стиля и композиции данного конкретного произведения, с общим развитием стиля писателя и с изменениями литературного языка и языка художественной литературы ².

Следовательно, историко-лингвистическое изучение художественных произведений должно сопровождаться также изучением их в плане исторической стилистики художественной речи и поэтики ³. Исторический подход к изучению языка художественной литературы и специфических закономерностей его развития убеждает в том, что хотя развитие русского литературного языка и его норм происходит в тесной связи с общим ходом развития литературы, однако интенсивность влияния языка литературы и широта его распространения, а также самый характер этого влияния различны в разные периоды истории культуры народа. Это влияние, естественно, больше всего захватывает области синтаксическую и лексико-фразеологическую — во всем многообразии их стилистического функционирования. Но индивидуальные черты языка писателей должны привлекать внимание историка литературного языка лишь в той мере, в какой они углубляют понимание общего направления и общих закономерностей развития литературного языка в тех или иных его сторонах и структурных элементах, особенно в сфере слово- и фразообразования, обогащения и упорядочения

¹ «Доповіді та повідомлення Ужгородського університету, Серія історико-філологічна», 1957, № 1, стр. 70—73. ² См., например, статью Т. И. Пабауской, О работе А. П. Чехова над языком произведений в 90-х — начале 900-х годов, «Ученые записки Латвийского университета», 1956, т. XI, стр. 235—262. ³ А. И. Ефимов в книге «Стилистика художественной речи» (изд. МГУ, 1957), использовав материалы своих предшествующих научно-популярных работ: «Об изучении языка художественных произведений», 1952, и «О языке художественных произведений», 1954, — занялся главным образом следующими темами: проблема языка и слога писателя, речевая экспрессия, метафоризация значений слов и ее роль в создании образной речи, синонимика и ее использование писателями, изобразительная роль имен существительных, прилагательных, местоимений и глаголов, стили произношения и их отражение в художественных произведениях.

72

синтаксических конструкций, а также в области сочетания, столкновения и объединения разных стилевых пластов и компонентов речи. При этом необходимо помнить, что художественная литература дает эстетически преобразованное отражение или воспроизведение «речевой жизни» народа — в соответствии с господствующими в ней в данный период социально обусловленными эстетическими и идейными направлениями и методами творчества.

Изучение языка писателя содействует углубленному пониманию его образа, его идейных тенденций, индивид дуальных своеобразий его словесно-художественного мастерства. В этом аспекте язык писателя обращен к стилистике и поэтике художественной литературы, к системе ее живых жанров и творческих направлений. Вместе с тем степень и характер индивидуализации стиля художественного произведения, стиля писателя изменяются в связи с общим социальным развитием культуры личности, образа автора ¹.

Все эти идеи и обобщения, укрепляемые разработкой теории развития литературных языков ², указывают новые пути исследования истории «языка художественной литературы», или истории литературно-словесного искусства народа, и намечают новые принципы изучения взаимоотношений и взаимодействий истории литературного языка и истории литературно-художественного творчества.

Понимание этих принципов конкретизируется и вместе с тем углубляется в связи с тем, что язык и стиль некоторых классиков русской художественной литературы в 40—50-е годы нашего столетия подвергся тщательному, всестороннему изучению в историческом плане (см., например, исследования пушкинского языка и стиля, принадлежащие Б. В. Томашевскому, В. В. Виноградову, С. М. Бонди, Б. С. Мейлаху, Н. С. Поспелову, Д. Д. Благому и др., цикл работ по изучению языка и стиля

¹ См. В. В. Виноградов, Проблема исторического взаимодействия литературного языка и языка художественной литературы, «Вопросы языкознания», 1954, № 4. ² См. записку, составленную В. В. Виноградовым, М. С. Гурычевой и Н. И. Конрадом, «Основные вопросы образования и развития литературных языков» (изд. Бюро ОЛЯ АН СССР, 1957).

73

Гоголя ¹, Л. Толстого, М. Н. Салтыкова-Щедрина ², Чехова и других писателей).

Стало ясно, что многие художественно-стилистические проблемы и идейные задачи, разрешаемые художниками в своем творчестве, никак не могут быть вмещены в границы истории литературного языка.

В связи с укоренившимся после лингвистической дискуссии 1950 года признанием общенародного, неклассового характера языка остро выступила и вызвала оживленный интерес проблема — стиль и мировоззрение. Для литературоведа стиль писателя органически связан с его идейными замыслами. Анализ «языка писателя», осуществляемый языковедами, нередко сопровождается смешением языковых явлений с внеязыковыми, словесно-стилистических категорий с категориями мировоззрения, а иногда и изображаемой автором действительности. Именно это ставилось в вину профессору А. И. Ефимову как исследователю языка сатиры Салтыкова-Щедрина. Проблема связи и соотношения стиля и идейно-художественного замысла, стиля и мировоззрения нуждается в дальнейших конкретно-исторических исследованиях. Сама постановка этой проблемы наглядно демонстрирует специфичность задач и понятий, связанных со стилистикой художественной речи, с изучением языка художественной литературы. Язык художественного произведения, являясь средством передачи содержания, не только соотнесен, но и связан с этим содержанием; состав языковых средств зависит от содержания и от характера отношения к нему со стороны автора ³. В этом случае под «языком» понимается система средств словесно-художественного выражения и изображения. Так по разным направлениям определялись линии схождения и расхожде-

¹ См., например, статьи В. В. Виноградова и Н. Ю. Шведовой в «Материалах и исследованиях по истории русского литературного языка», т. III, 1953. ² См. например, исследование проф. А. И. Ефимова, «Язык сатиры Салтыкова-Щедрина» (Изд. МГУ, 1953.): ³ См. В. В. Виноградов, Язык художественного произведения, «Вопросы языкознания», 1954, № 5, стр. 14. Любопытны укореняющиеся шаблоны обозначений связи стиля и идеологии: «идеологический фильтр языковых элементов», стиль как «отражение мировоззренческих позиций писателя» и т. п.

74

ния между историей литературного языка и историей стилей художественной литературы ¹.

Интересную попытку связать разнообразные элементы формы литературно-художественного произведения (то есть свойства языка и стиля) с его содержанием, с идейным замыслом писателя, с его мировоззрением представляет книжка А. В. Чичерина «О языке и стиле романа-эпопеи „Война и мир“» ². Автор заявляет: «Язык поэзии и прозы нас интересует не как совокупность приемов или особенностей, а как воплощение коренных свойств мышления и, в конечном счете, мировоззрения писателя» ³. Принципы изучения литературного произведения в этом плане, а также необходимые для этого понятия, категории и термины автором не раскрываются. К изучению собственно языка Л. Толстого работа А. В. Чичерина имеет мало отношения. Задача автора — сделанные им наблюдения над творческим методом Л. Толстого, над стремлением великого писателя художественно изобразить жизнь и характеры в их движении и противоречиях (наблюдения, в общем, интересные, иногда самостоятельные, но нередко вытекающие из предшествующих работ о стиле Л. Толстого), как бы наложить непосредственно на словесную ткань произведений Л. Толстого и истолковать в этом аспекте некоторые своеобразия художественной манеры этого автора. А. В. Чичерин стремится найти здесь «признаки руководящей идеи, творческой методология целого» ⁴. Чаще всего А. В. Чичерин рассуждает об особенностях композиции и способов построения характеров у Л. Толстого (например, Пьера Безухова) безотносительно к законам и правилам движения его повествовательного стиля и к способам речевой структуры образов действующих лиц, к принципам построения их речи. Можно считать этот метод изучения творчества Л. Толстого литературоведческим или искусствоведческим (с налетом психологизма). Но иногда А. В. Чичерин близко подходит к исследованию словесной структуры произведений

¹ См. также Р. Р. Гельгардт, Некоторые вопросы теории и практики изучения языка и стиля писателей, «Вопросы языкознания», 1958, № 3, стр. 110—120. ² А. В. Чичерин, О языке и стиле романа-эпопеи «Война и мир», изд. Львовского ун-та, 1956. ³ Там же, стр. 3. ⁴ Там же, стр. 4.

75

Л. Толстого. Некоторые из его наблюдений, например, над эпитетами у Пушкина и Л. Толстого, над некоторыми своеобразиями речи героев Л. Толстого представляют несомненный интерес. Однако А. В. Чичерин, стремясь связать характерный для Л. Толстого синтаксический строй речи, некоторые приемы его синтаксиса с индивидуальными чертами его мышления и мировоззрения, обнаруживает лингвистическую беспомощность, смешивает совершенно разные категории языка и стиля и придает им субъективное и притом очень неясное, расплывчатое значение. Вот примеры механического, неточного истолкования грамматических форм — причастий и деепричастий в «мнимосинтаксических» разысканиях А. В. Чичерина: ¹

«Первое же слово, которое характеризует Пьера, «в распахнутойшубе», мы снова встречаем через несколько страниц: «Явился бухарский халат, распахнутый на широкой груди...» Этим же словом пользуется автор и через несколько лет, когда речь идет о молодом Пьере в одну из самых возвышенных и светлых минут его жизни: «Домой,— сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахиваямедвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди». И в «Декабристах» и в «Войне и мире» это причастие страдательного залога и деепричастие воплощают минутный жест, через который, однако, просвечивает самая сущность данного персонажа обоих романов». Однако всем ясно, что страдательное причастие в формах: «в распахнутой шубе» и «халат, распахнутый на широкой груди» не «воплощает» никакого минутного жеста, оно выражает состояние шубы и халата. Поэтому, если бы А. В. Чичерин не обращался к синтаксису, он свою мысль выразил бы гораздо лучше без упоминания причастий и деепричастий (ведь распахивая тоже не воплощает минутного жеста).

А. В. Чичерин заявляет: «Для многообъемлющего, анализирующего и связывающего мышления автора «Войны и мира» существенными и выразительными являются осложненные синтаксические формы его речи» ².

«...Синтаксическое строение речи Толстого не менее

¹ А. В. Чичерин, О языке и стиле романа-эпопеи «Война и мир», стр. 12. ² Там же, стр. 31.

76

важно, чем выбор слов. Строение мысли не менее важно, чем тот или иной выбор конкретных объектов, ее реализующих» ¹. Формы связи синтаксического строения речи с «строением мысли» как в общем литературном языке, так и в индивидуальном стиле Л. Толстого А. В. Чичериным не характеризуются.

Все эти декларации не связаны с выяснением основных понятий и категорий той стилистики словесно-художественного творчества, о которой мечтает автор. Впрочем, самая проблема внутреннего единства всех элементов словесно-художественного стиля — грамматических, лексико-фразеологических, выразительных и изобразительных — представляет огромный методологический интерес для науки о языке художественной литературы ² и не может считаться достаточно освещенной ни с теоретической, ни с конкретно-исторической точек зрения.

Между тем А. В. Чичерин явно смешивает синтаксис и семантику, формы построения речи и ее содержание. Он, например, пишет: «Самое скопление однородных членов, названий и противоречащих друг другу суждений создает характеристику той всеобщей сутолоки, о которой говорит автор: ,,...когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел», и много других, и, несмотря на то, все являлись новые и новые названия; в то время, когда...“» ³. Однородные члены, названия и противоречащие друг другу суждения, — это термины и понятия разных наук. К синтаксису относятся лишь так называемые однородные члены предложения. Но могут ли они создавать впечатление сутолоки — неясно и сомнительно.

Таким образом, до сих пор попытки синтетического построения стилистики словесно-художественного творчества у нас чаще всего оказывались неудачными.

¹ А. В. Чичерин, О языке и стиле романа-эпопеи «Война и мир», стр. 30. Ср. стр. 39. ² См. «Вопросы литературы», 1957, № 6, стр. 213—219. Рецензия С. Бочарова выражает одновременно и восхищение литературоведа и отсутствие надежной филологической подготовки у рецензента. ³ А. В. Чичерин, О языке и стиле романа-эпопеи «Война и мир», стр. 10—11.

77

Тем не менее накоплялось все больше материала и обобщений как для теории литературного языка, для понимания закономерностей его развития в разные периоды истории народа, так и для стилистики художественной речи, для изучения истории «языка художественной литературы», истории русского литературно-словесного искусства, его направлений и школ, представлявших сложное и нередко противоречивое сочетание общих стилистических систем и методов с ярко выраженными индивидуальными стилистическими чертами. Правда, вопрос о точном разграничении таких понятий, как «стили литературного языка», «стили литературной речи», «стили художественной литературы», «стили литературных школ» (и направлений), «индивидуальный стиль писателя» и т. п., сохранял всю свою остроту и требовал дальнейших исследований и обсуждений.

На основе положений марксистской теории развития общественных явлений преодолевалась односторонность прежних попыток представления общих процессов движения поэтического языка как обособленной сферы языкового развития, подчиненной своим имманентным законам (ср., например, отражение этих идей в «Истории чешского литературного языка» академика Б. Гавранка, в которой развитие поэтического чешского языка представляется по существу в отрыве от общей социально обусловленной истории других форм и стилей литературной речи как воплощающее свои имманентные тенденции словесно-художественного развития).

11

На таком фоне можно было бы к середине 50-х годов ждать появления новых обобщающих трудов и по истории русского литературного языка и по истории стилей русской художественной литературы. Дело в том, что в предшествующей традиции у нас наметилась тенденция сочетать изложение общего процесса развития русского литературного языка с очерками (иногда очень детальными и разнообразными) языка (или стиля) отдельных крупных писателей.

Именно по такому смешанному принципу, в котором

78

история русского языка переплетается с историческими эскизами индивидуальных стилей разных писателей, были построены «Очерки по истории русского литературного языка» В. В. Виноградова ¹.

Тут применялись разные критерии выделения «стилей языка», и понятие стиля литературного языка не было четко и резко отграничено от понятия индивидуально-художественного стиля писателя. Между тем вставленные в общее повествование о развитии русского литературного языка очерки стилей отдельных выдающихся писателей относятся в большей своей части скорее к истории русского литературного искусства, чем к истории русского литературного языка. Таковы, например, в книге В. В. Виноградова глава «Язык Лермонтова», а также значительная часть разделов главы «Язык Гоголя и его значение в истории русской литературной речи XIX в.», краткий очерк, посвященный языку Л. Толстого.

Совершенно открыто смешивает процессы развития русского литературного языка с явлениями индивидуального стиля писателей и их литературного мастерства профессор А. И. Ефимов в своей «Истории русского литературного языка» ². Характерны названия отдельных глав: «Язык Гоголя и его значение для развития стилей прозы», «Взгляды Горького на язык художественных произведений и его борьба за чистоту и богатство литературного языка», и т. п.

Естественно, что крепла и распространялась мысль о необходимости создания истории русского литературного языка, свободной от всяких неорганических и случайных примесей из сферы изучения литературного мастерства отдельных писателей. Институт языкознания АН СССР напечатал проспект «Очерки истории русского литературного языка XIX века» (1956).

Здесь в предисловии говорится: «История литературного языка в советском языкознании обычно рассматривалась как процесс борьбы и взаимодействий разных стилей речи и жанровых разновидностей. При этом литературный язык нередко полностью отождествлялся с язы-

¹В. В. Виноградов, Очерки по истории русского литературного языка, 2-е изд., М. 1938. ² А. И. Ефимов, История русского литературного языка, М.,

79

ком художественной и публицистической литературы в лице ее крупнейших представителей. При исследовании языка художественных произведений индивидуальное словоупотребление писателя и своеобразие его стиля, как правило, не отграничивались от явлений общелитературного языка» ¹. И далее задачи «Очерков» представлялись так: «В круг лингвистического изучения должны быть вовлечены значительные материалы языка художественной, общественно-публицистической, научной литературы, официально-деловой письменности, частной переписки, мемуарной литературы, причем произведения художественной литературы, как и другие памятники языка, будут изучаться в качестве материала для исследования явлений литературного языка как высшей формы общенационального языка, обслуживающей всю культурную жизнь нации. Материалы, извлеченные из произведений отдельных писателей, должны рассматриваться с точки зрения языковых категорий общенародного языка. Следовательно, в «Очерках» не найдут освещения вопросы художественного использования определенных речевых средств литературного языка в композиции литературных произведений или в стиле того или иного жанра письменности» ².

По замыслу «Очерки истории русского литературного языка XIX века» будут включать в себя и результаты изучений влияний отдельных писателей на общие процессы и закономерности развития русского литературного языка.

«Известно, — читаем в предисловии, — что многие изменения в области лексико-фразеологических, синтаксических и отчасти морфологических явлений литературного языка связаны с развитием стилей речи. Поэтому связь и взаимодействие между движением явлений литературного языка и изменениями в системе стилей речи должны найти научное освещение в «Очерках».

Общеизвестно также, какое большое влияние на развитие русского литературного языка оказывала деятельность таких великих русских писателей, как Пушкин,

¹ «Очерки истории русского литературного языка (проспект)», М. 1956, стр. 4. ² Там же, стр. 5.

80

Гоголь, Некрасов, Белинский, Чернышевский, Л. Толстой, Чехов, М. Горький.

Детальное изучение материала даст возможность точнее определить в «Очерках» место и роль каждого из наших выдающихся писателей в эволюции литературного языка» ¹.

Что же мы на самом деле находим в проспекте или проекте «Очерков»? В области лексики и синтаксиса наблюдается типичная для предшествующей традиции ориентация на «язык художественной литературы» (ср., например, стр. 12—13, 24, 26 и некоторые другие страницы). С другой стороны, явления лексики, словообразования, морфологии, синктаксиса, произношения рассматриваются обособленно — без всяких связей друг с другом. Поэтому никакой последовательности, никакой закономерности в изменениях литературного языка не обнаруживается. Литературный язык превращается в конгломерат различных фонетических, грамматических и лексических явлений и процессов. Периодизация его развития отсутствует.