[Maikl_Polani]_Lichnostnoe_znanie_na_puti_k_postk(BookZZ.org)

автопилоты, приборы, управляющие артиллерийским ог­ нем, и прочие машины, действие которых не огравичива­ ется логическим выводом. А. М. Тьюривг показал 1, ЧТО можно придумать машину, которая будет как конструиро­

вать, так и выдвигать в качестве новых аксиом сколь угодно много гёделевских высказываний. Всякий повго­ ряющийся эвристический процесс, примвром которого в области дедуктивных наук и служит гёделевский вывод, может выполняться автоматически. Машииа может авто­ матически играть в шахматы. И вообще всякое искусство воспроизводимо в автоматическом процессе в той степе­ ни, в какой правила или нормы искусства могут быть сформулированы. Они могут включать в себя даже эле­ мент случайпооти, который обеспечит, например, пропе­ дура подбрасывания монеты, но искусство или знание, не

имеющее писаных правил, никогда не сможет стать уде­

лом машины.

Всю сферу автоматических операций мы, конечно, не сможем описать, с точки зрения тех формальных крите­

риев, которые приманимы к машинам логического выво­

да. Однако необходимость связи машины и человека су­ щественно ограничивает независимость машины и обес­ печивает ей статус, подчиненный статусу мыслящего че­ ловека. Ибо машина является таковой, только если кто-то целенаправленно истшлъаует ее в этой роли, если кто-то считает, что правильная работа машины будет способст­ вовать достижению определенной цели. Иными словами, машина является инструментом, на который опирается челов-ек. В этом заключается различие между машиной и разумом. Интеллектуальные достижения человека воз­ можны с помощью машины или без её помощи, в то вре­ мя как сама машина может функционировать только как

продолжение человеческого тела и под руководством че­

ловеческого разума. Поэтому машина может существо­ вать как машина лишь в системе, состоящей из трех

авеньев:

1 В выступлении на симпозиуме «Разум и машина» в Манчес­

терском университете в октябре 1949 г. Этот результат предвосхи­

щался также в работе: Systems о! Logic Based оп Ordinals. Ргос. London Math. Soc., Series 2, 45, (1938-1939), р. 161-228.

271

и поскольку контроль, осуществляемый разумом над ма­ шиной, подобно всякой интерпретации жесгко нормиро­ ванной системы, является неспецифицируемым, можно сказать, что работа машины является ивтедлекгуальным пропессом лишь благодаря тому неспецифицируемому личностному коэффициенту, который обеспечивается ра­

зумом человека, использующего машину.

10. Неврология и психология'

Неврология основана на допущении, что нервнал си­ стема, которая функционирует автоматически, в соответ­ ствии с известными законами физики и химии, опреде­ ляет все проявдения, приписываемые обычно разуму ИН­ дивида. В психологии имеется аналогичная тенденция­

редуцировать ее предмет к очевидным отношениям изм,е­

римых величин; такие отношения всегда, в сущности;

можно отнести и к работе механических систем.

В свяаи с этим возникает вопрос, можно ли с позиций логического анализа машины, определяемой через ее ис­ пользование, принять для изображения разума индивида' неврологическую (или аналогично психилогическую) мо­ дель. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо учесть

очевидное различие, которое существует между автома­ тической неврологической моделью и машиной, исполь­ зуемой для решения интеллектуальных задач. Это разли­

чие аакдючавтся в том, что неврологическая модель используется для достижения целей невролога; она ис­ пользуется для целей, приписываемых неврологом тому субъекту, разум которого она изображает. Таким образом, трехчленная схема имеет здесь такой вид:

Но те неформальные ментальвые функции, которые мы обозначили в третьем звене схемы, относятся к разуму невролога, тогда как неформальныв, и тем самым лично­ стные, функции разума субъекта в нашем изображении вовсе отсутствуют. Ибо неврологическая модель, подобно машине, является совершенно безличной и не может от­ ражать не поцдающихся строгой фиксации импульсов субъекта.

272

Эти личностные силы включают способность понимать

.смыслы, верить в определенные факты, интерпретировать

механизм в свете поставленных задач, а на высшем уров­

не - размышлять над· проблемами и находить для них оригвнальные решения. Существует множество различ­ ных форм, используя которые личность может выносить свои суждения. Опираясь на эти личностные силы, нев­

ролог конструирует свою модель человека, но человек в

этом представлении окааывается лиш-ен как раз этих сил.

То же самое делает психолог, когда он сводит менталь­ ные проявления человека к строго фиксируемым отноше­ ниям измеримых величин, ибо такого рода отношения может продемонстрировать и робот.

Эта несоравмерносгь, которую интерпретирующий ра­ зум каждый раз утверждает, отрицая наличие у субъекта

тех сил, которые он сам при этом неявно использует, мо­

жет объясняться только автоматизмом субъекта. Когда физиолог регистрирует рефлексы индивида, он совершен­ но справедлпво прнписывает себе право суждения, по­ скольку у субъекта в отношении к этим проявлениям такие суждения отсутствуют. В той мере, в какой умст­ венное расстройство лишает человека контроля над собст­

венными мыслями, психиатр вправе рассматривать дан­ ный психологический механизм с позиции, которая явля­ ется по отношению к нему высшей.

И напротив, признать кого-либо здоровым означает за­ нять в отношении к нему позицию «на равных». Благо­

даря нашему иснусству понимания мы расцениваем со­

ответствующие качества другого человека как проявления

его разума. Решающее значение имеет при этом наша спо­ собность фокусного (или периферического) восприятия. Разум - это не соединение различных его проявлвнвй, попавших в фокус нашего сознания; это - то, на чем сфокусировано наше сознание, в то вр-емя как перифври­ чески мы воспринимаем его проявления. Именно таким образом мы принимаем суждения другого человека и мо­ жем быть солидарны с ним в любых его сознательных проявлениях. Этот способ познания человека позволяет

составить адекватное представление о его разуме, которое

должно быть подставлено в качестве первого авена в при­ ведеиной выше трехчленной схеме; простое соединение различных его проявлений, лопавших в фокус нашего сознания, не даст адекватной картины.

Если мы определили понятия «рааум» и «человен» та-

273

ним образом, то ни о машине, ни о неврологической мо­ дели, ни об эквивалентном ей роботе уже нельзя скааать, что они думают, чувствуют, фантазируют, стремятся, имеют что-то в виду, верят или выносят суждения. Воз­ можно, ОНИ симулируют эти проявления, и, может быть, им удается даже ввести нас в заблуждение. НО обман, даже удачный, - это все равно не истина: никакие подт­

верждения со стороны последующего опыта не могут нас

оправдать, если мы отождествляем две заведомо различ­

ные вещи 1, Итак, наша теория познания включает в себя онтоло­

гию разума. Объективистекий подход требует, чтобы по­ знающий субъект функционировал в соответствии со строгими нормами, то есть неразумно. Принимая нецетер­

мивированностъ познания, мы должны, напротив, при­

знать за субъектом право формировать знание соответ­ ственно собственным суждениям, не ограниченным рам­ ками строгих норм. При таком взгляде роет знания пред­ стает как самостоятельная общественная сила, достойная вызывать уважение из одной только приверженности к

истине.

11. О критике

Всякое изреченное утверждение может содержать боль­

шую или меньшую долю критики, вплоть до полного от­

сутствия таковой. Но если утверждение содержит кри­ тику, то ее предметом всегда является принязие опребе­ ленной арз-икцлированной формы. Именно оно рассматри­

вается критически или некритически; в критическом суж­

дении содержится оценка того испытания, которому мы

подвергаем ту или иную артикулированную форму или операцию, прежде чем ее принять. Разум, рассматриваю­ щий принятие формы, может действовать критически или некритически. Процесс логического вывода принадлежит к числу наиболее жестко нормированных форм человеческо­ го мышления; поэтому он может быть подвергнут строгой

1 Я тем самым не соглашаюсь с мнением А. М. Тьюринга (см.: "Mind", N. S., 59, 1950, р. 433), который сводит проблему «Может ли мыслить машина?» к экспериментальному вопросу: можно ли так сконструироватъ вычислительную машину, что она, подобно человеку, сможет ввести нас в заблуждение относительно своего устройства?

274

критвне многократно, причем понимание наше будет каждый раз возрастать. Утверждение факта и отнесение­ " объекту тоже могут составить предмет критики, хотя их формальная проверна является более затруднительной.

Но из этого также следует, что веяввое знание не может быть нрнтичесним. Нак животные, Т8К и люди бы­ вают готовы к обману. Старая лиса осторожнее молодой собаки. Rолебания шимпанзе, который решает задачу, могут выэвать у него определенное напряжение. Но си­

сгематическая критика применяется лишь к артикулиро­

ванным формам, которые мы можем испытывать снова и! снова. Поэтому термины «крвтвческийз и «некритвчес­ кий» не следует употреблять по отношению к неявноиу мышлению в его чистых формах. Не говорим же мы о

критическом или неиригичаском характере танца ияи

прыжков в высоту. R неявным действиям првмевимьг

иные мерки; их мы должны рассматриватъ как а-кризич­ ные 1.

12. Вручение верительных грамот (фидуциарная прогрвмва)

Неявные силы, присущие нашей личности, определяют ее привержвнность определенной культуре, в рамках ко­ торой происходит наше интеллектуальное, художествен­ ное, гражданское и духовное становление. Артикулиро­

ванная жизнь разума человека - это его вклад в жизнь.

Вселенной; создав символические формы, человек положил начало мышлению и обеспечил условия его непрерывно­ сти. Но, родившись в мышлении, эти формы получили возможность его контролировать. Они обращены к нам, они кажутся нам убедительными, и именно эта их власть.

над нашим разумом заставляет нас признавать их основа­

тельность и всеобщность.

Но кто кого в данном случае убеждает? Если человек

перестанет существовать, оставленные им письмена сразу

станут бессмысленными. Это похоже на заколдованный

круг, где человек стоит одновременно у начала и у конца,

где он дитя собственного мышления и одновременно его создатель. Неужели он говорит сам с собой на языке, ко­ торый только он и способен понять?

1 Поэтому В моем рассуждении о традиции вместо «некрятич-

275

Когда-то многие слова были священными. Законы ечитались божественными; религиозные тексты расемат­ ривались как прямое божественное откровение. Для хри­ стиан слово стало плотью. Человеку не надо было прове­ рять то, чему учила церковь. Принимая учение церкви, человек говорил не сам с собой; в своих молитвах он мог обращаться к первовсгочввку этого учения.

Позже, когда неколебимые авторитеты закона, церкви

исвященных текстов померюга или вовсе перестали су­

ществовать, человек попытался избежать опустошающего самоутверждения, сделав высшей инстанцией опыт и ра­ зум. Но к настоящему времени выяснияось, что современ­ ный спиентиэм сковывает мысль не меньше, чем это де­

.лала цврковь, Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской нелепых, неадекватных терминов. Идеология,

использующая эти термины, превращает самые высокие

человеческие устремления в средство саморазрушения

человека.

Что же можно вцесь сдеяагь? Я думаю, что бросить этот вызов означает ответить на вопрос. Ибо, отвергая

верительные грамоты как средневекового догматизма, так

исовременного позитивизма, мы вынуждены искать опо­

ру в самих себе, не уповая ни на какие внешние крите­

рии; основания истины мы должны отыскать в недрах

собственного интеллекта. На вопрос «:Кто кого убеждает?» ответ прозвучит просто: «Я пытаюсь убедить себя сам».

До сих пор я настаивал на этом, исходя из иных сооб­ ражений. Я много раз указывал, что мы должны дове­ риться собственному суждению как высшей инстанции в ряду всех наших интеллектуальных проявлений, что мы будем достаточно компетентны, если выберем в качестве

ориентира интеллектуальное совершенство, являющееся

знаком скрытой реальности. Теперь я попробую вскрыть структуру этого обращения к себе как к последней ин­

станции, примором которого является вся моя книга.

Вручая верительные грамоты самому себе, я обретаю пра­ во провозгласить свои важнейшие допущения как собст­ венные убеждения.

Давая этой книге подзаголовок «На пути к посткрити­ ческой философию>, я имел в виду как раз этот поворот­ ный момент. :Критическое движение, которое сегодня при­ близилось к своему концу, было, по-видимому, наиболее плодотворной линией развития человеческого разума. По-

276

следние четыре или пять столетий, на протяжении кого­ рых был постепенно разрушен весь космос средневековья, принесли интеллектуальные и моральные плоды, которых не знал ни один сравнимый по длительности период че­ ловеческой истории. Пламя, создавшее этот накал, пита­ лось хриетианеким наследием 1, а кислородом В этом про­ цессе служил греческий рационализм; когда это топливо

подошло к концу, стала догорать сама критическая си­

стема.

Так произошел передом, в результате которого крити­ ческий разум сделал ставку на одну из двух присущих ему познавательных способностей и целиком отверг дру­ гую. Вера была дискредитирована настолько, что, помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность ве­ рить, принимать с убежденностью какие-либо утвержде­ ния. Феномен веры получил статус субъе<КТИВНОГО прояв­ ления, то есть стал рассматриваться как некое несовер­ шенство, которое не позволяет знанию достичь всеобщно­

сти.

Сегодня мы снова должны прианать, что вера является источником знания. Неявнов согласие, интеллектуальная

страстность, владение языком, наследование культуры,

взаимное притяжение братьев по разуму - вот те им­

пульсы, которые определяют наше виценъе природы ве­

щей ина которые мы опираемся, осваивая эти вещи. Ни­ какой интеллект - ни критический, ни оригинальный­ не может действовать вне этой системы взаимного обще­

ственного доверия.

Принимая такое представление в качестве непремен­

ного условия достижения всякого знания, мы не должны

требовать самоочевидности этой основы. ХОТЯ наши фун­

даментальные пристрастия являются внутренними, они

развиваются и претерпевают существенные иаменения в

процессе воспитания; больше того, наша внутренняя ин­

терпретация опыта МОЖет направлять нас по ложному

пути, а то, что является в нашей вере наиболее истин­ НЫМ, мы можем вдруг подвергнуть сомнению. Наш разум Живет в постоянном действии; всякая попытка сфовмули-

I Вряд ли можно согласитъся с М. Полани в том, что совре­ менная культура выросла И3 христианского наследия. Социальная обусловленность европейской культуры нового времени достаточно хорошо исследована в работах марксистских историков. - Прим.

р ед,

ровать основания этого действия приводит к появлению набора аксиом, когорыв сами по себе ничего не сообщают нам о том, почему мы их приняли. Наука существует лишь в той мере, в какой существует стрвстное стрвмле­

пив н ее совершенству, 11 только при условии, что мы

верим, что это совершенство суть гарантия вечности и

всеобщности знания. И все же мы внаем, что наше соб­ ственное ощущение этого совершенства не является до­ стоверным, что в полной мере его может оценить лишь небольшов число адептов, что нет уверенности в том, что мы сможем без потерь передать его нашим потомкам. Вера, поддерживаемая столь малым числом людей, оказы­ вается ненацвжной, даже сомнительной с эмпирической точки зрения. Единственное, что делает наши убеждения несомненными, - это наша собственная в них вера. В противном случае они являются не убеждениями, а

просто состояниями ума того или ИН'ОГО человека,

В этом залог освобождения от объективизма - мы должны понять, что последним основанием наших убеж­ депий является сама наша убежденность, вся система

ПОСЫЛон, логически предшествующих веяному конкрвт­

ному знанию. Если требуется достичь предельного уров­ ня логического обоснования, я должен провозгласить мои личные убеждения. Я убежден, что функция философ­ ской рефлексии - освещать и утверждать как мои собст­ венные те убеждения, которые лежат в основании моих мыслей н моих действий, если я считаю их основатель­ ными. Я убежден, что я должен стремиться узнать, во что я действительно верю, и пытаться сформулировать убеж­ дения, которых я придерживаюсь. Я убежден, что я обя­ зан побороть сомнение, чтобы последовательно осущест­

вить эту программу самоотожцествления.

Примером логически беаукорианенного представления своих фундаментальных убеждений является Исповедь св. Августина. Еепервые десять книг содержат описание периода его жизни, предшествующего обращению, когдп он стремился н вере, еще ее не имея. Однако весь этот процесс он интерпретирует с позиций человена уже обра­ щенного. Он исходит из того, что нельзя обнаружить ошибку, если интерпретировать ее в тех же предпосыл­ ках, которые н ней привели: ее можно обнаружить, лишь опираясь на те посылки, в которые ты веришь. Это логи­ ческое требование 11 выражено, па мой взгляд, в его мак­

симе nisi credideritis поп intelligitis. Здесь речь идет о том,

278

что процесс изучения любой темы включает как ее соб­ ственно изучение, так и толкование тех фундаменталь­ ных убеждений, в свете которых мы подходим к ее изуче­ нию. В этом тезисе эаключена диаяекгвка исследования и толкования. В ходе такой деятельности мы постоянно пересматриваем наши фундаментальные убеждения, но не выходим при этом за рамки некоторых их важнейших

предпосылок.

Точно так Же решение, 1\ которому я сейчас пришел, прямо выразить свои подлинные убеждения, созревало на всем протяжении rnpедшествующих глав этой книги. Ког­ да я исследовал неявный коэффицвент искусетва позна­

ния, 'Я унавал. что всегда и везде разум следует им самим

установленным стандартам, а затем подтверждал скрыто

или явно этот способ установления истины. Это мое подт­ верждение относится 1\ тому Же классу действий, что и те действия, которые оно подтверждает. Его следует отне­ сти к классу СО3НдТ~ЛЬНЫХ а-криаичеспих утверждений.

Кого-то может шокировать это приглашение н догма­ тизму; однако оно является естественным следствием раз­ вития в человеке критических сил. Они наделили наш разум способностью н самопреодояению, от которой мы уже никогда не сможем избавиться. Мы сорвали с Древа второе яблоко, которое стало вечной угрозой нашему зна­ нию Добра и Зла. Теперь мы должны научиться позна­

вать эти качества в ослепляющем свете новоявленных

способностей к анализу. Человечество совершило второе грехопадение и было еще раз изгнано из сада, 1\ОТОРЫЙ на этот раз, вне всякогосомнения, был Раем для Дураков. Мы невинно верили в то, что можем сложить с себя вся­ кую ответственность за собственные убеждения, поло­ жившись на объективные критерии истинности, но наша способность к критике разрушила эту надежду. Поражен­ ные внезапным сознанием собственной наготы, мы можем пытаться преодолеть ее бесстыдством, впав в совершен­ ный нигилизм. Но аморальность современного чвяовека несгойка, Сегодня его моральные устремления выражают­ ся в попытках надеть маску объективизма. Родился но­ вый Минотавр - чудовище сциентизма.

Я предлагаю здесь альтернативный выход - восста­ новпение в правах недокаааввых убеждений. Сегодня мы должны открыто исповедовать такие убеждения, которые в эпоху, предшествовавшую взлету философской крити­

ки, могли существовать лишь в скрытой форме.

Глава 8

КРИТИКА СОМНЕНИЯ

1. Доктрина сомиения

Мне еще предстоит систематически развить свое ре­ шение, философски оформить констатацию моих главных убеждений. Но предварительно мы должны освободиться от предрассудка, который в противном случае в корне по­

дорвет все наше предприятие.

В продолжение всего критического периода фияссс­ фии считалось само собой рааумеюшимоя, что принимать

яедоскааанвые мнения - это прямая дорога в тьму неве­

жества, к истине же можно приблизиться лишь честным и трудным путем сомнения. Нас предупреждали, что еще с самого раннего детства в нас внедрен целый сонм не­ достоверных убеждений, что религиозные догмы, авто­

ритет древних, школьное учение, наставления нянь - все

это слилось в единую традицию, которую и склонны при­ нимать просто потому, что таКИХ мнений раньше уже

придерживались щругие люди, желающие в свою очередь, чтобы и мы их првдерживались.

Нас побуждали сопротивляться давлению этой тради­ ционной догматичности, выставляя против нее принциц философского сомнения. Декарт провозгласил, что уни­

версальное сомнение должно очистить ум от всех мне­ ний, припятых просто на веру, и открыть его знанию, прочно основанному на разуме. В своих более строгих формулировках привцип сомнения вообще запрещает нам впадать в искушение верить; лучше вообще не иметь ни­ каких мнений, чем отдавать себя во власть каких-либо убеждений, кроме неопровержимых. Нант говорит, что

визма. Он основан на допущении, что после искоренения

I R а н т И. Соч, В 6-ти томах. Т. 3, М., {964, с. 674.

280